слава Богу есть, склад аптечный месяц назад взяли. Так и бинты, и йод, и даже
инструмент хирургический есть! А врача-то нет! У Симакова вон гангрена
начиналась, ногу резать надо было. А мы с Маринкой, ну клушки! Страшно — это как
резать-то? Ой, что пережили! А он?!
— Я вообще-то не медсестра, — передернулась, представив себя на месте девушек.
Она бы, наверное, в обморок упала. И умерла вместе с больным.
Надя ресницами хлопнула:
— Не медсестра? А кто?
— Комсомолка.
— А?…
Дверь скрипнула, Саня нос в комнату сунул. Увидел Надю и весь зашел. Заулыбался,
вытянулся, по привычке выказывая перед симпатичной девушкой в самом
привлекательном свете: бравым, высоким, веселым.
— Разрешите представиться? Лейтенант Дроздов.
Надя зарделась, улыбка сама на губы наползла:
— Надежда Симакова. Сержант.
Лена заметила знакомый блеск в глазах лейтенанта, почти точь в точь тот же
взгляд, как в поезде при знакомстве с ней и ее подругой, и пнула Дрозда по
сапогу: хватит флиртовать! Павлин, блин! Перья распустил!
Мужчина молча сунул ей сверток и пистолет грохнул сверху неглядя, и опять к Наде,
серенады петь.
Тьфу! — в сердцах пихнула его Лена и пошла за занавеску. Переодеться жуть как
хотелось, сил не было в грязном ходить. Развернула пакет и расплылась в улыбке
от радости и восхищения: ай, да Пантелей! Появится у него в следующий раз,
обязательно поцелует!
В сверке лежали темные брюки и черный свитер под горло, мягкий и теплый, легкий
как пух.
Лена с удовольствием переоделась. Покрутилась, разглядывая себя сверху вниз и,
огладила обнову: надо же, все в пору!
Стянула платок, расчесала пятерней волосы. Ну, вот, можно жить!
Вышла и сунула пистолет за пояс брюк. И только тут заметила, что тихо стало —
голос лейтенанта больше не гудел, меда в ушки Надежды наливая.
Голову вскинула и встретилась с его растерянным взглядом:
— Ты чего? — не поняла.
— Я? — просипел. Потер затылок и встал. — Ничего.
И ушел, словно сбежал. Девушки вопросительно глянули друг на друга и пожали
плечами: ненормальный какой-то.
Дрозд прижался спиной к двери и уставился перед собой: "мать твою, Коля! Какого
черта ты погиб?!… Что мне-то теперь делать?"
И пошел. Что ему Ленка? Подруга погибшего друга, и точка. А остальное — привык
он к ней, привязался. Естественно, сколько вместе пережили?
Нормально все.
Да?
Глава 15
Хорошо было в отряде, спокойно и ясно — свои вокруг.
Лена быстро освоилась, с соседками сдружилась.
И чем больше узнавала, тем больше ей здесь нравилось.
Отряд состоял не только из разрозненных частей, которые собрались вместе,
пытаясь выйти из окружения, но и из местных жителей, тех, кто не успел уйти от
оккупантов, записаться в добровольцы, получить повестку. А были и те, у кого
никого и ничего не осталось кроме ненависти к врагу.
В отряде было три взвода, десять отделений плюс резервная часть, занимающаяся
охраной лагеря, в которую входили неопытные еще, мало обученные бойцы. За
центральной частью расположения, через пригорок, начинались болота. За полосой
топи был довольно большой участок суши, на котором проходили стрельбы, молодых
обучали стрельбе, основам рукопашного боя. Левее, еще на одном островке, был
расположен «семейный» лагерь: женщины и дети командиров, уцелевшие в боях, не
успевшие эвакуироваться. Мало, с детьми человек тридцать набиралось. Женщины
обстирывали солдат, готовили, ходили за скотинкой, которая жила тут же, на
болоте: три коровы и порося с выводком — подобранные "бродяжки, как те, на
которых в июне наткнулись Лена, Николай и другие бойцы. Дети с удовольствием
присматривали за животными. Им, насмотревшимся ужасов, было в радость следить за
беззаботными поросятками, мыть их, кормить, и словно жить как всегда, как до
войны.
Девушка часто бывала в этом лагере, присматривала за пострелятами, с
удовольствием общалась с ними, читала стихи, поэмы и целые повести, наизусть
выученные в школе.
Дни как-то сами были наполнены до отказа: умыться, позавтракать чаем на травах,
с дикой смородиной, а то и клюквой или компотом из яблок. Потом стрельбы, уроки
рукопашного боя, помощь Наде с Мариной и Яну, которого привез Дрозд буквально на
следующий день. Сбегать в семейный лагерь, помочь на кухне, поболтать с
солдатами у костерка.
Неделя пролетела не замеченной.
Лену и Сашу прикомандировали к разведотделению, но кроме разведки бойцы так же
участвовали в боях, спланированных операциях. Они участвовали, а Лена нет.
Попытка понять, спросить, почему Дроздов идет на операцию, а она нет,
закончилась полным крахом:
— Кругом марш, рядовая Санина, — объявил командир и ушел в свою землянку.
— Ты в воинской части, не брыкайся, — напомнил ей Дрозд и расцвел. —
Девчонкам вон на кухне помоги! Надюше привет! — подмигнул и бегом за уходящими
бойцами.
А она осталась, злая, как черт. Несправедливо!
Постояла, оглядываясь и, рванула за отрядом. Пошла за ребятами, держась на
расстоянии.
Только потом, прибыв на место, девушка поняла, зачем в группе были солдаты из
отделения минеров — Гена Баринов и Гриша Залыгин.
Отряд рассредоточился по краю дороги, идущей через лес, а минеры, установили
взрывчатку, подкопав участок слева и справа, аккуратно сняв дерн.
Посмотришь со стороны и не заметишь опасности — обычная, немного подмытая дождем
колея, трава, грязь.
Девушка залегла неподалеку от бойцов, вытащила пистолет и приготовилась ждать.
Если получится, в этом бою она добудет автомат. Или винтовку. А лучше и то, и то.
Вскоре вдалеке послышался шум, тарахтение. На дорогу выехал мотоцикл, за ним шел
крытый грузовик с солдатами, «виллис» и еще два мотоцикла с фашистами позади.
Получалось, что фрицев на два взвода набралось, а партизан только два отделения.
Ладно. Зато эти два отделения не доедут до фронта. И оружия у гадов фашистских
много. Хорошие трофеи отряду достанутся.
Мотоциклист проехал опасный участок и как только грузовик оказался над
взрывчаткой, Гриша рванул детонатор. Машину приподняло над дорогой, кузов
разнесло в щепки, разметало вместе с немцами. Следом рванул второй заряд,
подкинув мотоциклы, идущие позади легковушки. Начался бой, рядовой, жаркий и
недолгий. Зажатые с двух сторон фашисты, как не сопротивлялись, получили по
заслугам.
Только закончили, свист послышался — разведка тревогу подняла — кто-то к ним
движется.
Ленка рванула к «виллису», сообразив в ней немалый чин ехал, возможно, с важными
документами. Подхватила на ходу автомат, выпавший из рук мотоциклиста, и сбила
Сашку, что планомерно разоружал убитых стрелков.
— Ты?!… Мать твою!! — взревел. Но Лена была уже у машины, стягивала с
убитого офицера портупею и планшет. Еще минута, чтобы обшарить карманы, сунуть
документы в карманы пиджака, схватить портфель, свалившийся на пол и деру за
остальными, отходящими партизанами.
Дрозд нагнал, за руку дернул:
— Ты! Мать…
— Слышала уже! — рявкнула. — На кухне я!
И вырвавшись, бегом в сторону от него. Нагнала командира отделения Сутягина и
сунула ему экспроприированное у немца:
— Вот.
И опять в сторону.
Евгений только обалдело в спину ей посмотреть успел.
— Ой, дура девка, все детство в заднице играет, — укоризненно качнул головой
Евстигней Захарович, самый старший из всего партизанского отряда.
— Это что было? — покосился Сутягин на идущего рядом Алексея.
— Пчела, — сплюнул тот. Не терпел ее мужчина. Все ее удар ниже пояса забыть не
мог.
— Потом разберемся, — порешил командир. Сейчас не до того было — нужно
убираться побыстрее.
Хорошо операция прошла: конвой разбит, трофеи взяты, из группы ни одного
погибшего, две легко ранены.
— Живем… — протянул. — Резвей братцы, — подогнал ребят.
Пчела бежала со всех ног, желая оказаться в отряде первой, и словно не уходила
никуда. Докажите, что отлучалась!
Но чтобы опередить, нужно было очень спешить — бойцы тоже бежали, спеша уйти
глубже в лес, и почти на пятки ей наступали. Пришлось напрямки через болото
ломиться, благо неглубоко оказалось. А там немного и… прямиком на караульных
вылетела.
— Ты?! Какого хрена?!! — заорал на нее дежурный из местных, Микола Приходько.
— Клюкву собирала! — оскалилась ему находу, правда думала, что улыбнулась.
Парня перекосило:
— От дура скаженная!… А клюква-то где?! — заорал ей вслед.
— Завтра соберу, передумала!
Сашко только хмыкнул, как лежал в засаде травинку покусывая, так и остался
лежать, хитро в спину удаляющейся Пчеле поглядывая.
У первых землянок девушка притормозила, дух перевела, себя немного в порядок
привела, и уже чинно к костерку прошла. Села на бревно рядом с Костей Звирулько,
молодым мужчиной в линялой гимнастерке, и получила печеную картофелину да улыбку
в придачу:
— Объедайся, стрекоза.
— Пчела, — поправила, улыбнувшись в ответ. Автомат обняла и вгрызлась в
картошину.
— Ну, от пчелы — то в тебе ничего и нет…
И смолк, увидев Казака — лейтенанта кавалериста, Прохора Захаровича. Тот навис
над девушкой и как рыкнул:
— Санина, кой ляд ты здесь сидишь? Тебя командир ждет, третий час тебя взять не
можем! А ну геть до атамана! Бегом! Растудыть!
Лену сдуло.
Когда Сашка злой на нее и мечтающий проорать все, что думает о ней, вернулся с
группой на базу, Лена уже шагала в сторону Пинска, вместе с Сашком и Тагиром.
В дом к Пентелею она их не провела, велела в развалинах на краю города ждать.
— Береженого Бог бережет, — кинула и двинулась к «сапожнику», но не напрямую —
кругами сжимая вокруг его дома, сторонясь комендатур и скоплений немцев. А все
равно то тут то там, проезжали легковые машины, мотоциклисты.
Город преобразился — везде висели нацистские флаги, объявления: сдать то и то,
невыполнение — расстрел.
Бродили патрули с собаками, гуляли женщины под ручку с немецкими офицерами, в
платьях как с довоенных журналов мод, накрашенные, с перманентом. Открылись
ресторан, цирюльня, баня. Город ожил, но стал серо-черным от обилия мундиров и
каким-то неживым из — за очень маленького количества гражданских.
Потом Пантелей поведал ей тайну метаморфозы — в город пришли части СС. Начнется
крупномасштабная зачистка города и прилежащих районов. Уже объявили, что
участились нападения на доблестные войска большевистских банд-формирований.
Гражданское население обязано содействовать поимке бандитов и передачи их
немецкой власти.
— Будь осторожна, — закончил и отдал лист с расписанием отправки составов. —
Пятиконечной звездочкой помечены составы с советскими военнопленными,
шестиконечной — составы с еврейским населением. Говорят, переселяют, но что-то
слабо верится. СС властвует на всей территории, начали функционировать
комиссариаты. Тюрьмы уже полны людей, вырезают евреев и интеллигентов. Положение
становится все более сложным. И многие уже понимают, что хорошего не будет. С
питанием становится все хуже, его забирают в войска. По домам ходят, погромы
стали обычным делом… Да, и еще, примерно через неделю на станцию приходит
состав с боеприпасами, танками. На станции взять его невозможно, но рвануть,
чтобы он не то, что до фронта, до Пинска не дошел — реально. Приходит он на
станцию в шесть утра. Время может измениться. Остальное, думайте сами.
— Я все поняла.
Ей стало ясно, что данные Пантелей получает не только от своих людей или
благодаря наблюдательности. И понятно, выпытывать источник информации не стала.
Чем меньше знаешь, тем меньше шансов подвести и выдать.
Они замаскировали радио под ящик с цветами, поставили на коляску и, Лена
покатила ее прочь. До развалин добралась без приключений. Осталось дождаться
темноты и вынести из города.
Все сложилось очень удачно. Они без труда выбрались из города, хоть и затратили
на это всю ночь. Утром шагали уже по лесу, но приметили одинокую телегу, на
которой трясся старик и, решили немного передохнуть — проехаться.
Лена рванула вперед, нагнала колхозника:
— Деда, а деда, подвези.
— Куды?
— Тут недалеко. Ты сам куда?
— Так жандармерия ажно в Барановичи погнала, чтоб их лихоманка маяла!
— Что так, диду?
— Да, ай! — отмахнулся старик, мужчин увидел и ящик с кустами роз и, вовсе
мрачным стал, недовольным. — Цветочки им? Ох, люди!
И стеганул коняку, как только все сели. Тагир рядом со стариком пристроился,
пряча автомат под ватник, а все равно видно, что оружие прячет.
Дед косился, косился и молвил:
— Вы, чьи ж будете? Партизаны, поди? Цветочки вона садите? А там люди мрет!
— Тише дед, — процедил мужчина. Но старика понесло:
— А вота выкуси! — выставил ему кукиш, поводья натянул, останавливая телегу. —
А ну хеть отсель, сучьи дети!
— Что так сурово-то, отец? — недобро уставился на него Эринбеков.
— А то, что совести у вас нема! А и у меня ее к вам не будет! Геть сказал!
Сашек переглянулся с Леной — нехорошо. Если дед еще громче орать начнет, до беды
недолго.
— Ладно, ножками пойдем, не обломимся.
Слезли, ящик сняли.
Дед тут же коняку хлестанул, подгоняя:
— Шоб вам не жилось, а маялось, хадюки! — крикнул через плечо.
Сашек рожу скривил и вдруг за дедом ринулся. Перехватил поводья, лошадь
остановил и деда за грудки схватил, тряхнул:
— Ты не белены объелся, старый? Ты чего лаешь?
— А то… а то… — и вдруг плюнул парню в лицо.
— Сдурел?! — рявкнул тот.
Старик притих, а все равно смотрит волком. Тагир Сашка от скаженного потянул:
— Не вяжись.
Тот сплюнул в сторону и процедил в лицо колхозника:
— Не был бы ты седым, я б тебя сейчас так украсил — мать бы не узнала!
И выпустил.
Старик телогрею поправил и бросил парню в след:
— Был бы молодым, как вы цветочки не садил. А бил бы энту сволоту немецку,
покамест патронов було, покаместь силов хватало! Ууу! — кулаком пригрозил и
наддал коню, чтоб поспешал.
Ребята переглянулись и рассмеялись.
— Интересно, а чего его в Барановичи с телегой послали? — протянула Лена.
Мужчины посерьезнели. Сашок плечами пожал:
— Пытать не буду, и так умылся. Ну, его, дурной какой-то.
— Правильный старик, — улыбнулся Тагир. Лена прищурилась и рванула за дедом,
нагнала и рядом пошла:
— Деду, а деду, а зачем тебя в Барановичи послали?
— Тебе, какая печаль? — опять «залаял».
— Ну, бить-то ты меня не будешь, надеюсь? — улыбнулась.
Старик насупился, грозно поглядывая на нее, губами пошамкал и заворчал:
— Что с тя, девки, возьмешь? А вота дружки твои! Ряхи наели. Ружо у их, гляньтя!
А толку — пшик! Окопалися, сучьи дети! А тама вона мертвяков полон лес! Пленил
солдатиков немец-то, загнал и забыл! Каждный день как мухи мрут! А вы тута
цветочки садитя! Тьфу на вас!
Лена потихоньку отстала, мужчины ее нагнали:
— Ну и? — спросил Сашок. — Умыл?
— Под Барановичами лагерь военнопленных, — сообщила глухо, переводя услышанное
от деда на внятный язык. — Высокая смертность. Фрицам плевать на них: согнали и
забыли. Ни еды, ни воды, ни медпомощи. Вот они и умирают. Местных трупы убирать
гонят, свозить на телегах. Куда — не знаю.
Дальше шли молча, мужчины как язык проглотили, да и девушке говорить не хотелось.
Настроение к черту уехало.
— Отыграемся еще, — сказал Тагир уже у Бугра — камень.
Радость от появления радиоприемника в отряде была огромной. Мужчины весь вечер
шутили, с уважением поглядывали на добытчиков, а те друг на друга не смотрели —
паршиво отчего- то на душе было.
С того дня изменилось к Лене отношение и командира. Она стала настоящей связной