Оглядевшись, она обнаружила, что Том уже проснулся; заметив ее пробуждение, он чмокнул ее в макушку. После всего, что случилось ночью, Эстер чувствовала себя смущенной, но тепло его тела и его спокойное отношение к происшедшему делали всякие оправдание неуместными.
Довольная, она погрузилась в сладкую полудрему. Некоторое время спустя, когда Том слез с кровати и ушел, Эстер начало казаться, будто все это ей приснилось. Без него она чувствовала странную пустоту. Она снова уснула, но вскоре ее разбудил стук открывшейся двери.
На Томе был халат, напоминающий военный мундир, с вышитыми золотом аксельбантами и эполетами. Эстер улыбнулась.
Он подошел и присел на кровать.
— Почему вы улыбаетесь, миссис Дилхорн?
— Вы выглядите как щеголь.
— Когда я надеваю этот халат, я и есть щеголь!
Помимо своей воли, Эстер подняла руки и обняла его.
За этим последовало весьма интересное действо, доставившее огромное удовольствие им обоим, после чего Том уснул, уткнувшись лицом в подушку, и теперь уже Эстер поглаживала его волосы, пока не задремала сама.
Проснувшись, она обнаружила его лежащим рядом в постели.
— Что же случилось с вашим халатом, мистер Дилхорн?
— Я потерял его, миссис Ди, но скоро найду.
— Можете не торопиться, мистер Ди.
В ответ Том снова заключил ее в объятия и прошептал ей на ухо:
— Из вас выйдет потрясающая любовница, миссис Дилхорн. Вы быстро учитесь.
— Учусь у мастера, мистер Дилхорн.
— Это хорошо. Вы оказываете мне должное уважение.
Насмеявшись, они снова уснули. Эстер даже удивлялась, с какой легкостью приходит к ней сон.
Когда она проснулась, Том погладил ее по волосам и нежно поцеловал в щеку.
— Вы счастливы, миссис Дилхорн? Вам хорошо?
Она взглянула на него с серьезным видом и задумалась о своем состоянии. Сделанное открытие ее удивило.
— Есть хочу, — объявила Эстер. — Очень сильно.
— Это от тяжелой работы, любовь моя. Что ж, мы это исправим.
Одним движением он соскочил с кровати и набросил халат.
— Жди здесь. И не вздумай уйти.
«Куда же я пойду? — сонно размышляла Эстер. — Совершенно голая и обессилевшая от любви». Она не сомневалась, что это любовь. Счастье смягчило ее лицо, изогнув уголки губ, и именно такой увидел ее Том, вернувшись в комнату с подносом. На подносе была огромная китайская чаша, ложка и большая салфетка.
— Садитесь, миссис Дилхорн.
Эстер зевнула, уселась и позволила ему повязать салфетку вокруг ее шеи. В чаше оказался свежий хлеб, размоченный в молоке, и что-то еще, непонятное, но очень вкусное. Том присел на кровать рядом с ней и, обняв ее одной рукой, принялся кормить с ложечки, словно ребенка. Она никогда еще не чувствовала себя такой любимой и избалованной.
— Вкусно, мистер Дилхорн. Что это?
— Хлеб и молоко, любовь моя.
Эстер шлепнула его по руке.
— Я знаю. А что еще?
— Что ж, не могу сказать, будто там нет рома. Он подкрепит твои силы.
Эстер с жадностью облизала ложку, прежде чем усмехнуться в ответ.
— А что бы вы сказали, мистер Дилхорн, если бы не сказали этого?
— Что если вы еще раз так на меня посмотрите, я за последствия не ручаюсь. Кстати, я сообщил миссис Хакетт, что вы заболели и проведете весь день в постели.
— А вы, мистер Дилхорн? Что будете делать вы?
— Проведу его с вами, миссис Дилхорн. Если только вы не попросите меня послать за капитаном Паркером. В таком случае я буду вынужден пристрелить его, а затем дать вам то, что вы заслуживаете.
Покончив с едой, Эстер поставила чашу на тумбочку и тихо спросила:
— И чего же я заслуживаю, мистер Дилхорн?
— Этого.
«Это» заняло некоторое время и включало в себя множество поцелуев, поглаживаний и прочих телодвижений со стороны Тома, и не меньшего количества вздохов и стонов Эстер, не говоря уже об ответных ласках. Затем Том улегся, опираясь на локоть и любуясь ею, довольной и раскрасневшейся, похожей не на бедную, полуголодную Эстер Уоринг, а скорее на цветущую нимфу с картины Буше.
— И как вам нравится быть миссис Дилхорн, миссис Дилхорн?
Эстер задумалась.
— Приятно, хотя и утомительно временами. Какое счастье, что сегодня мне не надо вставать. А вы, — поинтересовалась она, — когда же вы пойдете на работу, мистер Дилхорн?
— Завтра, миссис Дилхорн, завтра. Или послезавтра, если вам посчастливится.
— Том, — серьезно сказала Эстер, дав понять ему своим обращением, что не шутит, а ожидает честного и прямого ответа. Они мирно лежали в постели, наблюдая за разгорающимся рассветом нового дня.
— Да, Эстер.
— Есть одна вещь, которая очень меня волнует.
— И что это?
— Ну, судя по рассказам мамы… а их было не так уж много… я поняла, что близость с мужчиной это крест, который приходится нести женщинам. Это неприятно, говорила она, но нужно терпеть, если хочешь выйти замуж и иметь детей. Она так меня запугала, что до встречи с тобой я боялась даже смотреть на мужчин. И все же… — ее голос оборвался. — Сейчас, — начала она снова, — сейчас…
— Сейчас… Эстер?
— Наверное, со мной что-то не так, раз это так сильно мне нравится?
Том рассмеялся, скрывая злость на покойную миссис Уоринг.
— Конечно, нет. Это же самое естественное занятие на свете.
— Ты уверен? — с сомнением спросила Эстер, уткнувшись лицом в его широкую грудь.
Он взял ее за подбородок, заставив поднять голову.
— Взгляни на меня, Эстер. Ты создана для того, чтобы получать удовольствие, как и я. Только недоумки-священники и, прости меня, глупые женщины, считают иначе. Почему мы должны мучить себя тем, что происходит так естественно?
— О, Том, — воскликнула Эстер, — ты так меня успокоил. А то я уже начала думать о себе, как о развратнице, подобной женщинам в борделе мадам Фебы.
— Женщины из борделя мадам Фебы не получают наслаждения, любовь моя, — мягко ответил Том. — Поэтому я никогда не сплю с ними. Ты лишаешься главного удовольствия, когда платишь за это, или занимаешься этим за деньги. Они не развратницы, Эстер, они, бедняжки, зарабатывают себе на жизнь единственным способом, который им доступен.
Эстер заворочалась в его объятиях. Она подумала, что тоже могла бы оказаться среди них, если бы Том не спас ее. Ее бросило в дрожь.
— Ты так много знаешь, Том, а я так мало. Скажи, все мужчины похожи на тебя?
— Боже упаси, нет! — неожиданно воскликнул он. — Единственное достоинство, которое у меня есть, Эстер, это то, что я не могу видеть, как женщины страдают.
— Единственное, — пробормотала Эстер, когда он наконец заснул. — Но это же так много, Том.
Она стояла, подслушивая, у дверей их спальни с перекошенным от злобы лицом. Их недавно обретенное счастье не доставляло ей ни малейшей радости, но она горела желанием поскорее разнести эту новость по всему Сиднею.
— И все-таки он поимел эту гордячку, — хихикала миссис Хакетт, обращаясь к своим товаркам и ко всем, кто оказывался поблизости. — На руках отнес ее в постель и не отходил от нее целых двое суток! Вставал лишь для того, чтобы зайти ко мне на кухню в халате и с наглой рожей. «Моя жена заболела», говорил он. «Я сам отнесу ей поесть».
Она разразилась хохотом.
— Заболела! Вы только подумайте! Целых двое суток! В Сиднее о таком и не слышали.
Джек Кэмерон едва не разорился, когда новость стала всеобщим достоянием. Его ненависть к Тому затмила здравый смысл и повлияла на ставки, которые он делал. Когда сплетня достигла ушей Лахлана Макуайра, тот лишь усмехнулся и подумал: «Вот хитрый лис. Что же у него на уме на этот раз?»
Алан Керр услышал, как Пат Рамси и юный прапорщик Осборн со смехом обсуждают последний из подвигов Тома, и сообщил приятную весть жене. В ответ она его поцеловала.
— Я же говорил тебе, что Тому можно верить, — заключил Алан.
Девятая глава
Том и Эстер вот уже две недели вели супружескую жизнь, и их «медовый месяц» был в самом разгаре, когда они получили приглашение на бал от Лахлана Макуайра.
На бал! Эстер ни разу не была на балу. Она читала о подобных мероприятиях, но не смела даже надеяться, что когда-нибудь окажется в числе знатных гостей, принимаемых в доме губернатора. Впрочем, она и не могла себе представить, что случится с ней после замужества.
Сообщив ей о приглашении, Том добавил:
— За ваши постельные достижения, миссис Дилхорн, вы заслуживаете нового бального платья.
Том, как обычно, сдержал свое слово и вскоре преподнес ей великолепное платье из чудесного шелка цвета аметиста. К платью прилагалось аметистовое ожерелье и кольцо.
В ту ночь он потребовал, чтобы Эстер оделась, как на бал, высоко подобрала волосы и обула туфельки из тончайшей кожи. Затем, очень медленно, начал все это снимать. Все, кроме аметистового ожерелья, остававшегося на ней в течение долгой ночи любви.
Перед отъездом Эстер робко спросила:
Перед отъездом Эстер робко спросила:
— Я хорошо выгляжу, Том?
Он взглянул на нее, нежно провел рукой у основания ее шеи и прошептал ей на ухо:
— Очень хорошо, Эстер, хотя мне больше нравится, когда на тебе одни только аметисты… но для бала это не годится… может, позже.
Краснея и улыбаясь, поскольку Том всю дорогу расписывал ей удовольствия, которые ждут ее по возвращении домой, Эстер вошла в дом губернатора более уверенной в себе, чем когда бы то ни было. И это лишь доказало, какой плохой пророчицей она была.
Поначалу Эстер была слишком счастлива, чтобы что-либо замечать. Но вскоре поняла, что они с Томом находятся в центре всеобщего внимания, и это внимание не всегда было приятным.
Том тоже это заметил, и его лицо помрачнело, но жене он ничего не сказал. Он решил забыть о собственной неловкости и позаботиться о том, чтобы Эстер было хорошо. Эстер, в свою очередь, не обращала внимания на кивки, подмигивания и усмешки. Рядом с Томом, она чувствовала себя защищенной.
В просторном бальном зале было слишком жарко. Том отвел Эстер в укромный уголок рядом с оранжереей, где было гораздо прохладнее. Они немного посидели, глядя на гостей, а затем Том отправился за прохладительными напитками, оставив жену слушать музыку и любоваться танцорами. Сам он танцевал редко.
— Меня этому не учили, — пояснил он. Эстер часто задумывалась о том, чему же он учился и где, но Том никогда не рассказывал ни ей, ни кому-либо другому о своем прошлом.
Двое офицеров, в одном из которых Эстер узнала по голосу Джека Кэмерона, прошли в оранжерею, чтобы выкурить по сигаре. Они стояли рядом с дверью, не догадываясь о присутствии рядом Эстер. До нее доносился их смех и болтовня.
Разговоры и табачный дым начали ее раздражать. Она уже собиралась отправиться на поиски Тома, как вдруг услышала свое имя.
— Все-таки он затащил в постель свою дурнушку, — хрипло заметил незнакомец. — Недели две назад, как я слышал, и они неплохо порезвились: двое суток из койки не вылезали. Пора выплачивать выигрыши, Джек. Когда я получу свои деньги?
— Не знаю, дружище. Он затащил ее туда, верно, но как долго это продлится? Том Дилхорн обведет вокруг пальца кого угодно, уж в этом можно быть уверенным, но захочет ли она и дальше развлекаться с этой скотиной? Нет уж, мы подождем и посмотрим, что будет, прежде чем платить ему… или кому-либо другому.
— Ты такой же хитрый дьявол, как и он, Кэмерон, — возразил офицер. — Я хочу увидеть свои деньги.
— Что ж, ему понадобилось больше двух месяцев, чтобы добиться своего, так что скоро она оставит его с носом. Даже Дилхорн не может все время побеждать.
Его собеседник помолчал какое-то время, затем спросил:
— Ты видел ее сегодня, Кэмерон?
— Не имел удовольствия, — заржал Джек. — Если это можно назвать удовольствием!
— Признаться, она не такая дурнушка, как раньше. И этот ублюдок Дилхорн денег на нее не жалеет. На ее тощей шее висит ожерелье из аметистов, стоимостью в целое состояние.
Кэмерон заржал снова.
— А я-то думал, что Дилхорн увивается за Сарой Керр. А эта ей и в подметки не годится. Впрочем, если он заваливает ее аметистами, это его личное дело. Наверное, он купил их на свои выигрыши.
Офицеры ушли, и Эстер ничего больше не услышала. Она застыла на месте, оглушенная ужасной правдой. Том нарушил свою сделку не из любви к ней, а для того, чтобы победить в споре. Неужели весь их брак был лишь грубой шуткой, разыгранной мужчиной, влюбленным в другую женщину, в Сару Керр?
Джек Кэмерон беззаботно ткнул окурком в один из цветочных горшков Элизабет Макуайр. Явившись в бальный зал позже остальных, он заметил сидящую в одиночестве Эстер и нарочно отвел Мензеса в оранжерею, чтобы она могла слышать весь их разговор до последнего слова.
И пускай Эстер думает, будто муж сделал ее объектом пошлого пари и еще более пошлых шуток. Если это не омрачит их супружеские отношения, значит, ничего уже не поделаешь.
Расстроив их брак, Джек надеялся спасти себя от угрозы разорения. И это послужит Тому хорошим уроком.
Эстер сидела, как каменная. Аметистовое ожерелье жгло ее шею, словно огнем. Значит, их с Томом соглашение уже не тайна. Том рассказал о нем. Хуже того, он заключил пари, что затащит ее в постель. И всем это известно, судя по выразительным взглядам и гоготу в бальном зале. Откуда Джек Кэмерон мог узнать об их с Томом отношениях, если не от самого Тома? Эстер бросало то в жар, то в холод.
И много ли он рассказал? Как она вообще могла ему довериться? Родители были правы насчет него. Он отомстил ее отцу, сделав ее своей женой, а затем — всеобщим посмешищем. Эстер вспомнила удовольствие, которое доставлял ей Том, и ей стало дурно. Скотина, лживая скотина. Он обращался с ней, как со шлюхой, а она считала его таким добрым, таким внимательным. Комната поплыла у нее перед глазами.
Том вернулся с двумя бокалами. Он сразу же понял, что произошло нечто ужасное. Эстер изменилась в лице и съежилась при его приближении. Теперь она вновь напоминала прежнюю, затравленную Эстер Уоринг; даже глаза ее ввалились, а лицо покрылось мертвенной бледностью.
— Эстер! Что случилось? — воскликнул Том, поставив бокалы на столик возле ее кресла. Он хотел взять ее за руку, но она с ужасом отшатнулась.
— Не прикасайся ко мне. Отвези меня домой. — Ее голос дрогнул. У нее же нет дома…
Том выпрямился, помрачнев.
— Почему, Эстер?
— Я слышала, — прошептала она. — Я все слышала. Все вокруг смеются над дурнушкой Тома Дилхорна, которую он затащил в постель, чтобы выиграть пари.
Том остолбенел.
— Эстер, как ты можешь верить этому?
— Но я верю, верю. Им все известно. Все до мелочей. Что мы двое суток провели в постели. Как нам было хорошо вместе… — Ее голос сорвался. — Я думала, это наша тайна, но над этим смеется весь Сидней.
Она встала, расстегнула аметистовое ожерелье и протянула его Тому.
— Мне не нужны твои подарки, Том Дилхорн. А теперь отвези меня… домой…
Ее бросило в дрожь. Том подал ей руку, но она его оттолкнула.
— Не прикасайся ко мне.
— Эстер, прошу тебя. — Впервые он обращался к ней с мольбой. — Пожалуйста, надень колье. Если сейчас они не знают, что ты обижена на меня, то догадаются об этом, увидев тебя без ожерелья. И, поверь мне, Эстер, я люблю тебя. Ради меня, надень его снова. Ради Тома, Эстер, ради Тома.
Впервые он сказал ей то, что не говорил никогда, даже лежа с ней в постели. То, что не говорил никому: «Я люблю тебя».
— Ради тебя! С чего бы это? Им все о нас известно, так что пусть все узнают о нашей ссоре, и тогда ты проиграешь свое чертово пари, а Джек Кэмерон получит свой выигрыш.
— Джек Кэмерон? Ты Джека Кэмерона слушаешь? Как ты можешь верить этому подонку, когда не веришь мне?
— Потому что ты еще больший подонок. Да, он все знает. И его собеседник тоже. А, судя по тому, как на меня смотрят, об этом знает весь Сидней.
Эстер всхлипнула.
— Они знают, чем мы занимались, и что ты поспорил из-за меня. Это ты им сказал? О, пожалуйста, отвези меня домой. Я не вынесу этих взглядов.
На этот раз Том уступил. Эстер шла впереди, с высоко поднятой головой, а он следовал за ней. Они пересекли бальный зал, не прикасаясь друг к другу, ни на кого не смотря, и ее лицо было столь же бесстрастным, как и его: миссис Дилхорн многому научилась у мистера Дилхорна.
Многие заметили, что миссис Дилхорн сняла аметистовое ожерелье, и среди них усмехающийся Джек Кэмерон.
Но взгляды большинства гостей были прикованы к лицу Тома: оно было таким печальным и унылым, словно его вели на казнь.
На пути домой Эстер сидела от Тома как можно дальше. А когда они добрались до виллы, молча поднялась по лестнице, направляясь к их спальне… которая не так давно была ее спальней.
У двери она повернулась, ее губы дрожали.
— Можешь забирать свои вещи и отправляться в свою бывшую комнату, Том Дилхорн! Наше первоначальное соглашение остается в силе.
Пропустив ее слова мимо ушей, Том вошел в спальню вслед за ней.
— Эстер, ты должна меня выслушать.
— Зачем? Ты обманывал меня с самого начала. Теперь я это понимаю. Ты отлично повеселился, женился на леди, да еще и получил хорошую домоправительницу.
— Я домоправительницу и так бы нашел, — возразил Том, — для этого жениться не обязательно. Миссис Хакетт прекрасно бы с этим справилась… но я же не собирался жениться на ней.
— А почему на мне женился? Потому что хотел, чтобы твоей женой была леди? Говорят, будто ты влюблен в Сару Керр, а я ей и в подметки не гожусь.
Том закрыл глаза. Насмешливый тон, которым он пользовался со дня помолвки, теперь ничем не мог помочь, и да, в чем-то она права. Когда он начинал ухаживать за ней, им руководил холодный расчет. Он принудил ее к замужеству, а затем хитростью завлек в постель.
Сначала его брак был игрой, остроумной шуткой. Честно говоря, это был окольный способ отомстить этой мерзкой свинье, ее отцу, затащив его дочку в постель и сделав ее своей добровольной сообщницей.