Генри Каттнер Кэтрин Л. Мур
ЖИЛ-БЫЛ ГНОМ [= Здесь был гном]
Никто не заставлял Тима Крокетта совать свой нос в шахты Дорнсетских гор. То, что обещает удачу в Калифорнии, может привести к самым отвратительным результатам в угольных копях Пенсильвании. Особенно, если в дело вмешиваются гномы.
Нельзя сказать, чтобы Тим Крокетт занимался специально гномами. Отнюдь, он входил в состав той южнокалифорнийской группы, члены которой изучали условия жизни угнетенного пролетариата, так и не выяснив окончательно, кто кому больше нужен — они пролетариату или пролетариат им.
Крокетт, подобно своим коллегам, считал рабочего помесью Гориллы и Человека Копающего, что не мешало ему произносить пламенные речи о порабощенном меньшинстве, писать передовицы в печатном органе «Возрождение» и ловко уклоняться от любой конкретной работы. Он утверждал, что на него возложена миссия. К сожалению, объекты миссии питали к Тиму Крокетту минимум симпатии.
Сам Крокетт был длинным тощим молодым человеком с крохотными паучьими глазками, прекрасно разбирающимся в дешевых галстуках. Если ему что-то и требовалось — так это энергичный пинок пониже брюшного ремня.
Но уж никак не пинок от гномов!..
На средства папаши Тим рыскал по стране, активно исследуя жизнь рабочих, к великой досаде исследуемых. Именно эта идея и привела его в Дорнсетские шахты — переодетого под шахтера и с лицом, тщательно вымазанным угольной пылью. Спускаясь на лифте, Крокетт чувствовал себя несколько неуверенно среди чистых людей с гладко выбритыми мытыми лицами. Он не учел, что шахтеры становились грязными лишь после рабочего дня.
До начала работы Тим шлялся туда-сюда, но вскоре по рельсам покатились груженые вагонетки, и прогуливаться стало затруднительно. Крокетт поколебался и направился к рослому субъекту, чье лицо хранило следы великой печали.
— Эй, приятель, — лихо начал коммуникабельный миссионер, — я хотел бы поговорить с тобой!
— Инглишский? — вопросительно отозвался абориген. — Знаю. Вишки. Вино. Много. Ад.
Истощив запас английских слов, собеседник удовлетворенно рассмеялся и вернулся к работе, оставив сбитого с толку Крокетта стоять в стороне. За неимением новой жертвы, пришедшему в себя Тиму пришлось отправиться по следам последней груженой вагонетки, что он и сделал, периодически вынуждаемый ползти на животе, больно стукаясь затылком о низкий потолок.
Рельсы уходили в пролом стены, куда и хотел последовать Крокетт, но его остановил хриплый вопль. В крайне непечатных выражениях Тима приглашали подойти поближе для сворачивания шеи и других проявлений членовредительства. Внешний вид кричавшего наводил на мысль о наемном убийце, и неудачливый исследователь кинулся прочь, лихорадочно высматривая боковой туннель. Вослед ему несся неразборчивый рык, посылавший бегущего в различные неуютные места — и внезапно Крокетт остановился, уловив смысл последней реплики:
— …пока не взорвался динамит!!!
Вот в этот самый момент динамит и взорвался.
Сначала Крокетт обнаружил, что летит, потом способность соображать была на некоторое время утрачена, а когда она вернулась к владельцу, то первым ощущением Крокетта было то, что на него смотрит чья-то голова.
Вид этой головы не приносил утешения — вряд ли бы вы выбрали себе в друзья ее обладателя. Странная голова, весьма странная — чтобы не сказать «отталкивающая».
Крокетт настолько увлекся созерцанием, что даже не обратил внимания на неожиданное умение видеть в темноте.
Валялся Тим в заброшенной неиспользуемой шахте, и эта информация в ряде случаев толкала заваленных шахтеров на необдуманные поступки. Крокетт судорожно моргнул — и, когда он снова открыл глаза, то обнаружил, что голова исчезла. Первый случай после взрыва, который поднял Тиму настроение. Увы, и последний.
Конечно же, видение было галлюцинацией! Собственно, Крокетт не мог даже толком вспомнить, как она выглядела. Остались лишь смутные воспоминания о контурах огромной луковицы, блестящих круглых глаз и неправдоподобно широкой щели рта.
Застонав, Крокетт сел и попытался определить происхождение серебристого сияния, заполнявшего туннель. Оно напоминало дневной свет в туманный день, не давало тени и не имело источника. «Радий» — подумал Крокетт, ничего не смысливший в минералогии.
Шахта уходила резко вперед и так же резко упиралась в обломки рухнувшего свода. Тиму мгновенно стало трудно дышать. Издавая нечленораздельные квохчущие звуки, он кинулся вперед и принялся лихорадочно разбрасывать обломки.
Но когда он увидел собственные руки, его движения замедлились и продолжали замедляться до перехода к полной неподвижности.
Замерев в неудобной позе, он уставился на два шишковатых удивительных предмета, росших из его кистей. Может быть, будучи без сознания, он успел надеть рукавицы?
Но никакие рукавицы никогда и ни под каким видом не будут похожи на то, что Крокетт имел полное основание считать своими руками. Руки были изменены. Они превратились в два массивных шишковатых коричневых клубня, похожих на узловатые корни дуба. Тыльная сторона новых конечностей обросла густой черной шерстью, ногти явно требовали маникюра — причем в качестве инструмента лучше всего подходило зубило.
Крокетт с трудом повернул голову и оглядел себя с ног до макушки. Из груди его вырвался тоненький цыплячий писк. Короткие кривые ноги, толстые и мощные, ступни длиной в два фута, и это еще не все…
Рост немногим более четырех футов, ширина… ширина почти такая же, плюс-минус полфута. Наличие выгнутой груди и косолапости полностью искупалось отсутствием шеи, а одежду составляли красные сандалии, голубые шорты и пурпурная блуза с коротенькими рукавами. Ну, а из рукавов и торчало то, что Крокетт обнаружил в первую очередь.
Его голова! Контуры огромной луковицы, широченная щель рта…
Крокетт лег на землю и скрестил руки на груди. Он умирает от кислородной недостаточности, и перед смертью его посещают видения.
— Я умираю, — трагически произнес Крокетт. — Мне нечем дышать.
— Ну и дурак, — заявил совсем рядом чей-то презрительный голос.
Тим вздрогнул. Теперь еще и слуховые галлюцинации!..
— На редкость вшивый образчик гнома, — продолжал наглый голос. — Но, согласно закону Нида, выбирать не приходится. Копать твердые металлы тебе все равно не позволят, а антрацит — примерно твоей скорости. Что ты пялишься, дубина? Ты куда уродливее, чем я.
Крокетт собрался было облизать пересохшие губы и с ужасом обнаружил, что кончик его влажного языка достает примерно до середины лба. Он засунул язык обратно, громко причмокнув, и принял сидячее положение. После чего застыл в неподвижности.
Снова появилась голова. На этот раз с ней было и тело.
— Я Гру Магру, — заявила голова. — Ты тоже получишь гномье имя, если только твое не слишком противное. Как оно звучит?
— Крокетт, — ответ прозвучал автоматически.
— Довольно-таки гнусно, но пока сойдет. А теперь, Крокетт, вставай и следуй за мной, иначе получишь хорошего пинка.
Но Крокетт встал не сразу. Он разглядывал Гру, который явно был гномом.
Короткий, приземистый и плотный, он напоминал маленький раздутый баллончик, покрытый луковицей с огромной щелью рта, пуговицей носа и двумя крайне большими глазами.
— Вставай, — раздраженно повторил Гру Магру.
«Если меня вынудят сделать хоть шаг, — подумал несчастный Крокетт, — я сойду с ума. И это будет как раз то, что надо. Гномы…»
Гру Магру выставил вперед свою большую косолапую ногу, придирчиво оценил позицию — и Крокетт, описав дугу, слетел со своего валуна.
— Вставай, — в третий раз сказал гном; его настроение опять ухудшилось, — иначе я тебе так наподдам… Мне по уши хватает перспективы патрулирования с возможностью в любой момент налететь на человека.
— Уже, уже… — Крокетт встал.
Гру Магру схватил его за руку и поволок в глубины туннелей.
— Ну, теперь ты почти настоящий гном, — бубнил он себе под нос, — таков закон Нида. Хотя такая овчинка может и не стоить выделки. Но что поделать, если гномы не в состоянии воспроизводиться, а плотность населения обязана поддерживаться… Ты хочешь поддерживать плотность населения?
— Я хочу сдохнуть, — яростно бросил Крокетт.
Гру Магру расхохотался.
— Гномы не дохнут. Они бессмертны до самого Дня. Я имею в виду Судный День.
— Нелогично, — заметил Крокетт, как будто одно несоответствие могло исправить бредовость ситуации. — Или вы состоите из плоти и крови, и тогда смертны, — или вы бестелесны, и тогда нереальны.
— Есть третий вариант, — наставительно сказал Гру Магру. — Мы состоим из плоти и крови, и мы бессмертны. Врубился? Правда, против смертных я ничего не имею, совы там или нетопыри… Но человек!
Гном содрогнулся.
— Никто из нас не выдержит вида человека!
— Я — человек! — ухватился за соломинку Крокетт.
— Был, — уточнил Гру, — был человек. Такой же дерьмовый, как и нынешний гном. Но выбирать не приходится, ибо таков закон Нида.
— Ты объяснишь мне наконец ваш закон Нида? — возмутился оскорбленный Крокетт.
— Естественно, — покровительственно заявил Гру Магру. — Его установил первый Император гномов Подгран Третий. Каждый десятый человек, оставшийся под землей, преобразуется в гнома и остается с нами. Для поддержания плотности населения. Как и произошло в твоем случае. Усек?
— Нет, — слабым голосом ответил Крокетт, — не могу… Этот ваш Подгран был первым императором гномов… Почему он тогда Подгран Третий?
— Дурацкий вопрос, — сказал Гру Магру. — Поторопись.
Теперь он почти бежал, таща за собой совершенно ошалевшего Крокетта. Новоявленный гном еще не научился управляться со своим телом и все время норовил наступить широченными сандалиями на мешающие руки.
Крайне нескоро верхние конечности согнулись в локтях и прижались к туловищу, позволив оглядеться по сторонам. Мимо проплывали однообразные стены, освещенные странным серебристым светом.
— Откуда здесь свет? — удалось выдавить Крокетту.
— Свет? — переспросил Гру Магру. — Это не свет.
— Но ведь вокруг не так уж темно…
— Не темно? А как бы мы смогли видеть, если бы вокруг не было темно?
Привыкнуть к логике гномов было невозможно. Крокетт еле успел перевести дыхание. Зачем, зачем он позволил увести себя из знакомой пещеры?!. Теперь никогда не удастся найти обратного пути… О Боже!
— Торопись, идиот!
— Зачем?..
— Мы опаздываем на битву.
Но они не опоздали. Следующий туннель просто кишел гномами, и все присутствующие яростно дрались. Мелькали красно-голубые блузы и шорты, луковичные головы крутились в вопящем водовороте, и, по мнению Крокетта, тут явно годились любые приемы.
— Ура! — ликующе заорал Гру Магру. — Да здравствует драка! Я гений! Я учуял ее за шесть туннелей!..
Он немедленно пригнулся, и здоровенный камень, брошенный незнакомым злобным гномом, пролетел над его макушкой. Гру забыл о своем пленнике, бросился на агрессора, сбил его с ног и принялся методично стучать вражьим затылком об пол пещеры. Предельная громкость их голосов терялась в общем реве, сотрясающем стены.
Крокетт решил придерживаться нейтралитета, и это было его ошибкой. Вынырнувший из-за груды камней огромный лысый гном ухватил миролюбивого Крокетта за ноги, и Тим полетел во второй раз за сегодняшний жуткий день. С трудом вставая, он обнаружил под собой придавленного огненно-рыжего гнома с четырьмя большими бриллиантовыми пуговицами на блузе. Распластавшийся по полу поверженный противник выглядел весьма отталкивающе. Оглядев себя, Крокетт не обнаружил ни одной царапины.
По крайней мере, его тело было достаточно крепким.
— Спасибо. Вы спасли меня, — послышался незнакомый голос.
Крокетт оглянулся и понял, что если в природе и существует нечто уродливее гномов-мужчин, то это, несомненно, гном женского пола. Особенно сжимающий (сжимающая?) в руке внушительных размеров булыжник.
— Я не причиню вам вреда, — закричала гномка, стараясь перекрыть гул сражения. — Мугза пытался оторвать мне уши, а вы… Ой! Он встает!
Действительно, рыжий Мугза уже пришел в чувство и пытался с помощью поднятой толстой ноги переправить Крокетта на другой конец туннеля. Гномка тут же уселась коварному Мугзе на грудь и с помощью любимого булыжника вернула его в первоначальное состояние. Только тогда она встала и вернулась к остолбеневшему Крокетту.
— Вы не ушиблись? Меня зовут Броки Бун. А вы новенький, вас притащил Гру Магру, я права?..
— Очень приятно, — соврал Крокетт. — Вы не знаете, из-за чего началась эта драка?
— Ее начала я, — охотно разъяснила Броки Бун. — Просто так. А потом подключились остальные.
— Просто так?
— Ах, ну да, ты же новенький… Слушай, ты был человеком, может быть, ты мне кое-что объяснишь? — Ее выпуклые глаза зажглись странным светом. — Как тебя зовут?
— Крокетт.
— Слушай, Крокетт, что такое поцелуй?
— ?..
— Ты понимаешь, однажды я сидела внутри холма, а снаружи трепались два человека мужского и женского пола. Сначала мужчина просил у женщины поцелуй, а потом раздался чмокающий звук, и женщина сказала, что это восхитительно.
— Очень интересно, — довольно тупо поддержал беседу Крокетт.
— И с тех пор меня терзают сомнения, потому что если какой-нибудь гном попросит у меня поцелуй, я не буду знать, что это за штука.
— Гномы не целуются, — наставительно заметил Крокетт.
— Зато гномы копают, — ответила Броки Бун. — А также гномы едят. Я люблю есть и не люблю копать. Поцелуй случайно не похож на похлебку из тины?
Кое-как Крокетту удалось объяснить любопытной Броки механику интересующего ее явления.
Гномка несколько минут молчала. Потом, с видом крайнего одолжения, она приблизилась к Тиму вплотную:
— Я дам тебе поцелуй.
Перед глазами Крокетта промелькнуло кошмарное видение: вся его голова исчезла без остатка в бездонном провале ее рта.
— Не стоит, — сказал он. — Я не хочу.
— Тогда я дам тебе по шее, — предложила Броки Бун компромиссный вариант, безо всякого перехода давая Крокетту в ухо узловатым кулаком.
— Ой, не надо!..
Броки с сожалением опустила руку и оглянулась вокруг.
— Драка кончилась… Жалко, правда?
Крокетт потер ушибленное ухо и обнаружил гномов, давно забывших о последних событиях и торопливо разбегающихся по своим делам. В туннеле снова царила тишина, нарушаемая лишь топотом гномьих ног. Сияющий и счастливый, к ним подошел Гру Магру.
— Хэлло, Броки, — сказал он. — Хорошая драка. Кого это ты?
— Мугзу, — ответила Броки, глядя на распростертого рыжего гнома. — Он до сих пор без сознания. Давай-ка пнем его напоследок.
Идея Броки претворилась в жизнь с большим энтузиазмом, и Крокетт подумал, что не хотел бы он быть на месте пинаемого Мугзы, даже в состоянии полного беспамятства.
Наконец Гру Магру утомился.
— Пошли, — сказал он, беря Крокетта под руку.
Они двинулись вдоль туннеля, оставив Броки Бун прыгать на животе бесчувственного Мугзы.
— Вы, кажется, не имеете ничего против избиения людей, когда они без сознания? — заметил потрясенный Крокетт.
— Не людей, а гномов, — поправил его Гру. — А кроме того, так гораздо забавнее. Можно бить именно туда, куда хочется. И хватит трепаться. Новый день, новый гном. Идем, тебя нужно посвятить.
Гру принялся напевать какую-то гномовскую песню.
— Послушай, — перебил его вокальные упражнения Крокетт, — мне пришла в голову одна мысль. Ты говоришь, что люди превращаются в гномов для поддержания стабильности вашего населения. Но если гномы не умирают, а новые продолжают прибывать — следовательно, гномов сейчас гораздо больше, чем ранее!.. И население растет.
— Заткни фонтан, — посоветовал Гру Магру. — Я пою.
Начисто лишенная мелодии песня вызвала у Крокетта сомнения в наличии у гномов национального гимна. А уж о колыбельных и говорить…
— Быстрее, — прервал размышления Тима Гру Магру. — Мы должны увидеться с Императором. Он всегда видится с новыми гномами. И советую тебе произвести на него хорошее впечатление, или я суну тебя в лаву под приисками.
Крокетт оглядел испачканную одежду.
— Может, мне лучше привести себя в порядок? Я из-за этой драки весь перепачкался…
— Не оскорбляй священных принципов драки, — обиженно заявил Гру. — Кроме того, ты все видишь как-то не так.
— Но моя одежда грязна до отвращения!
— Ты себе льстишь! — сказал Гру, набирая под ногами пригоршню грязного песка и натирая им одежду, лицо и волосы Крокетта. — Вот теперь совсем другое дело!..
— Я… Тьфу! Спасибо… Тьфу! — раскашлялся новенький гном. — Надеюсь, я все же сплю, потому что…
Крокетту было явно не по себе.
Через некоторое время Гру втащил своего спутника в огромную каменную пещеру с троном в дальнем углу, вытесанным из цельного валуна. На троне, поджав ножки, сидел маленький гном, погруженный в созерцание собственных ногтей.
— Пусть твой день будет вечен! — поклонился Гру. — Где Император?
— Ванну принимает, — грустно ответил маленький. — Надеюсь, он утонул. Утром тина, днем тина, вечером опять та же тина… Сначала слишком горячо, потом слишком прохладно, после слишком густо!.. Я себе пальцы стер до костей, намешивая тинные ванны. А благодарность? Одни пинки.
С каждой минутой голос маленького гнома звучал все жалобнее.
— Наверное, должно существовать понятие «быть чересчур грязным»? Три грязевые ванны, две тинные — и все в один день! Ну да кто я такой, чтобы возражать… Я — грязевая кукла, так он назвал меня сегодня. Дескать, в особо вонючей грязи попался ком… Так это я! Впрочем, почему бы и нет… Проклятая мешанина, в которой он валяется, даже червю испортит пищеварение. Идите, идите, Его Величество там, — гном ткнул ногой в направлении полукруглого свода.