Что это за лекарства, кто их производит и для чего они предназначены, Катя особо не вникала: дальнейшим их продвижением и распределением занимался друг родного брата, знойный красавец Лаша Лацужба из Абхазии. С ним Николай когда-то сидел на зоне и даже был в одном отряде. Этот человек и был фактическим директором «Гиппократа-М», где занимался почти всем: от переговоров с людьми из ФСИН и до конспиративных бесед с какими-то странными татуированными личностями, нередко появлявшимися в офисе. Правда, до конца Колян ему не доверял — никогда не сводил с теми самыми поставщиками-«латиносами». Выходы на них имелись только у него, да еще у самой Катьки. А для остальных это была тайна за семью печатями. Но иначе в бизнесе и нельзя. Если без тебя смогут обойтись, то тебя из цепочки обязательно выбросят.
И так уж сложилось, что Лаша стал первой настоящей любовью Кати. Именно он уговорил ее взять отпуск и отправиться с ним в Пицунду: мол, хачапури покушаем, вина попьем, заодно и с родителями познакомлю!
Естественно, Катя не могла отказать — тем более что намерения у Лаши вроде бы были самыми что ни на есть серьезными. Что касается самой фирмы, то Лаша обещал все дела взять на себя. Тем более что Лаша был близким другом брата Николая, к тому же, со слов самого Лацужбы, со старшим братом обо всем было условлено.
И вот теперь, сидя в кафе на набережной, Катя любовно смаковала терпкое местное вино и, глядя на черноглазого, похожего на марьяжного валета Лацужбу, застенчиво ему улыбалась.
— Что молчишь, Катя? — Лаша подозвал официанта, по-хозяйски распорядился принести еще бутылку вина.
— Хорошо тут у вас…
— Хорошо везде, где деньги есть, — то ли в шутку, то ли всерьез промолвил Лацужба.
— Хорошо там, где теплое море… И ты.
Абхазец взял руку девушки, проявляя галантность, поцеловал.
— Не жалеешь, что приехала?
— Ну что ты! — Катя благодарно посмотрела на собеседника. — А когда ты с родителями познакомишь, как обещал?
— Ва, слушай, женщина, сколько можно одно и то же повторять! — нарочито-грозно прикрикнул Лаша. — Тебе что — меня мало, целую толпу родственников сразу тут хочешь собрать? Зачем еще нам теперь мои папа-мама?! Я обещал — я сделаю. А пока — отдыхаем, да? Вон, видишь, море, пальмы, вино какое вкусное… Все для тебя! Или тебе что-то не нравится?
Отдых Кате действительно очень нравился. Блестело море, шуршали пальмы на ветру, белоснежные чайки с гортанными криками парили над белопенными волнами. Правда, Шпаликова все-таки не забывала о работе, то и дело интересовалась у Лаши, как там в «Гиппократе-М» идут дела. Однако молодой абхаз только отмахивался — мол, все на мази, пусть твой брат этим занимается, а наше дело молодое, будем наслаждаться теплым морем, южным солнцем и вкусными винами! А потом и дорогого Колю на нашу свадьбу пригласим! Знаешь, мол, какие в Абхазии свадьбы бывают! По тысяче человек!
Официантка с неулыбчивым лицом принесла бутыль вина, открыла, разлила по бокалам. Лацужба взял бутыль, бросил взгляд на этикетку.
— «Амра» называется. Знаешь, что такое по-нашему «амра»? Солнце. Твое здоровье!
— Спасибо, — Катя пригубила, поставила бокал на стол, достала из сумочки мобильник. — Лаша, что-то никак понять не могу: как сюда приехала — ни одного звонка не было, хотя за роуминг заплатила. И я в Москву дозвониться не могу. И ни одного е-мейла с работы.
— Коле дозвониться не можешь? — кавказец вскинул черную, словно рисованную бровь.
— Ему. И он почему-то трубку не берет.
— Да не волнуйся ты! Связь плохая. Тут иногда такое бывает… — Лацужба вновь разлил вино по бокалам. — А давай как-нибудь на озеро Рица съездим!
— Давай. Только…
— Что, о Коле так печешься? Успокойся, я ему сегодня же сам с домашнего позвоню, — Лаша приподнялся, поцеловал Катю в щеку. — Прямо вечером. Да, слушай, как я мог забыть? Мне ведь сегодня кабана надо убивать. Знаешь, какой огромный боров вырос?
— Ты что, сам его убивать будешь? — не поверила Шпаликова.
— Конечно! А что, тебя просить?
— Как-то не представляю тебя в такой роли. Ты что, уже убивал свиней?
— Я много кого убивал, — ответил абхазец то ли в шутку, то ли всерьез. — Если тебе неприятно на это смотреть — прогуляйся пока, через пару часов вернешься. А я тушу разделаю, шашлык-машлык замариную, сегодня как раз под чачу и покушаем, да?
День до вечера прошел у Кати в праздном ничегонеделании. Молодой кавказец отправился домой, а девушка несколько часов бродила по набережной: покупала какие-то безделушки, заходила в кафе, спускалась к морю и, сняв босоножки, окунала ноги в теплую соленую воду. Несколько раз Шпаликова набирала номер брата, но — безрезультатно.
Конечно, она почти безоглядно верила Лаше: ведь он действительно был другом ее брата! К тому же Лацужба обещал, что в отсутствие Кати все бизнес-дела будут идти своим чередом. Но, с другой стороны, Катя слишком хорошо знала характер брата: Коля был крут, особенно во хмелю, обид никогда и никому не прощал, и банальная ссора в московской дорожной пробке могла перейти в жуткую поножовщину. Как знать — может быть, он опять в следственном изоляторе или с ним случилось еще что-нибудь похуже?
И тут девушку осенило: а что, если позвонить с переговорного пункта? Тем более что на набережной их было несколько.
Звонок на мобильный Коли ничего нового не дал — «абонент временно недоступен». А вот в «Трастсанбанке» трубку стационарного телефона в кабинете брата подняли сразу.
Катя оживилась и торопливо произнесла прежде, чем ей успели ответить «алло»:
— Николай?
Из трубки донеслось удивленное покашливание.
— А кто его спрашивает? — донесся из наушника чужой голос.
— Нет, это вы мне скажите, что делаете в кабинете Николая, почему берете трубку? — возмутилась Екатерина Викторовна Шпаликова.
— Вы что, ничего не знаете? — прозвучал удивленно голос.
— А что, собственно говоря, я должна знать?
После небольшой, но выразительной паузы из трубки донеслись короткие гудки. Катя растерянно сняла очки, протерла их носовым платком… Было очевидно, что с братом что-то произошло. Но что?
Об этом наверняка уже должен был знать Лаша. Катя вышла из стеклянного павильона переговорного пункта, обессиленно уселась на лавочку. И, с трудом поборов желание тут же позвонить жениху, побежала к стоянке такси: все-таки о таких вещах лучше говорить не по телефону…
Лаша Лацужба стоял во дворе своего шикарного дома. На дощатом помосте лежала уже осмоленная туша кабана. Рядом, в эмалированной выварке, дымился свежий ливер. Теперь абхазец совершенно не походил на себя прежнего: забрызганный свежей кровью, с острым ножом в руках и с банданой на голове, он напоминал кровожадного кавказского боевика из сериала.
— Лаша… — Катя бросилась к жениху. — Что с Колей?
Кавказец воткнул нож в помост, прищурился.
— В Москву с «переговорки» звонила?
— Да…
Абхазец утер пот со лба, осторожно приобнял девушку, прошептал на ухо:
— Крепись, Катя. Я тоже час назад узнал. Не хотел, дорогая, тебя тревожить. Дело в том, что…
…Катю удалось успокоить лишь через час. Лаша накапал ей транквилизаторов, уложил в постель и даже присел рядом. Сестра убитого с отрешенным видом молчала. Наконец тихонько спросила:
— Лаша, кто это мог сделать?
— Не знаю, Катенька, — Лацужба осторожно прикоснулся к руке Шпаликовой. — Ничего пока не знаю. Известно мне лишь одно: нам с тобой сейчас в Москву ехать нельзя. Хорошо, что ты хоть не назвалась по телефону.
— Даже на похороны ехать нельзя? — Катя приподнялась на локте, обескураженно взглянула на Лацужбу.
— Ни в коем случае. Коле этим уже все равно не поможешь.
— И как же теперь… бедный Коля, его же в землю зароют, света Божьего больше не увидит! — Катя тихонько всхлипнула. — А я тут буду сидеть, даже не попрощавшись!
Лаша с силой сжал руку Кати.
— Нельзя, Катя. Там ведь, как выяснилось, не только Колю убили, но и людей, с которыми ты по медикаментам работала. А там люди очень серьезные!
— А когда можно будет?
— Не знаю. Зато в Абхазии тебя никто и искать не будет. У меня тут все завязки, если кто подозрительный появится — местные менты сразу свистнут. Главное для тебя теперь — сидеть очень тихо, никуда не звонить, никому не писать… И во всем слушаться меня. Договорились?
Катя хотела еще что-то спросить, но, едва взглянув на жениха, осеклась. В тусклом свете ночной лампы Лаша выглядел сурово и сосредоточенно, невольно напоминая себя давешнего, с окровавленным ножом в руках. Губы его были плотно сжаты, глаза прищурены.
Несомненно, абхазец прав: люди, убившие Колю, теперь вполне могли начать охоту и на его сестру. А потому здравый смысл подсказывал: лучше послушаться жениха. Ведь теперь Лаша оставался, по сути, единственным человеком, которому Катя могла доверять…
Несомненно, абхазец прав: люди, убившие Колю, теперь вполне могли начать охоту и на его сестру. А потому здравый смысл подсказывал: лучше послушаться жениха. Ведь теперь Лаша оставался, по сути, единственным человеком, которому Катя могла доверять…
6
Знал же Илья Прудников, что ментам, следакам и прокурорским верить нельзя ни при каких обстоятельствах! Даже если они тебе говорят, что дважды два — четыре. Но сделали же ему странное предложение, от которого нельзя было отказаться. И это предложение он принял лишь затем, чтобы избежать позора и неминуемой скорой смерти от рук блатных. Педофилу с гомосексуальными склонностями за решеткой долго не прожить. Однако и это почему-то не помогло. Странный тип Борис Аркадьевич, так и не назвавший своей фамилии и должности, получив согласие от Ильи, резко пропал с горизонта, словно его и не было никогда на свете.
И тут, как поначалу посчитал Илья, произошел обнадеживавший случай. Прудникова вывели из камеры. Конвоир, конечно же, не говорил, куда ведут и зачем. Классического распоряжения «с вещами на выход» не прозвучало, значит, предстояло вернуться в камеру. Вскоре и сам Илья сориентировался, что вели его к следователю.
Когда он шагнул в кабинет, то от неожиданности замер. Ненавистный следак, как и положено, сидел за своим письменным столом, развалившись в кресле. А вот рядом с ним — за приставным — скромно расположилась миниатюрная женщина. Длинные светлые волосы туго заплетены в косу и аккуратно уложены венком вокруг головы. Но Илья-то помнил эти волосы распущенными, когда женщина, будучи еще девчонкой-школьницей, стыдливо прищурившись в полумраке, смотрела на него сквозь густые пряди, падавшие ей на лицо. В одно мгновение в памяти всплыла и ночная мансарда на даче, куда они вдвоем приехали тайком от ее родителей, и любопытная луна, заглянувшая в высокое потолочное окно. Вспомнился и неумелый поцелуй с этой девчонкой-одноклассницей, с которой в школе он сидел за одной партой, с которой у него в старших классах случилась первая любовь… У Ильи чуть не вырвалось: «Наташка!»
Но его остановил взгляд женщины. Ее глаза словно говорили: «Молчи, мы незнакомы». И он подчинился. Все дальнейшее происходило как в тумане.
— Ваш адвокат, — представил следователь ту самую Наташку из прошлого.
— Адвокат? — переспросил Илья.
— Обухова Наталья Прохоровна, — назвалась его первая любовь.
А он и не знал до этого, что она Прохоровна! Да и не Обухова была ее фамилия, а Ильина. Прудников, не понимая, что происходит, смотрел на Наташу, так неожиданно оказавшуюся в кабинете следователя.
До слуха Прудникова доносился голос следователя, тот монотонно зачитывал ему постановление о возбуждении уголовного дела по факту обнаружения в тюремной камере нетбука с порнографическим видео педофильского содержания.
— Вы понимаете меня? — спросил следак, заметив, что Илья практически не слушает его.
— Вы сами знаете, что нетбук с этими мальчиками мне подбросили, — вернулся к реальности Прудников.
— С мальчиками или с девочками… девочки, мальчики… Какая, в задницу, разница? Статья одна и та же, — следак хохотнул, а затем спохватился и глянул на адвоката. — Извините, Наталья Прохоровна, вырвалось. Работа с уголовным контингентом сказывается. Сами видите, с кем общаться приходится.
— Где Борис Аркадьевич? — требовательно поинтересовался Илья.
— Какой Борис Аркадьевич? — удивился следователь. — У вас с головой все в порядке?
Происходила какая-то фантасмагория. Теперь уже и присутствие Наташи Илье казалось частью некоего страшного плана, направленного специально против него. Прудникова в данный момент уже перестало волновать собственное незавидное будущее, больше всего его угнетало, что Наташа может поверить во всю эту мерзость, непонятно зачем созданную вокруг него. Не за этим ли ее пригласили?
— Суть обвинения мне ясна. Могу я поговорить со своим адвокатом наедине? — спросил Илья.
Следак удивленно вскинул брови, ведь адвокат был бесплатный, дежурный, а значит, и не станет Наталья Прохоровна сильно стараться. Чего тогда с ней говорить?
— На данный момент все кабинеты для общения с адвокатами заняты, — выдал ожидаемую фразу следак, проверить сказанное им не было никакой возможности.
— Мой клиент имеет такое право, — произнесла Обухова, стараясь говорить абсолютно нейтрально, будто просто констатировала юридическую реальность.
— Ну, раз вы сами на этом настаиваете… Пять минут, — милостиво разрешил следак и оставил Илью с Обуховой в своем кабинете.
Когда дверь закрылась, Илья выдохнул:
— Ты… Наташка? Почему ты здесь оказалась?
— Я сегодня просто была дежурным адвокатом в коллегии. Меня вызвали… Я увидела твою фамилию… Это абсолютная случайность… — торопливо и сбивчиво принялась объяснять женщина.
— Ты же не веришь в эту гадость? Мне подбросили нетбук с детской порнухой. Хотят расправиться, — Илья хотел еще добавить о странном предложении, которое он принял, но осекся, ведь столько лет прошло, а люди со временем меняются.
— Конечно же, не верю, — Наташа заглянула Илье в глаза. — Ты такой же, как прежде, только взгляд стал жестче. Но ты смотришь на меня и словно понемногу отмокаешь. Правда?
Илья и сам чувствовал, как его душа, загрубевшая на зоне и в тюрьме, плавится, размягчается от женского тепла. Он-то знал, как бессонными ночами, ворочаясь на шконке, вспоминал счастливые моменты их первой любви, вспоминал ее лицо и сквозь пряди волос стыдливый взгляд школьницы выпускного класса.
Наташа попыталась обнадеживающе улыбнуться:
— Я все для тебя сделаю. Я неплохой адвокат. Я сумею, смогу.
— Вряд ли тебе удастся. Но все равно спасибо. Ты же Ильина, почему тогда сказала — Обухова?
— Глупый ты мой, — назвала она его так, как часто называла в школе. — Я замужем была, но детей у меня нет, — почему-то добавила она, наверное, это обстоятельство являлось для нее важным.
Илья протянул руку под столом, их ладони встретились. Пальцы Наташи были такими же тонкими, податливыми, как и раньше. В дверь коротко постучали. Илья отдернул руку, и вовремя — вошел следователь.
Вернувшись в камеру, Илья не отвечал на вопросы других сидельцев. Наверное, он выглядел странно. От него отвязались, подумав, что, возможно, случилось что-то плохое с кем-то из его родственников и бывалый зэк просто не хочет об этом говорить. Перед самым отбоем громыхнула «кормушка» и послышался возглас:
— Прудников, на выход.
— Куда тебя? — тихо поинтересовался сосед по тюремным нарам.
— Сам не знаю, — так же тихо и абсолютно искренне ответил Илья.
Во дворе СИЗО стоял старый автозак на базе «газона». Возле него прохаживался тот самый следак. На его губах змеилась нехорошая, во всяком случае, так показалось Прудникову, улыбка. На вопросительный взгляд Ильи, мол, куда везут, следак, не задумываясь, ответил:
— Расстреливать, — а затем согнал улыбку с лица и ответил вполне серьезно: — На следственный эксперимент едем.
— Будете проводить процессуальные действия без адвоката? — произнес Прудников, понимая, что в его ситуации это ничего не меняет, ему просто хотелось еще раз увидеть Наташу, так неожиданно возникшую из его прошлого.
— Почему без адвоката? — удивился следак. — Будет тебе в свое время не только адвокат, но и строгий судья с принципиальным прокурором.
Прудников поднялся в машину. Его затолкнули в так называемый «стакан» — узкую железную выгородку в кузове, в которой можно было только стоять. Конвойный в автозак не поднимался. Дверь с лязгом закрылась. Кто едет в кабине, Илья не знал. Двигатель заурчал, и машина тронулась с места. Вскоре стемнело. Ехали где-то за городом по ровному неоживленному шоссе. Лишь изредка со свистом мимо проносились машины.
«Наташа, — мысленно позвал в мыслях Прудников, а когда ему показалось, что она если не слышит его, то хотя бы чувствует, спросил: — Ну почему мы тогда расстались? Может, все было бы по-иному?»
За рулем автозака сидел молоденький водитель-срочник, рядом с ним жался конвойный. Когда предстояло переключить передачу, последнему приходилось забрасывать ногу за ногу, чтобы дать ход рычагу. У правой дверцы с комфортом расположился следак. Он с сосредоточенным видом просматривал бумаги в папке, хотя уже было темно и разобрать текст ему вряд ли удавалось.
— За следующим поворотом налево уйдешь, на грунтовку, — бросил он водителю.
Тот недоуменно посмотрел на следака.
— Так ведь не по дороге.
— А кто тебе сказал, что по дороге? — улыбнулся следак. — В одно место заехать надо. Потом на трассу вернемся. Тут недалеко. Много бензина не сожжешь.
— Надо так надо.
Вскоре автозак уже трясся по пустынной гравейке. Земляное полотно было волнистым, как стиральная доска, — не разгонишься.