— Плевать мне на всех на вас, — казалось, говорил он. — Я сын Красного корсара, который держал вас в страхе, а ужасный Черный корсар — мой дядя. Кто осмелится напасть на меня?
«Молния», не находя на рейде достаточно ветра, приближалась к мысу очень медленно, в нетерпеливом ожидании буйной ласки Большого залива.
Были подняты все паруса: от нижних до бом-брамселей и до блинда[37].
Хотя время от времени крупные волны, глухо шипя, выкатывались из-за мыса, фрегат лишь плавно покачивался на них — так хорошо он был сбалансирован.
— Смотрит ли в мою сторону маркиза? — спрашивал себя граф. — Ах, если бы она могла видеть, как сражается сеньор ди Вентимилья…
Его размышления прервал глухой отзвук артиллерийской канонады, донесшийся из леса, покрывавшего высокий мыс.
— Кажется, испанцы догадались, что мы пытаемся улизнуть. Не так ли, дон Баррехо? — обратился он к стоявшему рядом гасконцу, который перетряхивал в кармане свои пресловутые дублоны.
— Я никогда не был глухим, господин граф, — ответил, улыбнувшись, авантюрист.
— Смотрите, как бы какое-нибудь ядро не снесло вам голову.
— Я вам уже говорил, что мой приятель Вельзевул не знает, как обойтись в своем доме с гасконцами. Мы слишком опасны даже в аду.
— Вы просто замечательны, дон Баррехо.
— Нисколько. Вы хотите, чтобы он подрался с чертями другого рода, способными укоротить хвосты или крылья его детям? Полагаю, дьявол не так глуп.
— Сеньор граф! — крикнул Мендоса, стоявший за ними, у руля. — Посмотрите-ка на этого гасконца: он, должно быть, внук или правнук мессере Вельзевула! Он принесет нам несчастье, клянусь вам…
— Бочонком аликанте, — добавил бравый гасконец, разразившись громким смехом.
Четыре или пять пушечных выстрелов раздались в этот момент с оконечности мыса. Ядра прорвали паруса фрегата.
— Кажется эти ребята не будут нежными, — сказал гасконец, пригибая голову и трагическим жестом выхватывая из ножен свою знаменитую шпагу. — На абордаж идут иберы Старой или Новой Кастилии, и я покажу им, как дерутся лучшие забияки Гаскони…
Металлический голос сына Красного корсара оборвал его последние слова:
— Дьявол вас побери!
— А куда? Если этого даже он не знает?
— Тогда пусть он вас отнесет в рай, — сказал Мендоса.
— Но там же нет аликанте маркизы де Монтелимар.
И снова его слова оборвал голос сына Красного корсара:
— Бортовой залп! Мы проходим траверс мыса! Стреляйте по шлюпкам! Огонь!..
Пять баркасов, на каждом из которых было по двадцать пять человек, гребцов и стрелков, отошли от берега и приближались с бешеной скоростью, расходясь веером, чтобы пропустить фрегат посредине и пойти на абордаж с обоих бортов.
Вооруженные аркебузами солдаты вели частый и непрерывный огонь по верхней палубе.
Обе кулеврины, поставленные на большие вращающиеся подставки, обрушили на два ближайших баркаса убийственный залп картечью, тогда как десять пушек правого борта отправили свои ядра в лес, в котором пряталась испанская артиллерия.
Одна из пяти шлюпок, вторая по порядку, изрешеченная картечью, почти сразу пошла на дно. Однако остальные нисколько не замедлили своего движения и с отчаянной смелостью готовились к абордажу, тогда как аркебузиры удвоили частоту огня.
Сын Красного корсара, поняв, что имеет дело с недюжинными смельчаками, поднес рупор ко рту и приказал:
— Все буканьеры на палубу!
На всех флибустьерских судах всегда находилось некоторое количество этих изумительных стрелков. Можно даже сказать, что они составляли подлинную силу корсарских кораблей, потому что, как мы уже упоминали, эти бесстрашные охотники никогда не промахивались.
По команде графа тридцать бородачей с бронзовыми лицами, вооруженных тяжелыми аркебузами с длиннющими стволами, быстро поднялись на палубу, расположившись вдоль правого фальшборта и кормовой надстройки.
— Шлюпки — ваши! — крикнул металлическим голосом сеньор ди Вентимилья. — Мы займемся полусотнями и испанской артиллерией.
Обе стороны вели сражение отважно.
Оглушительно грохотали двадцать две пушки фрегата; с такой же яростью отвечали испанские орудия, более многочисленные и хорошо спрятанные за высокими скалами мыса, а также в лесу.
Практически на каждый выстрел сразу же следовал ответ.
Шлюпки между тем не переставали приближаться, выстраиваясь дугой и не обращая ни малейшего внимания на опасность, грозившую им с носа фрегата.
Однако буканьеры быстро остановили их порыв. Страшный свинцовый дождь посыпался на испанцев, собирая жуткую жатву среди стрелков и гребцов.
А буканьеры, спокойные и невозмутимые, несмотря на град снарядов различного калибра, вели меткий огонь, убивая или калеча врагов каждым своим выстрелом. «Молния», ведомая Мендосой, самым опытным лоцманом на борту, как и самым лучшим артиллеристом, сделала поворот почти у самого мыса, поймала ветер и, сделав последний бортовой залп, ушла в открытое море, держа курс на запад.
Артиллеристы сделали еще несколько выстрелов, продырявив пару парусов и обрубив несколько брасов[38], а после прекратили совершенно уже бесполезную стрельбу.
— Ну, дон Баррехо, что вы на это скажете? — спросил граф гасконца, не отходившего далеко и не проявлявшего ни малейших признаков страха.
— Скажу, сеньор, что у этих флибустьеров в груди бьется кусочек хвоста моего приятеля Вельвевула, — ответил авантюрист. — Мне приходилось участвовать в сражениях во Франции и в Эстремадуре, но никогда я не видел столь бесстрашных бойцов. Один из ваших аркебузиров стрелял, даже не вынимая трубки изо рта.
— Скоро вы увидите и второго.
— Мы будем еще сражаться?
— Мы вышли на охоту.
— А что за дичь?
— «Санта-Мария».
— Она мне знакома: прекрасный галеон, да и вооружен неплохо, сеньор граф, но в данный момент на нем нет ни одного дублона, потому что вышел он из Сан-Доминго. Возможно, он отправился грузить золотые слитки в Вера-Крусе; именно поэтому я советовал бы вам подождать его возвращения.
— Я охочусь не за дублонами, — ответил сеньор ди Вентимилья, пожав плечами. — Я немного непохож на других корсаров; не погоня за золотом и не жажда приключений заставили меня покинуть Европу.
Помолчав, он сказал, словно самому себе:
— Пять или шесть часов преимущества! Надо добавить парусов.
Он поднес ко рту рупор и скомандовал:
— Ставить лисели! Марсовые на ванты![39]
Двадцать флибустьеров, ловких как белки, заскочили на ванты и затерялись в парусах.
— Дон Баррехо, — сказал граф, — не кажется ли вам, что настало время отдохнуть? За трое суток мы не поспали и шести часов.
— Да, кажется, сеньор, — ответил авантюрист, отчаянно зевая. — Правда, гасконцы могут обходиться без сна, по крайней мере, так говорят у меня на родине, но я думаю, в данном случае мои соотечественники не правы.
— Тогда спокойной ночи, — улыбнулся граф. — Скажите Мендосе, чтобы он выделил вам каюту.
Спустившись с мостика, граф обменялся парой слов со своим помощником и скрылся в кормовой надстройке.
— Нет ничего лучше, чем поступить, как он, — сказал гасконец. — Здесь не погреба маркизы де Монтелимар, бочки открывать не надо.
Тем временем фрегат продолжал свой бег на запад, ускоряя ход. Он весь покрылся парусами, от палубы до клотиков, и отлично держался, грациозно вздымаясь и опускаясь, на пологих волнах Мексиканского залива.
Причиненный сражением урон, по правде говоря, незначительный, был быстро ликвидирован многочисленным экипажем, а нескольких раненых перенесли в лазарет, доверив заботам судового лекаря.
На верхней палубе остались только двадцать пять моряков, работавших с парусами, и некоторые артиллеристы.
А вот на марсах и салингах расположились семь или восемь марсовых. Они должны были оповестить капитана, если покажется «Санта-Мария», что было весьма возможно, поскольку тяжелые галеоны никогда не отличались хорошим ходом.
Ночь прошла без приключений. «Новая Кастилия», снова ставшая «Молнией» в память знаменитого корабля Черного корсара, часто меняла курс, то уходя к югу, то приближаясь к побережью Сан-Доминго, но увидеть галеон не удавалось.
С первыми проблесками зари сын Красного корсара был уже на палубе, готовый к бою с «Санта-Марией». Не стоит и говорить, что гасконец вместе с Мендосой тоже были там.
Он хотел показать, что гасконцы — не такие уж сони и ни в чем не уступят морякам, привыкшим к долгим бодрствованиям.
— Что-то здесь не видно драки, сеньор граф, — сказал он молодому капитану, внимательно наблюдавшему в подзорную трубу за горизонтом. — Моя шпага постоянно жалуется; она уже на полдюйма заржавела. Попав на флибустьерское судно, я думал, что будет много работы.
— А вчерашнюю перестрелку вы уже забыли, дон Баррехо?
— Я ее только слушал, господин граф.
— Вам надо было останавливать пули своей знаменитой драгинассой.
Гасконец в ответ состроил гримасу.
— Будьте уверены, вам еще не раз представится случай доказать, что гасконцы ничуть не хуже флибустьеров, — добавил немного погодя граф. — Подождите, вот покажется «Санта-Мария».
— Мы возьмем ее на абордаж?
— Галеоны не сдаются без боя. Это не каравеллы, дон Баррехо. Если потом вы увидите…
Но крик, донесшийся сверху, оборвал фразу:
— Парус слева по борту, прямо за фока-реем[40].
— Видите, дон Баррехо, зря вы жаловались, — сказал граф, поворачивая подзорную трубу в направлении, указанном марсовым.
Мендоса тут же засвистел в свою дудку. Он вызывал подвахту палубных матросов и пушкарей.
Помощник капитана, который только что улегся отдохнуть, немедленно появился на палубе, а в проходах и на батареях уже кричали:
— К оружию!.. «Санта-Мария»!..
Конечно, учитывая расстояние и тусклое предрассветное освещение над морем, никто не мог с уверенностью сказать, тот ли это галеон, которого с таким нетерпением ожидал сын Красного корсара, желавший поскорее заполучить секретаря маркиза де Монтелимара. Вполне возможно, что это был какой-то флибустьерский парусник, вышедший с Тортуги на охоту за мелкими прибрежными испанскими судами, курсировавшими до Пуэрто-Принсипе или до острова Гонаве.
Молодой корсар не отрывал подзорной трубы от глаз, внимательно изучая курс замеченного судна. Он ждал, пока не станет светлее; только тогда можно будет принять решение.
— Это корабль с высоким бортом, — сказал он наконец, поворачиваясь к помощнику и гасконцу, стоявшим позади него. — Парусность впечатляет.
— Может, и в самом деле «Санта-Мария»? — спросил сеньор Верра.
— Мелкие каботажные суда не осмеливаются уходить далеко в море, когда находятся в водах, посещаемых флибустьерами с Тортуги. Вы это знаете так же хорошо, как и я. Если бы это не был корабль, способный защитить себя, он не ушел бы так далеко от берега.
— Надо ли приказать готовиться к бою, господин граф?
— Если это галеон, он не сдастся по первому требованию. Что бы там ни говорили, но старушка Испания не оскудела храбрыми моряками. Будем острожными, потому что, если это действительно «Санта-Мария», я не оставлю ее в покое, пока не заполучу кабальеро Баркисимето. Этот человек мне крайне необходим. Вы это поняли, Верра?
— И мы его захватим, клянусь сотней тысяч хвостов Вельзевула!.. — воскликнул гасконец.
— Да, он будет в наших руках, — поддержал его лейтенант, сбегая по трапу с мостика.
Граф снова наставил подзорную трубу. На горизонте величественно вставало солнце, бросая на воду косые лучи, окрашивая море тысячами пурпурных и золотых бликов.
Замеченные паруса резко выделялись над лазурной поверхностью Залива.
Это были верхние паруса, ловившие ветер со всех краев видимого горизонта.
— Это может быть только «Санта-Мария», — сказал граф, опуская трубу. — Дон Баррехо, я верю, что вы сможете размять руки и что на этот раз у вас будет случай показать моим матросам, чего стоят гасконцы.
— Надеюсь, сеньор граф, что вы не оскорбите меня сомнением в храбрости прибрежных жителей Бискайского залива, — ответил искатель приключений.
— Я не считаю вас новичком.
— Пусть я сдохну и буду навеки проклят! Я первым прыгну на палубу «Санта-Марии».
— После меня, дон Баррехо, — ответил корсар, — никто не должен ступать на неприятельский корабль раньше меня, ведь я сын корсара.
— Ладно, я буду вторым, — сказал грозный гасконец.
— В таком случае я буду третьим, — послышался еще один голос.
Он принадлежал Мендосе, незаметно поднявшемуся на мостик.
— А, это вы, приятель? — сказал гасконец, в то время как граф спустился на палубу, чтобы убедиться, все ли разошлись по боевым постам.
— Хочу к вам пришвартоваться, — ответил морской волк.
— Хотите следить за мной? — наморщил лоб авантюрист.
— Ну что вы? Хочу забрать дублоны из вашего кармана, чтобы они не достались испанцам. На эти деньги я закажу тысячу месс, — рассмеялся баск.
— Стало быть, вы желаете моей смерти?
— Гасконцу! Да они же никогда не сдохнут!..
— Вы правы, приятель.
— Никто им этого не пожелает, ведь они слишком опасны.
— Это точно, — серьезно ответил дон Баррехо. — Слишком уж мы грозны, люди Бискайского залива.
— С запада или с востока?
— Конечно, с запада. Те, что на востоке, те не гасконцы.
— Верно: они баски! — разразился смехом Мендоса. — Эти чертовы гасконцы всегда правы!
— Ну еще бы!.. Гасконцы мы или нет?
— Самые наигасконнейшие!..
— А тогда спорить бесполезно, — сказал авантюрист.
В этот момент граф вернулся на мостик в сопровождении своего помощника.
— Это «Санта-Мария», — сказал он Мендосе, вопросительно посмотревшему на него. — Теперь ошибиться невозможно. Займись рулем, пока мы не влепим им хорошенький заряд. Мне нужна мачта этого галеона.
— Вы ее получите, сеньор граф, — ответил морской волк.
— Дарю пятьдесят дублонов в случае удачи.
— Пусть я сдохну и буду навеки проклят! — не сдержался гасконец, кусая себе губы. — У себя на родине за такие деньги я убил бы десяток человек. Почему мой отец не воспитал меня артиллеристом? Однако приятель оплатит мне тот дублон, который он потерял в погребах маркизы де Монтелимар. Я этого не забыл, потому что у гасконцев память хорошая.
На фрегате царило веселое оживление.
Весть о том, что предстоит взять на абордаж испанский галеон, распространилась по всему судну, и весь экипаж с воодушевлением готовился к абордажной схватке, конечно, тяжелой, потому что эти тихоходы прекрасно вооружены, а матросы на них отборные, набранные по большей части из уроженцев Бискайского побережья.
«Молния» поспешала полным ходом за галеоном. Все паруса были поставлены; Мендоса взял на себя управление кораблем.
На галеоне, когда убедились, что за ними гонится корсарское судно, немедленно повернули к доминиканскому берегу, пытаясь найти хоть какое-нибудь убежище в одном из многочисленных портов и бухточек острова, защищенных каким-либо фортом.
Граф, однако, вовремя разгадал намерения испанцев и направил «Молнию» вдоль берега, не давая галеону шанса избежать абордажа.
Дул довольно слабый противный ветер, и «Молния» четырьмя длинными галсами вышла на траверз галеона, а потом смело взяла курс в открытое море; граф тем самым дал испанцам понять, что для выбора у них остались две возможности: либо они сдаются на милость победителя, либо предстоит безнадежный бой.
— Ко мне, Мендоса! — крикнул граф. — Вот подходящий момент!
Галеон находился на расстоянии всего одной мили[41] и шел очень тяжело.
Это был один из тех большущих кораблей, которые испанцы использовали для перевозки в Европу сокровищ, добытых в казавшихся неисчерпаемыми рудниках Мексики, Гватемалы и Коста-Рики. Эти двухпалубники с широким корпусом оказались слишком грузными, чтобы соперничать со стройными судами флибустьеров, сила которых заключалась не в количестве пушек, а в весьма эффективной поддержке буканьеров.
— Мендоса! — кричал граф. — А ну-ка сбей грот-мачту этого галеона и останови его на полном ходу!
— Если бы я мог выполнить эту команду своей шпагой, эта мачта не простояла бы и секунды, — ворчал гасконец. — Приятелю чертовски повезло, но дублон-то он мне заплатит!
На галеоне осознали, что их преследует крупный корабль, способный поспорить за победу и заставить дорого за нее заплатить. Они внезапно сменили курс, надеясь, быть может, укрыться в маленьком порту Хакмель, отдавшись под защиту небольших фортов, построенных там испанцами.
Но экипаж галеона имел дело со смелыми моряками, в совершенстве знавшими побережье острова, да к тому же их судно шло слишком быстро, чтобы позволить избежать абордажа.
Граф, поняв намерение соперников, прижался к берегу, отрезая галеону проход и препятствуя поискам убежища.
«Молния», сохранившая все свои паруса, с наступлением благоприятного ветра быстро летела словно морская ласточка.
В пятидесяти метрах от неприятельского судна «Молния» дала холостой выстрел, но на галеоне и не подумали повиноваться требованию флибустьеров.
Поскольку добраться до малого порта было невозможно, галеон снова повернул в море, в то время как экипаж начал решительно готовиться к битве.
— Ах, не хотите остановиться! — сказал граф. — Тогда твоя очередь, Мендоса.
Морской волк подскочил к кулеврине правого борта и навел ее на галеон, на котором добавили, в свою очередь, новых парусов и опять развернули недавно убранные, чтобы хоть немного оторваться от фрегата.