— Смотрите, галеоны готовятся в погоню, но на что они надеются? Они хотят догнать наше судно? Милые мои, да вы не знаете «Новой Кастилии»!
— Мне кажется, что теперь они ее узнали.
— Сеньор Верра заставит их побегать.
— А теперь и нам время бежать; попытаемся выбраться из Сан-Доминго до восхода солнца. Теперь весь свой гнев испанцы обратят против нас. Охотиться за нами они будут безо всякой жалости.
— А уж если они нас схватят, веревки нам обеспечены, господин граф, — сказал Мендоса.
— Ну, может быть, они еще не сплетены, эти две веревки. Ты-то ведь тоже знаешь город!
— Достаточно хорошо, чтобы вывести вас к Пуэрта-дель-Соль.
— И нам позволят выйти в такое время?
— Даже не надейтесь, капитан.
— Зачем же ты меня туда приведешь?
— Рядом с ними находится полуразрушенный бастион, и мы найдем способ спуститься в ров и даже …
Он вдруг прервался, взглянул на графа да так и остался с открытым ртом.
— Так что же? — спросил корсар.
— Я — настоящий болван, капитан!
— Почему это?
— Да потому что мы можем пройти через Пуэрта-дель-Соль, не подвергаясь опасности сломать шею при спуске в ров… Как же быстро я состарился!
— Ты что, с ума сошел, Мендоса?
— Нет, господин граф, но постепенно становлюсь кретином. Разве не одеты вы в форму алебардщика?
— Вроде бы да.
— Мы явимся к охране городских ворот, и вы скажете, что получили приказ конвоировать меня и вышвырнуть из города. Можете добавить, если это вам не будет в тягость, что я шпионил для буканьеров. Солдату всегда поверят.
— А ты только что признался, что становишься кретином, — рассмеялся граф. — По-моему, так ты с каждым днем делаешься все хитрее, старый кашалот. Ходу! Я не хочу, чтобы завтрашний рассвет застал меня в Сан-Доминго.
Они выбросили одежду и шпагу Мартина в густой кустарник и направили свои стопы к городским воротам, выбрав длиннющую улочку, змеей извивавшуюся среди изгородей и великолепных рядов бананов и пальм. Поскольку все население сбежалось к пристани, им не встретилось ни души, и они смогли беспрепятственно пересечь город. Остановились они возле Пуэрта-дель-Соль, едва ли не главных ворот Сан-Доминго в то время, выходивших прямо в поля.
Два алебардщика, вооруженных длинными пиками, прогуливались перед воротами, покуривая трубки и мирно болтая. Как только часовые заметили приближающихся графа и его матроса, они остановились, загораживая проход. Потом один из часовых, убедившись, что имеет дело с солдатом, спросил:
— Куда идешь, приятель?
— Мне приказано сопровождать этого человека за границей города, — объяснил сеньор ди Вентимилья.
— А кто это?
— Правительственный курьер.
— Пеший? Без лошади?
— Он знает, где достать ее. Открывайте поскорее ворота, потому что мы очень спешим.
— И тебе не дали никакой бумаги?
— Разве я не солдат?
— Верно, но нам тоже дали приказ: не выпускать никого за пределы города.
— Этот приказ касается штатских.
— Подожди, мы позовем старшего: я не хочу брать ответственность на себя.
Он вошел в расположенную рядом казарму и быстро вышел с другим солдатом, несшим в руках фонарь; за ним с грохотом волочилась по земле огромная шпага.
— Посмотрит-ка на этих людей, Баррехо, — сказал часовой.
— Гром и молния! — процедил Мендоса. — Гасконец! Теперь мы пропали!
Граф вздрогнул от удивления и быстро положил руку на пистолет Мартина, готовясь вступить в безнадежную схватку. Гасконец приблизился к ним и не мог сдержать жеста изумления, узнав свою кирасу и свою одежду, в которую облачился граф.
— О, приятель! — протянул он, вытаращив глаза.
Потом, повернувшись к часовым, Баррехо приказал:
— Продолжайте патрулировать, я знаю этих людей.
Он дождался, пока часовые отойдут подальше, а потом, еще раз подняв фонарь, чтобы хорошенько разглядеть лицо графа и его спутника, спросил:
— Что вы делаете здесь, сеньор, в моей одежде? Не вы ли дали мне за нее двадцать дублонов?
— Да, господин Баррехо, — ответил сеньор ди Вентимилья.
— А зачем вы сюда пришли?
— Предложить вам еще десять дублонов, если вы не против.
— Клянусь всеми ветрами Бискайского залива! Вы хотите сделать меня миллионером?
— Нет, я хочу, чтобы вы немножко поправились и не были таким тощим.
— Все гасконцы тощие, сеньор граф. Зато какие стальные у нас мускулы!
— Кто знает, не увижу ли я их в один прекрасный день за работой! Ну так, хотите увидеть еще десять дублонов?
— Что мне надо сделать?
— Очень простую работу: открыть ворота и выпустить нас.
— И больше ничего? — удивился гасконец.
— Ничего. Признаюсь, мы сказали вашим парням, что являемся правительственными курьерами.
— А вы не боитесь встретить буканьеров? Говорят, они готовят нападение на город.
— Не беспокойтесь об этом, господин Баррехо. Откройте нам ворота, и еще десять золотых монет пополнят вашу маленькую сокровищницу.
— Да я готов открыть вам все городские ворота, — ответил дон Баррехо. — Проходите, господин граф; мои подчиненные не сделают вам ничего плохого.
Он схватил огромный ключ, висевший на гвозде, и открыл тяжелую створку ворот, обитую железом, потом провел корсаров через узкий проход, проделанный в толще массивного бастиона.
— Вот вам и чистое поле, — сказал алебардщик, открывая еще одну дверь. — Вы позволите немного проводить вас?
— Я сказал вам, что мы не боимся, — ответил ему граф.
— Не сомневаюсь в этом, сеньор, но что вы хотите? Мне необыкновенно нравится ваша компания.
— Надеюсь, вы не собираетесь наблюдать за нами? — вмешался Мендоса.
— Не обижайте гасконцев!.. Мы не привыкли лгать.
— Тогда идите, — согласился граф. — Вы можете дать нам кое-какую ценную информацию.
— Я в вашем полном распоряжении, господин граф, — сказал гасконец.
— Вы могли бы, например, рассказать нам, где мы сможем достать лошадей.
— Примерно в полумиле отсюда есть корраль[21]; он находится возле крупного поместья. Если у вас еще остались эти красивые дублоны, вы можете там накупить столько лошадей, сколько захотите.
— Наши кошельки еще достаточно толстые, несмотря на мои траты.
— Я отведу вас туда.
— А если ваши приятели, не дождавшись вашего возвращения, поднимут тревогу?
— Да пусть они идут к черту! — сказал Баррехо, пожав плечами. — Разве не могу я ночью пойти погулять и проводить людей, присланных его превосходительством губернатором?
— А ведь в самом деле! — рассмеялся граф. — Мы же очень важные персоны.
— Которые тем не менее путешествуют без документов, — лукаво добавил гасконец.
— Они у нас всегда нацеплены на кончиках наших шпаг.
Солдат понял, на что намекает граф, и, несмотря на свое гасконское происхождение, почел за благо прекратить разговор.
Они шли вперед по дорожке, окаймленной великолепными агавами, волокнистыми растениями, из которых получают эластичные и тонкие нити, а из листьев агав индейцы гонят брагу под названием «пульке», напиток очень пенистый и очень приятный. А за этой огромной изгородью простирались огромные плантации сахарного тростника и кофе, самые главные богатства этого плодороднейшего острова.
Во мраке над полями летали рои светящихся мух[22], насекомых, излучающих свет намного более сильный, чем дают наши светляки, а в бороздках плантаций или вокруг прудов рокотали желто-черные жабы с рогатыми отростками и посвистывали тысячи и тысячи лягушек.
Трое мужчин шли в тишине около четверти часа, освещая путь фонарем; потом, когда дошли до развилки дорог, гасконец остановился.
— Вы нас покидаете? — спросил граф.
— Это зависит от вас, сеньор, — ответил солдат.
— Что вы хотите сказать?
— Господин граф, я — порядочный человек, младший отпрыск дворянского рода из Гаскони. Вот. Вы знаете, что в моих краях все в той или иной степени благородного происхождения, хотя все бедны; бедны, потому что наши отцы не оставили нам другого наследства, кроме шпаги и фехтовальной школы.
— Что из этого следует, сеньор Баррехо?
— Я хотел бы знать, кто вы и почему вы бежали из Сан-Доминго в то самое время, когда был отдан приказ препятствовать выходу любого горожанина.
Граф несколько мгновений молчал, рассматривая солдата, потом сказал:
— Держу пари, что вы это уже знаете.
— Возможно.
— Я — капитан фрегата, вошедшего в порт вчера утром; два часа назад его обстреляли испанцы.
— Флибустьер, не так ли?
— Вы очень проницательны, сеньор Баррехо. Теперь вы вернетесь и, разумеется, предупредите губернатора.
— Я? — возмутился гасконец. — Предам вас? Никогда! Мы же люди чести.
— Я? — возмутился гасконец. — Предам вас? Никогда! Мы же люди чести.
— В таком случае я удовлетворил ваше любопытство.
— Сеньор граф, а если я сделаю вам некое предложение?
— Говорите.
— Мы, гасконцы, рождены для войны, мы не любим, чтобы ржавели в бездействии наши шпаги. Моя уже два года спит в ножнах здесь, в Сан-Доминго; кажется, она уже позабыла, как из них выйти. Хотите взять меня на службу? У флибустьеров всегда случается оказия размять руки.
— Но и найти легкую смерть! — добавил Мендоса.
— Мне тридцать два года, и я достаточно пожил, — возразил гасконец. — Берете меня, сеньор граф? Клянусь, что на мой клинок можно положиться.
— А кроме того, вы избавите его от страшной скуки, — не унимался Мендоса, которому пришелся по душе этот буян.
— Идет! — решился сеньор ди Вентимилья. — Храбрый солдат не будет лишним на моем корабле.
— Вы же не испанец, а значит, можете перейти к неприятелю, — сказал Мендоса.
— Я только наемник и никто иной, а в качестве такового могу предложить свою руку и шпагу всякому, кто мне больше понравится.
— Вам знакомо селение Сан-Хосе?
— Я знаю половину острова Сан-Доминго.
— Вы можете провести нас в имение маркизы де Монтелимар?
— Даже с завязанными глазами.
— Тогда прежде всего позаботимся о лошадях. Не сомневаюсь, что испанцы пустятся за нами в погоню.
— Будьте уверены, сеньор граф, — подтвердил гасконец. — По нашим следам пустят также стаи их ужасных собак.
— Тогда в путь, Баррехо, — сказал граф. — У меня нет никакого желания подставлять икры своих ног этим зверюгам.
— Нам придется идти лесами, сеньор граф. По дорогам ходят дозоры. Они могут остановить нас.
— И много их вдали от города?
— Да порядочно.
— Тогда пойдем навестим леса.
Гасконец отбросил фонарь, свет которого мог выдать беглецов и привлечь внимание какого-нибудь дозорного отряда, направленного в разведку или на охоту за буканьерами.
Подобные группы солдат, состоявшие из пятидесяти человек каждая, должны были препятствовать буканьерам, союзникам флибустьеров, охотиться на многочисленных одичавших быков, которые в те времена свободно бродили по лесам острова.
Испанцы не осмеливались выступать против этих жестоких, никогда не промахивавшихся охотников, а поэтому решили уморить их голодом; для этой цели и были созданы летучие отряды.
Поначалу отряды вооружили огнестрельным оружием, но они не желали нападать на буканьеров или вступать с ними в жаркие схватки, а предпочитали разряжать свои мушкеты в воздух, как только станет заметно буканьерское присутствие.
Предупрежденные об опасности охотники спокойно переходили в другое место.
Губернаторы ряда городов, догадывавшиеся об обманах, отобрали у дозоров огнестрельное оружие, оставив только алебарды, что, как легко догадаться, не принесло никакого практического результата.
Если прежде удирали буканьеры, то теперь пускались в бега алебардщики, чуть заслышав вдалеке выстрел; таким образом, сражения стали такими же редкими, как белые мухи, ибо никто не желал бессмысленно рисковать своей шкурой.
Таковы были эти знаменитые дозорные отряды, прозванные полусотнями; с их помощью губернаторы надеялись уничтожить всех буканьеров (а было их очень много), которые наносили ущерб необозримым лесам острова и были всегда готовы прийти на помощь флибустьерам с Тортуги, когда заходила речь об организации какого-нибудь серьезного грабежа.
Гасконец вместе с двумя своими новыми приятелями пересек огромную плантацию сахарного тростника. Потом решительно направился в лесную чащу, состоящую в основном из огромных стволов хлопкового дерева; из таких полых стволов индейцы, да и негры, строили каноэ, способные вместить до сотни человек.
— Корраль находится по ту сторону леса, — объяснил солдат графу. — Мы сэкономим время и не подвергнемся опасности наткнуться на какую-нибудь полусотню. Постарайтесь не делать лишнего шума, потому что в зарослях могут оказаться быки, а они, скажу я вам, бывают очень опасны, когда их потревожат!
Идти вскоре стало очень трудно, особенно Мендосе, привыкшему ступать только по палубам да лазить на мачты.
В те времена на Сан-Доминго, как и на близкой Кубе или на Ямайке, росли леса, старые, как мир; один слетевший лист в них ложился на другой, погребая под кучами мертвой листвы упавшие стволы и ветки. Так образовывался тот чудесный растительный перегной, который позднее так хорошо послужит предприимчивым плантаторам.
Тут и там тянулись ввысь хлопковые деревья вперемешку с гигантскими пальмами, а то и в тени их, удерживая неизвестно каким образом свои гигантские стволы, не имевшие иной поддержки, кроме маломощного — толщиной не более двух футов — пласта почвы, совершенно недостаточного для огромных корней.
Но больше всего было густых кустарников: настоящие заросли, словно специально созданные для засады и заставлявшие то и дело ворчать Мендосу, потому что кусты оказались превосходно вооруженными преострейшими шипами.
Гасконец, который не раз принимал участие в рейдах полусотен, к счастью, не колебался в выборе дороги, хотя под этими огромными зелеными сводами царила почти полная темнота.
— У меня в голове буссоль, — без конца повторял он, прорубая шпагой в кустах проход для графа.
И на самом деле казалось, что этот дьявол в человеческом облике, вполне уверенно шедший без остановок, обладает особой способностью ориентироваться — точно так же, как и почтовые голуби. А вот кто чувствовал себя неуверенно, так это Мендоса. Привыкший к жизни на море, он понимал, как легко заблудиться в этих лесах.
Этот труднейший переход длился уже три часа, когда маленький отряд вышел на обширную равнину, усеянную множеством прудов.
Дьявольский шум поднимался от высоких трав и зарослей тростника, покрывавших равнину. Рокотали миллионы жаб, посвистывали американские лягушки, а время от времени ко всему этому гаму примешивались хриплые крики, напоминающие грохот барабанов и пушечные выстрелы.
Гасконец остановился, чертыхаясь то ли на французском, то ли на испанском языке.
— Эге, приятель, не выронил ли ты буссоль из своей головы? — спросил Мендоса.
Гасконец помолчал, а потом, яростно колотя по кирасе, сжимавшей его грудь, ответил:
— Мне кажется, она испортилась.
— Что?
— Да моя буссоль.
— Это серьезная проблема для моряка.
— Да порой и для сухопутного человека, — ответил авантюрист, казавшийся сконфуженным. — Как же это я заблудился? Ведь я не раз здесь бывал.
— Надеюсь, дон Баррехо, что вы не собираетесь скормить нас кайманам, — заметил сеньор ди Вентимилья.
— Я берегу свои ноги не меньше вас, — ответил гасконец. — Хотите, дам вам совет, сеньор граф? Давайте подождем до рассвета.
— А тем временем вздремнем немножко, — добавил Мендоса. — Смотрите, какая густая и свежая трава. Мы выспимся лучше, чем на койке «Новой Кастилии».
— А кайманы закусят вашими ногами, — сказал гасконец. — Не закрывайте глаз, сеньор, умоляю вас. Я знаю, как опасны здешние болота!
— Есть у вас сигара, дон Баррехо? — спросил граф.
— Запасся, сеньор граф. У меня — кубинские, лучшие из тех, что делают на берегах Мексиканского залива.
— Дайте одну, и будем ждать восхода солнца. Надеюсь, с вашей помощью мы не потеряемся в гуще лесов Сан-Доминго.
— Тише, сеньор!
— Что там еще? Если это кайман, мы вдвоем заколем его своими шпагами. Кстати, я еще не видел, как работает ваша драгинасса.
— Это не кайман! К нам приближается полусотня! Тише!
Все обратились в слух, укрывшись за огромным стволом хлопкового дерева. Казалось, из леса выходит большой отряд. Слышались тяжелые, размеренные шаги людей, привыкших ходить строем.
— Сейчас они нас схватят! — пробормотал Мендоса. — Что за прекрасная ночная прогулка! Лучше бы было остаться в Сан-Доминго.
— Тише, вечный брюзга! — прошептал граф. — Ты хорошо знаешь, что полусотни предпочитают ходить по своим делам. Не шевелись, и никто не будет искать тебя за таким стволом.
— Хорошо сказано, сеньор граф, — вмешался гасконец. — Впрочем, хватило бы одного выстрела из пистолета, чтобы рассеять этих бедняг. С тех пор как губернаторам пришла в голову дурная мысль отобрать у них огнестрельное оружие, бедолаги просто не в состоянии ввязаться в бой.
— Если только при них нет собак, — уточнил Мендоса.
— Вот этого я и боюсь, — продолжал гасконец. — Но у вас же есть четыре пистолета. Дайте мне один — и вы увидите, что они удерут, как зайцы, хотя среди них есть настоящие храбрецы, уверяю вас. Из испанца всегда получается хороший солдат, а даже я, хоть и гасконец, покажу спину, если со шпагой в руках встречу буканьера, вооруженного аркебузой.