Рядом со школой – особняк профессора Бардаха. В соседнем с ним доме располагалась до переезда в отдельное здание первая в Российской империи бактериологическая станция. Но об этом мы уже говорили в самом начале экскурсии, так что вернёмся к нашему детству – в школу № 47.
Наш отец окончил её не просто с золотой медалью, а ещё и за 9 лет вместо положенных тогда 10: вместе с уже упомянутым выше Даниилом Наумовичем Вайсфельдом перешёл из 8-го класса сразу в 10-й, сдав экзамены, положенные при обоих переходах – из 8-го в 9-й и из 9-го в 10-й. Сэкономленный таким способом год пригодился обоим, чтобы перейти потом из институтов во взрослую жизнь пораньше.
Увы, Анатолию не удалось не только пропустить класс (что в его школьные годы требовало куда большего изобилия формальностей), но и получить медаль. В 1969-м, когда он заканчивал школу, появилось новое положение о медалях: серебряные вовсе отменялись, а для золотой нужны были все пятёрки не только за 10-й, но и за 9-й класс. Для выпускников 1969-го года это положение обрело обратную силу (что, вообще говоря, недопустимо). В частности, у Анатолия в 9-м классе была четвёрка по истории.
Историю и обществоведение в школе № 47 преподавали двое: в классах «А» – Максим Павлович Левин (увы, слепой, но от этого ничуть не менее знающий и умный, чем другие учителя в этой школе), в классах «Б», где учился Анатолий – Фёдор Филимонович Смаглюк (к тому времени, когда до изучения истории добрался Владимир, распределение классов между учителями изменилось: он учился в классе «А», но с ним успели поработать и Левин, и Смаглюк). Увы, Фёдор Филимонович печально памятен как единственное тёмное пятно на фоне замечательно сильного и доброжелательного учительского коллектива.
Преподаваемые им предметы он знал куда хуже доброй половины учеников – и мстил им за это, откровенно занижая оценки. Вдобавок его косноязычие вошло в легенду не только в 47-й: о нём были наслышаны ученики и учителя едва ли не всего тогдашнего Центрального района Одессы. К сожалению, общая (на 96 листов) тетрадь, коллективными усилиями учеников заполненная колоритнейшими его высказываниями, затерялась. Поэтому процитируем лишь то, что помнится даже через четыре с лишним десятилетия. Естественно, поясним подробности, вряд ли привычные нынешнему поколению.
«БрУсель» (БрюссЕль). «ЧилиЯ» (так – вероятно, по ассоциации с районным центром Килия Одесской области – он называл Чили). «БезработНица». «Электропаровоз». «Мэри Гольди»[57]. «Финансовая олигарФия». «Самолёт Ту-104 был для своего времени сверхзвуковым» (с тех пор, понятно, скорость звука не изменилась). «Расскажите мне, какие изменения произошли в Валентине Гагановой и равных ей товарищах»[58]. «Наши танкисты в Чехословакии повторили подвиг Николая Гастелло и в том числе Александра Матросова»[59]. «Не зря Маркс в своём «Коммунистическом манифесте» сказал: «Подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, ограждённое солдатскими штыками, разлетится в прах»[60]. «В крупнейшем азиатском (африканском) государстве Конго со столицей КишансИ (КиншАса) – бывший Леоподвиль (Леопольдвилль) – произошла реакция, потому что там в провинции КатАнга расположено множество медеплавательных (медеплавильных) предприятий».
В 1971-м году – уже в институте – Анатолий, записав эту подборку по памяти, отправил её в раздел «Нарочно не придумаешь» популярнейшего тогда сатирического журнала «Крокодил». Из каждого места, куда попадало его письмо, он получал сообщения: Ваш сигнал получен и отправлен далее для принятия мер. Маршрут письма был таков: журнал – министерство просвещения СССР – министерство просвещения Украинской ССР – Одесский областной отдел народного образования. А в облОНО дело заглохло, ибо как раз в том году Фёдор Филимонович Смаглюк занял первое место на областном конкурсе лекторов по международному положению: общественная активность у него была высокая (он даже пенсионеркам в своём дворе читал эти лекции), а письменные тексты, представленные на конкурс, кто-то отредактировал.
Были у Фёдора Филимоновича и дополнительные (к общему отставанию от большинства его учеников) личные причины не любить лично Анатолия. Тот не только не пытался скрыть своё презрение к слабому и самовлюблённому учителю, но и написал о нём более десятка сатирических перетекстовок песен Владимира Семёновича Высоцкого, чья популярность тогда только началась, но уже была всенародной. Песни эти – и в канонической авторской версии, и с текстами Анатолия – знала и пела вся школа, включая учителей. Анатолий до сих пор полагает, что учителя были правы, не ограничивая выражение им своих чувств и тем самым тренируя его устойчивость к неизбежным в дальнейшем более резким и опасным столкновениям с сильными мира сего. Владимир и наш отец, напротив, полагают, что учителя выставляли его на передний край скандала вместо того, чтобы самим добиваться отставки непрофессионала и приучать Анатолия избегать конфликтов и скрывать свои мысли. Скорее всего, однозначная оценка тут вряд ли возможна.
Как бы то ни было, в 9-м классе Анатолий, хотя и сдал экзамен по истории (его принимали оба учителя, и возможности занизить оценку Смаглюк не имел) на 5, но с учётом четвёрок в табеле по всем четвертям получил годовую четвёрку. Исправить её задним числом в 10-м классе было невозможно, так что он остался без медали. Это повлияло на всю его дальнейшую судьбу. Вступительные экзамены на механико-математический факультет МГУ он сдал на 13 баллов (по 4 за письменную и устную математику, 5 за физику), а с таким результатом принимали в том году только медалистов и жителей сельской местности[61].
Правда, с этими (и даже меньшими: известно, что экзамены в МГУ, МФТИ, МИФИ и ещё нескольких престижнейших ВУЗах страны были куда строже, чем в большинстве ВУЗов СССР; поэтому их проводили в июле, чтобы неудачники могли в августе попытаться поступить в другие ВУЗы на общих основаниях) оценками можно было без дополнительных экзаменов зачислиться в несколько десятков тоже весьма престижных ВУЗов, чьи представители дежурили прямо в вестибюле мехмата. Анатолий и отец, специально приехавший в Москву на свой отпуск, чтобы обеспечить Анатолию жильё (у знакомых), пропитание и прочее жизнеобеспечение на время экзаменов, совместно изучили все предложения и выбрали московский институт электронной техники, открытый в Зеленограде всего четырьмя годами ранее и готовивший специалистов по многим новейшим направлениям, включая программирование, любимое Анатолием уже тогда. Но тут вмешалась мама. По телефону (а тогда междугородная телефонная связь была ещё очень сложна, и говорить пришлось со специального переговорного пункта на Центральном телеграфе Москвы) она выслушала свежую идею и сказала, что готова отпустить сына на пять лет за тридевять земель ради учёбы только в МГУ, а не бог весть где. По классическому анекдоту, еврейская мама отличается от арабского террориста тем, что с арабским террористом можно договориться. Пришлось Анатолию возвращаться в Одессу, поступать в холодильный и учиться на теплофизика. Правда, после института он всё равно стал программистом, но это уже не имеет прямого отношения ни к обучению, ни к науке, а посему выходит за рамки нашей книги.
Владимир сразу поступил в школу № 47. Окончил её через 8 лет после Анатолия. Таких сложностей с коллективом класса, как Анатолий, не испытывал. Увы, медаль он тоже не получил. Ко времени его выпуска официально сочли, что награду за отличное обучение получают слишком многие, так что во многих престижных ВУЗах после зачисления медалистов не остаётся места рядовым студентам. Установили общий норматив на долю медалистов среди выпускников, так что в каждом регионе приходилось отбирать среди тех, чьи аттестаты содержали только пятёрки, достойных дополнительной награды. Решения преподавательских коллективов школ дополнительно утверждались районными и областными управлениями народного образования. Новая система предоставила широчайшие возможности для произвола, никоим образом не связанного с результатами обучения и воспитания. Уж лучше было бы, на наш взгляд, ужесточить требования к самим экзаменам и усложнить школьную программу. Но тогда слишком многие рисковали бы не дотянуть до конца обучения, да и формальный показатель – средний балл по всем выпускникам – упал бы. Как часто бывает не только в школе (вспомним обширный арсенал трюков, употребляемых нынешними эффективными менеджерами для красивых квартальных и годовых отчётов перед акционерами), форму предпочли содержанию.
Вспомнив наши школьные годы, возвращаемся по улице Льва Толстого к дому № 24 – на углу с Кузнечной улицей. Это общежитие Национального университета «Одесская юридическая академия» – неофициально имени Сергея Васильевича Кивалова. Официально академия ещё не носит имя своего основателя, поскольку Почётный гражданин Одессы профессор Кивалов жив-здоров и активно трудится на различных постах, включая пост почётного президента этого учебного заведения. Роль Кивалова в его организации столь велика, что оно прочно и неразрывно ассоциируется с Сергеем Васильевичем.
Вспомнив наши школьные годы, возвращаемся по улице Льва Толстого к дому № 24 – на углу с Кузнечной улицей. Это общежитие Национального университета «Одесская юридическая академия» – неофициально имени Сергея Васильевича Кивалова. Официально академия ещё не носит имя своего основателя, поскольку Почётный гражданин Одессы профессор Кивалов жив-здоров и активно трудится на различных постах, включая пост почётного президента этого учебного заведения. Роль Кивалова в его организации столь велика, что оно прочно и неразрывно ассоциируется с Сергеем Васильевичем.
Главный корпус Юридической академии расположен на четвёртой станции Большого Фонтана. Туда мы вряд ли доберёмся, но немного отвлечёмся, чтобы в связи с этим зданием рассказать следующее. Сейчас сложно поверить, но в период «развитого социализма», несмотря на то, что его потом почему-то стали именовать периодом застоя, в Одессе было несколько мощных станкостроительных заводов. Когда жена Владимира Инна школьницей ехала в троллейбусе на экзамен по экономической географии и обсуждала с одноклассницей вопрос о предприятиях Одессы, пассажиры стали подсказывать:
• завод радиально-сверлильных станков;
• завод прецизионных станков;
• станкостроительный завод имени Кирова;
• завод прессов…
Конечно, сейчас это абсолютно невозможно: заводы давно прекратили существование. В лучшем случае на их территории размещены бизнес-центры, но чаще всего цехи просто поделены на мелкие кустарные производства, либо и вовсе разрушены. А ведь продукция заводов зачастую – нынче в это невозможно поверить – шла на экспорт, в том числе и в Западную Европу. Например, на заводе «Микрон» в 1969-м году под руководством двоюродного брата нашей мамы Бориса Михайловича Баума освоено производство шариковых винтовых передач (ШВП) для всего станкостроения бывшего СССР, образована главная проектная организация по разработке и усовершенствованию конструкций, нормативно-технической и технологической документации на ШВП. Уже в постсоветское время – в 1993-м году – на заводе внедрена серия стандартов на ШВП в соответствии с международным стандартом на ШВП ISO 3408. Благодаря этому, без преувеличения, уникальному know-how завод «продержался» дольше других одесских предприятий. Хотя и к нему можно отнести слова Ужа из «Песни о Соколе» М. Горького:
Таким прахом стали практически все одесские заводы. Но в период их расцвета в главном девятиэтажном корпусе нынешней Юридической академии размещалось ПТУ № 1, специализировавшееся именно на подготовке станкостроительных рабочих. С его директором Владимиром Яковлевичем Левинсоном мы имеем удовольствие быть знакомы свыше 20 лет. Поэтому из первых уст слышали историю строительства здания. Владимир Яковлевич долго «пробивал» проект и добился встречи с профильным министром. Провёл серьёзную подготовительную работу: собрал данные по возрастному составу имеющихся специалистов и составил таблицы потребностей в новых рабочих на основе прогноза роста производства, а также подготовил данные по возможностям подготовки новых рабочих в имеющемся ПТУ и в ПТУ с новым – беспрецедентно большом для профтехучилища – зданием.
Не обошлось и без подношений. Времена, повторимся, были застойные, поэтому поднесён был не конверт с долларами, а одесские конфеты и альбом старинных фотографий нашего города. Министру аргументация показалась убедительной, а альбом понравился. Поэтому он перевёл беседу в неформальное русло – вышел из-за стола, сел рядом с Владимиром Яковлевичем, нежно взглянул ему в глаза и спросил:
– Володя, зачем тебе это нужно? Ты же надорвёшься на этой стройке.
Точнее, вместо «зачем» он воспользовался словом, более типичным для настоящего мужчины. Но Владимир Яковлевич был стоек, и теперь у Юридической академии есть замечательный главный корпус в прекрасном районе Одессы. Сергей Васильевич Кивалов знал эту историю и уважительно принимал у себя товарища или, правильнее сказать, мистера Левинсона, когда тот приезжал в Одессу уже из Сан-Диего.
И ещё один характерный эпизод. Владимир с женой и дочкой гостили у Владимира Яковлевича и его жены Натальи Семёновны в Сан-Диего.
Гостеприимные Левинсоны возили их по городу на «Акуре». «Владимир Яковлевич, зачем Вам автомобиль с двигателем 3.5 литра?» – спросили одесские гости. «Ну как? Мне ведь нужно быстро перестраиваться на free-way», – ответил новый американец. Ему тогда по паспорту было за 80 лет. Но по энергии, поведению, интересу к жизни герой нашего рассказа давал фору многим людям вдвое его моложе. Кстати, дело прошлое, но директор Левинсон принял к себе в ПТУ № 1 нашего коллегу теплофизика Николая Николаевича Палтышева, когда того за новаторские методы преподавания физики выгнали из нескольких одесских школ. Потом метод получил признание, и Николай Палтышев стал Народным учителем СССР. Вот какие замечательные люди строили и развивали наш город ещё двадцать лет назад.
Идём дальше вдоль пятого «киваловского» общежития. Как и все другие объекты Национального университета «Одесская юридическая академия», общежитие радует нас отличным техническим состоянием. Ремонт шёл на наших глазах – четырехэтажное «сталинское» общежитие техникума измерений увеличили на два этажа, причём довольно гармонично и нарядно.
Впрочем, у Сергея Васильевича уже был опыт аналогичной перестройки. Заурядное здание ПТУ на пятой станции Фонтана также надстроено на два этажа, после чего в нём разместился Международный Гуманитарный университет (МГУ) – учебное заведение, дружественное Юридической академии. Многие преподаватели академии работали по совместительству в частном МГУ, повышая свой доход в самые тяжёлые 1990-е годы.
Кроме прекрасных зданий, стадиона, церкви и прочих объектов, Юридическую академию выделяет громадное по одесским масштабам число студентов на одну специальность: их сейчас там всего 5, а студентов свыше 12 000. Для сравнения, политехнический университет готовит специалистов по 66 специальностям, но в нём учатся сейчас около 11 000 студентов.
За общежитием правоведов восьмиэтажное Г-образное здание Академии технического регулирования и качества. Поскольку Кузнечная на этом квартале – весьма неширокая улица (и, заметим, в сторону увеличения номеров она ещё сужается), здание академии находится в глубине открытого двора. Перед зданием стоят два стройных и необычайно высоких пирамидальных тополя, чьи верхушки намного выше крыши Академии.
Если мы углубимся в историю стандартизации и метрологии (это неизбежно при рассказе о ВУЗе, перед которым мы находимся), то снова столкнёмся с Дмитрием Ивановичем Менделеевым. Всё, за что брался этот выдающийся учёный и общественный деятель, становилось на научные рельсы и приобретало всероссийский размах. В 1892-м году он назначается учёным-хранителем Депо мер и весов, к тому времени тихо существовавшего в России уже полвека. Но уже через год Депо превращается в Главную палату мер и весов, Менделеев становится её управляющим, и начинаются кардинальные изменения в деле метрологического обеспечения Российской Империи. Менделеев приступает к воплощению в жизнь своего тезиса: «Наука начинается с тех пор, как начинают измерять». В 1899-м году утверждено новое «Положение о мерах и весах»: на его основании предполагалось открыть до 150 (!) специальных государственных учреждений – поверочных палаток мер и весов. Одесса, как один из крупнейших городов России[62], попала в число первых 12, где – летом 1902-го года – открыли поверочную палатку. Невероятное совпадение, но размещалась Одесская поверочная палатка в доме № 14 по Кузнечной улице (в нём сейчас живёт Владимир), в точности напротив своего нынешнего наследника – семиэтажного лабораторного корпуса Одесского регионального центра стандартизации, метрологии и сертификации. Главный же корпус центра с 1930-го года находится на ныне «односторонней» улице Черноморской (о ней мы рассказывали в предыдущей книге). В лабораторном корпусе, слева от здания Академии технического регулирования, стажируются её студенты. На торцевой стене лабораторного корпуса почти олимпийский лозунг «Мера, вес, число», а на здании Академии изящный знак ещё советского Комитета стандартов: буква С как микрометр измеряет букву т. Вот такой островок стандартов на Кузнечной.
Созданный в день окончания Второй Мировой войны – 2-го сентября 1945-го года – техникум измерений стал не просто базовым учебным заведением Госстандарта СССР: до 1977-го он был вообще единственным в СССР учебным заведением, готовившим специалистов в области метрологии и стандартизации. Не нужно было говорить «Одесский техникум измерений» – других просто не было. Удивительно, но филиалы и учебно-консультационные пункты одесского техникума располагались в самых крупных промышленных и научных центрах СССР: Москве, Ленинграде, Новосибирске, Хабаровске, Харькове. При том, что в Ленинграде работал ВНИИ метрологии – наследник Главной палаты мер и весов, в Москве – ВНИИ метрологической службы, под Москвой – ВНИИ физико-технических и радиотехнических измерений[63], в Харькове – институт метрологии и т. д., кадры готовились в Одессе. Потребители выпускников техникума были по всей стране, а монополия Одессы в подготовке специалистов продолжалась 32 года.