— Я как раз охраняю одну из таких великих американских ценностей, — пробормотал Дэн Уолш. — Президента. И моя работа не имеет никакого отношения ни к сербам, ни к Саддаму!..
Но жене трудно было объяснить, что внешняя политика Штатов и федеральная служба охраны, в которой работает он, не имеют друг к другу никакого отношения. Она никогда этого не понимала, или понимала как-то по-своему и с гордостью говорила на вечеринках-барбекю, что ее муж работает на «безопасность страны».
Он с ней не спорил. Он никогда не спорил — зачем? Вначале он был сильно в нее влюблен, и ему нравилось, что она им гордится, а потом объяснять стало как-то глупо — не дура же она на самом деле, чтобы в сотый раз повторять ей одно и то же!
Жена опять энергично вскинула руку. Откуда у нее взялись эти дурацкие жесты, как у Дуче во время митингов в Риме?! Или в ее книжке сказано, что такие жесты при расставании отвлекают внимание покинутого и мешают ему закатить скандал и окончательно испортить ваш день?!
Попросить, что ли, виски?! Или здесь не подают? И после порции «Дикого индюка» немедленно захочется курить, а курить запрещено везде.
Милостивый боже, как болит голова! Это оттого, что меня бросает жена. Вот-вот бросит. А я не хочу! Не хочу!.. Мне придется все начинать сначала, а это долго, утомительно и неизвестно чем закончится! Кроме того, шеф не слишком жалует офицеров «с проблемами», а у меня, кажется, проблемы, да еще какие!..
— В число великих американских ценностей, — продолжала жена, дучевскими жестами обрубая каждое слово, — входит не только верность долгу, дорогой! В число таких ценностей входит еще и верность семье! Мы служим не только Америке, но также господу и семье! А ты, Дэнни? Кому служишь ты?!
Дэн Уолш, профессионал до мозга костей, терпеть не мог таких разговоров. Он никогда не «служил господу, Америке и семье». Он просто работал так, как считал нужным, и работа была его жизнью.
— Я ничего не понимаю в таких вещах, — сказал он и отпил чуть теплого гадкого калифорнийского кофе. — Прости. Но ведь ты.., любила меня. Что-то случилось?..
— Конечно, случилось! — энергично воскликнула она.
— Ты.., нашла мне достойную замену?
— Дэнни, я каждое воскресенье хожу в церковь! И у алтаря перед лицом господа я поклялась оставаться тебе верной женой. Именно такой я и остаюсь! И твои подозрения оскорбительны для меня.
— Прости, — покаялся полковник Уолш. — Я не должен был так говорить. Но тогда в чем дело? Мы прожили вместе восемь лет, и ты, кажется, была довольна…
— Это ты был доволен! — крикнула она, и на глазах у нее показались слезы, и вдруг на одну минуту вернулась та самая студентка из Йелля, в которую он влюбился, казалось, на всю жизнь.
Она смешно говорила, стеснялась своей дремучей провинциальности и все время училась. У него почти не было денег, — родители тогда как раз находились с ним в состоянии «холодной войны», а крохотной стипендии не хватало даже на квартиру. Его машина, столетний «Додж», подаренный ему владельцем магазина подержанных автомобилей за то, что он все лето мыл машины и катал потенциальных клиентов, заводилась только с третьей попытки, тряслась, гремела и изрыгала клубы синего дыма. И вот на этом «Додже» он первый раз повез ее в кино, а потом в немыслимую закусочную на окраине, и им было очень весело и интересно вдвоем, и «Додж», который прожил с ними долгую и счастливую жизнь, немедленно получил имя «Грязный Гарри», и это тоже их очень веселило!..
Дэн Уолш, завидев слезы своей жены, моментально пересел на ее сторону, обнял и прижал к себе.
Она уткнулась горячим маленьким лицом ему в футболку и зарыдала еще горше.
— Ш-ш-ш, — сказал он нежно и покачал ее из стороны в сторону. — Бедная моя! Не плачь, не плачь, маленькая!..
— Я давно уже не маленькая, Дэн, — грустно сообщила она и его рукавом вытерла глаза. — Я была маленькой, когда мы познакомились. И я тогда не понимала, какая ужасная жизнь ожидает меня…
Он потерся щекой о ее волосы, такие знакомые, так приятно и вкусно пахнущие французскими духами, которые он привез ей из Парижа. Она никуда не выезжала дальше Майами, а он объездил весь мир и всегда привозил ей маленькие подарки. Утром в мотеле она побрызгалась именно французскими духами и рассеянно потрепала его по щеке, когда он сделал попытку поцеловать ее не «просто так», а с «дальним прицелом».
Утром он еще не знал, что именно она задумала. Даже не догадывался.
— Тебя никогда не бывает дома, — сказала жена и отвернулась к окну, должно быть, чтобы он не видел ее лица. — А когда ты есть, ты все время занят. Даже во время уик-энда тебе звонят на сотовый, и ты разговариваешь по нему!
— Я не могу не разговаривать, это может быть важно…
— У Эшли муж хирург, и он никогда не отвечает на звонки, если ему звонят в выходные, — ожесточенно продолжала жена. — Никогда! Он ценит возможность побыть со своей семьей, и для него это важнее, чем любая работа! И дом! Ты видел, какой у них дом?
— Видел, — согласился Дэн Уолш. — У меня никогда не будет такого.
— Вот именно! — Тут она взглянула на него, и он понял, что той девчонки, которая каталась с ним на «грязном Гарри» и ела дешевую китайскую лапшу, уже давно нет и, наверное, больше никогда не будет. — А если бы ты перешел консультантом в частную фирму, например.., например.., да в какую угодно фирму, ты давно был бы миллионером!.
— Не уверен.
— Дэн, ты блестящий профессионал, и все об этом знают! У тебя куча наград, и в прошлом году тебя даже приглашали читать лекции по безопасности!..
— Приглашали, — согласился Дэн Уолш. — Но это не значит, что я потенциальный миллионер! И.., я не понял. Нам не хватает денег? Или я пропустил что-то важное?
— Мне не хватает тебя! — крикнула она и опять сделала энергическое движение. — Уже давно не хватает, Дэн!
Он пожал плечами и посмотрел поверх ее волос на залитую яростным калифорнийским солнцем улицу.
Он терпеть не мог калифорнийское солнце, калифорнийское шампанское и калифорнийских красавиц.
— У меня такая работа, и я плохо себе представляю, что она может быть другой.
— Вот именно, Дэн! — с горечью сказала его жена. — Вот именно! Ты не представляешь себя без этой чертовой работы, а я не представляю, что должна прожить жизнь соломенной вдовой!
— Чушь! — вдруг вспылил он. — Я не подводник и не полярник. Я не пропадаю по три месяца в рейде или на Северном полюсе. Шеф не бывает в командировках по полгода, а мы ездим, только когда ездит он!
— О'кей, — согласилась жена. — В прошлый уик-энд ты был в Париже, хотя нас приглашали Сикорски, и все были там парами, а я, как всегда, одна!
— Но я прилетел, и у меня было несколько дней…
— А у меня-то их не было, Дэнни! Я должна быть на службе всю неделю, и только уик-энд я могу посвятить семье.
— Семье — это значит мне? — уточнил Дэн Уолш. — Или у тебя в семье есть кто-то еще и я просто об этом не осведомлен?
Это было не совсем по правилам, не совсем по-честному и не совсем в духе «хороших парней», но ребенок всегда был больным вопросом.
Он хотел детей, а она решительно отказывалась. Сейчас женщина рожает в сорок пять первого и в сорок восемь второго, и это позволяет ей вырастить полноценных детей, целиком посвятив себя их воспитанию, потому что карьера уже сделана, пенсия накоплена, домик куплен и открыты специальные «университетские счета» для каждого из планируемых потенциальных наследников и отдельный счет для оплаты услуг «большой мамочки» — няньки, которая будет с ними сидеть.
Только так, и больше никак.
— Я была права, когда говорила тебе, что мы еще не готовы к детям, — констатировала жена. — Мы даже свои отношения не смогли наладить, а дети во много раз усложнили бы наше положение.
— Может, мы не станем усложнять дальше? — спросил Дэн и потрогал рукой висок, то самое место, из которого вылезали белые кости и черное месиво, бывшее с утра его мозгом. — Может, нам стоит попробовать все наладить?
Он хотел было прибавить что-то из фильма, вроде «Дай мне еще один шанс» или «Видит бог, я не могу без тебя», но не стал.
Какой еще шанс? Нет никакого шанса!
Они или будут вместе и дальше, или не будут. И никаких иллюзий.
«Грязный Гарри», шелковая ночная сорочка, купленная на все сэкономленные за год деньги ей на Рождество, ветер дальних странствий — они много ездили, и все по самым дешевым мотелям, — секс на старом одеяле в проржавевшем кузове их старикана, огромные голубые звезды на утреннем небе, и еще то, как она бежала к нему навстречу, когда он прилетал из командировок, — она тогда еще приезжала его встречать, добившись пропуска на военную базу, — все это осталось позади и никогда не вернется, и об этом можно сожалеть сколько угодно!..
Вернуть — никогда.
— Нет, Дэнни, — грустно сказала жена. — Ничего нельзя наладить. У тебя будет следующая командировка, а у Бобби и Надин очередная вечеринка, и я опять пойду на нее одна. А потом Сикорски купят дом, как у Эшли, а мы…
— Нет, Дэнни, — грустно сказала жена. — Ничего нельзя наладить. У тебя будет следующая командировка, а у Бобби и Надин очередная вечеринка, и я опять пойду на нее одна. А потом Сикорски купят дом, как у Эшли, а мы…
— У нас отличный дом, — бросил он с раздражением. — Ну зачем нам какой-то другой?! Или вместо двенадцати комнат ты хочешь тридцать шесть? И еще пару горничных и садовника?
— Меня повысили, — вдруг заявила она совершенно спокойно. — Я прошла все испытания, и я теперь партнер, Дэн! Я партнер!
— Поздравляю тебя.
— И я буду партнером в Сиэтле.
— Где?!
— А что тут такого?! В Вашингтоне партнеров достаточно, и меня перевели в Сиэтл.
Вот оно в чем дело.
Дети, командировки. Северный полюс и Саддам Хусейн ни при чем. Как это я сразу не догадался?! Офицер, черт возьми, всю жизнь проработавший в федеральной службе безопасности!..
— И ты уже согласилась?
— Да.
Теперь, когда все стало ясно, он перестал задавать глупые вопросы. Теперь он утверждал, а она только кивала.
— Ты давно приняла решение.
— Да.
— Ты все обдумала и даже обсудила со своим адвокатом.
— Дэнни…
— Ты поставила в известность своего шефа, этого чертового ублюдка, потому что он давно положил на тебя глаз. И сам он только недавно развелся в третий раз.
— Дэн Уолш!
— Ты сходила в клуб разведенных женщин и поучаствовала в паре тренировочных заседаний, где все эти разведенные стервы научили тебя, как нужно бросать мужей.
— Уолш!
— Они очень тебе сочувствовали, потому что ни одна из них, разумеется, не согласилась бы жить с мужчиной, который иногда ездит в командировки!
— И еще проводит на работе гораздо больше времени, чем дома, и еще носит под пиджаком пистолет, и знает кучу дурацких государственных тайн, и надувается, как индюк, когда спрашиваешь у него, во что была одета первая леди, когда вышла к завтраку в этом.., о боже мой.., в Китае, вот где!
— Пистолет у меня в сейфе, а не под пиджаком, тайн я не разглашаю, вопрос костюма первой леди — не мой, а протокольной службы.
— Перестань, Уолш! Тебе не запудрить мне мозги! И мне действительно очень помогли в центре реабилитации разведенных женщин, и мне очень важно, чтобы ты был…
— Стоп, — сказал полковник Уолш, один из лучших специалистов и один из самых доверенных офицеров президента Соединенных Штатов. — Ты ведь пока еще не разведенная женщина, если я правильно понимаю?
— Что ты имеешь в виду?
— Я узнал о том, что ты планируешь со мной развестись, только сегодня. А реабилитироваться в центр ты пошла заранее. Значит ли это, что ты приняла окончательное решение и я ничего не могу изменить?
Она взглянула на него и опустила голову.
— Есть ли еще что-то, о чем я должен знать, чтобы не выглядеть идиотом перед адвокатом?
Она молчала.
— Так, — подытожил он. — Что именно? Любовник?
— Нет!
— Дом?
— Не смей думать обо мне, как о какой-то шлюхе, которая…
— Счета?
Солнце все припекало, как будто наваливалось на его бедную голову. На стоянку перед кафе зарулил огромный лимузин, из него вышел человек в зеркальных очках, с пышными бакенбардами и в розовой пиджачной паре. Он постоял, давая всем желающим себя осмотреть, а потом неторопливо направился к дверям.
Калифорния, будь она проклята!..
— Что со счетами? Ты перевела на себя все или только общие?
— Общие, — быстро и виновато призналась она. — Как бы я могла перевести все?! Я считаю, что это справедливо, Дэнни. Это просто компенсация за то время, что я провела одна.
— О'кей. — Он поднялся и снова пересел на другую сторону, сознательно отдаляя себя от нее.
Придется привыкнуть. Теперь ко многому придется привыкать заново.
Нет, не так. Теперь придется долго и мучительно привыкать к тому, что я один и за спиной у меня пустота, а не одна из «великих американских ценностей», называемая семьей.
— Когда ты перебираешься в Сиэтл?
— Чем скорее, тем лучше. Шеф не может ждать, потому что в том офисе не закрыта эта вакансия.
— Ладно, — перебил ее он. В голове и на душе стало совсем скверно. — Ты вернешься в Вашингтон со мной?
Она покачала головой, достала из сумки темные очки и нацепила их — отгородилась от него окончательно.
— Я не хотела бы ехать с тобой в одной машине через всю страну, Дэн. Думаю, что прилечу на самолете. Тем более что мне нужно вернуться как можно быстрее, потому что офис в Сиэтле не может ждать.
— Я знаю, — сказал он с досадой. — Там не закрыта вакансия!..
— И не смей оскорблять меня, Дэн Уолш! Мой адвокат…
— Я ничего не хочу слышать про адвокатов. Но должен предупредить, что делиться придется честно. Я не могу отдать тебе все и остаться нищим.
— Как ты можешь так говорить, Дэн?!
— Я могу. Потому что ты перевела на себя все наши общие счета.
— Это всего лишь компенсация, я уже сказала…
— Черт с ней. Все остальное разделим так, как положено по закону. Согласна?
Она помолчала.
— Да.
— Тогда я поехал. Пока.
Он поднялся, похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли ключи от машины.
— А мой чемодан?
— Я попрошу официанта отнести его. Может, оставить тебе наличных?
— Дэн, перестань обо мне заботиться! Ты больше не мой муж!
— Ах да! — Он улыбнулся. — Я и забыл.
Он обошел стол и поцеловал ее, просто коснулся губами прохладной щеки.
— Пока. Будь счастлива.
— Ты тоже.
— Я постараюсь.
И он вышел из кафе под бешеное калифорнийское солнце, и подозвал официанта, и распахнул багажник «Навигатора», откуда сразу же пыхнуло жаром и горячей синтетической вонью, как будто там случился пожар.
Телефон у него зазвонил, когда он уже садился в машину.
— Дэн Уолш слушает.
— Дэнни, возвращайся в Вашингтон, — не здороваясь, приказал начальник личной охраны. — У нас проблемы с русским визитом.
— Какого рода, сэр?
— Появилась информация, что русские могут устроить нам сюрприз. Возвращайся, мы должны успеть подготовиться.
— Шеф в курсе, сэр?
— Ты первый, кого я ставлю в известность, Дэнни.
— Я ценю это, сэр.
Говорить или не говорить о том, что его только что бросила жена?.. Говорить или подождать?.. Ведь все еще может измениться, и тогда он окажется в идиотском положении.
Ничего не изменится, подсказал в изнеможении больной от солнца и горя мозг. Все, Уолш. Это конец истории, продолжения не будет.
— У меня небольшие личные проблемы, сэр, — отчеканил он в трубку. — Я смогу вернуться в Вашингтон только завтра к вечеру.
Начальник помолчал.
— Серьезные или все-таки небольшие, Дэн?
— Серьезные, сэр.
Опять пауза.
— Хорошо. Жду вас завтра к вечеру, полковник.
— Благодарю вас, сэр.
Он бросил телефон на соседнее кресло, где обычно сидела его жена, когда они ездили вдвоем, рванул с места и вылетел на калифорнийское шоссе.
Кафе, где они сидели, все уменьшалось в зеркале заднего вида, а потом дорога вильнула, и оно пропало вовсе.
— Вот и все, — сказал сам себе полковник Уолш. — Конец истории.
* * *— Я так больше не могу!! — прорыдала она из ванной. — Я больше ничего не желаю слушать про твою работу и про то, что ты делаешь карьеру, Колечка! Я от тебя ухожу, и можешь быть абсолютно свободен! Просто как ветер!
— И проваливай куда хочешь! — тоже проорал он, схватил с захватанного руками стеклянного столика пачку сигарет и вытряхнул одну. Остальные рассыпались. — Мне все равно! Если ты не понимаешь, что я получил повышение, значит, скатертью дорога!
— А мне-то что от твоего повышения?! — Она выскочила из ванной и буйствовала в коридоре. Глухо падали какие-то вещи, словно она швыряла в стену валенки. — То у тебя тренинги, то у тебя учеба, то у тебя командировки по три месяца! С этой учебы ты приезжаешь вечно пьяный! Чему вас только учат-то там, на учебе этой?! Ребенок забыл, как отца зовут, а я забыла, когда мы в последний раз в театр ходили!
— А при чем тут театр?!
— А при том, что я не нанималась к тебе уборщицей и кухаркой! Я хочу жить, как все люди живут, я хочу по выходным на дачу ездить!
— Далась она тебе, дача эта!
— Далась, представь себе! И ребенок на свежем воздухе, и родителям приятно! Только мы на дачу не можем, у нас папочка карьеру делает!
— А тебе бы только мамочке своей угодить! Ты и дачу эту придумала, только чтобы мамочка была довольна! А у тебя муж есть! Есть или нет?
— А я не знаю!
Она выскочила из коридора и стала в дверях. Халат распахнулся на груди, и она воинственно его запахнула, будто опасалась за свою честь и готовилась отстоять ее.
— Да, вот не знаю, есть у меня муж или нету!
Он ползал по ковру и собирал сигареты, из которых сыпалась желтая табачная крошка. Руки у него тряслись. Он и впрямь вчера перебрал, когда праздновали его повышение и отъезд в Питер.