– Не понимаю я тебя, Варька. – Моя квартирная соседка Зинуля все еше пребывала в мрачном миноре. Она никак не могла смириться с тем, что Неделя высокой моды пройдет без ее участия. – Решительно не понимаю. Скачешь по квартире в трехсотдолларовых туфлях, отламываешь каблук и ржешь, как обкуренная.
– И что?
– А то, что, если бы у меня такие туфли были, я бы их кремом для лица мазала.
– И кто из нас после этого странный?
Зинка пожала плечами и продефилировала на кухню. Там, в холодильнике, ждал ее запотевший стакан с горько пахнущим густым травяным отваром. Зина твердо решила немного похудеть и для этой благородной цели накупила в аптеке очищающих травяных сборов. И теперь значительную часть свободного времени она проводит в компании унитаза. Я ее не понимаю. Хотя пить слабительные травки – это все же лучше, чем провоцировать рвоту после каждого приема пищи, Зина практиковала и такой метод поддержания формы на протяжении нескольких месяцев. Зачем ей вообще понадобилось худеть – ума не приложу. На мой взгляд, она и так напоминает палку от швабры, одетую в дорогие шмотки. Да и мерзнет все время, бедолага. А вы бы видели ее ключицы – костлявые, как у цыпленочка.
– Почему жизнь устроена так несправедливо? – Зина, морщась, залпом пила горький отвар. – Ты, Варя, жирновата. Притом ни в чем себе не отказываешь, сливочные йогурты жрешь. А я стараюсь, стараюсь. И вот результат. Ты идешь на свидание, а у меня опять понос.
Я красила перед зеркалом губы. Да, мои подбитые глаза выглядят не лучшим образом. Зато губы будут сочными и аппетитно блестящими, как у Голди Хоун после силиконовой инъекции.
– Я целый год на свидания почти не ходила. А если и ходила, то на какие-то убогие, однотипные. А ты веселилась напропалую.
– Все это мелко, – поморщилась она.
– Что именно мелко? Ты имеешь в виду того мужика, который подарил тебе лисью горжетку? Или того, который оплатил тебе годовое членство в спортклубе? Куда ты ходила не для того, чтобы потеть на тренажерах, а для того, чтобы в красивом купальнике сидеть у бассейна и знакомиться с мужчинами. По-моему, ты была вполне довольна.
Зина грустно вздохнула. Вот уже вторую неделю она сидела на так называемой «зеленой» диете. Ей можно было есть только продукты зеленого цвета – шпинат, капусту, огурцы, яблоки (когда я предложила ей разнообразить данный унылый список мятными пастилками и семидесятиградусным галлюциногенным зеленоватым напитком абсент, Зинаида назвала меня испорченной натурой). Голод придал ее взгляду какую-то особенную глубину. Я была влюблена и благосклонна, поэтому отощавшая Зинаида казалась мне красавицей.
– Горжетка, мужчины… Гадость! Я, Варя, пожалуй, не верю в любовь.
– Что за глупости? Посмотри на меня. Сама сказала, что я не хожу, а летаю. А помнишь, как прошлой зимой я вышвырнула в форточку телефон, когда поняла, что мне целую неделю никто не звонил? Тогда я тоже не верила в любовь.
– Я неудачница, – гнула свою линию Зинаида. – Меня не взяли на Неделю высокой моды. Мне нравятся мужчины, которым нет до меня дела. На меня обращают внимание одни мудаки и моральные уроды.
Я отвлеклась от раскрашивания лица, подошла к Зине и тряхнула ее за плечи. Она так ослабела от своих дурацких диет, что даже не стала сопротивляться. Ее голова болталась на шее, как крупный бутон на тщедушном стебельке.
– Зинка, ты красивая, и у тебя все впереди. А ну, повтори!
– Я красивая, и у меня все впереди, – понуро повторила она. – Варь, хочешь, дам поносить лисью горжетку?
Я недоверчиво на нее уставилась. Зинаида тряслась над своими немногочисленными дорогими вещами, как скряга над золотыми монетами. Помню, как в прошлом месяце я пыталась на вечер одолжить у нее свитерок из позапрошлой коллекции «Дольче и Габбана», – ничего из этого не вышло. А здесь – ультрамодная горжетка, эксклюзивная вещь.
– Правда? Но ты же так над ней трясешься.
– Плевать. Забирай.
– Конечно, хочу! Клянусь, с ней ничего не случится.
Пока она не передумала, я бросилась к Зинкиному шкафу, достала заботливо упакованную в бумажный пакет горжетку и накинула ее себе на плечи. Серые брюки, тонкий черный свитер, блестящий новый мех на плечах – я казалась себе похожей на гламурно-загадочную Марлен Дитрих. Так, теперь моя стратегическая задача – убраться из дома как можно скорее, чтобы Зина из вредности не потребовала горжетку обратно.
Она догнала меня у входной двери:
– Варя!.. Варя, стой!
– Ну что еще? – Я обернулась, зарывшись носом в нежный мех.
– Денис все равно тебя обманет, – покачала пергидрольной головой она. – Как бы ты ни старалась, обманет все равно. Вот увидишь.
«Не обманет!» – думала я, принимая его приветственный поцелуй и традиционные розы, которые ему так нравилось мне дарить. Моя влюбленность пропахла этими пряными тепличными розами – не отмоешь. Их смутно сладкий запах, наверное, всю жизнь будет ассоциироваться у меня именно с ним, Денисом Викторовичем Семашкиным. Розы – как же банально, как книжно. Какой-нибудь утонченный сноб даже скажет – пошло. Но все равно, по моему убеждению, розы – самые красноречивые цветы.
На этот раз это был настоящий взрослый роман, а не просто, как выражается не по возрасту циничная Наташка, «легкий перепихон».
В прошлом году наши отношения напоминали романтический китч. Все эти ночевки на шелковых простынях очередного отеля, и текила, закусываемая не традиционным лимоном, а черной икрой. Был антураж, а вот глубины не было.
А сейчас мы просто по улицам гуляли. Гуляли по улицам, взявшись за руки, точно сбежавшие с последнего урока школьники!
– Я ни к кому никогда не чувствовал такой нежности. Наверное, не стоит так говорить, Варя, а то возгордишься.
– Уже возгордилась.
– Знаешь, а даже хорошо, что так все получилось.
– Что?
– Ну… что мы тогда расстались. Зато сейчас я действительно уверен в том, что чувствую. А ты?
– Я?
Я давно заметила, что в самые ответственные моменты у меня с завидным постоянством отказывают мозги. Любимый мужчина спрашивает меня о чувствах, которые я к нему испытываю. Ключевой момент, не время для кокетства. А я тупо улыбаюсь и губ не могу разлепить. Может, это просто своеобразная защитная реакция на возможный обман?
– Варя, ты можешь не отвечать… Но я тут подумал… а что, если нам попробовать жить вместе?
– Ты это серьезно?
– А почему нет? Боюсь потерять тебя еще раз.
– Денис, мы не виделись почти год. И на третьем свидании ты предлагаешь пожить вместе?
Он остановился и за плечи притянул меня к себе. Было довольно темно, а мне еще приходилось носить дурацкие темные очки, маскирующие синяки. Так что я могла видеть только контур лица Дениса и не знала, с каким выражением он на меня смотрит.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но так и не смог подобрать нужных слов. И действительно, ну что он мог мне сказать? Что он меня любит? Он знает, что все равно какая-то часть меня встретит данное заявление недоверчивой кривой ухмылкой. Потому и молчит.
И я молчу. Я не вижу его лица, зато отчетливо ощущаю запах его шампуня. Он всегда пользовался мятным шампунем и сейчас своим предпочтениям не изменил.
О чем я думаю? Любимый мужчина говорит именно то, что я столько времени мечтала от него услышать. А я отчаянно пытаюсь вспомнить марку его любимого шампуня. Ну не дура ли?
– Если хочешь, можно подождать, – быстро сказал он. – Не обязательно все решать так сразу. Я не заставляю тебя отвечать прямо сейчас.
– Нет, вообще-то я… Я думаю, что идея неплохая.
Я говорю с осторожностью однажды обманутой женщины, тогда как на самом деле мне хочется, как в финале романтической комедии, броситься к нему на шею, завопив: «Да!!!» (именно так, с тремя восклицательными знаками).
– Тогда чего тянуть? – обрадовался он. – Завтра можешь приступить к поискам квартиры. Моя будет слишком тесной для нас двоих. Цена значения не имеет.
– Но я думала, что такие вопросы мы должны решать вместе.
– Варенька, малыш, у меня столько работы. – Он щелкнул меня по носу. – Уверен, что ты великолепно справишься. Выбери что-нибудь в центре. С видом на набережную.
– Мне нравится Фрунзенская.
– Замечательно. Мне нравится все, что нравится тебе. И не экономь. Наша первая квартира должна быть шикарной.
– С джакузи и танцевальным холлом, – улыбнулась я.
– И чтобы обязательно была встроенная посудомоечная машина. А то в первый же вечер нашей совместной жизни мы поссоримся из-за того, кто будет мыть тарелки. Учти, я это ненавижу.
– Ссориться?
– Мыть тарелки.
– Тогда мы накупим одноразовой посуды и не будем ссориться никогда!
– Точно. Варюша, мне кажется, это все надо отметить. Рванем в «Кабаре»?
«Кабаре» – один из самых шикарных клубов города. Однажды фейсконтроль, свирепо охраняющий вход от охочих до красивой жизни маргинальных личностей, не пустил нас с Наташкой внутрь. У меня тогда были не слишком дорогие ботинки в еле заметных белых соляных разводах и простуда на губе. Ботинки я кое-как оттерла пригоршней снега. И все равно холеный охранник, скривившись, пробормотал что-то о том, что сегодня в клубе частная вечеринка. Я знаю, что так всегда говорят неудачникам, которых не хотят пропускать в приличные места. Эти слова что-то вроде пароля, обозначающего – катись отсюда, для нашего клуба ты физиономией не вышел. Самое интересное – тип на входе прекрасно знал и меня, и Натку: раньше мы частенько захаживали в «Кабаре» – а где еще можно от души потанцевать субботней ночью?
Это вовсе не трагедия мирового масштаба – быть однажды не пропущенной в злачное местечко, где веселятся снобы в джинсах от Александра МакКуина. Но в тот момент, признаюсь, я почувствовала себя униженной. Мимо нас проходили двухметровые девушки с блестящими волосами и блестящими губами. Наташке тоже было не по себе. «Ненавижу Барби, – сказала она. – У этой суки все есть!»
– Что-то не так? Варюша, ты чем-то расстроена?
– Все замечательно. Просто на мне растоптанные ботинки. Вариант не для «Кабаре».
– Да кому интересны твои ботинки! Пойдем, малыш, выпьем по «Мохитос».
– Может, куда-нибудь еще?
– Можно посмотреть стриптиз, – подмигнул он.
Я ухмыльнулась, при слове «стриптиз» мне всегда вспоминается мой первый московский день – позорный побег из клуба «90-60-90». А что, было бы неплохо появиться там в совершенно ином статусе, под руку с мужчиной, при виде которого у большинства дам слюнки текут.
– Стриптиз? А что, это идея. Знаешь, есть такой клуб «90-60-90»…
– Это же бордель! – нахмурился Денис, и я прикусила язычок. Семашкину совершенно не обязательно знать некоторые детали моей биографии. – Нет уж, поехали в нормальное место. Называется «Эгоист». У меня там знакомый управляющий, Рауль.
– А там сойдут мои ботинки?
– Солнышко, – рассмеялся он, – не говори ерунды. На твои ноги никто и не посмотрит.
Я со вздохом подумала, что он прав. Никто не посмотрит на мои ноги, потому что все будут пялиться на моего мужчину. Все-таки социальный статус женщины все еще напрямую зависит от сопровождающего ее кавалера, что бы там ни говорилось о расцвете агрессивного феминизма.
Денис взял меня под руку.
Что ж, мой социальный статус, похоже, скоро изменится.
До новогоднего концерта оставалось всего четыре дня. Наконец танцкласс соизволила посетить Стасина племянница, которую прочили на замену мне. Привел ее Олег Токарев, который появлялся на наших репетициях редко. Я отметила, что он похудел и говорит «в нос», словно у него хронический гайморит. Значит, Вилли все же дает ему кокаин. Право, смешно…
Стасина племянница оказалась рослой рыжеволосой девушкой с немного лошадиным лицом. У нее были проколоты бровь и ноздря. И она явно считала себя главным действующим лицом коллектива, с которым еще не успела толком познакомиться.
– Ну, привет, что ли, – протянула она, не переставая мусолить за щекой жвачку, источающую резкий мятный аромат. – Меня зовут Индия. Буду здесь танцевать.
– Индия! – с ухмылкой повторила Наташа и многозначительно взглянула на меня. Я приподняла брови и криво усмехнулась, молчаливо согласившись, что новенькая едва ли тянет на роковой псевдоним «Индия».
Но той все было нипочем.
– Наверное, вам интересно узнать обо мне побольше? Ну, так и быть… Танцевать я нигде не училась, у меня талант от Бога. Я могла бы стать и балериной, если бы захотела. Но для балета я чересчур ленива, вот.
– И чересчур толста, – вполголоса вставила Наташка.
Но так называемая Индия даже не взглянула в ее сторону – то ли талантливо демонстрировала полный игнор, то ли просто была несколько глуховата.
– Я семь лет танцевала в ансамбле. Мы гастролировали по всей стране с народными танцами. Были даже в Лондоне, где я пользовалась ошеломляющим успехом. А потом я устроилась в ресторан исполнительницей танца живота. Очень дорогой ресторан, я была там звездой.
– Ага, танец живота в горизонтальном положении, – вновь подала голос Натка, уже немного громче.
Стася, до этого момента с восхищением взиравшая на конеподобную племянницу, перевела на Наташку недовольный взгляд. Но та только строптиво передернула остренькими плечиками. На ее лице явственно читалось примерно следующее: «Подумаешь! Меня заменить не так-то просто, а вот таких, как ты, миллион!»
– В будущем я планирую сама создать свой ансамбль. Возможно, еще и академию танца, – вещала Индия. – Ну а пока… Пока поработаю здесь, с вами. – Она наконец замолчала. Снисходительная вялая улыбка появилась на ее вытянутом лице в качестве завершения демонстрации полного презрения рыжей танцовщицы к новой работе в целом и к нам в частности.
Федоркин удрученно молчал.
На Стасином лице цвела улыбочка сытого крокодила.
Олег напряженно ждал, начнем ли мы улыбаться новенькой и привечать ее или ответим на ее наглость холодным бойкотом.
Наташка, нахмурившись, смотрела на меня.
А мне было смешно.
Я вдруг подумала о том, что наши бурлящие страсти и изощренные интриги – это не более чем мышиная возня. Битва пауков, заточенных в стеклянную банку. За что я собиралась бороться с этой рыжей особой с замашками недорогой шлюхи? За статус звезды и примадонны? Вовсе нет. За место на втором плане по отношению к безголосому эстрадному попрыгунчику, у которого даже собственного фан-клуба нет. Я готова смести все на своем пути, чтобы остаться в роли безымянной девчонки из кордебалета, лицо которой чаще всего вырезают из клипа, чтобы оно не отвлекало внимания от главного персонажа – Вилли Федоркина. Как это мелко.
Ну почему после школы я не поступила в юридический? Когда-то, а именно после просмотра фильма «Дикая орхидея», где роскошная Кэрри Отис играет талантливого юриста, я тоже долго мечтала стать в один прекрасный день сексапильной всезнайкой. И даже если бы Кэрри Отис из меня не получилось, то я смогла бы стать хорошим секретарем или нотариусом.
– Ладно, вижу, вы поладили! – прервал неловкое молчание постоянно пошмыгивающий носом Олег. – Я так и знал! Какая прелесть! Индия, ты потрясающе вписалась в коллектив!
Как и все кокаинщики, Токарев после дозы пребывал в гипертрофированно благостном состоянии.
– А теперь давайте репетировать, – вмешалась Стася. – На самом деле мы с Индией уже пробовали танцевать под эту песню, так что она в курсе. Индюша, займи свою позицию. А Варвара пока посмотрит со стороны.
Вот так бесцеремонно меня выключили из игры.
Наташка прыснула – ее позабавила уменьшительно-ласкательная интерпретация рокового имени Индия. Индюша… Ха, псевдоним Индюша подходит этой самовлюбленной мымре куда больше.
Вилли сочувственно взглянул на меня и незаметно подмигнул – мол, прорвемся, старушка.
А я подошла к окну. Мне было совсем неинтересно смотреть на то, как Индюша рьяно старается «перезвездить» меня.
За окном уже зажглись фонари. Люблю, когда начинает темнеть. Ранний вечер, время быстро меняющегося света. Не видно грязных сугробов, и даже блочные типовые дома кажутся не такими уродливыми в свете фонарей. Город, как разменявшая пятый десяток красавица, безоговорочно хорош только в полумраке.
Повернувшись лицом к танцующим, я угрюмо констатировала, что и без меня группа Вилли Федоркина смотрится неплохо. Коллектив ничего не потерял и не выиграл от того, что вместо меня здесь машет длинными мускулистыми ногами вульгарная стерва с колечком в носу.
Знаете, а не так-то это и приятно – быть пешкой.
Эх, ну почему же я не пошла в юридический, почему?! Даже если я полная бездарь, все равно сейчас бы у меня была спокойная размеренная жизнь. Уж лучше скучать в какой-нибудь пыльной конторе, бегать в «курилку» с такими же скучающими конторскими барышнями, читать «Космополитен» тайком от шефа, лениво мечтать о выходных. Куда лучше, чем участвовать в сомнительной авантюре с кокаином и появлением на большой сцене в костюмах от безумца Жирафикова. Лучше, чем смотреть на то, как старается понравиться продюсеру та, из-за которой я, кажется, лишилась работы.
Я не заметила, как пролетело время. Мне казалось, что репетиция только началась, а Стася уже говорила, задорно хлопнув ладошками по сухоньким ляжкам:
– Спасибо, на сегодня достаточно.
Ко мне подбежала запыхавшаяся Натка.
– Ну как ты?
– Как видишь.
– Вижу сытую кошку. А по идее тебе должно быть хреново. Ты знаешь, что Вилли купил кокаин?
– Ему не нравится, когда его так называют. Теперь он, видите ли, Виктор.
– Да хоть Виктор, хоть Степан, мне-то что? Главное, что у него есть двенадцать грамм кокаина.
– Сколько? – Я не поверила своим ушам.
– Двенадцать грамм, – подтвердила она, довольная.
– Что-то я не пойму, чему это ты так радуешься. Двенадцать грамм – это перебор даже для нашего Олега. И вообще, мне эта идея кажется бредовой.
– Все гениальные идеи кажутся бредовыми на первый, поверхностный взгляд, – мудро изрекла Наташка. – Ой, а это что?
Она наконец обратила внимание на мое кольцо. Я давно ждала, когда же она проявит к нему интерес. Такая особа, как Наташка, не могла моего кольца не заметить. Она обожала дорогие побрякушки и не хуже талантливого ювелира могла отличить стоящую вещь от подделки.
– Кольцо. Не видишь, что ли? – неохотно прокомментировала я.
Наташка строго на меня посмотрела. В моменты, когда выражение ее лица становится вот таким искушенно-недоверчивым, мне кажется, что Натка гораздо меня взрослее.