Я ненавидела себя за слабость, а его – за изворотливость. Я начала курить – это помогало хоть как-то убить время. Как назло, той зимой у нас было совсем немного концертов, я не могла отвлечься даже на работу.
Я старалась поменьше думать и занимала себя работой механической. Вы не поверите, но я переклеила в нашем коридоре обои! Когда Зинка увидела меня в резиновых перчатках деловито распределяющей по стене бумажный рулон, она в первый момент решила, что это несвоевременная галлюцинация, и даже испуганно пробормотала: «Пора завязывать с кокаином, вон до чего дожила!»
Я по три раза в день перекрашивала ногти. Я купила пазл из трех тысяч деталей, изображающий замок на горе, и по несколько часов подряд пыталась сложить картинку. В итоге во время очередной истерики (а мое эмоциональное состояние менялось от слезной истерики до молчаливого отупения, я беспричинно рыдала примерно раз в двадцать минут) – так вот, в процессе очередного эмоционального всплеска недостроенный бумажный замок полетел в окно.
Я ходила кругами по микрорайону, заходила в какие-то однотипные магазины и бездумно покупала совершенно не нужные мне вещи.
Готовила отвратительные недосоленные супы, которые выливала в унитаз, даже не попробовав. Часами рассматривала в зеркале свое заметно осунувшееся лицо. По двадцать пять раз отжималась от пола, потому что мне хотелось рухнуть без сил и уснуть. Училась бить чечетку. Курила сигареты одну за другой. Плакала.
А когда я наконец поняла, что ничего из вышеперечисленного не помогает, я сделала еще одну вещь, которую ни в коем случае не рекомендую делать влюбленным, но брошенным.
Я позвонила ему сама. Он сразу взял трубку и сразу узнал меня.
– Варенька!
Думаете, он растерялся или смутился? Ничего подобного. У него был такой жизнерадостный голос, словно мы расстались позавчера.
– Как твои дела, Варюша?
Варюша… Нет, это не проходная саднящая занозка, это врезавшийся глубоко в плаху топор. Зачем он это говорит – Варюша…
– Нормально. А твои?
– Тоже хорошо. Только что вернулся из Барселоны. Там одна наша модель в рекламном ролике снимается.
– Рада за тебя. Ну а как Нью-Йорк? Подписала Мила контракт?
Я сама сразу поняла, что взяла неверный тон. Нельзя разговаривать с бросившим тебя любовником укоризненно. Нельзя допустить, чтобы он догадался о сотнях нервно выкуренных сигарет, и о пропитанной слезами подушке, и о тоскливых вязких снах, и о возникающем время от времени желании напиться Зинкиных снотворных таблеток. Если бы я была легкомысленно-шутливой, стервозно-безразличной – кто знает, может, он бы предложил мне встретиться и все началось бы сначала. Но моя нервозность явно его испугала.
– Нет, не подписала… Что ж, надо нам как-нибудь повидаться, Варенька… Вообще-то сейчас мне не слишком удобно разговаривать, я жду в приемной делового партнера…
– Зачем?
– Что?
– Зачем повидаться? – не могла остановиться я.
– Ну… А ты зачем звонишь? – резонно поинтересовался Денис.
– Ни за чем, – брякнула я, перед тем как швырнуть на рычаг трубку.
Как глупо вышло, как глупо! Мои щеки и уши словно пожаром обожгло. Как же я могла?! Я ведь повела себя как непроходимая дура!
Теперь он точно решит, что я безнадежна. Вот фотомодель Мила Ковальчук наверняка никогда бы не стала звонить мужчине, исчезнувшему без объяснений под Новый год. Впрочем, с ней ничего подобного никогда бы и не случилось. От таких, как она, не уходят любимые. Она – знаменитая манекенщица, появиться с ней на людях престижно. А я кто? Обычная девчонка из кордебалета, которая никак не может повлиять на социальный статус своего спутника.
И все-таки я думала, что он перезвонит. Все-таки в разговоре не была поставлена точка. Прошел всего месяц с тех пор, когда он ласково шептал мне о любви, – неужели я уже успела обрести статус пустого места?
Похоже, что да, потому что он так и не перезвонил.
Вот так мы и расстались. Без объяснений и видимых причин.
А на следующий день после злополучного телефонного звонка я бросила курить.
И вот теперь мужчина, разбивший мое сердце, стоял передо мной и рассматривал меня, слегка прищурившись. Не узнал, что ли? Вообще, это вполне вероятно – он ведь никогда раньше не видел меня с грязными волосами и неподкрашенным лицом. Я всегда старалась быть для него идеальной.
Я хотела, воспользовавшись этим обстоятельством, оперативно прошмыгнуть мимо. Но в самый последний момент он умудрился схватить меня за рукав:
– Варя!
Я остановилась и попыталась придать своему лицу выражение фальшиво-радостного узнавания. Знаете – этакая ничего не выражающая белозубая улыбка американских бизнес-леди: «Ха-а-ай! Сма-а-айл!»
– Привет, Денис.
– Ты чего не здороваешься?
– Я же сказала – привет.
– Да брось. Если бы я не остановил тебя, мимо бы прошла.
– Ну… Вообще-то да. – Я решила, что нет смысла делать вид, что я очень ему обрадовалась.
– А ты похудела, – вдруг ни с того ни с сего сказал он.
Да уж, сомнительный комплимент. Хорошо еще, что не стал врать, что я прекрасно выгляжу.
Не успела я об этом подумать, как он весело воскликнул:
– А выглядишь, честно говоря, дерьмово!
– Спасибо, Денис. – Я присела перед ним в глубоком реверансе. – Ты всегда знал, как поднять мне настроение. К сожалению, ты, в отличие от меня, выглядишь вполне пристойно. Так что я даже не могу искрометно пошутить по поводу твоего внешнего вида. И знаешь… Не очень-то я и рада тебя видеть. Улыбаюсь через силу и думаю, под каким бы предлогом свалить. Так что светской беседы не получится. Пока!
Наверное, это была самая длинная и складная фраза из тех, что я произнесла за последние полгода. Я мысленно поаплодировала себе за находчивость и красноречие.
Когда я сказала, что выглядит он «вполне пристойно», я, честно говоря, немного слукавила. Потому что на самом деле он выглядел выше всяких похвал. Более того, никогда раньше он мне таким красивым не казался.
Черное удлиненное пальто необыкновенно шло к его темным, чуть волнистым волосам. На висках появились новые седые волоски, и отчего-то, когда я это заметила, мое сердце сжалось в крохотную слабо пульсирующую точку. Седина делала его еще более мужественным.
Черт возьми, какая катастрофическая несправедливость! Ну почему, почему этому подлецу идут даже морщины и седые волосы?!
– Варвара… – Денис улыбнулся. – Все такая же темпераментная. А вообще, ты по-прежнему красотка.
Остановись, замолчи, вежливо попрощайся. Должно же и в тебе быть хоть что-то человеческое. Неужели ты не замечаешь глобального мирового потепления в моих глазах? Неужели не видишь, как тяжело мне притворяться безразличной?
– А ты на репетиции была, что ли?
– Именно. А ты почему ошиваешься возле нашего танцкласса?
– Вот, вышел из машины за сигаретами, – замялся он.
– Ты же не куришь.
– Начал, старый дурак. Понимаешь, такой сложный год. На работе проблемы. Представляешь, повесилась одна из наших лучших моделей. А у нее был подписан контракт, она авансом получила кучу денег и успела все потратить. И с меня пытались взять неустойку. Как будто это я виноват в том, что у девушки крыша поехала.
По тому, как торопливо он все это рассказывал, я поняла, что ему тоже неловко. Что ж, пора попрощаться, успокоить вдруг строптиво заколотившееся сердце. И опять забыть о нем, желательно навсегда.
– Ладно, Денис. Мне и правда пора. Вечером концерт, надо выспаться. Я устала.
– Все еще танцуешь у Федоркина?
– Да.
– Варюша, нам надо поговорить.
Он сказал это, не глядя на меня. В тот момент у меня возникло подозрение, что Денис специально приехал к танцклассу, чтобы повидать меня. Как-то неправдоподобно выглядела версия с сигаретами.
– Не думаю.
– Но я все же хотел бы все тебе объяснить.
– Все равно это уже неактуально.
– Но неужели тебе неинтересно знать, что тогда произошло?
– А я и так знаю. Ты встретил девушку более красивую и интересную, чем я. Девушка включила тебе зеленый свет. Вот ты и подсуетился. А сейчас тебе, Денис, видимо, дали отставку. Поэтому ты обзваниваешь бывших любовниц – а вдруг где-нибудь что-то обломится. Вот и меня решил повидать. Разве нет?
– Господи, нельзя же быть такой циничной… И потом, я никогда не встречал более красивой и интересной девушки, чем ты.
– Спасибо за комплимент. Пока.
– Да подожди ты. – Он схватил меня за локоть. – Давай пообедаем вместе.
– Я на диете.
– Отлично. Приглашаю тебя в вегетарианский ресторан. Будем есть салат из морковки и рисовую лапшу.
Он вкрадчиво улыбался, он прекрасно знал, насколько неотразимо выглядит, и видел, какое впечатление произвело на меня его внезапное появление. Он предвкушал победу и, честно говоря, был весьма близок от нее.
Но я все же смогла взять себя в руки.
– Сам жри свою рисовую лапшу!
Но я все же смогла взять себя в руки.
– Сам жри свою рисовую лапшу!
Я выдернула руку и, слегка задев его плечом, прошла мимо. Это было грубо, но иначе я поступить не могла.
Только скрывшись за углом, я решилась поймать такси. Мне казалось, что стоит мне остановиться, как он догонит меня, обнимет за плечи и решающим аргументом в пользу очередного безумства будет его теплеющий взгляд. Он досыта накормит меня переслащенным враньем, и я снова растаю, как рахат-лукум на солнце.
Этого я допустить не могла. SOS, моя независимость в опасности! А это значит, что пора ретироваться.
Но никто меня догонять не собирался.
В такси я заплакала. Ненавижу людей, которые плачут в общественных местах. Ненавижу и тех, кто с любопытством пялится на людей, плачущих в общественных местах. Водитель такси неотрывно смотрел на меня в зеркало заднего вида. Не знаю уж, чем его привлек мой быстро краснеющий нос и зареванные глаза. Выходя из машины, я показала ему язык. А он беззлобно проворчал: «Дура!»
Честно говоря, я была с ним полностью согласна.
Глава 3
В ларьке возле дома я купила самых дешевых ментоловых сигарет. Буду курить одну за одной, пока не кончится вся пачка. Тогда, может быть, меня стошнит от передозировки никотина. И, корчась над унитазом, я буду думать о нем, Семашкине Денисе Викторовиче. И тогда – кто знает – вполне вероятно, что сработает эффект собаки Павлова, и одно упоминание его имени будет вызывать у меня рвотные позывы. А не щемящую грусть, как сейчас.
«Хоть бы дома не было Зинки, – думала я, уныло поднимаясь по лестнице вверх. – Посидеть бы сейчас одной на кухне. Свет зажигать не буду. Жаль, что мы не держим дома спиртного, несколько рюмок водки мне бы сейчас не помешало».
Но Зинка была дома. Не поверите, она сидела на кухне с выключенным светом, а на столе перед нею высилась бутылка водки. Как будто бы специально меня ждала.
Я удивилась – как и любая манекенщица, Зинаида заботилась о цвете лица и спиртное почти не употребляла.
– Эй, ты что?
Я включила свет и увидела, что Зинаида плачет.
Это было так необычно. Я ни разу не видела ершистую, хамоватую Зинку заплаканной. Поэтому вид ее распухшей физиономии, по которой катились черные от туши слезы, произвел на меня сильнейшее впечатление.
Мои собственные слезы мгновенно высохли. Терпеть не могу фарсовые ситуации. Две девицы, навзрыд плачущие над бутылкой водки, – это же просто смешно.
– Что случилось? – строго спросила я.
– Ничего. – Зина решительно открутила пробку и налила водки в стакан.
Я без особенных усилий отняла у нее и стакан, и бутылку.
– Так, Зинаида, сейчас убью. Ты что это тут придумала?
– Лучше убе-ей! – заголосила Зинка. – Потому что дальше так жить бесполе-езно!
Где-то я читала, что истерику надо останавливать пощечиной. Недолго думая, я изо всех сил треснула Зинаиду по физиономии. Странно булькнув, она замолчала.
– А теперь рассказывай. Что там у тебя стряслось.
– Я не буду участвовать в Неделе высокой моды, – всхлипнула она.
– И что?
– И то! Опять меня задвинули на задворки! Я так готовилась к Неделе! Похудела на два килограмма, покрасилась. И в итоге меня не выбрал ни один модельер из двенадцати.
– И только поэтому ты решила накушаться водки? – уточнила я.
– Много ты понимаешь. Да Неделя высокой моды – это шанс. В рамках проходит конкурс «Манекенщица года»! Пако Рабанн приезжает. И все наши известные модельеры будут.
– Забудь. Значит, твой шанс ждет тебя где-то в другом месте.
– Нет, ну какие же все сволочи! – Ее голос вновь опасно зазвенел. – Прикинь, одна мразь сказала, что у меня толстые бедра. У меня! – Зинаида звонко хлопнула себя по костлявым бокам.
– Успокойся. Ты худая.
– Если бы ты знала, что это такое – не пройти двенадцать кастингов подряд.
«Если бы ты знала, что это такое, встретить бросившего тебя любимого, который выглядит счастливым!» – подумала я.
– Ложись спать, Зин. Все у тебя впереди. Тебе всего двадцать четыре. У тебя еще будут сотни пройденных кастингов.
– Вот именно! – взревела она. – Двадцать четыре! А тем сукам, которые будут участвовать в «Манекенщице года», нет и девятнадцати! Отдай мою водку!
– Еще чего! – Я решительно убрала бутылку в кухонный шкафчик.
– Не ты ее купила. Отдай.
– Хочешь, чтобы я тебе еще раз врезала?
– Только попробуй… Ой! – Ее взгляд наткнулся на сигаретную пачку, которую я опрометчиво выложила на стол. – Что это?
– Сигареты, не видишь, что ли?
– Твои?
– Чьи же еще?
– Варь, ты что, его видела, что ли?
В сообразительности ей не откажешь. Зинка прекрасно помнила, при каких обстоятельствах я когда-то начала курить.
– Ну и что? Встретила.
– Где?
– Случайно встретила на улице. Какая разница?
Я нервно щелкнула зажигалкой и неумело затянулась. Ментоловый дым обжег горло. Вкус сигаретного дыма ассоциировался у меня с безысходной депрессией.
– Видимо, большая разница, раз ты сразу же понеслась в табачный ларек.
– Ну и что? Я расстроилась, – призналась я. – Потому что он выглядел как модель Хьюго Босса, а у меня были грязные волосы и прыщ во все лицо..
– Только из-за этого?
Вот стерва! Психолог-самоучка. Видит меня насквозь. Или это я настолько примитивна?
– Не только. Мне было неприятно видеть, что ему все как с гуся вода. И было неприятно, что меня это по-прежнему волнует. Но поскольку я его больше не увижу, это скоро пройдет. Так, меланхолия на один вечер.
– А это? – кивнула она на сигареты.
– Всего одна пачка. Я не начала курить. Только одна пачка, чтобы стошнило.
– Как это романтично, – вздохнула Зина, – выблевать из себя воспоминания.
– Давай дразни меня. А я буду хамить в ответ. Когда я обороняюсь, мне намного легче.
– Странная ты… Слушай, а он что, встретиться не предложил?
– Предложил, конечно. В ресторан звал.
– А ты?
– А я самым позорным образом сбежала. Вместо того чтобы послать его куда подальше. Смалодушничала.
– Ну и зря! Неужели тебе неинтересно, почему он так тогда поступил?
– Интересно, – улыбнулась я. – Только ведь он все равно соврет. Так что какой смысл?
Зинка выдернула из моей пачки одну сигаретку и глубоко затянулась. В отличие от меня она умела курить. У нее даже получалось выпускать дым ровными колечками.
– Везет же тебе… – вдруг не к месту сказала она.
– Что? Почему это?
– Ты железная. Непробиваемая. Таких, как ты, ничем не проймешь. Я бы на твоем месте уж точно свихнулась.
– Куда тебе, ты и так с головой не особо дружишь, – усмехнулась я.
Зинка невесело рассмеялась:
– Ты права, мать. Чего нам расстраиваться? Все впереди. Наверное.
– Не наверное, а точно.
– Слушай, Варька… А может, водки выпьем?
– С ума сошла? У меня вечером концерт.
– Да ладно тебе, еще трех нет. Выспишься, к ночи будешь как огурчик. Ничего не заметит твой Федоркин… Мы так, по чуть-чуть. Для оптимизма.
Я вздохнула и достала из кухонного шкафчика приятно прохладную бутыль.
– Ну, если для оптимизма, то можно. Но с одним условием. Мы больше никогда не будем упоминать ни Неделю высокой моды, ни мудака, который разбил мое сердце.
– Идет! – весело согласилась Зинуля.
И мы разлили по стаканам водку. Продуктов в нашем общем холодильнике не нашлось – хозяюшки мы с Зиной еще те. Закусывали подсоленным черным хлебом, вымоченным в оливковом масле. Между прочим, получилось ничего, вкусно даже.
Знаете, а что-то есть в подобных горьких бабских посиделках. Я давно заметила, что горе способно подружить тех, кто в будни и смотреть друг на друга не будет. Если бы Зинку взяли участвовать в Неделе высокой моды, да еще и манекенщицей года выбрали бы, я бы не распивала сейчас с ней водочку, потому что она в мою сторону и не взглянула бы. Точно так же, если бы я вдруг вышла замуж за Дениса или хотя бы переехала к нему, мне было бы не до Зинаиды и ее надуманных проблем. А сейчас вот сидим рядышком, смеемся.
Две неудачницы.
Почти полный стакан водки свое дело сделал – я уснула, едва коснувшись подушки головою. И – слава Богу – обошлось без сновидений. А то вечно мое подсознание ночью подсовывает мне именно то, о чем я стараюсь забыть днем. Сколько снов с участием Дениса я видела в тот бесконечный январь, когда еще надеялась, что он не звонит вовсе не потому, что обо мне забыл, а потому, что у него сломался телефон. Я оптимистично надеялась на то, что он был похищен террористами, что ему на голову свалился случайно пролетавший мимо метеорит – в общем на то, что связаться со мною ему помешало объективное обстоятельство. Все что угодно, лишь бы не оказаться брошенной.
Я едва не проспала ночной концерт. Когда я проснулась, Зинки в квартире не было. Умчалась куда-то, а меня не разбудила – вот зараза!
Я растворила в чашке кипятка семь ложечек кофе, приняла холодный душ и погладила сценический костюм – миниатюрная золотистая юбочка и шифоновый топ. Понятия не имею, почему Токарев наряжал нас с Наташкой как панельных дев.