Александр Головков Человек из пробирки
В позолоченном окне висел кусочек однотонного оранжевого неба. Вокруг большого агрегата с разрядниками и свисавшими с него шлангами, шумно переговариваясь, за пыльными конторскими столами занимались инженеры. Перед агрегатом сидел Буко и хмуро прикручивал провода.
Экспериментальное бюро, в котором работал Буко, проводило эксперименты ради экспериментов. В основном здесь что-нибудь с чем-нибудь смешивали или спутывали и смотрели, что выйдет. Если в результате получалось что-либо, заслуживающее изучения и дальнейших разработок, дело сразу же передавали в другое бюро. Но иногда экспериментальному планировали изобрести что-нибудь этакое невероятное или невозможное. Такую работу поручали Буко. Не потому, что он больше других знал и мог, а потому, что он был безотказным.
В бюро часто забегали разные люди поделиться новостями, посмеяться, пожаловаться. Вот опять рядом с Буко возникла хрупкая фигурка в синем платье и легких туфельках на каблуках-шпильках — сотрудница отдела погоды Лижит Во. Разглядывая агрегат, она склонила набок голову, глаза ее смеялись.
— Тут из будущего прилетали, говорили, что пятьсот лет назад нашу фирму вовсе не Феофраст[1], а какой-то Буко организовал. Говорили, ее не было, не было, а потом взяла и вся разом появилась, как сейчас. Буко, это не твой родственник был?
— Нет, — помотал головой Буко. — У меня нет родственников. Я немножко помню, что у меня были родители…
— Родители у всех были.
— Еще помню голубое небо, облака…
— Оранжевое небо.
— Голубое небо, облака и птицы…
— Птицы?
— Да. Это такие существа. Пушистые, теплые.
— И они разговаривают?
— Нет, они не разговаривают. Но они живые. Понимаешь, жизнь существует не только для людей. Жизнь большая, она гораздо больше нашей фирмы.
— Облака, птицы… — задумчиво повторила Во. — Буко, а что ты делаешь?
— Преобразователь времени.
— А для чего?
— Для сдвига пространства.
— Это как?
— Плазма, — неуверенно выронил Буко.
— Буко, а зачем двигать пространство? — глаза у Во были безумные, круглые.
— Не знаю, пожал плечами Буко. Мне поручили работу, вот я и работаю.
— Правильно, Буко, в хозяйстве все пригодится, — вмешался начальник бюро Цицарь. Синий костюм висел на нем небрежно, как на случайном предмете. — Лижит, не мешай. Ты видишь, человек делом занят?
— Что, уж и пошутить нельзя?
— С планом нам шутить никто не позволит.
Во живо отправилась к подружкам, но в бюро вошел Бепле, полный, причесанный, и тоже остановился рядом с Буко, плутовато уставился на агрегат.
— Заканчиваешь?
— Заканчиваю.
— Вот годик поработаешь, Буко, глядишь, тебе администрация седло подарит.
— Зачем? Я не езжу верхом.
— Зато на тебе ездят, — Бепле стряхнул с лацкана пиджака пылинку.
Цицарь посмотрел на него враждебно и хотел было погнать прочь, но дверь снова хлопнула, и в бюро появился Фрист — образец здоровья, носивший всегда оттопыренные усы и синюю рубашку с закатанными до локтей рукавами.
Фрист был начитан. Он окончил университет. Факультет журналистики, изучал философию и древнюю литературу. С ним никто не мог спорить, потому что он всем доказывал, что материя первична, и сыпал цитатами на разных языках. Законченный материалист, Фрист ненавидел интеллигенцию и работал техником уборочных агрегатов на седьмом этаже, где размещались экспериментальное бюро и разные другие отделы. Принципиально.
— Буко, а у тебя какой главный принцип в жизни? — с ходу спросил он.
— Работать, что же еще? — ответил Буко.
— А для чего работать?
— Для души, для развития нашей фирмы.
— Ну и дурак же ты, Буко, — сказал Фрист. — Души вообще нет, а фирма большая. Ей принадлежит небо. Как же ты можешь ее сознательно развивать? Я понимаю, работа в жизни главное, если за работу хорошо платят. Материя, — Фрист сделал пальцами, словно пересчитывал зарплату, — каждому ее отведено понемногу. В жизни надо взять свое. Ну, и чужое прихватить, если подвернется. Какова материя, таково и сознание. Ab ovo[2]. И не мы развиваем фирму, а фирма развивает нас.
— Ну чего пристали к человеку? — рассердился Цицарь. — Делать вам нечего?
— Материя первична, — сказал Фрист.
— Иди отсюда! — угрожающе надвинулся на него Цицарь. — Не то возьму сейчас материю… да по твоему сознанию!..
— Лижит, а почему сегодня дождь передавали?
— Да и не знаю, — озабоченно отвечала Во. — Я просила, чтобы сделали сухо. Видите, сама на работу в туфельках пришла и зонтик даже не захватила. А они не послушали.
В Москве в нишах небоскребов гнездились птицы. Снова от землетрясения пострадал Мехико. Где-то от голода еще умирали люди. Но в Лике никогда не бывало ни небоскребов, ни землетрясений, ни бедности. Лишь на горизонте сверкали молнии уносящихся в небо космоавтомобилей. Лик славился тишиной и умельцами. Делали здесь разные добротные вещи. Сплошь стояли двухэтажные особняки с флюгерами на крышах. По зеленым улицам проезжали велоколяски. А вечером, когда все замирало, погружаясь в отдых, над городом вспыхивали пятиметровые буквы: Homunculus. Пятьсот лет назад посреди города вдруг появилось здание коробчатой формы с этим странным названием. К нему не было ни подъездных путей, ни окон в нем не было. Что оно означало? Серые стены Homunculus'а хранили каменное молчание. Охваченные холодным голубоватым мерцанием, буквы стояли мощно и немо, как античные божества. В общем, оно никому не мешало, и вряд ли кто в Лике догадывался, что под этой коробкой скрыт целый мир со своим солнцем и со своей погодой.
Homunculus — фирма-монстр — миллион отделов, не считая комбинатов и прошлых предприятий; вещь в себе, перекресток идей, принципов, ускоритель стрессов — психотрон. Одно только ее название предполагало глобальную деятельность. В действительности деятельность фирмы выходила за всяческие пределы.
Прямо под буквами находилась скромная дверь, вечно запертая для всех, кто ее не умел открывать пинком. Это был вход. Достаточно было появиться у человека идее или принципу, как они прямой дорогой приводили его в Homunculus. Идеи здесь сходились, расходились, переплетались, разрешались и рождали новые, но выхода из Homunculus'а не было, как не было избавления от идей. Здесь все имели идеи и принципы, серьезные и смешные: не быть беспринципным, критиковать, бороться. Даже у беспечной Лижит был принцип — проболтать жизнь. Один лишь Бепле не имел, но это был его принцип — не иметь принципов. И поэтому он тоже попал сюда. Попасть сюда было несложно. Необходимым условием являлось то, чтобы идея или принцип управляли человеком. И вся фирма держалась на каком-то единственном принципе.
Буко прикрутил последние провода и встал, обескураженно поглядывая на свое создание. Запускать машину можно было хоть сейчас. Запустить — не проблема. Не хватало кнопки для выключения машины. Как ее потом остановить?
— Кнопку надо, — пожаловался Буко.
Цицарь потер шею.
— Вызови электрика, — сказал он, взял со стола какие-то бумаги и побежал к начальнику.
Явился Пунтус. Он разбирался в электронике, ремонтировал ЭВМ и ЧПУ и при этом обходился всегда одной отверткой. Он слыл хорошим практиком. Двадцать лет он из принципа работал на одном месте, крутил одни и те же винтики, делал одни и те же ошибки. Он бегло осмотрел агрегат и сказал, поджимая губы:
— Вот что. Кнопок у меня нету. Найдешь — поставлю. В общем, ищи.
Почему так устроен мир, что обязательно надо что-то искать: то истину, то любовь, то кнопки? Где могут быть кнопки? Буко позвонил на комбинат.
— Кнопок у нас нет, — ответил ему энергичный голос старого производственника.
— Вы посмотрите, может быть, где-нибудь завалялись, — попросил Буко.
— Да у нас вообще нету кнопок!
— Как же вы работаете?
— А зачем нам кнопки? У нас непрерывное производство!
«Ну и ну, — озадачился Буко. — На комбинате нету… У Пунтуса нету кнопок. У кого есть кнопки?»
Бывают же смешные мысли, ассоциации, возникающие из ерунды. Вот и явилось Буко: есть ли кнопки у людей? В самом деле, ерунда. Если разобраться, даже у животных есть кнопки в виде инстинктов и потребностей. И у людей — то включится что-то, загорится азартный огонек в глазах, то погаснет. Или вот вдруг смех разберет. Но если серьезно…
— Кнопки у кого-нибудь есть? — громко спросил Буко. В ответ в экспериментальном бюро тихонько засмеялись.
Буко вышел из конторы. В холле позли бесконечно длинные плоские металлические черви эскалаторов. Они ползли слева направо, вперед, назад, ползли вверх, вниз и везли коробки, бутылки, людей, насосы, отчеты. Один из эскалаторов завез Буко в длинный и узкий коридор с единственной маленькой дверью. В поисках кнопки Буко решил заглянуть туда и оказался за кулисами. Совсем недалеко от него на трибуне стоял отец Лижит, известный оратор Бернар Во, и читал лекцию в большой зал, заполненный людьми.
— Главной своей задачей мы считаем популяризацию знаний. Знать нужно все! — размахивая рукой, говорил Во. — Мы изучили кислоты и щелочи, соли и газы. Мы можем из одних веществ получать другие. Мы легко управляем сложной техникой. Мы покорили атмосферу и океан. Теперь нам плевать на капризы природы. Мы проникли в органический мир. Мы побеждаем бактерии и вирусы. Мы познали, каким должен быть человек, что такое эмоции, как человек переносит стрессы. И теперь нам на него тоже плевать!
— Простите, у вас кнопки есть? — осмелился спросить Буко.
— Что? — отвлекся Во, глаза у него тускло блестели, словно стеклянные.
— Кнопки, спрашиваю.
— Нет. Нету, — мотнул головой Во и снова обратился к залу. — Так. На чем меня прервали? Ах да, на этом… Так вот, если мы все будем знать, мы можем на все плевать и никого не бояться!
«Конечно, у него нет кнопки, иначе бы он давно остановился, задумался бы над тем, что проповедует». Расстроенный неудачей, Буко спустился вниз, где размещался отдел труда и зарплаты. Там у входа спорили двое.
— Рост производительности труда должен опережать рост зарплаты, чтобы фирма не разорилась, — говорил худой гражданин в замусоленном костюме.
— Не в деньгах счастье. Деньги — зло, — возражал розовенький толстячок.
— А что же делать, если отменили деньги? Заниматься натуральным хозяйством, свиней разводить? Деньги — это мера труда. Посредством денег люди обмениваются трудом. Пока существуют труд и люди, будут существовать и деньги.
От толстяка терпко пахло одеколоном.
— Это заколдованный треугольник: есть люди и труд — нет денег, есть люди и деньги — нету труда, потому что зачем же работать милиционеру? А если есть труд и деньги — то это уж не человек, если он скуп и накопительством занимается.
— А наша задача найти в этом треугольнике среднюю линию так, чтобы ни денег, ни труда, ни людей…
— Извините, у вас кнопки есть? — перебил Буко.
Двое переглянулись.
— Кнопки в магазине, — сказал толстячок.
Высоко на своде клонилось к закату искусственное солнце, белое, как бельмо. Небо здесь днем было оранжевое, а ночью — бурое. Буко пересек улицу, полную автомобилей и людей. Идея купить в магазине кнопку казалась ему наиболее подходящей. Буко вспотел — было душно и ничто еще не предвещало обещанного дождя. В магазине, создавая прохладу, работали кондиционеры. На витринах стояли книги: «Нравственные нормы отношений между мужчиной и женщиной», «Пособие для проживания жизни без ошибок», том 38, «Пособие по воспитанию детей».
«Конечно, хотя в Homunculus’e дети не рождаются, но надо знать, как их правильно воспитывать», — думал Буко, разглядывая синюю книжицу.
Все книги в магазине были синими. Среди них попадались синие галстуки, отвертки, синие лампочки.
— У вас кнопки есть? — спросил он продавца.
— Нет, — и продавец-девушка в синем форменном халате с номером на груди учтиво улыбнулась. — Есть новинка книжной полки — «Каким должен быть человек». Издание тринадцатое, дополненное и переработанное. Хотите?
— Спасибо, — ответил Буко. — Я читал двенадцатое издание. Каким должен быть человек — в общем, понятно. Признаться, я пока не могу понять, каков он есть на самом деле.
— Простите, это уже не из нашей области, — снова улыбнулась продавец. — Обратитесь к психиатру. Может, там вам помогут.
Ни с чем Буко вернулся в отдел. Вокруг Лижит еще гудела компания:
— Какую на сегодня погоду передавали?
— Дождь.
— И вы думаете, будет дождь?
— Если передавали, значит будет. Здесь так устроено.
— Зачем на улице создавать искусственную жару, а в помещении тратить электроэнергию на кондиционирование?
— Из принципа!
— Оттого и беспорядок в нашей фирме.
— Администрации лучше знать, порядки это или беспорядки, — слышался черствый голос Грабиса.
— А мне вчера сон приснился, будто приходит ко мне в общежитие сам господин президент нашей фирмы. Я, естественно, угощение готовлю, усаживаю его за стол. И так будто сидели мы с ним всю ночь, вино пили и всякие проблемы фирменные обсуждали.
— Ну и дурной же сон.
— То, что здесь так устроено, это верно. А дождь или будет, или не будет, — сказала Лижит.
— Это почему же? Если уж обещали дождь, так будьте добры выполнять! Зачем же людям голову морочить?
— Это для того, чтобы все думали, что дождь настоящий идет, когда ему вздумается.
— Буко, ты где был? — подбежал Цицарь.
— В магазине.
— Ты сдурел? В рабочее время по магазинам шататься!
— Я же за кнопками…
— Вот узнает начальство, оно тебе покажет кнопки! — Цицарь не злился, а беспокоился за Буко, он снова потер шею. — Поищи лучше по отделам. Может, у кого-нибудь есть.
Буко побывал в отделе нормирования, в бюро путей сообщения, заглянул в сектор оздоровительного бега и отдел стандартизации. Ни у кого не было кнопок. Он сам не мог остановиться. Он распахнул дверь в аудиторию, где было жарко и сильно накурено, где стоял гул, как в пивбаре. За столами сидели интеллигентные люди.
— Есть еще такой вариант: повернуть все реки на юг! — выделился чей-то голос.
Буко понял, что попал на заседание ученого совета.
— У вас лишней кнопки не найдется? — спросил он.
— Лишней? Как же! Самим не хватает! — за всех ответил один из присутствующих.
Буко забрел в какой-то серый тупик с плевательницей в углу.
«Почему ни у кого нету кнопок? Ведь фирма такая большая. А кнопка такая маленькая. А может, поэтому и трудно найти кнопку — все равно, что иголку в стоге сена…»
В тупик вышел человек в синем костюме. На его толстой шее висел галстук, затянутый аккуратно, как ошейник. Наверное, у Буко был очень расстроенный вид, потому что на лице человека из-под очков разбежались насмешливые морщинки. Он остановился у плевательницы и неторопливо достал сигарету.
— Перекур? — дрогнул голос Буко.
Тот кивнул и протянул пачку неудачнику. Буко отказался от угощения.
— Где вы работаете?
— В бюро средств общения. — Человек с наслаждением выпустил струйку сладковатого дыма.
— А что вы там делаете?
Человек снял очки, придумывая, как проще ответить.
— Понимаете, наши предки телеграф изобрели, телефон изобрели, телевизор. Только ведь устарело все. Особенно — письменность. Неэкономично. Трудоемкость большая. Например, сколько бумаги надо исписать, чтобы объяснить то, что и так понятно. А если неправильно поймут да начнут писать опровержения? Вот и изобретаем более совершенное средство и более дешевое. Так, чтобы сразу никаких вопросов не возникало.
— Телекинез? — попробовал уточнить Буко.
Человек улыбнулся.
— Может быть, и телекинез. Пока не изобретено, этого никто не знает.
— А кнопки в вашем бюро есть?
— Кнопки? Кнопок у нас и не должно быть.
Разочарованный, Буко вернулся к своему агрегату.
— Нашел кнопку? — спросил Цицарь.
Буко покачал головой.
Слушай, какие ты все кнопки ищешь? — спросил Бепле.
— Обыкновенные.
— Вон, посмотри, не те?
— Нет. Это канцелярские кнопки. А мне нужны кнопки для выключения.
— Выключатели, что ли?
— Выключатели кнопочного типа.
— Так бы сразу и говорил, — нараспев произнес Бепле. — А кнопок в фирме нету.
— Почему нету? — взволновался Буко.
— Бепле, не городи ерунды, баламут! — рассердился Цицарь. — Додумался тоже!..
— Буко, долго ты будешь кнопки искать?! — раздраженно прикрикнул Фрист.
— А тебе надо скорее? — плутовато засмеялся Бепле. — Не терпится узнать, чем все кончится?
— Просто надоело. Ходит тут целыми днями, кнопки ищет, — огрызнулся Фрист.
— А тебе какое дело? — заступился за Буко Цицарь.
— Не торопитесь. Это тебе не детектив, не убийцу разыскивают. Люди разучились понимать смысл событий, им нужен только острый сюжет, — вздохнул Бепле. — А дело, может быть, вообще не в кнопках.
— А в чем? — непонимающе спросил Фрист.
— Почему мы все носим синие костюмы?
— Из принципа?
— Вот и дело в принципе.
— В каком принципе?! — вконец обозлился Цицарь. — Морочите голову!.. Не огорчайся, Буко. Завтра же с утра найдем тебе кнопку.
Зазвенел звонок, рабочий день кончился, и все заторопились домой, словно убегали от себя…
Буко сидел на балконе и смотрел вниз на мокрую после дождя многолюдную улицу. Ему было печально не от того, что он сегодня не нашел кнопку, а от того, что завтра он ее, вероятно, тоже не найдет. Не найдет и будет целый день сидеть без работы. А как же можно без работы человеку, у которого работа — главный принцип в жизни?
«А может быть, правда, в фирме нет кнопки? — думал он. — Странно это, если такая большая фирма запущена без кнопки. Хотя, фирма — она тоже не обычная, странная. Ведь вон как в ней все устроено. А почему так? Наверное, потому, что у нее такой принцип. Ведь если люди все принципиальные, то и фирму они себе создают принципиальную, подобно нашему основателю. И вот вертится она без остановки вокруг собственного принципа. Но разве можно без кнопки? Когда-то же надо остановиться, осмотреться — куда занесло?.. А может быть, все не так сложно и трагично? И где-нибудь на складе валяются сейчас эти самые кнопки?»