— Ну что ж, добро пожаловать, госпожа Верея. Я видел, как вы любовались нашим зданием с той стороны, поверьте, его внешний вид соответствует и духу заведения. Пусть поначалу будет непривычно, но что-то говорит мне — вам понравится у нас. — И, резко развернувшись, он ткнул пальцем в приветственные плакаты на воротцах.
— А тот, кто так безграмотно пишет всякую… ерунду… — Любопытствующую нечисть как ветром сдуло, и остался только черноволосый красавец в ученической мантии, рассеянно оглядывающийся по сторонам.
— П-прастите, а вы у-у, черт, уверены… — начала было я.
— Что вам место в Школе Архона? — вновь обернулся ко мне директор.
— Да! Нет… Да я вообще не нечисть!
Феофилакт Транквиллинович задумчиво потер подбородок, после чего, развернув папир, зачитал:
— Помимо последнего «подвига», заключавшегося в трясении земли и разрушении двух башен княжьего кремля в Белых Столбах, смыв мельничной плотины в Лужицах, буря и сильные ветры в Малых Серпах, огненный и лягушачий дожди в Белполе, там же куриный мор и коровье безумие.
— Мы всего-то одну корову научили танцевать, — чуть не задохнулась я от возмущения. — И ей это нравилось!
— Зато не нравилось ее хозяевам, — улыбнулся директор Школы Архона. — К тому же, помимо любительницы танцев, тут еще сорок три пункта, включая дерзостность характера. Впрочем, — директор спрятал мои бумаги в рукав, — если вы слышите «голоса», испытываете желание летать под полною луной и у вас есть маленький прелестный хвостик, то Школа Ведьм и Чаровниц примет вас не менее радушно.
Я затрясла головой, развеселив главу Школы.
— В таком случае позволь представить тебе старосту факультета общих дисциплин, Анжело.
Красавец с угольно-черными перистыми крыльями засмущался и сначала сделал мне ручкой. Увидев, как я вытаращилась на его черные звериные когти, спрятал руки за спину. Улыбнулся и тут же захлопнул рот, вовремя сообразив, что в нем не меньше сотни по-щучьи загнутых внутрь остреньких зубов. После чего смущенно, как простой мальчишка, пожал плечами — «Извини подруга, не хотел пугать».
— Факультет общих дисциплин включает в себя целый курс небезынтересных лекций по демонографии, культурологии и истории, — вещал тем временем Феофилакт Транквиллинович, осторожно снимая меня с телеги и увлекая за собой в глубь сада прочь от Метелки, деда Кузьмича и осточертевшей, но такой привычной приютской жизни.
Метелка, уже справившаяся и с заморозкой, и с испугом, грустно смотрела мне вслед, понимая, что еще одна подруга навсегда уходит в большой мир. А над осенним парком бодрое эхо разносило уверенную речь директора, множа и усиливая ее, как заправский глашатай кряхтенье городского головы на городском вече.
— … в вашем возрасте не могут не вызывать интерес также курсы личностного и духовного роста. А новые знакомства? А красота, а гармония и покой этих мест, даже архитектура, так поразившая вас вначале, неужто не заставят чуть подзадержаться в наших стенах столь перспективную, как вы, особу?
Слова обволакивали меня, словно пар в парной, и мне с каждой минутой делалось приятней и нестрашней, пока до меня вдруг не дошло, что я уже давно как идиотка улыбаюсь и киваю директору головой, что мне давно все здесь нравится, что хочется сорваться с места, чтобы все осмотреть, влюбиться в Школу и понять, что я никогда к ней не привыкну, все время буду открывать тут что-то новое и новое раз за разом.
Как выяснилось позже, я почти не ошибалась.
После полугода учебы к этому всему привыкаешь, так как жизнь в стенах заведения настолько насыщена событиями и интересна, что отвлекаться на изыски архитектуры и романтические гуляния по темным аллеям просто некогда. Главным достоянием, красой и гордостью, неразменным капиталом и золотой казной Великой Школы Архона (во какое название, да еще и с намеком, что где-то есть и невеликое учебное заведение имени того же змея-ящера) являются люди и нелюди.
Люди здесь сплошь загадка и тайна. Они периодически исчезают и появляются то замотанные с ног до головы в зловещие плащи, то разодетые как на бал или маскарад. Крадутся вдоль стен или гордо маршируют, бряцая железом и шурша шелками. Конечно, хватает и простых сумасшедших, которые, по словам Анжело, беснуются лишь оттого, что в уши дует ветер с севера. Не знаю, что это означает, но у юного демона почти все речи темны и непонятны, хотя сам он прекрасный парень, жаль, мы видимся только на уроках, в Школе его племя не живет, а на вопрос, куда он с братьями исчезает сразу после звонка, сей загадочный юноша продекламировал мне стишок:
После чего предложил сходить к кладовщику и взять ученическую мантию.
— Ты не представляешь, сколько скоро понаедет богатой дряни, и первое, что они сделают, — прицепятся к твоей приютской робе. А поэтому до торжественной клятвы и получения собственного знака архона запомни еще пару правил.
Этими бесконечными и все множащимися правилами Анжело меня просто бесил. И его здорово забавляло, когда я в притворной злобе начинала яростно шипеть.
— Дуреха, радуйся, что я на нашем курсе староста, а не Серикиил, сын Ушиса из рода Сатанов.
— Это почему же?
— Потому что не все демоны одинаково дружелюбны. Многие из них гораздо, гораздо дружелюбнее меня. Пока все двести пять правил не вдолбят новичку, не отстанут. А учитывая, что спать и есть моим братьям необязательно, то ты из одной только благодарности должна мне копыта мыть и воду с них пить.
Я «из благодарности» обычно запускала в него классным инвентарем, но ни разу не попала, потому что обычно в этот миг Анжело уже стоял у меня за левым плечом, бубня:
— Никогда не входи в чужие комнаты без стука, если не хочешь увидеть, как на самом деле выглядят твои товарищи. Впрочем, если желаешь насолить какой-нибудь кикиморе, врывайся смело, раскрывай дверь нараспашку. Главное — кикимору не перепутай с дьяволицей. Не спорь, не обещай, не требуй ничего от вновь прибывших. Поверь, все, с кем первокурснице общаться стоит, уже здесь, проходят, как и ты, предварительный курс. Про выход в город я уже сказал только с согласия учителей. И заведи себе соседок, черт возьми, что ты, как упырь в гробу, одна все да одна! Вот понаедут скоро, пожалеешь.
И точно, «понаехали».
Всего лишь за неделю на факультете первокурсников-вампиров произошла не одна грандиозная драка и в потасовках кому-то оторвали крыло. Пока Школа с трудом сдерживала натиск родни как пострадавшего, так и обидчика, кто-то поклялся на архоне, а клятвы не сдержал, архон, раскалившись, нанес сильный ожог клятвоотступнику.
Мавки,[1] наслушавшись лекций о роли соблазнения в метаболизме хладнокровных, стали врываться по ночам в комнаты первокурсников и предлагать сонным ученикам всякие мерзости. Кончилось тем, что разбуженным непристойным предложением оказался сам директор Школы — Феофилакт Транквиллинович.
К концу первого полугодия я как раз научилась без запинки выговаривать имя и отчество директора в результате почти каждодневных тренировок в виде душераздирающих завываний:
— Феофилакт Транквиллинович, я больше так не буду!
Комнату я к тому времени уже делила с двумя подругами: Алией и Лейей.
Сначала я познакомилась с Алией, которая является дочерью какого-то Лаквиллского воеводы. Любящий отец прислал ее в такую даль, видимо, с одной целью — уберечь свой народ от родной дочери, а себя от детоубийства. Являясь темпераментным вилколаком,[2] девица отличается бесхитростным и взрывоопасным характером. Звуки бряцающего оружия ее просто завораживают, и даже в многочисленных черных косичках она носит острые серебряные пластинки. За проведенные в Школе шесть месяцев дева заслужила славу вспыльчивой и на редкость умелой в драках особы. Разницы между мужчиной и женщиной в гневе она не признавала и могла запросто дать в лоб хоть вампиру, хоть летавице,[3] совершенно не испытывая угрызений совести.
Ко времени знакомства с Алией я тоже блистала пока единственным талантом — превращать в руины все то, к чему проявляю интерес. Поэтому, когда мне предложили ее в соседки по комнате, я только хмыкнула и согласилась. Как ни удивительно, трудностей в общении с нею у меня не возникало, мы ни разу не повздорили и стали лучшими подругами.
Мавка к нам попала совершенно случайно — просто никто не хотел иметь ее в соседках. Для вампирш, летавиц и прочих девиц заведения она была слишком хорошенькой, к тому же бессовестно пользовалась своим даром обольщения, а кому понравится, когда твой объект страсти переключается на мавку? А мавки не захотели селиться вместе с Лейей ввиду того, что она не очень благородного происхождения. Лейя является всего лишь приемной дочерью некоего богатого эльфийского князька. Все поступки Лейи идут не от головы, а от сердца. Застав ее как-то плачущей в коридоре на огромном бауле с вещами, мы предложили жить с нами, но при одном условии — никаких мужиков.
Так я и попала в компанию мавки и вилколака. Если раньше, встречаясь в коридоре со мной и Алией, ученики просто шарахались в стороны (Анжело, пытаясь на простых примерах объяснить, как демоны наводят страх на толпы нечисти, пустил слушок, что в гневе я себя не помню, за пустячную обиду в Белых Столбах пыталась загрызть князя и, если бы не двести дружинников, принявших смерть от моей руки и под руинами кремля, загрызла бы. А тем, кто недоверчиво и робко возражал, он говорил: «Но все же знают, как она передушила караульных в Вежицах. Шестнадцать человек, только за то, что полкладня за въезд спросили»), то теперь оглядывались, когда мы проходили мимо. Лейя улыбалась всем эдакой невинной улыбочкой, не забывая приправить ее небольшой толикой чар соблазнения.
С наступлением зимы я наконец-то стала понимать, с чего мой староста отмахивался от первокурсников. Мол, какая это нечисть, так, домашние паразиты, не вредней тараканов, к тому же сами с непривычки пришибленные. А я-то на него глаза пучила. Банники[4] — не нечисть? Бесы — не вреднее тараканов? Мавки — пришибленные?
Но только когда Анжело начал будить меня через день на третий, поняла, за что люди ненавидят этих тварей.
— В сырой могиле сон глубок, не разлепить сомкнутых век. Но так заведено богами, что смертен каждый человек.
— Будь все проклято, я точно кого-нибудь пришибу, — ворчала я, пытаясь продрать глаза. — Это когда кончится, а?
— Когда наиграются, — безразлично пожимал плечами Анжело, нагоняя крыльями какой-то нездешний, с ароматом лета и пряностей, ветер.
— Чего на этот раз на мне испытывали? Чары? Наговор? Или просто яду в кашу сыпанули?
— Не, от яду помирают, а ты дрыхнешь как лошадь пожарная. Точно наговор, только не пойму, на что.
— Слушай, найди мне того, кто это делает, я ему все рога поотшибаю.
— Ой, да кто только не делает. А что касается рогов, так твоя лаквиллская подружка уже отделала одну летавицу, ту, что через стенку от тебя спит. Только зря, по-моему. Не стал бы я связываться с упырками. Или хитрее бы поступил.
— Как? — спросила я, пытаясь скатиться с постели, но тут опомнилась и велела Анжело выметаться. — Неча к приличной девушке сквозь дверь ходить.
— Только пусть девушка не забывает, что уроки уже начались, — хмыкал из-за двери демон.
— О-о-о… — я в растерянности замирала, не зная, за что схватиться.
— Пивни чаю, съешь ватрушку. Вот, я приготовил.
— Спасибо. Что? Ты опять здесь? — Я запустила в него подушкой.
Анжело демонстративно пожал плечами.
— Я дух. Стало быть, бесполый.
— Ага. То-то вы все как один мужики.
— Могу и девицей, красотой ненаглядной. — И он, проведя рукой по голове, враз отрастил себе волосы до пят и прелести немыслимых размеров. Только с меня от зубастой улыбки этой девицы весь сон разом слетел.
— Ой, ну тебя к лешему. Баечник[5] такое тебе нашепчет, что и не проснешься.
— Это идея. — Анжело щукой нырнул под мою кровать. Оттуда понеслись звуки шлепков и визготня. Демон выполз обратно весь красный и злой. — Не шепнет, мы договорились. — Отряхиваясь, он брезгливо посмотрел на свою изгвазданную мантию. — Три девки в комнате, и никакого порядка.
Я недоверчиво заглянула под кровать. Там было так темно и пыльно, что одинокий недовязанный Алией чулок испуганным щенком забился в угол.
— Эй, — позвала я на всякий случай неведомых подкроватных жителей. Те всхлипнули и разбежались, обиженно шлепая босыми ногами. — Может, им сапожков нашить?
— И кафтанчики. Шапки, шубки, рукавички не забудь. Да ты хоть знаешь, сколько их в твоей комнате живет?
— Сколько?
— Учитель расскажет! — рявкнул вдруг Анжело. — Проснулась? Марш на занятия! Иначе Рагуил Сатанович тобой сегодня пообедает.
— Слушай, а Сатанович нашему Серикиилу не родственник, часом?
— Дядя с племянником. А что? Ой! — только и успел вякнуть Анжело, пробкой вылетая из комнаты, подгоняемый подушкой.
— Это чтоб девиц не обманывал больше. Бесполый он, как же, а потом у некоторых пузо на глаза лезет.
— Ты кого имеешь в виду? — насторожился демон, заливаясь девичьим румянцем.
— Дверь закрой! Мне одеться надо.
Я кинулась к стулу, на котором с вечера сложила и отутюженное платьишко, и заштопанные носочки, и едва не взвыла в голос.
Шутки у мелкой комнатной нечисти были такие, что хотелось просто рвать и метать: срезать у сапог подметки, запутать волосы, бросить таракана в суп. Вчера один гаденыш в столовой поскользнулся, таща муху, да и сам свалился мавке в миску. Она — в визг, а он мозговую кость оседлал и ну частушки матерные петь. А сам ложкою гребет, словно по реке плывет. Борщ через край льется, брызги на нас летят. Алия цапнуть его попыталась, только сама в супе уделалась. А старшекурсники хохочут. Они, говорят, у кабатчика Никодима целую бочку вина откупили и теперь по кружке на брата выдают за каждую проказу.
На мне сегодня, видать, тоже кто-то заработал — все платье было аккуратно приколочено к стулу, да такими мелкими гвоздочками, что их и разглядывать замучаешься, не то что отрывать.
— Ах чтоб вас этими гвоздочками, да в зад, — всхлипнула я с обидой, понимая, что лишилась платья. Малюсенькие гвоздики, словно живые, зашевелились, сами вывернулись из стула, поднялись облачком лесного гнуса и, злобно визгнув стальными крылышками, промчались прямо сквозь дверь, наделав дырок, словно в чайном ситечке.
— Ух ты! — восхитился Анжело, слушая заливистый многоголосый покаянный плач.
Пока мы вприпрыжку торопились на демонографию, мимо нас три раза пробежал табун заросших песьей шерстью домовых. За ними с причитаниями гнались кикиморки, страшненькие и росточком не больше пяди. Они ловили гвозди и кидали их в корзину, в которую вместо коня впрягли дворовую собаку Жужу, наверное единственную в городе не боявшуюся нечисти. Ее мельник утопил за то, что она ему без передыху щенят рожала, а водяной спас и Школе отдал. Так Жужа теперь на каждой свадьбе у домашней нечисти была за лошадь.
— Так. — Анжело тормознул перед монументальной дубовой дверью с золотыми симургами и сфинксами. — Моя твоя не знайт.
И растворился мне на зависть. Однако я успела заметить в узкой щели, как мой староста сидит за партой с постной миной, выслушивая очередную глухариную песнь Рагуила Сатановича. Этот трюк он мог бы в цирке показывать за деньги. Даже я иногда покупалась, начиная разговаривать разговоры с мыльным пузырем, во всем похожим на Анжело, только пустым внутри. Поди разберись, кто за мной прибегал: настоящий демон или его двойник.
Я робко сунула голову в дверь с бронзовой табличкой «Демонология и демонография».
— Здрасти.
По классу прошел легкий на подъем баловень-смешок.
— О! — неподдельно обрадовался мне педагог и учитель. — Леди Верея! Как же нам вас не хватало. Вы даже представить себе не можете, насколько дисциплинирует подростков присутствие прекрасных дев. Входите же. Входите. И осчастливьте нас докладом о… — Он оглядел класс поверх серьезнейших, в роговой оправе, именных очков.
— Исход и смешение народов во второй половине… — затараторил было Анжело, но Рагуил его бесцеремонно оборвал:
— Энджил, я бы попросил вас не губить момент триумфа госпожи Вереи. Вы же видите, наша чаровница даже проспала, так усиленно работала до поздней ночи над этой темой. — Чуть склонив набок свою лосиную голову с ветвистыми позолоченными рогами, он ехидно уставился на меня. Правый его глаз был зелен, как луга Вырия, и обещал блаженство всем, кто засыпает с книгой, а просыпается с отточенным пером, готовый день и ночь внимать учителям. Но левый пламенел, как огненные реки в обиталище угрюмца Сурта. И ничего хорошего он не обещал.
— Э-э-э, — заблеяла я овцой. И тут же увидела, как Анжело переглянулся с ребятами, и все начали мне сигналить книгами. Система была проста, главное было не иметь врагов среди учеников или чтобы у парней не оказалось слишком игривое настроение.
— В году семь тысяч сто восемьдесят шестом от последней битвы и нового сотворения мира… — начала я. У педанта Рагуила, любящего точные даты, навернулась на один глаз слеза умиления, — …в пределы Поречья с востока вторглись кочевые народы под предводительством правителей Ветра, Чумы и Неистового. Правильно?