Курьер поднялся из-за стола, стараясь сохранить гордую осанку. Слова старосты ему понравились. Он, в общем-то, имел в виду вовсе не это, но и так хорошо получилось.
- Куда идти? - спросил Сигмон и чуть покачнулся. Во всем теле ощущалась приятная тяжесть, голова немного кружилась. Пиво оказалось добрым - мягким и крепким.
- Да за дверью сразу налево, там конюшня. И вот еще что. Ежели соберетесь на двор, господин военный, так лучше идите на огород, за овин. Там всего сподручней.
Сигмон кивнул и направился к двери, чувствуя, что за овин ему надо прямо сейчас.
* * *
Все оказалось именно так, как он себе представлял. Большой сарай, переделанный под конюшню, тихое посапывание лошадей, колкое сухое сено… И томительное ожидание. Сигмон ждал, надеялся, и все же, когда скрипнула дверь сарая, не сразу поверил в то, что это происходит на самом деле.
Он заворочался, разбрасывая сухое сено и сел. Она подошла ближе. Светлые волосы были распущены и стелились по плечам как река мягчайшего шелка. Курьер приподнялся, чувствуя, как сердце выдало барабанную дробь, - дочь старосты все-таки пришла. Сама. К нему. В распахнутую дверь ярко светила луна, заливая сарай молочным светом, и силуэт девушки казался вырезанным из черной бумаги. Прекрасный силуэт, такой близкий и желанный…
- Сигмон, - шепнула она, опускаясь на сено.
Курьер потянулся к ней, обнял, жадно прижал к себе крепкое тело, желая слиться с ним в одно целое, чтобы не упустить ни единого мгновенья наслаждения. Голова девушки запрокинулась, луна высветила ее профиль, сделав его белоснежным, как у мраморного изваяния. Она прикрыла глаза и потянулась губами к лицу курьера - робко, не надеясь на ответ. Сигмон не выдержал и впился в ее уста, прижимая к себе податливое тело, мягкое и теплое, как пуховая перина. Девушка вздрогнула, обхватила руками его плечи и мягко, но настойчиво потянула на себя…
Она оказалась совсем не такой, как те городские девицы, с которыми Сигмон весело проводил время. Ее тело было по-крестьянски крепким, плотным, и в тоже время податливым. Она таяла в его руках, вся, без остатка, отдаваясь ласкам гостя. Никаких затей, все просто и естественно, по-доброму провинциально, так, как оно и должно быть. И так было.
Позже, много позже, лежа на сене, пахнущем луговыми травами, и слушая тихое сопение лошадей, Сигмон сообразил, что не знает, как ее зовут. Ему сделалось страшно неловко. Он пошевелился, и девушка подняла голову. Сигмон протянул руку и вытащил длинную соломинку из распущенных пшеничных волос.
- Какой ты сильный, - прошептала она и провела ладонью по вспотевшей груди курьера. - И храбрый.
- Тут храбрости не надо, - отозвался Сигмон и смущенно кашлянул.
- Отец сказал, что ты поедешь завтра к колдуну. Никто из наших не пошел, все бояться. Ты храбрый.
- Я… - Сигмон замялся и снова кашлянул. - Да. Поеду.
- Сигмон, - прошептала она, обнимая его широкие плечи. - Сигмон…
Курьер навалился на нее, обнимая мягкое тело. Оно пахло травой и молоком, и этот запах сводил его с ума. Зарывшись лицом в ее волосы, он подумал - почему бы нет?
- Как, - прошептал он, - как тебя зовут?
- Иша. Можно просто Ишка.
- Ишка.
- Сигмон…
Их губы встретились, и курьер тут же позабыл и о колдуне и о своем обещании. Для него не существовало ничего кроме крепкого девичьего тела, пахнущего травой и парным молоком…
Проснулся он с первыми лучами солнца. Довольно потянувшись, курьер поднял голову. Рядом никого не было и только разворошенное сено напоминало о том, что ночью гостя посещала прекрасная хозяйка дома. Сигмон приподнялся, осмотрелся и с довольным стоном повалился обратно. Чувствовал он себя прекрасно, не смотря на то, что не выспался. Деревня, крестьяночка с голубыми глазами, сеновал… Определенно, в жизни курьера есть свои прелести. Сигмон потянулся, сладко зевнул. День начинался отменно.
- Эгей! - донеслось снаружи. - Господин военный!
Сигмон вскочил, подхватил штаны и запрыгал на одной ноге, пытаясь втиснуть другую в тесную штанину. Голос принадлежал старосте, отцу Ишки и курьеру не хотелось, чтобы его прихватили в сарае со спущенными портками. О том, как незадачливых любовников крестьяне потчевали дрекольем, он тоже слышал.
- Господин военный!
- Иду, - заорал Сигмон, натягивая камзол. - Иду!
Староста ждал снаружи. Гость вывалился из сарая, - растрепанный, с соломинками в волосах, - но Поттон только ухмыльнулся. Курьер озабоченный тем, как сохранить солидный вид, этого не заметил. Пригладив волосы, он откашлялся. Потом поправил пояс, перевязь с кавалерийской саблей, одернул камзол и решил, что выглядит вполне прилично.
- Как спалось? - спросил староста.
- Благодарю, отменно, - вежливо ответил Сигмон.
- Прошу к столу. Позавтракайте с нами, перед дорожкой.
- Конечно. Но не рано ли еще?
- В самый раз. Народ уже на работу потянулся. Откушайте с нами, а потом можно и ехать к колдуну.
- К колдуну? - переспросил курьер.
- А то как же. Помните наш вчерашний разговор?
- Помню, - кивнул курьер, хотя совершенно забыл о просьбе Поттона.
Ехать не хотелось. Настроение сразу испортилось и Сигмону отчаянно захотелось вскочить на Урагана и дать деру. Ведь он не обещал поехать! Только подумать над предложением и обсудить его с утра, на свежую голову.
Староста молчал, выжидающе смотрел на гостя и ждал ответа. Усы Поттона воинственно топорщились, а на лбу явственно проступили морщины. Отступать он не собирался.
Сигмону же вспомнился жаркий шепот Ишки - как она звала его по имени, называла храбрым и сильным. Вот ей то он обещал, что поедет. И если сейчас откажется от своих слов… Курьер поморщился. Нет. Это не дело. Воины второго пехотного полка не отступают. Солдату трусить нельзя, и тем более позориться перед дамой. А хоть бы и крестьянкой. Что она запомнит? Сладкую ночь? Вовсе нет, она запомнит утреннее бегство кавалера. Никак не возможно.
Сигмон расправил плечи, набрал полную грудь воздуха и снова пожалел о том, что у него нет усов.
- Разумеется, - выдохнул он. - Сначала завтрак - потом поездка. На голодный желудок с колдунами разговаривать несподручно.
- Само собой, - подхватил Поттон и снова ухмыльнулся в усы. - Прошу господин военный, за мной. Завтрак ждет.
* * *
Дорога к дому колдуна шла мимо полей. Отяжелевший от обильного завтрака, больше напоминавшего праздничный обед, Сигмон покачивался в седле и лениво посматривал по сторонам. По всему выходило, - нужно поторапливаться, чтобы после обеда выехать в Пасам, но спешить не хотелось. Мирный деревенский пейзаж успокаивал, а мерное покачивание в седле убаюкивало. В воздухе разливался аромат свежескошенной поутру травы, округа дышала благостью… И напоминала о детстве.
Сигмон хорошо знал такие деревеньки, где жители просты, трудолюбивы и не любят лишней суеты. Отец Сигмона, тан Ла Тойя, владел тремя такими деревушками, и Сигмон, единственный ребенок в семье, часто сбегал из поместья в ближайшую деревню. Он предпочитал играть с деревенскими ребятами, а не сидеть в душном зале за книгами. Матушке это не нравилось, а вот отец - широкоплечий добродушный великан с черной гривой волос, - всегда был на его стороне. Это было чудесное время. Но когда Сигмону исполнилось двенадцать, отец умер от лихорадки. Исчах он быстро, за несколько дней. Следующие пять лет Сигмон не отходил от матери. Ни на один день не отлучался из поместья, не решаясь расстаться с Мирандой Ла Тойя, подавленной смертью супруга, но не сломленной.
С этого времени Сигмон засел за учебу, выполняя указания матушки. Он научился читать и писать, прочитал все книги в домашней библиотеке, собранной еще дедом и навсегда влюбился в военное дело, изученное по десяткам книг. Стать бравым воином, сделать карьеру в армии - это стало пределом мечтаний молодого тана. Судьба землевладельца, не привлекала его. Да и как может привлечь учет доходов и расходов молодого парня, день и ночь машущего старым дедовским мечом? Зов боевых труб, кавалерийская атака, осада городов - вот о чем грезил Сигмон. И это стало трагедией. Паренек из захолустного поместья, выросший под надзором матери, не мог рассчитывать на карьеру военного. Наемник, солдат - вот и все, что ему было доступно. Бравые капитаны, суровые полководцы, маршалы - все они с детства готовились к карьере. Военные династии, где внук повторял путь деда, не были редкостью, к тому же, большинство военных обладали высокими титулами, были наследниками знатных родов. В этом мире мальчишке из тихого деревенского уголка, места не было.
По вечерам, ворочаясь в холодной постели, Сигмон мечтал о военных подвигах, о масштабных баталиях, о жезле полководца… А днем, видя, что в волосах матери прибавилось седых волос, клялся себе, что не оставит ее. Никогда.
Миранда Ла Тойя продержалась пять лет. Но все же так и не смогла смириться с потерей мужа. Она тихо стаяла как свеча, и отошла в мир иной во сне, ровно через три дня после семнадцатилетия сына. Сигмон был безутешен. Весь следующий месяц ни с кем не разговаривал, замкнулся, стал избегать людей. Все дни он проводил в библиотеке, листая старые книги, пытаясь забыться и затерять свое горе среди придуманных историй. Потом он оправился от удара и все же взялся за дела имения. Но через полгода, весной, он принял решение изменившее его жизнь.
Он никогда не хотел быть землевладельцем, собирающим дань с мелких деревушек - где медяками а где и провиантом. Сигмона манили города, людные, шумные, где можно встретить и рыцарей, и магов, и старых вояк, и прекрасных дев. Деревня опостылела ему, въелась в печенки, и он тосковал так, как может тосковать только молодой парень, запертый в четырех стенах и вынужденный просматривать бухгалтерские книги. Поместье представлялось ему пыльной и душной ловушкой, склепом, где хорошо горевать по ушедшим родителям - но не жить. Каждая вещь в доме напоминала ему об отце или о матери. Сигмон чувствовал, что еще полгода такой серой жизни среди осколков прошлого, и он сойдет с ума. Поэтому однажды мартовским днем, холодным и сырым, он стал собираться в дорогу.
Поместье оставил на управляющего - Дита Миерса, служившего еще его отцу. Дит, заменивший Сигмону деда, любил сына хозяина как родного внука. У самого Миерса не было ни жены, ни детей, так уж сложилась его жизнь. Поэтому, когда Сигмон сказал ему, что оставляет поместье, Дит заплакал. Потом обнял молодого хозяина и пошел седлать коня. Управляющий понимал, почему уезжает тан, и не уговаривал остаться. Только попросил его обязательно вернуться. Сигмон обещал.
Через два дня он был уже на пути ведущим в Вент, столицу Южного Герцогства. Хотя его поместье и располагалось в Западном, до Вента было не так уж далеко. Но и не близко. Как раз достаточно для того, чтобы не сбежать ночью домой, поддавшись искушению покинуть армейскую жизнь. Кроме того, в Венте жил старый знакомый Дита - конюший Бернем. Он переписывался с управляющим и бывший в курсе бед, постигших семью Ла Тойя. У него Сигмон и остановился. Ему повезло. Бернем оказался знаком с конюшим графа Тиферра, командующего вторым пехотным полком. От него то Сигмон и узнал о наборе в корпус кадетов и явился на комиссию. Ему снова повезло, - Бернем считал, что парень просто очутился в нужном месте в нужное время.
Кадетский корпус, затея графа Тиффера, был предназначен как раз для отпрысков семей небогатых, не очень знатных, но имевших образование. Для таких как Сигмон. Армейским офицерам нужны толковые ординарцы, подручные, курьеры, причем такие, что будут разбираться в военном деле. Деревенских и простолюдинов забирали в солдаты, знать шла служить на заранее выторгованные места, а вот сообразительной и расторопной молодежи не хватало. И граф Тиффер решил ее воспитать.
Сигмон был принят в корпус сразу после комиссии. Здоровье у него было отменное, образование подходящее. Кроме того, он был сообразителен и страстно желал стать военным. Он пришелся в самый раз для кадетского корпуса, как клинок к ножнам, сделанным на заказ.
Три года пролетели незаметно. Сигмон подружился с такими же сыновьями танов как и он, пожил в казарме. Его вымуштровали и понатаскали в военном деле. Заметив, что парень хорошо ладит с лошадьми и любит путешествовать, его перевели в курьеры. Сигмон был этому рад.
Все это время он переписывался с Дитом. Дела дома шли неплохо, - управляющий знал свое дело и не позволял хозяйству развалится. Он ежемесячно присылал деньги молодому хозяину - не много, но достаточно, чтобы не голодать. Сигмону нравилась новая жизнь, и он пока не собирался возвращаться. Хотел он лишь одного - что бы его перевели из кадетов в действительные курьеры второго пехотного полка. Только тогда он получил бы право называться военным. И по праву носить форму. И вот, неделю назад, ему наконец-то поручили задание - доставить пакет в гарнизон Пасама. Это была прекрасная возможность показать себя в деле.
Припомнив о поручении, курьер вздохнул. На самом деле он был не прочь бросить глупую затею с колдуном и отправиться в Пасам. Но отступать не хотелось, - с половины дороги не поворачивают. Тем более что она, судя по всему, подходила к концу: давно уж вела по лесу и теперь больше напоминала нехоженую тропу.
Ла Тойя стал оглядываться, тревожась, - не пропустил ли нужный поворот. Но вроде их быть не должно, Поттон говорил, что дорога выведет к дому колдуна. Он подхлестнул Урагана, конь обижено фыркнул, но пошел быстрее.
Вскоре Сигмон увидел невысокий забор из камней, уходящий в заросли орешника и большие кованые ворота, оплетенные вьюнком. За воротами виднелся сад, заросший сорной травой, а дальше - стена дома, скрытого кронами диких яблонь. Курьер тяжело вздохнул и спешился. Пора было исполнять обещание.
* * *
Ворота были заперты, а на его окрик никто не отозвался. Урагана пришлось оставить у входа. Убедившись, что жеребец крепко привязан к решетке ворот, курьер перелез через забор и направился к дому.
Сад выглядел ужасно. Когда-то роскошный и ухоженный, теперь он выглядел заброшенным. Полысевшие, несмотря на лето, деревья, засыпали дорожки сухими листьями; растрепанные кусты срослись в причудливые лабиринты; лужайки заросли сорной травой и были изрыты кротовьими норами. Складывалось впечатление, что здесь давно никто не живет. Тану стало жутковато, и он поспешил пройти к дому.
Он был довольно большим - два этажа, высокая остроконечная крыша, и просторное крыльцо говорили о том, что на его строительство потрачено много сил. Вот только выглядел он не лучше сада. Серые камни стен заросли по низу мхом и потемнели от воды. Окна, узкие и высокие, были забраны разноцветной мозаикой. Но она давно выгорела на солнце и покрылась грязью. По стенам вился дикий зеленый плющ, каменные ступеньки крыльца начали крошиться, а дорожка ведущая к ним заросла травой.
Сигмон подумал, что так выглядят дома, где никто не живет. От этой мысли ему стало легче - встречаться с колдуном не хотелось. Нет, он не боялся, но все же… Чем меньше с ними встречаешься, тем лучше. Одно дело городской маг, из гильдии магов, живущий в городе, среди людей. В Венте Сигмон их видел предостаточно и давно к ним привык. Это обычные горожане - и пива выпьют, и ругнуться, а те, кто помоложе, и служанку ущипнут. Но совсем другое дело, - волшебник, удалившийся на покой, отшельник, не желающий никого видеть. У таких магов бывает не все в порядке с головой. Про них рассказывают множество историй, и большинство кончаются очень неприятно для случайного путника, нарушившего покой отшельника.
Сигмону захотелось развернуться и убраться подальше от этого заброшенного дома. Сказать старосте, что тут давно никто не живет, отправиться в Пасам, и навсегда забыть об этой истории. Он даже остановился и взглянул на солнце, прикидывая, - успеет вернуться к обеду или нет.
В этот момент деревянные створки дверей распахнулись, и на крыльцо из темного проема шагнул человек. Сигмон подался назад, положил руку на рукоять сабли и замер.
На крыльце стоял маг, - в этом сомнений не было, никем иным хозяин дома и не мог быть. Правда, он больше был похож на булочника: невысокий плотный старик, с намечающимся брюшком. Но его глаза, - темные, почти черные, - смотрели так, словно готовились пронзить собеседника. Так, как смотрят глаза магов. А в остальном это был обычный старик: копна седых волос рассыпана по плечам, растрепанная борода свисает до пояса. Одет маг был в серый балахон, покрытый сальными пятнами. Неопрятный, неухоженный старик. Сигмону он сразу не понравился - с первого взгляда.
Длинный крючковатый нос хозяина дома указывал точно на курьера, словно маг прицеливался. Сигмон почувствовал себя неуютно и замялся, не зная, что сказать. Пауза затянулась до неприличия, и тогда хозяин первым нарушил молчание.
- Здравствуй, гость, - сказал он. - Что привело тебя ко мне?
- Здравствуй, маг. Я здесь проездом, но у меня есть к тебе разговор.
- Разговор? - Маг вскинул густые брови. - Ну что ж, в таком случае - проходи. Не часто ко мне заходят в гости с разговорами.
Отступив в сторону, маг поманил гостя рукой. Сигмон, на секунду замешкавшись, поднялся по крошащимся каменным ступеням и встал рядом с хозяином дома.
- Заходи, - пригласил тот, указывая на темный проем. - Позавтракаем. За столом разговаривается лучше всего.
От мага разило потом, луком и грязным бельем. Похоже, он не следил за собой, а позаботиться о нем было некому. Курьер нерешительно глянул на темный проем, - из него несло холодом и плесенью, как из склепа, - и подумал, что в другое время он бы и близко не подошел к этому дому.
Маг, видя замешательство гостя, пожал плечами и пошел в темноту. Переступив порог, он щелкнул пальцами и Сигмон чуть не вскрикнул, - в темноте разом зажглись десяток свечей, осветив длинный коридор с множеством дверей.
- Если хочешь поговорить со мной, - тихо произнес маг, - иди следом.
И он пошел вперед, даже не обернувшись, чтобы посмотреть, - идет за ним гость или нет. Сигмон сжал зубы и переступил порог, клянясь, что больше никогда не попадется в ловушку голубых глаз. Никогда и никому он не будет ничего обещать ночью, в постели. Никогда.
Коридор оказался длинным и узким, как нора змеи. Сигмон аккуратно ступал по скрипящим доскам, стараясь не упустить из виду сгорбленную спину мага. Ему бы не хотелось остаться одному в этом коридоре. Ни за что. За то время пока они шли, курьер успел покрыться холодным потом - ему чудилось что в спину кто-то смотрит, а стены коридора медленно сдвигаются, норовя раздавить незваного гостя. Поэтому когда впереди показалась большая дубовая дверь, Сигмон облегченно вздохнул.