Похищение чародея - Кир Булычёв 19 стр.

Можно предположить, что князь опасается землетрясения. Хочу обратить ваше внимание, дорогой друг, что князь приказал найти и привезти к нему директора Матура.

Возможно, что груз находится на озере, но теперь придется спасать его от землетрясения. Они будут спешить. Жаль, что вы, мой друг, сейчас не можете лично руководить операцией. Я бы на вашем месте не очень доверял (не обижайтесь за прямоту) вашим людям. Среди них несколько (вы и сами об этом знаете) получают зарплату не только у вас.

Князю Урао

Они установили свою машинку в роще над монастырем близко к пещерам. Охраняет машинку один солдат, и он много спит. Сегодня приезжал молодой русский, взял из машинки какие-то длинные бумаги и уехал. По пути к озеру, где он живет, останавливался в монастыре. К его машине выходила известная вам особа, и они разговаривали. Когда он уезжал, держались за руки. Второй русский оставался на острове. На всякий случай я проколол две шины у джипа.

Поздно вечером я получил очередную телеграмму из Лигона, на этот раз из управления информации и пропаганды. Они известили меня, что завтра в Танги вылетают два корреспондента, чтобы должным образом осветить события. Я готов был головы поотрывать там, в пропаганде. У них нет свободных машин, но они находят вертолет для двух бездельников, которые будут болтаться под ногами и задавать глупые вопросы. Мной овладел гнев, и я составил резкую радиограмму в Лигон.

И тут же позвонил мне профессор Котрикадзе.

— Что еще? — рявкнул я в трубку по-лигонски.

— Простите, майор, что так поздно, — сказал он, — но мне только что позвонил с острова Ли. Связь все время нарушается…

Конечно, нарушается. Радиотелефоны, которые я отыскал на складе и отдал русским, наверно, побывали под танком, а затем были кое-как скреплены проволокой.

— …Но я понял, — продолжал профессор, — что кто-то проколол шины у джипа, оставленного в деревне. И у них нет машины, чтобы привезти ленты с датчиков и бумаги, подготовленные Ли. Вы не могли бы помочь?

Его правильный английский язык и спокойная вежливость в этот момент были невыносимы. Мне показалось, что он улыбается, разговаривая с нами, дикарями.

— Разумеется, профессор. Я дам распоряжение, чтобы туда выслали другую машину.

— Спасибо, майор, спокойной ночи.

— Где капитан Боро? — спросил я, выйдя во внешнюю комнату, где дремал дежурный капрал.

— Спит, наверно, — ответил тот.

— Поднимите его и приведите ко мне. И пошлите трех автоматчиков к дому начальника полиции, где живет русский профессор.

— Но там уже стоит часовой.

— Не возражать!

Вот теперь я стал настоящим начальником. Я заставлю этого добродушного Боро наладить в городе порядок, а затем поеду в госпиталь.

Я сердит на твое непослушание. Неужели ты не понимаешь, что теперь майор пошлет туда солдат, чтобы охранять эти машины? Ты вызвал подозрения раньше, чем следовало. Может быть, поставил под угрозу наше дело. Предупреждаю, это твоя последняя ошибка. Ни в коем случае не трогай машинку на горе без моего указания.

Я считал весь вечер при свете голой электрической лампочки, питавшейся от аккумуляторов, и рой летучих тварей устраивал такие массовые танцы под ней, что она казалась укутанной в густую черную вуаль. В этих условиях компьютер годится только, чтобы колоть им орехи. Расстроенный сержант Лаво долго клял нерасторопного шофера, который не уследил, как прокололи шины, и предложил отправиться в город пешком, чтобы искупить свою вину. Но Отар позвонил мне и сказал, что майор обещал прислать другую машину. Вспольный опух от комариных укусов, но получал некоторое удовольствие от того, что живет на необитаемом острове и что где-то неподалеку бродят коварные недруги и завтрашний день сулит новые приключения.

— Какие планы на завтра? — спросил он меня, признавая мое главенство на острове.

— Завтра, как рассветет, отвезем данные в Танги.

Было еще не поздно, и я думал, что через час управлюсь.

— Кто повезет данные? — спросил Вспольный, сверкнув очками, и смахнул с носа черного жука.

— Я, а кто же?

— Почему? — строго спросил Вспольный. Он стремился к настоящему делу.

Я отложил ручку.

— Отару трудно одному. Мы вместе быстрее просчитаем.

— А датчики? — Голос Вспольного приобрел стальное звучание.

— Датчики?… Ими займетесь вы.

— Я? — Он был польщен и немного напуган. — Но я этого еще не делал.

— Утром объясню. Надеюсь, они догадаются прислать запасную резину для нашего джипа.

И я снова занялся расчетами.

Вспольный некоторое время бродил вокруг, выходил на обрыв, вглядывался в смутную полоску огоньков Танги, потом что-то записывал в свой блокнот. Наконец сказал:

— Пора спать, Володя. Завтра нам рано вставать.

— Ничего, потом отоспимся, — возразил я в лучших традициях скромных героев. — Вот вам надо бы выспаться.

Он словно ждал приказа. Тут же улегся на циновку, закутался в одеяло, чтобы его не сожрали комары, и отключился.

Я просидел до рассвета, и спать мне, в сущности, не хотелось. А когда стало светать, я положил плоский камень на стопку бумаг, дополз до циновки и заснул, как только коснулся ее… Через мгновение меня разбудили.

Было уже совсем светло, солнце косо резало лучами листву, надо мной стояли два солдата и негромко выясняли вопрос, будить меня или подождать.

— Доброе утро, — сказал я им по-лигонски. И оглянулся, чтобы разбудить Вспольного.

Но не тут-то было. Вспольный вышел из-за кустов с полотенцем в руке.

— He забудьте, Володя, в спешке, — сказал он голосом отличника, — проинструктировать меня по части снятия показаний с датчиков.

В семь утра меня разбудил телефон. Звонил майор.

— Доброе утро, профессор. Я жду вашего звонка.

Я воспринял этот упрек без обиды. И не стал объяснять майору, что поздно лег спать.

— Извините за задержку, — сказал я. — Изосейсмическая карта готова. К сожалению, у нас не было подробной геологической карты района, а сведения о прошлых землетрясениях я наносил со слов вашего дедушки.

— Я пришлю за картой машину.

— Не надо, — ответил я. — До комендатуры десять минут пешком. А я привык утром делать прогулку.

— Хорошо, — сказал майор, — тогда мы вместе позавтракаем. Вы не возражаете?

— Спасибо.

Я умылся и вышел из дома.

К моему удивлению, оказалось, что моя охрана за ночь увеличилась. Два солдата стояли у ворот, еще двое мирно спали на веранде, и над ними суетливо летали птички, гнезда которых были прикреплены к столбам веранды.

Когда я выходил из ворот, один из солдат поднялся и пошел шагах в трех сзади.

Улица была по-утреннему деловита. Мне встретился монах, тога которого была туго обмотана вокруг тела. Монах прижимал к животу черный горшок, из которого высовывались маленькие судки. Под мышкой у него торчал длинный темно-красный зонт. Две девчонки в одинаковых синих юбках и белых блузках остановились, глядя, как солдат с автоматом ведет куда-то дядю в мятом костюме.

Я свернул за угол, к комендатуре, и тут меня ждало неожиданное потрясение. Какой-то человек кинулся на меня так неожиданно, что я инстинктивно отшатнулся, прикрывая лицо руками. Этот момент растерянности чуть не стоил мне черной папки с картой для майора. Человек вцепился в нее и рванул к себе. Я, скорее со страху, чем из излишнего мужества, еще крепче вцепился в папку, и мы несколько секунд изображали собой статичную группу борцов.

Ситуацию разрядил сопровождавший меня солдат, который вышел из-за угла и сразу сообразил, что к чему. Он не догадался бросить стебель сахарного тростника, который жевал с увлечением, и этот стебель помешал ему схватиться за автомат. Нападающий оказался проворнее всех. Он зигзагами побежал по улице и нырнул в кусты. Солдат наконец выбросил драгоценный тростник и бросился за бандитом. А я, никем более не задержанный, дошел до комендатуры.

Майор, насколько понимаю, наблюдал за моим приключением из окна и встретил меня на лестнице мрачнее тучи.

— Солдат будет наказан, — были его первые слова.

Я поспешил успокоить майора. Я протянул ему черную папку.

— Карта здесь.

Майор овладел собой.

— Завтрак готов, — сказал он. — Я еще раз приношу извинения за прискорбный случай.

Когда мы сидели за письменным столом майора, покрытым белой жизнерадостной клеенкой с изображенными на ней плодами и ягодами, и пили чай с молоком, я спросил:

— А машина на озеро?

— Машина ушла еще ночью, — сказал майор.

Задумчиво хрустя гренком, он добавил:

— Если известие об этом нападении дойдет до Лигона…

— Не дойдет, — успокоил я майора. — В следующий раз буду внимательней.

Майор ничем не показал, что рад ответу. Он отставил недопитую чашку.

— Мне не нравится, — сказал он, — что человек, который приказал этому бандиту напасть на вас, много знает.

— А что именно?

— Он знает, что вы сегодня должны были принести мне карту. Он знает про джип с озера. И он почему-то очень заинтересован в том, чтобы мы не были готовы к землетрясению.

Рано утром ко мне пришел майор Тильви. У него болела Рука, и он был обеспокоен. Он принес мне карту, полученную от профессора Котрикадзе. Если ей верить, хуже всего придется деревням по западному берегу Линили, да и сам город Танги может быть разрушен. Русский обещал ему дать точную дату к обеду — он ждал, когда приедет его спутник с озера и привезет свои записи.

Пока не подойдет помощь из Лигона, Тильви было трудно что-либо предпринять. Договорились, что, как только станет известна дата, я пошлю полицейских по окрестным деревням, чтобы они предупредили людей.

Потом майор заговорил о другой своей тревоге. Он считал, что у него есть враг, который хочет, чтобы землетрясение произошло неожиданно. Он рассказал мне о случае с картой, о том, что кто-то проколол шины у джипа на озере, о микрофоне в комнате русских геологов.

— Вы знаете людей, дядя Васунчок, — сказал он. — Вы можете подсказать.

— А кто знал о карте? — спросил я.

— Кроме нас с русским профессором, бургомистр Джа Локри и капитан Боро. Они были на совещании.

— А подслушать вас не могли?

— Я велел Фену Ла проверить мою комнату и комнату русских.

— Фен Ла простой механик.

— У меня нет специалистов У меня никого нет, особенно теперь, когда Боро с двумя взводами умчался на рубиновые копи. У меня два десятка солдат и один джип.

— Зачем Боро уехал на рубиновые копи?

— Он получил телеграмму На копи напали люди вождя Вао. Если так — значит, кто-то направил их…

— Иди, Тильви, — сказал я ему. — Я буду думать. Вернешься после обеда.

Как только Тильви ушел, сестра сказала, что перед госпиталем сидит какой-то монах, который хочет меня видеть.

— Впусти его, — сказал я.

Монах выглядел молодо, его оранжевая тога была вся в пыли, он явно устал. Я спросил его:

— Ты шел пешком из монастыря Пяти золотых будд?

— Да, — ответил он. — Я вышел ночью и пришел только сейчас. Но в гору я поднялся на автобусе.

— У тебя ко мне письмо?

— Нет. Почтенный Махакассапа не дал мне письма. Он сказал, что письмо могут отнять, а то, что лежит в моей голове, не видно чужому глазу.

— Говори.

— Почтенный Махакассапа сказал, что то, чем интересуется господин начальник полиции, хранится в пещере за сосновой рощей. Оно сейчас там.

— Хорошо, — сказал я. — Почтенный Махакассапа знает, в какой из пещер груз?

— Да, — ответил монах. — Он знает.

— Еще что-нибудь он передавал?

— Почтенный Махакассапа думает, что вчера один охотник из деревни видел Па Пуо. Только Па Пуо сбрил свои знаменитые усы. Но его можно узнать.

— Как моя дочь?

— Твоя дочь живет в доме привратницы. Мы по очереди незаметно смотрим за ней, чтобы чего-нибудь не случилось. Почтенный Махакассапа думает, что сердце Лами расположено к молодому русскому, который сейчас живет на острове. Русский приезжал к монастырю, и Лами выходила к нему. Они разговаривали в саду.

— Скажи сестре, чтобы тебя накормили.

— Спасибо, господин, — ответил монах. — Я пойду обратно. Только зайду на базар, потому что почтенный Махакассапа велел мне купить орехового масла для монастыря.

— Да не осквернят деньги руки монаха.

— У меня нет денег, — ответил монах. — Масло мне даст торговец, который обещал подарить его монастырю.

— Я пошутил, святой монах, — ответил я. — Я знаю, что у вас в монастыре строгие правила.

Монах ушел.

Я должен был думать о делах, но беспокоился о Лами. Я знал, что князь смотрит на нее с вожделением и оказывает девочке знаки внимания. Она неравнодушна к вниманию, хотя ее сердце не отзывается на чувства князя. Князь не любит меня так же, как и я не люблю его. Я знал, что в меня стреляли у озера люди князя. Но пока я не могу никому доказать, что князь торгует опиумом. Я убежден в этом, мой друг, близкий к князю, убежден в этом, но что толку, ведь не поймаешь тигра за лапу, когда он крадет курицу. Князэ слишком силен в Танги, а майор, которому я мог бы доверить тайну, слишком занят своим землетрясением. Па Пуо там, у монастыря. Значит, князь знает обо всем… Я почти не сомневался, что именно князь хочет помешать майору. Старый губернатор, которого сместили военные, сидит у себя дома и с утра до вечера совещается со сторонниками Джа Ролака. Он меня не беспокоит, он не мог приказать проколоть шины или поставить микрофон — старые политики трясутся от страха. Капитан Боро? Он слишком продажен. Он может выполнять приказы князя или губернатора, но сам не решится ни на что.

Кто еще? Торгаш Матур? Зачем-то он купил спичечную фабрику и вчера объявился там. Зачем человеку покупать фабрику, когда все хотят продавать? Но у Матура нет в Танги корней, нет сообщников. А вот князь мог его использовать… Опять князь.

Я вызвал полицейского, что сидит у двери в палату, и приказал созвониться с рубиновыми копями и узнать, почему не сообщили оттуда о нападении людей вождя Вао, который, как мне известно, с небольшим отрядом две недели назад ушел к таиландской границе.

Господину Сааду Матуру

Серебряная долина, 18.

Лигон.

Дорогой и любимый брат!

Обстоятельства моей жизни сложились таким образом, что я снова стою перед трудным для меня решением. С одной стороны, моими действиями руководит искренняя и бескорыстная дружба, а также забота о моей семье и, в частности, о тебе. С другой — я понимаю, что ввергаю себя в трагическое положение. Может произойти так, что это письмо станет моим завещанием. Но верь мне, что, какие бы слухи ни распространяли враги, я всегда думал лишь о благе друзей и родных.

Дорогой Саад, если со мной что-либо случится, прошу взять на себя заботу об Эльвире и детях. Я не хочу обременять тебя оставшимся после меня наследством, которое, как я уже распорядился, достанется моим детям. Однако твоя преданность моей жене и мне лично заставит тебя, надеюсь, стать достойным опекуном, учителем и вторым отцом малышам.

Что касается спичечной фабрики, то ей, вероятно, придется тем или иным способом погибнуть (национализацию я также рассматриваю как гибель). Я же сделаю все, чтобы гибель ее не повлекла за собой убытков.

Сумму страховки ты разделишь соответственно сделанным нами с тобой вкладам и, надеюсь, не станешь грабить своих племянников.

Прощай еще раз.

Если же нарушишь свой долг, будь уверен, тебя достанет карающая рука судьбы.

Майор прислал полный джип автоматчиков во главе с бравым лейтенантом, который тут же выставил посты на острове и погнал двух солдат наверх, в сосновую рощу. Когда я уезжал в Танги, лейтенант сидел на ящике из-под пива под развесистым деревом и допрашивал старосту о том, кто продырявил шины у джипа. Староста нависал над ним как гора и гудел, призывая в свидетелей своей невиновности всех богов и духов гор.

Вспольный проводил меня до машины. Он сообщил мне, что намерен отпускать бороду. Я думаю, что это была его давнишняя тайная мечта, но сначала мама не позволяла, потом начальство смотрело косо на бородатых, и наконец он и сам отказался от такой революционной мысли.

Когда я забрался в машину, он подошел поближе и прошептал:

— Я загляну в монастырь, посмотрю, все ли там в порядке. Не беспокойтесь, Володя.

Он может быть трогательным.

Я сидел впереди, рядом с шофером. Новый шофер оказался человеком суровым. Он положил автомат на пустое заднее сиденье и время от времени оглядывался, чтобы убедиться, что он никуда не сбежал.

Я никак не мог понять, кому может быть польза от того, что наша работа не получится. Кто мог проколоть шины? В конце концов я пришел к не очень утешительному, но трезвому выводу о том, что виной всему местные суеверия — если слухи о том, что мы ищем золото, овладеют местными массами, то нас могут и побить.

Мы миновали городок Линили, в котором останавливались на пути к монастырю, затем дорога начала взбираться наверх, к Танги. Она была узкой, а перегруженные автобусы неслись как очумелые, забывая сигналить, и порой нам приходилось, пролетая мимо них, повисать колесами в воздухе. Я не стал объяснять шоферу, что люблю тихую и размеренную езду по подобным дорогам. «Водитель, помни, что тебя ждут дома» — такую надпись на скале я видел где-то под Хорогом. Справедливое замечание.