— Вас обманули, — сказал я так, чтобы все слышали. — Все это обман, чтобы нас разорить и погубить! Военные хотят поселить здесь людей из Лигона. У них тесно, они давно хотят захватить наши горы.
— А ты сам, хозяин, разве не из Лигона? — крикнул кто-то, и в толпе захихикали.
Но я не сдавался.
— Вот вас выселят из Танги, а обратно не пустят.
— Если так, то зачем им фабрику разбирать? — спросил идиот-управляющий.
— Вы его не слушайте, — сказал, обернувшись к остальным, человек с разводным ключом. — Мы его не знаем. А то завтра тряхнет — и нет фабрики. И все мы без работы.
— Я ваш хозяин, это моя собственность. Я призываю вас разойтись. Тех, кто не подчинится, увольняю.
Толпа растерянно молчала. Чаша весов колебалась. Но опять вмешался мой основной оппонент:
— Им лучше, чтобы все погибло, только бы не досталось правительству. А нам что на хозяина работать, что на правительство. Правительство даже будет больше платить. Это я вам точно говорю.
Толпа зашумела одобрительно, и я понял, что мое дело проиграно. Мне было ясно, что за этим скрывается жестокая и коварная рука майора Тильви.
— Господин хозяин, — шептал мне на ухо управляющий, — лучше уйдите отсюда. Люди злые, они могут вас обидеть. Они боятся остаться без работы. Уйдите.
— Нет, — произнес я твердо. — Я забочусь об интересах рабочих. Их обманывают. В этот момент их семьи гонят в горы, а они, наивные, разбирают машины, чтобы военным было легче увезти их в Лигон.
— Гони его! — крикнул кто-то. Но более осторожные прислушивались к моим словам. Другой голос возразил:
— Надо проверить. Какой смысл хозяину свою фабрику губить? Может, он знает что-то.
К сожалению, решение, к которому пришли эти люди, оказалось совершенно неприемлемым для меня. Какая-то горячая голова предложила послать одного из них в комендатуру, узнать, как там дела, заглянуть по домам. А меня, пока суть да дело, запереть на складе.
Я сопротивлялся как тигр. Но эти темные озлобленные люди, столь далекие от понятий законности и порядка, сволокли меня к темному складу, и я услышал, как звякнул засов. Лишь зарешеченное окошко связывало меня с миром. И меня охватил ужас. Я почувствовал себя погребенным заживо. Меня не успокоил даже шепот управляющего, который вскоре подошел к окошку и сказал:
— Я вас, как только станет потемнее, выпущу.
Он не понимал, что мне не к кому бежать, некого молить о помощи. Снаружи слышались голоса, крики, и я на всякий случай удалился в дальний угол склада и спрятался там, ибо опасался, что, вернувшись, посланец принесет приказ перевести меня в тюрьму. Я слышал, как он вернулся и как возбужденно переговаривались рабочие. Потом они вновь принялись за разрушение фабрики, забыв обо мне. Лишь через час до меня случайно донеслись слова:
— А что с хозяином делать?
И ответ:
— Пускай сидит, отдыхает.
И взрыв хамского хохота.
Когда управляющий, не нарушив своего слова, открыл засов и выпустил меня, было уже за полночь… Последние рабочие, завершая уничтожение фабрики, возились у разобранного цеха, закрывая станки дерюгой. Управляющий вывел меня задами на пустырь и прошептал:
— Простите, хозяин, что так вышло… Простите, хозяин…
Майор Тильви КумтатонВечером я побывал в доме у русских и говорил с советником Вспольным. Военный фельдшер так обработал его йодом и зеленкой, что он стал похож на воина племени Урао, вышедшего на тропу войны.
Господин Вспольный был мною разочарован. Его близорукие светлые глаза в желтых ресницах сердито блестели на красном, обожженном горным солнцем, небритом лице. Профессор Котрикадзе не участвовал в разговоре. Он сидел за столом и просматривал ленты, привезенные Вспольным с Линили. Ли не было. Он остался на озере.
Господин Вспольный, наверно, думал, что, узнав о роли князя Урао и поведении капитана Боро, я тут же прикажу объявить мобилизацию и отправлюсь восстанавливать справедливость. Он ошибся, и это его огорчило.
К сожалению, я ничего не мог поделать, хотя знал больше Вспольного.
Участники неудачной экспедиции на Линили уже разошлись по домам и, полагаю, сейчас помогали своим семьям готовиться к отъезду. Все мои солдаты были заняты — или здесь, или в Моши. Им следует выспаться перед завтрашним днем. Я бы тоже с радостью прилег на час, но в комендатуре меня ждали.
Да и как объяснить русскому, что я только час назад и то случайно обнаружил у себя в кармане последнюю записку Васунчока, в которой он сообщал мне о предательстве Боро! Если бы я прочел ее вовремя, Лами была бы в безопасности, а груз опиума — в наших руках. Как объяснить Вспольному, что Боро не явился ко мне с докладом об экспедиции на озеро, что его нет дома, что его нет в городе? Что же его спугнуло?
Не могу я бежать сейчас в дом князя Урао. Он готов к моему визиту. Я не могу устраивать осаду и штурм резиденции председателя совета горных правителей и поднимать на восстание горные племена за несколько часов до землетрясения… Я вежливо поблагодарил господина Вспольного за рассказ о событиях в горах.
Вспольный покраснел. Профессор Котрикадзе чуть улыбнулся, не поднимая головы от бумаг. Даже в трагедии бывают смешные детали. Вспольный подтянул слишком длинные брюки, пожертвованные ему профессором, и покинул комнату.
Я спросил профессора:
— Ничего нового?
— Прогноз остается в силе. Но постарайтесь все закончить к четырем часам.
— Постараемся, — сказал я. — Спокойной ночи.
Несмотря на поздний час, губернаторский дворец гудел, как городской базар. Носились по коридорам клерки и военные телеграфисты, в коридорах сидели и стояли неизвестные мне люди, кто-то ругался с запыленным лейтенантом из транспортных войск. У дверей моего кабинета кто-то прислонил прибитый к фанере плакат «Долой милитаристское правительство!». Под плакатом стоял мужчина с разводным ключом в руке. Вид у него был мрачный, и моя рука непроизвольно потянулась к кобуре.
Но мрачный человек был делегатом со спичечной фабрики. Оказывается, туда заявился паршивец Матур и пытался сорвать эвакуацию. При этом лгал несусветно о наших целях и намерениях. Люди заперли Матура на складе, но все-таки решили послать кого-нибудь ко мне, развеять сомнения — не будем ли мы переселять в опустевшие дома людей из Лигона? Я поклялся, что этот план родился в жадной голове Матура. Но почему? Это же его фабрика — так помогай, спасай ее.
В кабинете у меня сидели два князя с верховьев Лонги и настоятель местного монастыря. Ждали своей очереди корреспондент «Лигон дейли» и еще человек пять. За час отпустив их, я попросил ординарца принести мне чашку кофе и таблетку аспирина. Глаза слипались. Но ведь осталось меньше суток…
Кофе был теплым, из термоса, да и на чем его сейчас разогреешь? Я пил его медленно, стараясь убедить себя, что уже не хочу спать.
Я думал не о землетрясении, я думал о Лами и Васунчоке.
Будь я европейцем, то есть Цивилизованным человеком (хотя это ложь: лигонская цивилизация старше европейской на тысячелетие), я бы выбрал самое главное и без колебаний занялся бы спасением города. В конце концов, в пещере лежит не первая и не последняя партия опиума, и, если получше подготовиться, мы их обязательно поймаем. Да и с Лами, вернее всего, ничего дурного не случится — думаю, что князю она нужна как заложница. Со смертью капитана шантаж теряет смысл, и девушка скоро вернется обратно. Но я дал слово капитану, что выполню его просьбу. Его просьба задержать груз оказалась предсмертной. Духи предков никогда не простят мне, если я это слово нарушу. И не будет мне успокоения ни в этом, ни в последующих рождениях. А если я оставлю без зашиты дочь капитана, то семь кругов ада откроются для меня и семь кругов неба навсегда останутся для меня закрыты. Я говорю не как майор армии и бывший студент университета — называйте это национальной психологией, чем угодно, но клянусь: окажись на моем месте сам бригадир Шосве, он сказал бы то же, что и я. А раз так…
Вошел скучный клерк из отдела имуществ, который составлял для меня списки собственников недвижимости. Я взглянул на часы. Первый час ночи.
— Что привело вас ко мне? — спросил я, вновь услышав голоса и шум моторов за окном, мычание волов, лай собак, плач детей.
— Я думал, господин майор, — сказал он, — над вопросом, который вы мне задали днем.
— Вопросом?
— Да. Вы соблаговолили спросить: кому и зачем нужно, чтобы срок землетрясения остался в тайне? Может быть, вы и не связывали эти свои слова со сведениями, которые я для вас подбирал, но я осмелился тоже думать об этом, господин майор.
— Ну и что?
Это был старый клерк, высохший от сидения над бумагами в окружном управлении, бумажная крыса, на которую никто никогда не обращал внимания. Он трепетал от служебного страха передо мной, но еще более от крамольности пришедшей ему в голову мысли.
— Садитесь, — сказал я ему.
— Я проставил возле каждого из порядковых номеров сумму, на которую застрахована эта собственность. И оказалось, что, как правило, она превышает сумму, уплаченную новыми хозяевами.
Так, думал я, господин директор Матур был на дороге, когда пропал портфель. Господин директор Матур прибежал на спичечную фабрику и начал кричать на рабочих…
— За сколько куплена спичечная фабрика? — спросил я.
— Двести тысяч ватов, — сказал клерк, ткнув узловатый палец в нужную строчку.
— А страховка?
— Триста пятьдесят тысяч…
— Механические мастерские?
— Стоимость неизвестна, плюс модернизация цехов… но сумма страховки почти миллион ватов…
Я готов был обнять эту бумажную крысу. Все становилось на свои места, как кубики в детской игре.
Я рванул телефонную трубку.
— Соедините меня со спичечной фабрикой… Никто не отвечает? Тогда с механическими мастерскими. Там должны оставаться люди, которые демонтируют оборудование… Срочно.
Я, прикрыв ладонью телефонную трубку, сказал таким голосом, что клерк тут же бросился к двери:
— Срочно наряд солдат! В машину!
Директор МатурЯ недалеко отошел от фабрики и осторожно присел в кустах у обочины. Отсюда мне были видны дорога и выходившие из ворот фабрики люди. Они смеялись и громко разговаривали, словно то, что они делали сегодня, было добрым делом, которое зачтется им в будущем. Я смотрел, как мимо меня проходили орудия злого гения майора Тильви, не понимавшие, что отнимают кусок хлеба у моих детей. На фоне синего неба, освещенные луной, стояли ободранные, без крыш и стен, корпуса фабрики. Я терпеливо ждал. Я не намеревался сдаваться на милость грабителей.
Далеко, на башне церкви Св. Иуды, часы пробили двенадцать. Над городом пылало зарево огней. Электростанция работала на полную мощность. Наверно, ее владельцы заплатили немалые деньги за то, чтобы их не трогали. Они-то свою страховку получат полностью.
Последний рабочий прошел мимо меня. Наступила тишина, прерываемая иногда вспышками шума, долетавшими от центра города. Над воротами горела лампа. Я надеялся, что они не догадались оставить сторожа.
Какая-то паршивая, хромая собачонка из тех, что стаями бродят по улицам, увязалась за мной. Я кинул в нее камнем, собака взвизгнула и отстала.
Как назло, у ворот маячила фигура сторожа — старого гурки с изогнутым кукри за поясом армейской куртки. Наверняка это приказал сделать майор Тильви. Пришлось обходить фабрику вдоль трухлявого забора, рассчитывая найти в нем дыру. Я рисковал наступить на змею или провалиться в яму. Я попал в колючки и еле выдрался из них, порвав пиджак и оцарапав ногу. Но я упорно шел, пока не нащупал место, где доски разошлись. Собачонка вернулась и следила за мной, и я сильно пнул ее ботинком. Собачонка завизжала так, словно фабрика принадлежала ей. Я замер, опасаясь, что сторож услышит вой. Но все было тихо.
Я был скрыт от сторожа штабелями леса и потому осмелился зажечь спичку, чтобы разглядеть, где я нахожусь. К сожалению, я не успел изучить расположение моей собственности и не был уверен, как мне лучше пройти к складу, в котором меня держали в заточении. Там за часы позорного плена я, не теряя даром времени, собрал в кучу валявшиеся на земле щепки и мусор. Я не знал, горит ли сера, сложенная на складе, но рассчитывал, что она должна загореться, так как горит на спичках.
Вот и дверь на склад. Я остановился, прислушиваясь. Сторож, стоявший ярдах в ста от меня, что-то мурлыкал себе под нос. Жаль, что у меня нет с собой керосина. Ведь никто не будет исследовать причин пожара — завтра землетрясение все сровняет с землей. Засов громко скрипнул, я замер, но сторож продолжал петь. Меня вдруг охватило раздражение против сторожа. Я словно раздвоился. Во мне жил хозяин этой фабрики, возмущенный тем, как плохо ее охраняют, и поджигатель, который не хотел, чтобы сторож исполнял свой долг.
Я вошел в непроницаемую темноту склада. Где же здесь подготовленный мной костер? Я представил себе, как вспыхнут сухие доски и фанера… Оказалось, что я ошибся дверью. Это был совсем другой склад. На полках лежали запасные части, винты, подшипники, инструменты. Это поджечь нелегко. Я вышел наружу и стал думать, где же нужное мне помещение.
Я услышал дребезжащий голос:
— Кто здесь?
Я различил фигуру сторожа, который щелкал выключателем старого карманного фонаря, пытаясь зажечь его, и при этом дрожал от страха.
— Кто? Кто? — повторял он. Рядом с ним виляла хвостом хромая собачонка, которая и привела его сюда.
Я хотел броситься в сторону, скрыться в темноте, но при первом же шаге натолкнулся на штабель досок и остановился, потому что понял, что сторож лучше ориентируется здесь и мне от него не убежать.
— Свои, — сказал я. — Не беспокойся. Свои.
В этот момент фонарь все-таки загорелся, хотя я молил небо, чтобы он не зажигался.
Солнце уперлось мне в глаза. Я зажмурился.
— О, это вы, хозяин, — сказал сторож с облегчением.
— А кто же? Мой дух, что ли?
— Может, дух. — Сторож боялся их больше, чем людей.
— Отведи фонарь, — сказал я ему. — Не слепи меня.
Луч фонаря дрогнул и отошел в сторону, упершись в деревянную стену.
— Все в порядке? — спросил я. — Никто не приходил?
— Все в порядке, господин. А как вы миновали меня?
— Я проверял тебя. Хорошо ли ты сторожишь. А ты сторожишь плохо.
— Да, господин, — покорно согласился со мной сторож. — Мне велено никого не пускать на фабрику, но ведь забор совсем старый.
Мы с ним вышли из-за штабелей и оказались на широкой площадке, где стояли станки. Сюда доставал свет лампы у ворот. Сторож приободрился.
— Такой день, хозяин, — сказал он. — Меня сменят в шесть часов, чтобы я мог собраться.
— Дай сюда фонарь, — сказал я.
Он подчинился.
Это был старый тяжелый армейский фонарь. Таких теперь уже не делают. Я взвесил его в руке. Сторож меня узнал. Я теперь не могу отпустить его отсюда.
Сторож отвернулся, глядя вслед побежавшей к воротам собачонке. Я резко размахнулся и, призвав на помощь небо, изо всех сил ударил сторожа по голове. Мне никогда раньше не приходилось бить человека, я оставался и остаюсь принципиальным противником насилия, даже стараюсь щадить мух и комаров. Но я был в безвыходном положении, ведь сторож меня узнал.
Сторож ухнул, будто выпустил воздух, как продырявленный воздушный шарик, и медленно-медленно, словно в воде, опустился к моим ногам.
Я подхватил его под мышки, стараясь не потерять фонарь, и потащил за штабеля. Сторож был не лигонцем, он был гуркой — невелика потеря для человечества. Но я тут же дал себе слово, что, если со сторожем что-либо случится, я обязательно позабочусь о его семье. С помощью фонаря я без труда разыскал дверь в склад, где я был заточен. Куча щепок и горючего хлама словно ждала меня. Я вернулся к штабелям дров и подтащил к ним все, что мог отыскать вокруг, чтобы огонь занялся скорее и ярче. Мусором я завалил тело сторожа — пускай его никто не узнает. Я надеялся на то, что в эту ночь некому будет тушить пожар — пожарные бегут в Моши. Но рисковать я не мог.
Когда я уже вернулся на склад и только чиркнул спичкой о коробок, проводя в жизнь смелый и рискованный план, я вдруг услышал в тишине ночи, прерываемой лишь треском цикад и мычанием лягушек, что к фабрике приближается машина. Я замер, сидя на корточках на складе, молясь, чтобы машина проехала мимо. Моя рука между тем поднесла спичку к ветоши, шеп-кам, бумаге, и огонек быстро побежал по мусору, набирая силу.
Машина взвизгнула тормозами у ворот.
Я бросил догоревшую спичку и начал чиркать второй, чтобы поджечь кучу с другой стороны. Спичка сломалась.
У ворот были слышны голоса.
Я зажег вторую спичку, метнулся к штабелям, присел за ними, вновь и вновь чиркая спичкой по коробку.
Чирк! Занялась бумага. Огонек побежал по щепкам.
За моей спиной послышался треск — я успел! Огонь разгорается!
И тогда я бросился к дырке в заборе, чтобы с помощью провидения скрыться в гостеприимном и глубоком сумраке ночи. О, эта проклятая собачонка!..
Владимир Кимович ЛиЯ думал, что лучше бы мне до рассвета поспать, но сон не шел. Я выкурил пачку сигарет, пересчитал звезды над островом, потом спустился к берегу и искупался в парной воде сонного озера. Потом я сидел на берегу и глядел на черный склон горы, стараясь увидеть там огонек костра или отблеск фонарика. В деревне забрехали собаки. Снова гудящая цикадами тишина. Гулко плеснула рыба недалеко от берега… И тут меня разбудил звонок.
Оказывается, я задремал, сидя на песке и положив подбородок на колени. Я вскочил, спросонья решив, что я дома и кто-то звонит в дверь. Зуммер гудел сверху — заработала наша прискорбная связь. Я стрелой взлетел на холм, занозив по дороге пятку. Это был Отар.