- Сокровища из пасти дракона, - усмехнулся Оресиас.
ПУХ ЧЕРТОПОЛОХА, ПЯТЫЙ ЗАЛ
Ярт спокойно перебрался в Ольми, очевидно, не заподозрив о перемене. Лежа во второй комнате с закрытыми глазами, Ольми осторожно присматривался к "гостю", как ветеринар к спящему хищнику.
Со всех сторон на него давили толщи астероида - неподвластные времени первобытные известняки, гранит и вода, столетиями дававшие кров и пищу его народу.
Он глядел на дисплей, с которого только что исчез безмятежный образ ярта. Опустели и хранилища памяти - все, из чего состояла личность пленника, благополучно перекочевало в импланты Ольми. Первые же секунды изучения ярта дали результат: обнаружился не то буфер, не то интерфейс для перевода, созданный либо яртом в ответ на первые зондирования, либо, что менее вероятно, учеными, которые его зондировали. Без помощи этого буфера Ольми не уловил бы вразумительную речь, когда Мар Келлен "помог" ему в первый раз подключиться к хранилищу сознания пленника. Буфер был неполон, но для начала годился.
Убедившись в возможности перевода, Ольми еще дважды проверил свою защиту. Ум ярта, занимавший один имплант, и загруженного дубля он изолировал от своей основной личности и соорудил несколько Преград, из которых не самую последнюю роль играл таймер, регулирующий доступ ко всем имплантам. Дублю доверялось проводить начальный этап изучения, периодически докладывая о результатах.
В сверхскоростном мире деятельности импланта все это уместилось в десять минут после загрузки. Дубль установил, что сознание ярта почти невредимо, но с дальнейшими выводами не торопился. Пока не разгадан целиком принцип действия бомбы с часовым механизмом, нельзя утверждать, что та или иная ее часть безвредна.
В первый же час работы Ольми обнаружил несколько кусков памяти-опыта ярта. Как только он попытался переслать их в основной имплант, ярт встрепенулся. Казалось, на миг части его сознания пробудились от безвременной дремы" и на Ольми обрушилась какофония взволнованных посланий:
Задание неясно. Присутствие служебного арбитра (?) Местонахождение неопределимо (мое?) (Острое отвращение).
И тотчас - низвержение обратно в тихий омут мнимого сна.
Открывшиеся Ольми воспоминания отнюдь не радовали своей четкостью и легкодоступностью для интерпретации. От человеческого эквивалента чувственность ярта отличалась в корне; "глазами" он воспринимал не только свет, но и звук, сочетая их сигналы удивительнейшим образом, совершенно не знакомым Гекзамону. Впрочем, это не доставило Ольми особых хлопот, поскольку уже не одно столетие были известны алгоритмы для расшифровки информационных сигналов практически во всех сенсорных диапазонах. Больше всего Ольми (а точнее, дубля ) сбила с толку недооценка (на уровне индивидуального восприятия) преимуществ улучшения культурных условий. Личное мироощущение ярта выглядело почти неуместным - весомое подтверждение версии, что этот чужак не столько индивид со свободой воли, сколько дистанционно управляемый датчик.
Однако этому противоречили другие находки. Ярт обладал прочной и автономной мотивационной матрицей; в человеческих терминах ее можно было бы назвать аналогом эго. Правда, на эту матрицу наслаивались сложные взаимосвязанные комплексы социальных и иерархических обязанностей. Сильная воля ярта проявлялась только в определенных ситуациях; в родной социальной среде она исчезала совсем, уступая место исполнительности и послушанию. И в этом, с точки зрения ярта, не было никакого противоречия, ибо "послушание неотличимо от свободы воли".
Интересное кредо, и все-таки Ольми был уверен, что групповой разум тут ни при чем, по крайней мере, этот ярт к нему отношения не имеет. Возможно, в сознании пленника специально запечатлена модель яртской иерархии - нечто вроде искусственного самоконтроля или совести.
К тому времени, как от дубля по односторонней связи поступила новая порция сведений, Ольми уже призадумался: а не столкнулся ли он с двумя или даже несколькими загруженными индивидами? Казалось невозможным присутствие стольких противоречий в мотивационной матрице одной личности.
Наконец удалось собрать серию чувственных "воспоминаний", годную для перевода на человеческий язык.
Поскольку ярт испытал сильнейший шок, была понятна особенная яркость картин пленения. Ольми увидел не что иное, как Путь, абсолютно бесцветный и плоский, с блестящими предметами на переднем плане. Детали этих предметов вырисовывались с изумительной четкостью, но при этом постоянно изменялись, вызывая у Ольми сомнения в правильной интерпретации образов. Предвидя реакцию своего оригинала, дубль заверил, что все в порядке.
Изображение предметов ярт получал во всевозможных плоскостях, но не в кубистской манере Пикассо, а после обработки визуального сигнала многочисленными и разнообразными способами.
Затем у Ольми родилась догадка (и дубль независимо подтвердил ее), что ярт использует сенсорные дешифраторы, зрительные "мозги", почти наверняка перенятые у иных форм жизни, в том числе, быть может, и гуманоидных. За годы плена он, конечно, успел их рассортировать и отобрать все пригодные, по его мнению, для копирования человеческих зрительных ощущений.
Не этим ли объясняется некоторый сумбур в эго и мотивационных матрицах? Быть может, ярт в буквальном смысле поглощает разумы иных особей, а не просто таскает их с собой, как инструменты в сумке?
Сколько же разумных существ, сколько культур и обществ покорено яртами? И какая судьба уготована побежденным?
Ольми проработал еще около часа, пытаясь разобраться в зрительной памяти существа, и наконец восстановил довольно четкую сцену пленения.
Первый уровень сенсорной интерпретации (возможно, природная матрица ярта) выглядел так:
"Вокруг абсолютная мгла, холод и безмолвие. Передний план заполнен горячими и шумными объектами, движущимися на большой скорости. Эти объекты машины, но ярты не строят таких машин. (Картина размножения и выращивания чего-то наподобие вирусов).
Второй уровень сенсорной интерпретации (чужой?):
"Задний план насыщен деталями настолько четкими, что отвлекают внимание: объекты переднего плана выглядят несущественными, неуместными. Этот метод просто исключает интерпретацию машин и даже, возможно, всех близких объектов".
"Может быть, - предположил Ольми, - это адаптированный метод чувственного восприятия, выполняющий вспомогательные функции? Он кажется отнюдь не самым главным". Ольми без труда узнал Путь: огромная полость с яркими красными и фиолетовыми языками силовых полей.
"Под ударами пробойных лучей некоторые поля разлетаются в сверкающие клочья. Лучи пронизывают и пересекаются, но и этот метод ничего не объясняет насчет машин".
"Странно, - подумал Ольми. - Впрочем, зрение сродни мышлению; вероятно, этот способ "позаимствован" у расы, не знающей технологии".
Третий уровень. (Похож на первый. Зрение другого ярта?):
"В абстрактном смысле действия объектов на переднем плане полностью ясны. Каждая машина изображена четко".
Ольми узнал вооруженные пенитрейторы (на кораблях этого класса летали только дубли и роботы, запрограммированные на поиск и ликвидацию врага) черные, уродливые, грозные, дышащие энергией полей. Ольми содрогнулся, это оружие всегда ему не нравилось. Слишком простое, целенаправленное и неудержимое. Все, что не попадало в поле притяжения этих машин, уничтожалось, распылялось на атомы, тепловые импульсы и гамма-лучи.
Ярт столкнулся с пенитрейторами, однако уцелел и попал в плен. В том страшном горниле, что сейчас раскинулось перед внутренним взором Ольми, он стоял на передовой. А люди на такие операции посылали исключительно дублей.
Так есть ли в нем что-нибудь от живой природы, или он целиком искусственный? Первые исследователи не сочли его физическое тело типичным для яртов. Можно ли доверять психике?
Ольми решил выяснить все подробности пленения ярта. Один за другим пошли образы-воспоминания и вскоре сложились в доступную человеческому восприятию историю.
"На маленьком летательном аппарате ярт пробирался через силовые заграждения, как стрекоза сквозь тростниковые заросли. Над ним, по всему этому сектору Пути..." (Скорее всего, на всем протяжении спорной территории - 1,9 километра).
"...машины - убийцы яртов и людей сцепились в яростной схватке. Сложилась патовая ситуация, и так продолжалось довольно долго". (Ольми не успел разобраться в яртских мерах времени).
"Аппарат ярта встретил и разрушил несметное число маленьких человеческих машин, рыскавших по голой поверхности Пути. Попадались и машины для поиска, но их удавалось разными способами обходить. И вот он - за пределами тупикового региона, на территории людей, где попытается нанести сокрушительный удар по командному центру - большому щелелету или бронированной крепости. Но тут он столкнулся с тучей пенитрейторов..." (И других кораблей, которых Ольми не опознал).
"...и прежде, чем успел сманеврировать, оказался в плотной сети лучей. Чудовищное давление покорежило корпус его корабля. Бортовая аварийно-ремонтная система быстро обнаружила и восстановила поврежденный участок силового пузыря. Ярт лежал в жизнеобеспечивающей люльке, по ее прозрачному экрану блуждал пульсирующий свет - генераторы выдыхались. Дистанционные роботы, похожие на огромных черных жуков, пробились в пузырь, вывели из строя слабеющую люльку и вырвали ярта, получившего серьезные раны, из ее хватки. А по поверхности Пути к пенитрейторам шел еще один корабль, огромный, как щелелет..."
На этом сенсорные образы расплылись и исчезли.
Ольми открыл глаза. Он никогда не слышал, что на яртских аналогах пенитрейторов летали органические существа. Выходит, этого вояку послали на верную смерть. Все это выглядело нетипично. Подозрительно. Смехотворно.
И тем не менее, люди заглотали крючок, надеясь, а может быть, и веря, что не ярт сдался в плен, а они его поймали.
Возможно, так оно и было. Но возможно и другое: зная, что врагам ничего о них не известно, ярты решили извлечь из этого выгоду и запустить в чужую цитадель троянского коня. Но зачем же пленнику сразу после этого убивать исследователей? Зачем открывать дверцу в конском брюхе, прежде чем наступит ночь и троянцы уснут?
Ольми сомкнул веки и вспомнил несколько последних зрительных образов, присланных дублем. Слишком обрывочны, не связать...
Но за ними последовал едкий укус коррозии. Ольми попятился от ядовитого жала и столкнул всю цепочку воспоминаний в третий имплант, немедленно изолировав ее. Затем опустошил все хранилища данных в третьем импланте.
Выходит, ярт не дремал.
Ольми подождал, пока дубль во втором импланте закончит самоанализ. Когда прошли данные, "бикфордов шнур" к нему вдруг рассыпался в прах. Дубль "засветился".
Ярт действовал. Меры предосторожности помогали мало.
Соорудив еще несколько баррикад вокруг изолированных имплантов, Ольми изготовил нового дубля. Посылать дублей в эту нечеловеческую преисподнюю - все равно что лезть туда самому, ведь они копии его личности. Снова начались гормональные выбросы, и пришлось отгонять тошнотворный клаустрофобический ужас, который чуть не одолел его периферийный контроль.
С момента загрузки прошло меньше двух часов.
Изучение чужака откровенно оборачивалось поединком разумов. Стерев второй имплант и введя нового дубля на смену засвеченному, Ольми ждал результатов следующей серии прощупываний. Психика ярта пока не пыталась противодействовать.
Но пленник тоже принимал меры предосторожности.
Хотя нападение на первого дубля удалось (к чему Ольми был готов), в переделке базовой системы имплантов, вмещающей ярта, чужак покуда не преуспел. По всей видимости, он еще не определил ее, но понял, что его положение изменилось.
Защита действовала надежно. На время можно было оставить ярта в покое и перенести исследования в Четвертый Зал.
Теснота подземелья и ощущение многокилометровой каменной толщи угнетали. Но возвращаться в мир людей было рано, до этого рискованного шага предстояло сделать множество других. Как следует прозондировать и протестировать ярта.
Если ярт очнулся, то пора открыть ему глаза на реалии человеческого бытия.
ГЕЯ, АЛЕКСАНДРЕЙЯ
С Ключом в руках Рита стояла в пещерообразном дворцовом гараже, в кругу участников королевской экспедиции. Она закрыла глаза и сфокусировала внутренний взгляд на шаре.
Перед мысленным взором проплывали континенты с ясными контурами, с четкой гравировкой рельефа. Многого в этом изображении она не понимала. Некоторые детали вспыхивали, будто старались привлечь к себе внимание, другие были обведены пунктиром или помечены точками; иные участки суши или океана окаймлены красным или желтым. Ключ ничего не объяснял, только вращал глобус: сначала до
Канопа в устье Нилоса, затем под углом до Врат, обозначенных необычным крестом. Ритин "наблюдательный пункт" опустился на поверхность шара и двинулся по безумной пестроте и яркости ландшафта к пастбищам, пылающим зеленым огнем. Там и находились Врата - диковинный крест, широко раскинувший "руки". Она разомкнула веки.
- Они еще там.
- Лучше бы нам вернуться не с пустыми руками,
- прошептал Оресиас на ухо Рите, не с укором, а по-товарищески.
Джамаль Атта и высокий брюнет с румяным лицом забрались в фургон Риты и расположились на своих местах. Когда все уселись и фургоны двинулись к воротам гаража, военный советник представил незнакомца:
- Если не ошибаюсь, это ваш долгожданный дидаскалос. Только что из каллимакосовой ссылки. Деметриос, это Рита Береника Васкайза, твоя усердная и безропотная студентка. Это она попросила, чтобы ты нас сопровождал.
У Деметриоса был добрый взгляд, а его улыбку, уверенную и одновременно смущенную, Рита сочла волнующей.
- Для меня это большая честь, - сказал он и озабоченно посмотрел на футляр с Ключом. - Один из знаменитых артефактов?
Рита кивнула.
В рассветный час грузовики попетляли по тесным улочкам Брухейона и Неаполиса, изредка встречая на своем пути торговца или рыбака. Было прозрачно и свежо, как ни разу за последние дни. Когда-то Александрейя по праву гордилась чистотой своего воздуха, но то было до постройки фабрик в дельте.
Около полудня впереди показался аэродром. Потянуло запахами керосина и смазочного масла, донесся рев турбин и дюз - военные чайколеты вылетали на патрулирование ливийской границы.
Колонна остановилась на асфальтовой площадке перед широким четырехугольником бетонных ангаров. Рита поглядела налево - там длинными рядами выстроились сверкающие серебром чайколеты, изящные истребители, готовые взмыть в любой миг, и огромные игловидные бомбардировщики с эмблемами провинций Иоудайя и Сирийская Антиохейя. Дальше узкой кремовой лентой над бетоном и черным асфальтом лежала Западная пустыня.
На ближайшую полосу опустился истребитель и промчался самое большее в ста локтях от колонны. От невыносимого рева Рита сморщилась и, взяв футляр с Ключом под мышку, зажала ладонью левое ухо.
По ту сторону фургона она увидела два пчелолета - угрюмых, приземистых, неописуемой коричневожелто-белой камуфляжной пестроты. В состязании с истребителями они проигрывали всухую, ибо выглядели сущими уродами и неряхами, этакие летучие халупы. Концы широких горизонтальных лопастей свисали, турбины по краям лопастей (каждая величиной с человека) находились всего в трех локтях над землей. Возле пчелолета стояло несколько человек в красно-белых летных спецовках. Они разговаривали между собой и наблюдали за пассажирами фургонов.
Из задней двери соседнего фургона выпрыгнул кельт, а за ним несколько солдат дворцовой стражи. "Это чтобы меня охранять", - сообразила Рита. Ей вдруг неистово захотелось бросить Ключ и убежать в пустыню.
- Пора на борт, - подал голос Оресивс. - Дидаскалос, не сочтите за труд, подсобите студентке.
Внутри узкого фюзеляжа Рита отыскала свое кресло - два параллельных железных подлокотника, между ними довольно жесткий квадрат, обтянутый холстиной. Деметриос вручил ей шкатулку с "грифельной доской" и помог водрузить Ключ на полку, огражденную сеткой. Турбины ревели, изматывая нервы, не позволяя собраться с мыслями. Раздав пассажирам наушники, летчик жестом велел рассесться по местам и пристегнуться.
А тем временем во второй пчелолет спешно забрасывали припасы и снаряжение. Водители расселись по фургонам и погнали их с поля к военному шоссе.
"Что будет, если нас схватят? - подумала Рита. - Вдруг случилась беда? Но какая?"
Она прижала наушники к голове и закрыла глаза. Летать ей еще не доводилось.
Наконец оба пчелолета оторвались от асфальта и помчались над летным полем. Рита не видела, чем заняты солдаты в грузовиках. Надеялась только, что не стрельбой.
Деметриос, сидевший рядом с кельтом через проход от Риты, ухитрился изобразить улыбку на посеревшем, напряженном лице. Пчелолет резко взмыл вверх, и за иллюминатором ослепительно заискрился алмазный наждак. Прямо под нею в сотнях, если не в тысячах, локтей лежал океан.
- Сворачиваем на восток, - прокричал ей в ухо Оресиас. - Кажется, спецслужбы буле нас прозевали. Погони вроде нет.
Следуя плану, они держались в пяти-шести парасангах от берега и хранили радиомолчание.
"Все идет, как задумано, - внушала себе девушка.
- Опасаться нечего. И не о чем горевать".
Но не так-то легко было отогнать тревожные мысли.
Через час на душе полегчало. Рита пообвыкла и уже не замечала приступов головокружения. За стеклом синело безоблачное небо, ниже стелился берег, а далеко на юге, над дельтой, висела дымка тумана. Новая панорама была поистине волнующей. Позади и правее, строго соблюдая дистанцию, летела вторая машина.
Рита слушала, как Оресиас и Джамаль Атта обсуждают курс с кибернетесом, который передал управление своему помощнику. Кельт и дворцовые гвардейцы смотрели на вещи просто и держались стоически. Их соперничество - единственное проявление тревоги - похоже, исчезло.