— Да, все в порядке, — ответила я. — Хотя пока не заметила в ней хороших сторон.
— У нее нет хороших сторон.
Это совершенно очевидно.
— Как твое имя?
— У меня… у меня нет имени, — ответила девочка. — Ни у кого из нас нет имени.
Ее рука коснулась повязки на глазу, и я вдруг ощутила приступ тошноты. Вот что случилось с бедной девочкой! Она сказала кому-то свое имя, и хозяйка лишила ее глаза!
— Будь осторожна, — тихо предостерегла она. — Комендант все видит. И знает то, что, казалось бы, не может знать.
Девочка торопливо пошла впереди меня, точно стремилась убежать от сказанных ею слов.
— Пойдем, я должна отвести тебя к Кухарке.
Мы дошли до кухни, и как только я там оказалась, сразу стало лучше. Здесь было просторно, тепло и светло. В углу пылал огромный очаг, рядом — плита, а посреди кухни стоял деревянный рабочий стол. Сверху свисали нити с красным перцем и связки лука. Полка вдоль одной стены была заставлена специями. В воздухе витали ароматы лимона и кардамона. Не будь это помещение столь огромным, можно было бы подумать, что это кухня Нэн.
В раковине высилась гора грязных горшков. На плите закипал чайник. Кто-то выложил на поднос печенье и джем. Маленькая светловолосая женщина, одетая в такое же, как у меня платье в ромбик, стояла у разделочного стола спиной к нам и резала лук. За ней находилась сетчатая дверь, ведущая во двор.
— Кухарка, — позвала девочка, — это…
— Кухонная служанка, — обратилась к ней женщина, не оборачиваясь. Ее голос звучал странно, хрипло, будто она больна. — Разве я не просила тебя вымыть горшки несколько часов назад?
Кухонная служанка и слова не могла вставить.
— Хватит бездельничать и возьмись за посуду! — рявкнула женщина. — Или пойдешь спать с пустым брюхом, и мне не будет стыдно ни капли.
Когда девочка взяла фартук, Кухарка оторвалась от лука и повернулась к нам. Я подавила вздох, стараясь не таращиться на нее. Алые длинные безобразные шрамы избороздили лоб, щеки, подбородок, губы и всю верхнюю часть шеи, что выглядывала над воротником черного платья. Казалось, дикий зверь изодрал ее лицо, но сама женщина на свою беду все же выжила. Только ее глаза цвета темно-голубого агата оставались нетронутыми.
— Кто… — она осмотрела меня, пока я, замерев, стояла неподвижно. Затем без всяких объяснений отвернулась и, хромая, вышла в боковую дверь.
Я взглянула на девочку в надежде на ее помощь.
— Я не хотела на нее смотреть.
— Кухарка? — девочка робко подошла к двери, приоткрыла и позвала в щель. — Кухарка?
Ответа не последовало, девочка растерянно переводила взгляд с двери на меня. Чайник на плите пронзительно засвистел.
— Скоро будет девятичасовой колокол! — она в панике всплеснула руками. — В это время Комендант пьет свой вечерний чай. Ты его должна подать, но если ты опоздаешь… Комендант… она…
— Что она?
— Она разозлится, — лицо девочки исказил настоящий животный страх.
— Хорошо, — сказала я, но ее страх был заразителен. Я спешно налила воду из чайника в чашку на подносе. — Как она пьет чай? С сахаром? Со сливками?
— Со сливками. — Девушка бросилась к шкафу и достала ведерко, плеснув мимо немного молока. — Ох!
— Вот. — Я взяла ведерко из ее рук и сняла сливки, стараясь держаться спокойно. — Видишь? Все готово, я сейчас все уберу…
— Нет времени, — девочка сунула поднос мне в руки и подтолкнула меня к холлу. — Пожалуйста, поспеши. Уже почти…
Колокол начал звонить.
— Иди, — напутствовала девочка. — Зайди к ней до последнего удара!
Ступени круто уходили вверх, а я шла слишком быстро. Поднос накренился, и я едва успела поймать сливочник, но чайная ложка со стуком упала на пол.
Колокол ударил в девятый раз, и наступила тишина. Успокойся, Лайя. Это смешно. Комендант, возможно, и не заметит, если я приду на пять секунд позже, но бардак на подносе она непременно увидит. Держа поднос в одной руке, я подхватила ложку и аккуратно уложила печенье, затем приблизилась к кабинету Коменданта. Но только я подняла руку, чтобы постучать, как дверь распахнулась. Поднос вылетел из рук, чашка горячего чая пролетела мимо моей головы и разбилась о стену за спиной. Я застыла на пороге, открыв от изумления рот, но Комендант втянула меня в кабинет.
— Повернись.
Меня охватила дрожь, когда я повернулась лицом к закрытой двери. Я не слышала звука дерева, рассекающего воздух, когда ее стек опустился мне на спину. Потрясенная, я рухнула на колени. Последовало еще три удара, а затем Комендант схватила меня за волосы. Я взвизгнула, когда она приблизила к себе мое лицо. Серебро маски почти касалось моих щек. От боли я стиснула зубы и, как могла, сдерживала слезы, помня о словах работорговца. «Комендант тебя скорее мечом рассечет, чем будет терпеть твои слезы».
— Я не терплю опозданий, — произнесла она, ее глаза при этом оставались зловеще спокойными. — Чтобы больше такого не повторилось.
— Да, Комендант, — мой шепот прозвучал не громче шепота кухонной служанки. Говорить громче было слишком больно. Женщина отпустила меня.
— Убери беспорядок в холле. Явишься ко мне завтра утром на шестом ударе колокола.
Комендант обошла вокруг меня, и секундой позже входная дверь захлопнулась. Гремя серебром, я собрала все с пола и сложила на поднос. Мне досталось всего четыре удара хлыстом, а я чувствовала себя так, будто кожу изодрали и присыпали солью. Под рубашкой по спине струилась кровь. Я старалась взять себя в руки и вести себя так, как учил Поуп, когда имеешь дело с ранами. «Разрежь рубашку, моя девочка. Очисти раны гамамелисом и смажь их куркумой. Затем забинтуй и меняй повязку дважды в день». Но где я возьму новую рубашку? Где возьму гамамелис? Как сделаю повязку без чьей-либо помощи?
Для Дарина. Для Дарина. Для Дарина.
«А что, если он уже мертв? — шепнул голос в моей голове. — Что, если Ополчение не найдет его? Что, если я попала в этот ад напрасно? Нет. Если я позволю сомнениям одолеть себя, я не продержусь и дня, не говоря уж о том, чтобы выжить с Комендантом несколько недель.
Собирая осколки фарфора на поднос, я услышала шорох на лестничной площадке. Я подняла глаза и невольно съежилась, боясь, что вернулась Комендант. Но это была всего лишь кухонная прислуга. Она опустилась рядом со мной на колени и стала молча вытирать тряпкой пролитый чай. Я поблагодарила девушку, и ее голова дернулась, как у испуганного оленя. Закончив уборку, она спустилась по лестнице.
Я вернулась в пустую кухню, поставила поднос в раковину и рухнула на стол, опустив голову на руки. Я даже плакать не могла, в такое оцепенение я погрузилась. Только тогда до меня дошло, что дверь в кабинет Коменданта, скорее всего, все еще оставалась нараспашку. Ее разбросанные бумаги мог увидеть каждый, у кого хватило бы мужества заглянуть туда.
Комендант ушла, Лайя. Поднимись и посмотри, вдруг что-нибудь найдешь. Дарин бы так и сделал. Он бы воспользовался возможностью раздобыть нужные сведения для Ополчения. Но я не Дарин. В этот момент я не могла думать о своем задании, не могла думать о том, что я шпионка, а не рабыня. «Ты не выживешь у Коменданта, — предупреждал Кинан. — Задание будет провалено». Я вновь опустила голову на стол и зажмурилась от боли. Он был прав. О небеса, как же он был прав!
Часть II Испытания
14: Элиас
Дни отдыха пролетели в мгновение ока. И вот уже экипаж из черного дерева вез меня в Блэклиф, а дед всю дорогу забрасывал меня советами. Половину отпуска он знакомил меня с главами могущественных домов, а вторую половину — бранил за то, что не стараюсь как следует наладить побольше союзов. Когда я сказал ему, что хочу навестить Элен, он и вовсе рассвирепел.
— Девчонка одурманила тебя, — бушевал он. — Ты что, не можешь распознать искусительницу, когда видишь ее?
Я сдержал смешок, представив лицо Элен, если бы она узнала, что ее назвали искусительницей.
Какая-то часть меня жалела деда. Он — легенда, генерал, который выиграл столько битв, что никто их больше не считает. Его легионеры поклоняются деду не только за мужество и хитрость, но и за сверхъестественную способность избегать смерти даже тогда, когда шансы ничтожно малы.
Однако в свои семьдесят семь он уже не возглавляет войска в территориальных войнах. Это, возможно, объясняет его зацикленность на Испытаниях. И все же независимо от того, чем он руководствовался, его советы имели смысл.
Я должен был подготовиться к Испытаниям и прежде всего — разузнать о них как можно больше. Я надеялся, что Пророки где-то когда-то все-таки растолковали чуть подробнее свое изначальное предсказание — возможно, даже описали, чего ждать Претендентам. В конце концов я прочесал всю библиотеку деда, но ничего не нашел.
— Черт побери, слушай меня, — дед пнул меня стальным носком сапога. Боль пронзила ногу, и я схватился за сиденье. — Ты хоть слово услышал из того, что я сказал?
— Испытания — это проверка моей храбрости. Я могу не знать, что уготовлено, но должен быть готов в любом случае. Я должен победить свои слабости и сыграть на слабости противников. Кроме того, я должен помнить, что Витуриа…
— Всегда побеждают, — закончили мы в унисон, и дед кивнул одобрительно. Я же старался не выдать своего нетерпения.
Больше битв. Больше жестокости. Все, что я хочу — бежать из Империи. А я до сих пор здесь. Истинная свобода — свобода тела и души. Вот за что я борюсь, напомнил сам себе. Не за престол. Не за власть. За свободу.
— Интересно, на чью сторону встала твоя мать, — размышлял дед.
— Уж точно не на мою.
— Это да, — вздохнул дед. — Но она знает, что у тебя больше шансов на победу. Керис многое выиграет, если поддержит нужного Претендента. И многое проиграет, если поддержит не того.
Дед задумчиво посмотрел в окно экипажа.
— До меня дошли странные слухи о моей дочери. Кое-что, над чем когда-то я мог бы посмеяться. Она из кожи вон будет лезть, только чтобы ты проиграл. Так что будь готов ко всему.
Когда мы подъехали к Блэклифу, где уже теснились десятки других экипажей, дед крепко пожал мне руку.
— Ты не разочаруешь клан Витуриа, — сообщил он мне. — Ты не разочаруешь меня.
Я поморщился от его рукопожатия, раздумывая, будет ли мое когда-нибудь таким же устрашающим. Элен нашла меня сразу, как только уехал дед.
— Поскольку всех вернули, чтобы они стали свидетелями Испытаний, нового набора первокурсников не будет, пока состязания не закончатся. — Она кивнула на Деметриуса в нескольких ярдах от нас, появившегося из экипажа своего отца. — Мы все так же живем в наших старых казармах. И расписание занятий осталось прежним, только вместо истории и риторики у нас будут дополнительные часы караула.
— Но мы ведь уже маски!
— Не я устанавливаю правила, — пожала плечами Элен. — Поторопись, мы опаздываем. У нас сейчас бой на мечах.
Мы пробрались через толпу студентов к главным воротам Блэклифа.
— Ты нашла что-нибудь об этих Испытаниях? — спросил я Элен. Кто-то хлопнул меня по плечу, но я не обратил внимания. Наверное, какой-то добросовестный Кадет слишком спешил на занятия.
— Ничего, — покачала головой Элен. — Хотя провела всю ночь в библиотеке отца.
— Я тоже.
Черт! Отец Аквиллус — правовед, и в его библиотеке полно всевозможных книг: от заумных кодексов до древних трудов книжников, посвященных математике. У него и у деда есть все самые важные книги Империи. Больше искать негде.
— Нам надо проверить… Что, черт побери?
Хлопки становились настойчивее, и я повернулся, чтобы отогнать назойливого Кадета, но столкнулся лицом к лицу с девушкой-рабыней. Она подняла на меня взгляд, взмахнув невозможно длинными ресницами. Ее глаза цвета темного золота потрясли меня так, что вдруг стало внутри горячо. На секунду я даже имя свое позабыл.
Я никогда не видел ее прежде, потому что если бы видел, то непременно запомнил бы. Несмотря на высокий туго затянутый пук волос и тяжелые серебряные браслеты, какие носят все рабы в Блэклифе, больше ничто в девушке не выказывало рабыню. Черное платье сидело на ней как перчатка, облегая каждый изгиб так, что многие оборачивались. Пухлые губы и прямой изящный нос мог быть предметом зависти у большинства девушек, не важно, к какому племени они принадлежали.
Я уставился на нее во все глаза. И хотя прекрасно это понимал и даже приказывал себе прекратить пожирать ее взглядом, все равно продолжал смотреть. Дыхание сбилось, и тело предательски потянулось к ней, пока между нами не осталось расстояние всего в несколько дюймов.
— Ка…Претендент Витуриус.
Она произнесла мое имя так, будто это нечто страшное, и тем вернула меня в чувство. Соберись, Витуриус. Я отступил на шаг и устрашился самого себя, увидев в ее глазах страх.
— Что такое? — спросил я спокойно.
— К… Комендант потребовала вас и Претендента Аквиллу прибыть в ее кабинет к… к шестичасовому колоколу.
— К шестичасовому колоколу? — Элен прошла мимо охранников у ворот и направилась к дому Коменданта, извинившись перед группой первокурсников, когда сбила с ног двоих. — Мы опаздываем. Почему ты не вызвала нас раньше?
Девушка шла за нами, боясь приблизиться.
— Здесь было так много народу, я не могла вас найти.
Элен отмахнулась от ее объяснений.
— Она точно убьет нас. Должно быть, это насчет Испытаний, Элиас. Может, Пророк сказал ей что-нибудь.
Элен заспешила вперед, по-видимому, надеясь все-таки успеть вовремя в кабинет моей матери.
— А Испытания уже начались? — спросила девушка и тут же зажала рот руками. — Простите, — прошептала она. — Я…
— Все в порядке, — я не стал улыбаться ей. Это ее только напугало бы. Для девушек-рабынь улыбка маски обыкновенно ничего хорошего не сулит. — На самом деле мне самому хотелось бы это знать. Как твое имя?
— Рабыня.
Конечно! Моя мать выбила из рабыни ее имя.
— Правильно. Ты работаешь у Коменданта?
Я хотел, чтобы она сказала «нет». Хотел, чтобы она сказала, что моя мать просто заставила первую попавшуюся рабыню искать нас. Я хотел, чтобы она сказала, что приписана к кухне или лазарету, где рабы не так запуганы и не лишаются частей тела за малейшие провинности.
Но девушка кивнула в ответ на мой вопрос. «Не позволь моей матери сломать тебя», — подумал я. Девушка посмотрела мне в глаза, и меня снова захлестнуло это чувство: низкое, горячее, всепоглощающее. «Не будь слабой. Борись. Беги».
Порыв ветра выбил из ее пучка прядь волос и кинул через щеку. Она поймала мой взгляд, и вдруг ее глаза вспыхнули дерзостью. На мгновение я увидел в ее лице отражение собственной жажды к свободе. Такого я никогда не видел в глазах курсантов, не говоря уж о рабах-книжниках. И на краткий миг я почувствовал себя не таким одиноким.
Но затем она опустила глаза, и я усмехнулся своей наивности. Она не может бороться. Она не может бежать. Не из Блэклифа. Я безрадостно улыбнулся. По крайней мере, в этом мы с рабыней похожи больше, чем она могла бы догадаться.
— Давно ты здесь служишь? — спросил я.
— Три дня, сэр. Претендент. М… — она заломила руки.
— Витуриус будет достаточно.
Она шла осторожно, робко — Комендант, должно быть, недавно ее выпорола. И все же она не сутулилась и не шаркала, как другие рабы. Она двигалась грациозно, с прямой спиной, что говорило о ней красноречивее любых слов. Очевидно, до недавнего времени она была свободной — я мог бы поклясться в этом своими мечами. И еще эта рабыня понятия не имела, до чего она красива и какие проблемы может принести ей красота в таком месте, как Блэклиф. Ветер снова разметал ее волосы, и я уловил запах сахара и фруктов.
— Могу я дать тебе совет?
Ее голова дернулась, как у испуганного зверька. Ну хоть, по крайней мере, она опасается.
— Прямо сейчас ты…
Привлекаешь внимание каждого мужчины в радиусе квадратной мили?
— Выделяешься, — подобрал я слово. — Сейчас жарко, но тебе надо носить капюшон или плащ, что поможет тебе слиться с толпой.
Девушка кивнула, но ее глаза смотрели подозрительно. Она обхватила себя руками и слегка отошла. Больше я с ней не разговаривал.
Когда мы вошли в кабинет моей матери, Маркус и Зак уже сидели там, полностью облаченные в боевые доспехи. Они тотчас смолкли, не оставляя сомнений, что разговор шел о нас.
Комендант не удостоила взглядом ни Элен, ни меня. Она отвернулась от окна, откуда смотрела на дюны, подошла к рабыне и ударила ее так сильно, что у той изо рта брызнула кровь.
— Я велела им прийти к шестичасовому колоколу.
Меня охватила ярость, и Комендант тут же почувствовала это.
— Да, Витуриус? — она сжала губы и наклонила голову, точно говоря «ты хочешь вмешаться и навлечь мой гнев на себя?».
Элен ткнула меня локтем, и я смолчал, кипя от злости.
— Пошла вон, — сказала мать дрожащей девушке. — Аквилла, Витуриус, сядьте.
Маркус уставился на рабыню, когда та выходила из кабинета. Его лицо не выражало ничего, кроме похоти, и мне захотелось поскорее вытолкнуть девушку прочь, пока не выбил глаз проклятому Змею.
Зак вообще не заметил рабыню и украдкой поглядывал на Элен. Под глазами залегли фиолетовые тени, его угловатое лицо было бледно. Мне даже стало интересно, как они с Маркусом провели отпуск. Помогали своему отцу-плебею в кузнице? Навещали родственников? Строили планы, как убить меня и Элен?
— Пророки заняты, — странная самодовольная улыбка появилась на лице Коменданта, — и попросили меня вместо них рассказать вам об Испытаниях. Вот.