— Не стоит недооценивать ее, Элиас, — предостерег он. — Она не привыкла проигрывать.
19: Лайя
Очнувшись, я увидела над собой низкий потолок моей комнаты. Я не помнила, как потеряла сознание. Возможно, я была в обмороке несколько минут, возможно, несколько часов. Сквозь занавеску в дверном проеме мельком увидела небо, которое, казалось, и само еще не определилось, утреннее ли оно или вечернее. Я привстала на локте, сдерживая стон. Боль охватила все тело, каждую клетку, будто всегда жила во мне.
На рану я не смотрела. Мне и не надо было. Я помнила, как Комендант широкими линиями вырезала у меня над сердцем букву К. Она пометила меня. Пометила, как свою собственность. Этот шрам я буду носить до самой могилы.
Надо промыть. И перевязать. Затем возвращайся к работе. Не давай ей повода снова сделать тебе больно.
Занавеска отодвинулась. Ко мне проскользнула Иззи — такая маленькая, что ей даже не пришлось склонять голову, чтобы не стукнуться о низкий проем, — и присела на краешек койки.
— Уже почти рассвело, — ее рука коснулась повязки на глазу, затем пальцы вцепились в ворот рубашки. — Легионеры принесли тебя вниз прошлой ночью.
— Рана такая ужасная… — Я ненавидела себя за эти слова. Слабость, Лайя. Ты так слаба. На бедре мамы был шестидюймовый шрам, оставленный легионерами, которые чуть не одолели ее. У отца вся спина пестрела отметинами от кнута — он никогда не говорил, как их получил. И оба они носили свои шрамы с гордостью, считая их доказательством своей выносливости. Будь сильной, как они, Лайя. Будь смелой.
Но я не сильная. Я слабая и устала притворяться сильной.
— Могло быть и хуже, — сказала Иззи, поднимая руку к потерянному глазу. — Это было моим первым наказанием.
— Когда… как… — небеса, об этом невозможно спросить деликатно. Я замолчала.
— Через месяц после того как мы сюда приехали, Кухарка попыталась отравить ее. — Иззи потрогала свою повязку. — Это случилось больше десяти лет назад. Мне тогда было лет пять, наверное. Комендант учуяла запах яда — маски обучены таким вещам. Кухарку она и пальцем не тронула, просто заставила смотреть, а ко мне подошла с раскаленной кочергой. Помню, до того как она коснулась меня я хотела, чтобы кто-нибудь пришел. Мама? Папа? Кто-нибудь, кто остановил бы ее. А после… помню, что хотела только умереть.
Пять лет. Впервые до меня дошло, что Иззи была рабыней почти всю свою жизнь. То, через что я прошла за эти одиннадцать дней, она терпела годами.
— Кухарка выходила меня. Она хорошо разбирается в снадобьях. Она хотела перевязать тебя прошлой ночью, но… ты не подпускала к себе никого из нас.
Я вспомнила, как легионеры бросили мое оцепеневшее тело на кухне. Вспомнила ласковые голоса, нежные руки. Собрав остатки сил, я отбивалась от них, думая, что они хотят снова сделать мне больно.
Наше молчание нарушил бой утренних барабанов. Спустя миг в коридоре раздался скрипучий голос Кухарки. Она спрашивала Иззи, встала ли я уже.
— Комендант хочет, чтобы ты набрала для нее песка в дюнах, — сказала Иззи. — А затем чтобы взяла бумаги для Спиро Телумана. Но сперва ты должна позволить Кухарке позаботиться о тебе.
— Нет! — воскликнула я так горячо, что Иззи подскочила на ноги. Я заговорила тише. Столько лет рядом с Комендантом и меня бы сделали прыгучей. — Ей нужен скраб для утренней ванны. А я не хочу быть наказанной за опоздание.
Иззи кивнула, затем всучила мне корзину для песка и торопливо вышла.
Когда я встала, перед глазами все поплыло. Я обернула шарф вокруг шеи, чтобы спрятать рану в виде буквы К, и вышла из комнаты.
Каждый шаг причинял боль, каждая унция веса давила на рану, вызывая головокружение и тошноту. Против воли вспомнилось, каким сосредоточенным было лицо Коменданта, когда она резала меня. Она — эксперт в причинении боли и знаток пыток, так же как другие, например, являются ценителями вин. Она делала все очень медленно, отчего страдания казались в сто крат сильнее.
Я обошла дом, двигаясь мучительно медленно. Когда добралась до тропинки, что вела с утеса вниз к дюнам, все тело била дрожь. Меня охватило отчаяние. Как я могу помочь Дарину, если даже идти не в силах? Как мне шпионить, если за каждую попытку получаю такое наказание?
Ты не сможешь спасти его, потому что не продержишься у Коменданта слишком долго. Ползущей удушающей лозой росли сомнения. Настанет конец тебе и твоей семье. Вы просто исчезнете, как и многие другие.
Тропа извивалась, кружилась, порой поворачивала назад, путь был коварен, как и движущиеся дюны. Горячий ветер обжигал лицо, из глаз струились слезы — сдержать их не получалось, и вскоре я едва видела, где иду. У подножья утеса я упала в песок. Рыдания эхом прокатились по пустыне, но меня это не беспокоило. Никто здесь меня не услышит.
Моя жизнь в Квартале книжников никогда не была легкой. Случались и ужасные моменты, когда, например, схватили мою подругу Зару или когда мы с Дарином ложились спать и вставали по утрам с болью в пустых желудках. Как и все книжники, я научилась опускать глаза, встречая меченосцев, но, по крайней мере, мне не приходилось кланяться и пресмыкаться перед ними. По крайней мере, в той жизни не было пыток и не было постоянного ожидания новых, еще более острых мук. У меня были Нэн и Поуп, которые защищали меня от стольких бед, что я и не представляла. Дарин всегда казался таким большим, таким значимым в моей жизни — порой я даже думала, что он бессмертен, как звезды.
Теперь все они ушли. Лиз с ее смеющимися глазами, чей образ до сих пор кажется таким живым, таким ярким… Просто не верится, что она мертва уже двенадцать лет. Мои родители, которые так отчаянно желали свободы для книжников, но получили в награду лишь смерть. Ушли, как и все остальные. Оставили меня здесь одну.
Тени появились из песка и стали окружать меня. Гули. Они кормятся печалью и запахом крови. Один из них завопил так, что я выронила корзину. Этот звук казался до жути знакомым.
— Помилуйте! — Они издевались — многоголосый хор высоких голосов. — Пожалуйста, пощадите!
Я закрыла уши руками, узнав свой собственный голос, все мольбы, с которыми накануне взывала к Коменданту. Как они узнали? Как услышали? Тени, хихикая, обступали меня кольцом. Одна, посмелее остальных, укусила меня за ногу, хищно сверкнув зубами. Холод пронзил кожу, и я закричала.
— Перестаньте!
Гулы захохотали, передразнивая меня:
— Перестаньте!
Если бы только у меня был меч, кинжал, да что угодно, чтобы отпугнуть их, как это сделал Спиро Телуман! Но у меня ничего не было, поэтому я лишь отступала, пока не уперлась прямо в стену.
По крайней мере, мне так показалось. Лишь в следующую секунду я поняла, что это не стена, а человек. Высокий, широкоплечий, мускулистый, как горный лев. Я отшатнулась, потеряв равновесие, но крепкие руки удержали меня. Я подняла взгляд и застыла, увидев знакомые светло-серые глаза.
20: Элиас
На следующее утро после Испытания я проснулся до рассвета. Меня шатало от сонного эликсира, которым, как я догадался, меня напоили. Лицо было выбрито, и кто-то переодел меня в чистое белье.
— Элиас, — из тени моей комнаты возник Каин, который выглядел так, как будто простоял здесь всю ночь. Он поднял руку, словно пытаясь остановить поток моих вопросов.
— Претендент Аквилла в умелых руках блэклифского лекаря, — сказал он. — Если ей суждено выжить, она выживет. Пророки не станут вмешиваться. Мы не нашли доказательств того, что Фаррары обманули нас. Мы объявили Маркуса победителем Первого Испытания. Он получил приз — кинжал и…
— Что?!
— Он вернулся первым…
— Потому что он обманул…
Отворилась дверь, и вошел Зак. Я потянулся к кинжалу, который дед оставил на прикроватном столике, но кинуть его в Жабу не успел — Каин встал между нами. Я быстро поднялся и сунул ноги в сапоги, не желая лежать в кровати, когда этот гад находится в десяти футах от меня. Каин вытянул свои бескровные пальцы и начал изучать Зака.
— Ты что-то хочешь сказать.
— Вы должны вылечить ее. — На шее Зака вздулись вены, он покачал головой, точно мокрая собака, стряхивающая воду с шерсти. — Прекратите! — крикнул он Пророку. — Не пытайтесь влезть в мою голову. Просто вылечите ее, ладно?
— Чувствуешь свою вину, осел? — я попытался обойти Каина, но Пророк обошел меня с удивительной быстротой.
— Я не говорю, что мы обманули, — Зак мельком взглянул на Каина. — Я говорю, что вы должны вылечить ее. Вот.
Тело Каина оставалось неподвижным, пока он изучал Зака. Воздух налился тяжестью. Пророк читал его. Я это чувствовал.
— Вы с Маркусом встретились, — Каин наморщил лоб. — Вас… привели друг к другу… но не один из Пророков. И не Комендант.
— Вы с Маркусом встретились, — Каин наморщил лоб. — Вас… привели друг к другу… но не один из Пророков. И не Комендант.
Пророк закрыл глаза, вслушиваясь, затем открыл.
— Ну? — спросил я. — Что ты видел?
— Достаточно, чтобы убедиться, что Пророки должны исцелить Претендента Аквиллу. Но недостаточно, чтобы убедиться в том, что Фаррары саботировали Испытания.
— Почему бы тебе просто не прочесть мысли Зака, как ты это делаешь со всеми, и…
— Наша сила не безгранична. Мы не можем проникнуть в умы тех, кто научился закрывать себя.
Я взглянул на Зака с недоумением. Как, черт возьми, ему удавалось не впускать Пророков в свои мысли?!
— У вас обоих есть час, чтобы покинуть территорию школы, — сказал Каин. — Я оповещу Коменданта, что освободил вас от всех обязанностей на сегодня. Сходите прогуляйтесь на рынок или в публичный дом. Мне все равно. Но не возвращайтесь в школу до вечера и не подходите к лазарету. Ясно?
Зак нахмурился.
— Почему мы должны уйти?
— Потому что твой разум, Закариус, бьется в агонии. А твои мысли, Витуриус, так оглушительно вопят о мести, что я ничего другого слышать не могу. Все это помешает мне сделать то, что я должен, чтобы исцелить Претендента Аквиллу. Поэтому вы уйдете. Сейчас же.
Каин отступил в сторону, и мы с Заком неохотно вышли за дверь. Зак тут же хотел сбежать от меня, но я и не думал его отпускать, когда столько вопросов требовали ответа. Я схватил его.
— Как она узнала, где мы будем? Как об этом узнала Комендант?
— У нее свои способы.
— Какие способы? Что ты показал Каину? Как тебе удается прятать свои мысли? Зак! — я дернул его за плечо и развернул к себе лицом. Он сбросил мою руку, но не ушел.
— Вся эта чушь, что плетут кочевники про джиннов, ифритов, духов, — вовсе не чушь, Витуриус. И не миф. Эти древние существа реальны. Они приходят за нами. Защити ее. Это единственное, в чем ты хорош.
— С чего это вдруг ты о ней заботишься? Твой брат мучил ее все эти годы, а ты никогда и слова ему не сказал, чтобы остановить его.
Зак посмотрел на песчаное тренировочное поле, еще пустое в столь ранний час.
— Знаешь, что самое худшее во всем этом? — сказал он тихо. — Я был так близко, чтобы оставить его навсегда. Так близко, чтобы освободиться от него.
Такого я совершенно не ожидал услышать. С тех пор как мы попали в Блэклиф, Маркус и Зак были неразлучны. Младший Фаррар следовал за старшим неотступно, словно тень.
— Если ты хотел освободиться от него, тогда зачем потакаешь всем его прихотям? Почему не дашь ему отпор?
— Мы вместе слишком долго, — Зак покачал головой. Я не мог прочесть выражение его лица там, где маска не срослась с кожей. — Я не знаю, кто я без него.
Он направился к главным воротам, но я за ним не последовал. Мне хотелось прояснить свои мысли. Я подошел к восточной дозорной башне, где пристегнулся к канату и спустился в дюны.
Песок вился вокруг меня. Мысли путались. Я брел вдоль подножия утеса, наблюдая, как бледнел горизонт, озаряемый первыми лучами восходящего солнца. Ветер становился сильнее, жарче. Мне стало казаться, что на песке возникают причудливые формы, крутящиеся и танцующие фигуры, подпитанные свирепостью ветра. В воздухе слышалось пронзительное стаккато дикого смеха.
«Древние существа реальны. Они приходят за нами». Зак пытался мне что-то сказать о следующем Испытании? Намекал, что моя мать связана с демонами? Это вот так она подстроила засаду? Я сказал себе, что эти мысли смешны. Верить в силу Пророков — это одно. Но в джиннов огня и мести? В то, что ифриты привязаны к стихиям, к примеру, к ветру, морю, песку? Может быть, Зак просто тронулся умом от перенапряжения после Первого Испытания?
Мама Рила, бывало, рассказывала разные чудные истории. Она была нашей жрицей, нашей сказительницей. Она ткала целые миры своим голосом, легкими взмахами руки и наклоном головы. Некоторые из тех легенд годами не выходили у меня из головы: о Князе Тьмы и его ненависти к книжникам, об ифритах и их умении пробуждать в людях скрытую магию, о гулях, которые жаждут чужих душ и питаются болью, как стервятники падалью.
Но это же были просто истории.
Ветер донес до меня звук рыданий. Сначала я подумал, что это мне только кажется, и упрекнул себя за то, что позволил россказням Зака мною овладеть. Но плач стал громче. Впереди, в начале извилистой тропы, что вела к дому Коменданта, сидела маленькая сгорбленная фигурка.
Это была девушка-рабыня с золотыми глазами. Та, которую чуть не придушил Маркус. Та, чье безжизненное тело я видел на поле боя в моем кошмарном видении. Она держалась за голову одной рукой, а второй била по воздуху, что-то бормоча сквозь слезы. Вдруг она пошатнулась и упала наземь, но с трудом поднялась. Я видел, что ей плохо, что ей нужна помощь. Я замешкался, решая, уйти или остаться. Снова вспомнилось поле боя, усеянное трупами, и слова моей первой жертвы: «Каждый здесь погиб от твоей руки».
“Держись от нее в стороне, Элиас, — предостерег голос. — Не связывайся с ней”.
Но зачем держаться в стороне? То поле битвы — всего лишь видение моего будущего, насланное Пророками. Может, я должен доказать ублюдкам, что собираюсь бороться с этим будущим? Что я не приму его покорно?
Однажды я уже сделал глупость, отстранившись и наблюдая, как Маркус оставляет синяки на шее этой девушки. Наблюдал и ничего не сделал. Она нуждалась в помощи, но я не помог ей. Больше я не повторю эту же ошибку.
И я без колебаний направился к ней.
21: Лайя
Передо мной стоял сын Коменданта. Витуриус.
Откуда он взялся? Я оттолкнула его изо всех сил и тут же пожалела об этом. Любой нормальный курсант Блэклифа прибил бы меня за то, что посмела коснуться его без разрешения, а Витуриус даже не курсант, он — Претендент и к тому же сын Коменданта. Мне надо убираться отсюда. Я должна вернуться в дом. Но слабость, что терзала все утро, окончательно овладела мной, и я рухнула на песок в нескольких футах от него, истекая по́том и едва сдерживая тошноту.
Инфекция. Я знала признаки. Нужно было позволить Кухарке обработать рану.
— С кем ты говорила? — спросил Витуриус.
— Ни… ни с кем, Претендент, сэр.
«Не все могут видеть их», — сказал Телуман о гулях. Очевидно, Витуриус не мог.
— Ты выглядишь ужасно, — сказал он. — Зайди в тень.
— Песок. Я должна принести песок или она… она…
— Сядь, — и это прозвучало совсем не как просьба. Витуриус поднял корзину, взял меня за руку и отвел в тень утеса, усадив на небольшой валун.
У меня появилась возможность хорошенько его рассмотреть. Его взгляд остановился на линии горизонта, и лучи солнца отражались в его маске. Даже на расстоянии нескольких футов все в нем говорило о неистовой силе, начиная от коротких черных волос до крепких рук. Каждый его мускул был доведен до совершенства. Бинты на предплечьях, царапины на руках и лице делали его вид еще более устрашающим.
При себе у него был лишь кинжал за поясом. Но ведь он — маска. Ему и не нужно оружие, особенно один на один с рабыней, которая едва достает ему до плеча. Я попыталась отойти подальше, но тело отяжелело.
— Как твое имя? Ты никогда не называла его. — Он не глядя наполнял мою корзину песком. Я вспомнила, как Комендант задала мне тот же вопрос и как ударила, получив бесхитростный ответ. — Р… рабыня.
Он помолчал.
— Скажи мне свое настоящее имя. — Его слова, даже произнесенные спокойным тоном, больше напоминали приказ.
— Лайя.
— Лайя, — повторил он. — Что она с тобой сделала?
Так странно, что голос маски мог звучать так ласково, глубокие переливы его баритона могли показаться такими приятными. Я могла закрыть глаза и забыть, что говорю с маской.
Но нельзя доверять его голосу. Он ее сын. Если он выказывает участие, то на это есть причина, которая уж точно не сулит мне ничего хорошего.
Я медленно размотала шарф. Витуриус увидел букву, К и серые глаза за маской стали жесткими, на миг в его взгляде вспыхнули печаль и гнев. Я была ошеломлена, когда он вновь заговорил.
— Можно? — он протянул руку и осторожно обвел пальцами рану. Я едва чувствовала его прикосновение. — Кожа горит. — Он поднял корзину с песком. — И рана выглядит плохо. Ею надо заняться.
— Я знаю, — согласилась я, — но Коменданту понадобился песок, а у меня не было времени чтобы… чтобы…
В глазах вдруг поплыло, лицо Витуриуса стало нечетким, и я ощутила странную невесомость. Теперь он стоял близко, очень близко, я даже чувствовала жар его тела. Меня окутал запах гвоздики и дождя. Я прикрыла глаза, чтобы головокружение утихло, но это не помогло. Он обхватил меня руками, крепко и вместе с тем нежно, и поднял на руки.
— Пустите меня! — собрав всю силу, я толкнула его в грудь. Что он делает? Куда он меня несет?