- На полпальца, пожалуй, налью... Погоди-ка, сначала сожри что-нибудь, для моего спокойствия. Зря я, что ли, по супермаркету рыскал?
- Не зря.
Послушно вскрываю упаковку ветчины и с фальшивым энтузиазмом сую в рот тонкий розовый ломтик мяса. Жую. Глотаю, не ощущая ни вкуса, ни аппетита. Вот и молодец. Теперь можно выпить. И поговорить со своим старым другом Веней, которого я, судя по всему, вижу впервые в жизни. Потому что...
Потому что я - копия. Макс, который дружил с этим синеглазым дядей, в настоящее время, вероятно, проживает один из моих дней. А я, соответственно, тут за него отдуваюсь. Когда-то он родился вместо меня, а за это попросил оказать ему ответную услугу: побыть живым вместо него.
Такие пирожки. С котятами.
Стараюсь очень спокойно, без лишних восклицаний и, тем более, жестов объяснить это Вене. Дескать, я ни на чем не настаиваю. Сам понимаю, что идея совершенно дикая. С другой стороны, я как-то слишком уж хорошо помню все свои сны: и о том, как был призраком, и о женщинах, устроивших спиритический сеанс, и о путешествии в Город, и чудесное воскрешение собственного двойника, и так далее, и чем дальше, тем больше воскресает в моей памяти живописных деталей и подробностей... Все это прекрасно, но о событиях, имевших место наяву, я по-прежнему не имею ни малейшего представления. Так что - вот.
- Ясно, - в тон мне, спокойно, флегматично даже, резюмирует Веня. Если бы Алиса стала ксендзом, и Шалтай-Болтай пришел бы к ней на исповедь, она, возможно, могла бы услышать нечто подобное. Но мне даже нравится. Придает некоторый шарм суровым будням.
- Жаль, - улыбаюсь, - что я ни фига про тебя не помню. Хорошие, наверное, воспоминания.
- А то! - ухмыляется.
Я ему верю.
Глава 26
Ненкатакоа
В мифологии чибча-муисков бог ритуальных попоек и хмельного напитка чичи. <...> Помогал <...> тем, что устраивал перемежавшиеся с физической работой попойки.
- А теперь рассказывай, - говорю. - Ты давно меня знаешь? И, думаю, неплохо. Как я жил-то? Чем занимался? Адреса, пароли, явки, и прочее дерьмо.
- Будут тебе пароли, будут и явки, да и дерьма не пожалею. Но сначала выпьем, - ответствует Веня. - Надо же мне в себя прийти после твоего официального заявления... Ужас в том, что я уже привык жить с мыслью, что от тебя можно ожидать чего угодно. Поэтому - почти верю.
- Вот как?
Надо бы принять это к сведению. Со мною он имел дело, или с моим двойником, но репутация у меня, кажется, та еще...
Бутылка, тем временем, пуста уже наполовину. Мне стало полегче. Уже почти все равно, какая именно у меня была биография. Сейчас все неплохо вот и ладно. Что будет потом, никому на фиг не ведомо, а что было... Что было, это мне сейчас Веня расскажет.
- Мы с тобой встретились летом девяносто второго года, - неспешно начинает он. - Мы с моей подружкой Раисой тогда занимались книжным бизнесом, и ты познакомился с нею на улице, возле одного из наших лотков. Райка ругалась с продавцом, а ты, если верить ее рассказу, подошел, чтобы погадать на книгах. Заодно и ей погадал. И продавцу. Выяснил, что он у нас ворует. Раиса была просто счастлива: она его давно подозревала, да все никак за руку поймать не могла...
- Вот оно как, - изумляюсь. - Значит, я у нас маг и ворожей, ага. Хорошо хоть не народный целитель.
- И целитель тоже, - серьезно говорит Веня. - Иногда, под настроение. Только не перебивай, ладно? Я и так чувствую себя идиотом, когда рассказываю тебе про тебя.
- Извини. Налей мне еще, и я заткнусь.
- Слово скаута?
- Честное пионерское.
Через час мы отправляемся к ближайшему киоску за добавкой. Возвращаемся.
Лыко, как ни странно, все еще вяжется - со страшной, между прочим, силой.
Веня рассказывает. Я слушаю. Его истории не пробуждают во мне ни единого живого воспоминания, но мне интересно. Чрезвычайно интересно. Начинаю понимать, что предстоящее существование будет непростым, но чертовски увлекательным. И на том спасибо!
Глава 27
Нирвана
По теории буддизма, о нирване нельзя сказать ничего определенного, кроме того, что это состояние свободы, покоя и блаженства (хотя все эти слова неадекватны для описания нирваны).
На исходе второй бутылки мы мирно засыпаем. Веня - на моем диване, я на ковре. Мне, к слову сказать, ничего не снится, и это - лучшее, на что я смел рассчитывать.
Глава 28
Норны
Норны определяют судьбы людей, вырезывая руны. <...> при рождении героя прядут нить его судьбы, предсказывая славное будущее.
Пробуждение приносит похмелье Вениамину, мне же - лишь очередное напоминание о вагоне и маленькой тележке свалившихся на меня проблем, душевную смуту на фоне абсолютного физического благополучия. Мы завистливо косимся друг на друга: чужой жребий всегда кажется слаще.
Варю кофе. Веня разбавляет свою порцию жалкими остатками вчерашней аквавиты. Ну и правильно. Вместо двух прямоходящих приматов, обремененных печалями, у нас в наличии снова всего один. В точности, как вчера, в самом начале нашего микрозагула.
- У тебя есть хоть какие-то планы? - спрашивает Веня. - Я, как ты понимаешь, имею в виду не метафизическую, а сугубо практическую сторону дела.
- Даже не знаю. Понятно, что нужно попробовать пожить дальше. Осторожно, как младенцы ходить учатся... Для начала хорошо бы сменить квартиру. Неуютно мне здесь. Пока ты рядом, еще ничего, но одному тут сидеть не хочется. Может быть, не в квартире дело? Просто мне сейчас в одиночестве лучше не оставаться?
- Очень может быть, что лучше. Квартиру найти - дело не такое уж хитрое. Хочешь, поживи пока у меня.
- Я тебе мешать буду. Тебе свою жизнь проживать надо, а тут я под ногами путаюсь...
- Ну уж - под ногами! Ты, ясен хрен, не помнишь, но у меня четыре комнаты. Одна - на отшибе, на другом конце коридора. Можешь там поболтаться пока. Если хочешь, конечно. А потом найдешь новое жилье... да и крыша к тому времени, может, на место встанет, - без особой уверенности добавляет он.
Насчет крыши я и сам не питаю иллюзий. Другое дело, что я, наверное, быстро привыкну. Я довольно быстро ко всему привыкаю и приспосабливаюсь. Живучий, змей. Повезло.
- Спасибо, - улыбаюсь. - Постараюсь быть не слишком докучливым жильцом. Играть на дутаре после полуночи не стану, котят помойных коллекционировать не начну, нетрезвых женщин старше шестидесяти водить не буду...
- Вот! - Веня многозначительно поднимает палец. - Старше шестидесяти не води, это важно. Только младше. В любых количествах.
- Кстати. Ты мне вчера так и не рассказал: девушки-то у меня были? спрашиваю осторожно. - Или хотя бы одна девушка? Неужели монахом жил?
- Ну, пожалуй, не монахом. Но ничего заслуживающего внимания не припоминаю. По крайней мере, ничего продолжительного... Вот когда ты только-только появился в поле моего зрения, в девяносто втором, летом, тогда у тебя, кажется, случился некий выдающийся роман. Но в ту пору мы были едва знакомы, поэтому я не в курсе. Знаю только, что ты казался мне очень счастливым и очень невыспавшимся... Раиса говорила, что время от времени на склад звонила женщина с красивым хриплым голосом. Спрашивала тебя. Пару раз Райка видела во дворе некое умопомрачительное, по ее словам, белокурое привидение и подозревала, что это - твоя гостья. Потом, осенью, ты стал выглядеть более отдохнувшим и менее счастливым. Впрочем, не могу сказать, что ты походил на страдальца... Примерно тогда, перед Новым Годом, мы с тобой и подружились. Затеяли аферу с твоими фотографиями, выдумали их мертвого автора - ну, все это я тебе уже рассказывал вчера. Надеюсь, ты хоть что-то запомнил. Ибо исполнять эту песнь о Гильгамеше по второму разу - нема дурных.
- Да нет, - говорю, - все в порядке, твой монолог попал в хорошие руки... Мне бы теперь про это "белокурое привидение" хоть что-нибудь разузнать. Она - единственное, что я хоть немножко помню. То есть, помню, что была некая удивительная женщина; помню, что она не ушла от меня, а просто исчезла, пообещав, что будет мне сниться - и это все. Ни имени, ни, ясен пень, адреса. Никаких подробностей: ни лица не помню, ни тела, даже на уровне "блондинка-брюнетка" не могу ее классифицировать. Глухо! Но я знаю, что она - очень важная подробность. Возможно, единственно важная.
- Тут я тебе не помощник, - Веня пожимает плечами. - Сам виноват, не фиг было партизаном жить.
Тут он прав, конечно.
- Сейчас я на пару часов оккупирую твой телефон и как следует поработаю, - деловито говорит мой опекун, расправившись с последним глотком кофе и чуть ли не пятнадцатым по счету бутербродом. - А ты пока собирайся. Может, в процессе найдешь еще что-нибудь интересное, кто знает...
Он уединяется на кухне с телефонным аппаратом и тут же начинает орать, рычать и хохотать, как свихнувшийся ученый попугай, а я приступаю к следующему этапу расследования. Рассовать по сумкам одежду и обувь - дело нехитрое; самое любопытное в этом процессе - обыск карманов, где, впрочем, не обнаруживается ничего сверхъестественного, кроме нескольких визиток, да мятых записок с именами, телефонами и даже адресами. Их складываю в отдельную стопку. Как-нибудь на досуге надо будет позвонить по всем этим номерам, сказать: привет, это Макс, - и послушать, что мне ответят. Да и по адресам поездить не помешает. Чем черт не шутит, может быть найдется среди них некий заповедный участок пространства, где... Стоп. Не мечтать! Это приказ.
Выключаю компьютер, кое-как, путаясь в проводах, отсоединяю системный блок от монитора. Заворачиваю эти сокровища в клетчатый плед: кажется, он все-таки мой, а не хозяйский. Завершающий этап - книги. Их в доме немеряно, они обнаруживаются не только на книжных полках, на, за и под диваном, но и на подоконниках, на полу, на антресолях. Везде. Начинаю понимать, что отведенная на сборы "пара часов" - краткий миг по сравнению с вечностью, которая требуется мне для упаковки собственной библиотеки.
Обреченно вздыхаю, но достаю с антресолей пару пустых коробок - очень своевременная находка! - и берусь за дело.
Теоретически говоря, книги могут поведать о своем владельце куда больше, чем, скажем, блокнот, ежедневник и даже интимный дневник, какового у меня, увы, отродясь не было. Но сейчас я бы предпочел несколько дополнительных конкретных деталей глобальному абстрактному знанию о собственном внутреннем мире. Потому книги исследовал скорее на предмет записок, визиток и прочих закладок: такой разгильдяй, каким я себя ощущал, должен был совать что попало куда попало, в том числе и в книги. Отчасти ожидания оправдались: в толстом томе Уайлдера хранились мои сбережения (по счастию, отнюдь не жалкие). Под суперобложкой "Избранного" Борхеса обнаружился древний блокнот, вдоль и поперек исписанный именами и координатами каких-то родственных душ. "Книга перемен" таила несколько линованных страничек с коряво начертанными гексаграммами - вероятно, результаты гаданий, с которыми надо бы разобраться отдельно, ежели будет на то досуг и соответствующее настроение. Двухтомник "Мифы народов мира" показался мне особенно примечательным: никаких записок там не нашлось, зато названия отдельных глав были помечены карандашными подписями, по большей части - именами. В частности, над статьей "Ипполит" я обнаружил имя "Веня".
Прочитал статью, пожал плечами: если подразумевается тот самый Веня, который сейчас насилует мой телефон, значит, я ничего не понимаю.
Ни-че-го-шень-ки! Ладно, потом... Все - потом.
Прочие книги кидаю в коробки без дополнительного обыска. Веня здесь со мной трое суток сидеть, небось, не будет. А оставаться в одиночестве я пока не готов.
Очистив полки, обнаруживаю тайник: выдвижной ящичек в глубине книжного шкафа. Открываю. Обретаю своего рода клад: кожаный мешочек с рунами, самодельная шкатулка с колодой карт Таро, и еще одна карточная колода, испещренная какими-то дурацкими многозначительными надписями, вроде: "Это не то, о чем думают варвары", "Запасной рай" и "Становитесь в очередь". Ну да, ну да, я ведь у нас оракул, ни дня без прорицания, ни ночи без пророчества... Под стопками карт покоится самодельная книжка-брошюрка, склеенная из машинописных страниц. Екклесиаст - м-да, ничего себе самиздат, да еще и с дарственной надписью: "Максу, лекарство от жизни"...
Там же - сложенный вчетверо кусок оберточной бумаги с загадочными надписями: 22.02.62; Ужгород, семья воен.; с/ш only; серд. приступ; Фрай.
Еще один долбанный ребус... Впрочем, Веня вчера рассказывал, что несколько лет назад мы с ним сочинили некоего мертвого фотографа, моего тезку с немецкой фамилией Фрай, специально для выставки серии душераздирающих фотографий, о создании которых я, разумеется, тоже ни фига не помню... А это, наверное, его краткая биография. Можно будет проверить догадку, как только Веня по телефону наговорится всласть - ну и отлично! Хоть что-то можно сделать не когда-нибудь потом, а очень, очень скоро.
Напоследок уступаю искушению, повинуюсь внезапному порыву, открываю наугад самодельную книжечку, дареное "лекарство от жизни". Веня говорил, что гадать на книгах, можно сказать, моя основная специализация. Ну вот, сейчас и проверим. Неплохо бы, конечно, получить дельный совет, или хоть грозное предостережение: я же как котенок слепой пока. Тычусь носом, не знаю куда, нахожу там неведомо что - а толку-то от таких находок? Отчаянно устремляюсь перстом куда-то в нижний край страницы, читаю: "Нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими: потому что это - доля его..."
- Что ж, - говорю себе. - Если это действительно пророчество - не так уж плохо. Буду наслаждаться своими делами. Во всяком разе, попробую.
- Ты меня звал? - из кухни высовывается Веня.
- Нет. Просто всякий уважающий себя шизофреник обязан время от времени обсуждать с собой, любимым, текущие проблемы. Стараюсь соблюдать правила игры.
- А, - понимающе кивает он. - Ты как, собрался? Потому что можно бы и отчаливать помаленьку.
- Считай, что собрался... Барахла куча, и это мне не нравится. Такси, что ли, по телефону заказать?
- Такси ему... Ишь, барин! А "Ниву" свою я на фига тебе сбагрил? Правильно, чтобы ты меня катал, когда я в похмелье... Вон она у мусорного бака стоит - сладкая парочка!
- Значит, у меня еще и машина есть, - радуюсь. - Повезло с кармой. А ведь мог бы и прокаженным сиротой в средневековом Китае родиться... Думаешь, я помню, как приводить ее в движение?
- Практически уверен, что да. Это же память тела, а не башки твоей дырявой.
- Ладно, попробую, - обещаю без особого энтузиазма. - Мне бы еще ключи от нее найти...
Ключи от машины обнаруживаются в кармане старой джинсовой куртки, которая мирно дремлет на вешалке в коридоре. Зато ключей от квартиры нет нигде. Я нарочно перерыл все щели, вплоть до холодильника, еще раз перетряхнул карманы упакованных уже вещей - пустой номер! Невелика беда, конечно: дверь можно просто захлопнуть. Но мне происходящее показалось своего рода знаком, предзнаменованием, если угодно, эпиграфом ко всему, что со мною случилось.
Глава 29
Нум
Нум - демиург, находящийся в отдалении от созданного им мира.
- У тебя нет ключей от собственного дома, приятель, да и дома-то, кажется, тоже больше нет, - говорю своему зеркальному отражению, небритому, но бодрому и вполне готовому начать новую жизнь, не слишком сокрушаясь о былом. - Это, вероятно, и есть условия задачи, в финале которой пешеход, вышедший из пункта А, сможет воочию убедиться в том, что сей пункт А действительно существует. Если же нет...
Окончание фразы предпочитаю проглотить вместе с горькой слюной, скопившейся под болтливым моим языком.
Глава 30
Нфанва
Сначала Нфанва населил землю духами и чудовищами.
Что касается "памяти тела" - тут Веня был абсолютно прав. Я и сакральный смысл дорожных знаков как-то инстинктивно угадывал. Зато куда следует ехать, не имел ни малейшего представления, даже из собственного двора без руководящих указаний не выбрался бы, пожалуй.
- Начинаю думать, что тебя действительно подменили, - смеется мой спутник. - Прежде ты просто бесился, когда кто-нибудь начинал квакать под руку: здесь налево, там направо... Даже - заметь! - если впервые ехал этой дорогой, а рядом сидел выдающийся знаток местных подворотен.
- Ну, значит, дурак был, - отзываюсь флегматично. - Элементарных вещей не понимал. Великая удача следовать незнакомым маршрутом с опытным проводником. Всегда бы так!
Через час поездка успешно завершилась во дворе старинного трехэтажного дома где-то в центре Москвы. Местная топография была для меня теперь тайной наукой: ничего я не смыслил в хитросплетениях московских перекрестков, да и сами названия улиц пленяли воображение новизной звучания.
- Ничего не узнаешь, да? - сочувственно спросил Веня, помогая мне разместить багаж в небольшой квадратной комнате с белыми стенами и расчерченным на мелкие разноцветные многоугольники потолком. - А ведь сколько раз ночевать оставался...
- Ничего не узнаю, ничего не вспоминаю и ничего не понимаю, жизнерадостно отозвался я. - И уже начинаю смиряться с таким положением вещей. Могло быть и хуже. Например, если бы ты мне вчера не позвонил.
- Ну, ты всегда был везучий, - отмахивается он. - Кстати о твоем везении. Погоди-ка...
Уходит куда-то, через минуту возвращается с небольшим свертком. Сует его мне.
- Что это?
- Сам посмотри. Твое ценное имущество. Надеюсь, не бомба. Когда ты вернулся из Германии летом девяносто пятого, всучил мне этот пакет и попросил подержать его у себя.
- Без комментариев?!
- Почти. Это был очень странный разговор. Ты ничего не объяснил, только заверил меня, что там нет ничего криминального, и сказал, что я должен отдать тебе сие сокровище, если увижу, что твои дела идут совсем плохо. По-моему, сейчас вполне такой момент. Не в гроб же тебе его класть...
- Не в гроб, - повторяю машинально.
Вскрываю пакет. Достаю оттуда фотоаппарат Nikon F2 Photomic AS, какого-то семьдесят мохнатого года выпуска. Почти антиквариат, но в приличном состоянии. Ну да, я же у нас, кроме всего, еще и фотограф. Весьма вероятно, практикующий. Веня не в курсе, чем именно я в последние месяцы занимался, но зимой еще, вроде бы, брал какие-то заказы, жил не тужил. Да и только что две сумки с профессиональными причиндалами на себе из машины тащил - какие еще доказательства требуются?
- Да, - вздыхаю, - дела... Приятно, черт побери, получать от себя дружеские приветы, только вот записку оставить я тогда не додумался. Жопа. С ушами.