– Ага, придешь, – усмехнулась я и вышла из комнаты, бросив на ходу последний камень: – Ты прислушайся хорошенечко – ты же здесь один. Абсолютно один.
Ответа не последовало. В астрал, видимо, пошел, сообщников искать. Ну иди, иди. Дед Тихон свое дело знает. Таких сильных знахарей-ведунов, как он, не так уж много на Руси.
В смысле – на постсоветском пространстве.
Я спустилась по скрипучей лестнице и постучала в дверь, ведущую в комнату хозяина дома. Тихо. Ну конечно, старик давно уже поднялся, по хозяйству хлопочет.
Или хлопает, как правильно? Нет, все-таки хлопочет. Хлопать по хозяйству – как-то слишком уж фривольно получается, прямо деревенское эротик-шоу.
Я вошла в вотчину деда Тихона и осмотрелась. Неужели старик действительно спит в проходной комнате, места ведь в доме-тереме предостаточно! Охота ему, чтобы через его спальню туда-сюда шастали.
Видимо, охота. Никаких укромных комнатушек не обнаружилось, это действительно была спальня старика. Правда, его кровать пряталась за занавеской, но и все. Пройти мимо хозяина ночью, не разбудив его, довольно сложно, половицы, ведущие к выходу, как нарочно, охали и скрипели на все лады.
А может, так и было задумано? Для чего, вернее – для кого обустроены те две комнаты наверху?
В доме старика не было. Дышала жаром хорошо натопленная печь, на столе в большой комнате – буду звать ее гостиной – стояли тарелки, накрытые чистым льняным полотенцем, и кувшин с молоком. Привет от Марфуты.
Но завтрак – это потом. Сначала пробежка к одинокой будке на заднем дворе. Ох ты, а куртку-то свою я наверху оставила! Тупизна пернатая. А на ногах что? Правильно, тапочки. Диагноз подтвердился.
Причем окончательно и бесповоротно, когда я, впрыгнув в дедовы валенки и набросив на плечи его же полушубок, выпала на крыльцо и вспомнила, что Лешке-то я так и не позвонила! И от него звонка почему-то нет.
Полезла в карман джинсов за телефоном, и именно в этот момент диагноз подтвердился окончательно и бесповоротно. Потому что джинсы с телефоном остались наверху, в этом спортивном костюме карманов не было.
Ладно, сейчас быстренько сбегаю, с ветром поздороваюсь, и – звонить Лешке. А, надо же еще воду поставить греться. Но с этим, надеюсь, дед Тихон справится.
Насчет «быстренько сбегать» я, конечно, погорячилась, сделать это в огромных валенках мог только чемпион по бегу в мешках санатория «Ивушка». Но к ветру я сходила.
А на обратном пути обнаружила и хозяина лесного хутора, выходившего из курятника с наполненной яйцами миской. Ожидаемых проклятий вслед похитителю детей не неслось, в мире гламура и бомонда излишек малышни не приветствуется.
– Доброе утро, дочка! – улыбнулся дед Тихон, глядя, как я ковыляю в его валенках и полушубке.
А что, вполне достойное пугало получилось, в обозримом пространстве ни одной вороны не видно. Попадали, наверное, все. От смеха.
– Доброе утро!
– Как там Ника? Проснулась?
– Проснулась, буянит, – отрапортовала я, приблизившись. – Давайте помогу яйца нести.
– Да как-то сам всю жизнь справлялся, – усмехнулся старик. – Ты себя донеси лучше, не упади. Что, моя одежа приглянулась?
– Свою наверху забыла, вот и пришлось вашей воспользоваться.
– Ну, идем в дом, пора нам с колдуном познакомиться. – И дед Тихон направился к крыльцу.
– Только сначала надо воды нагреть. – Я потащила валенки, тулуп и себя следом.
– Зачем?
– Малышка описалась ночью, спала крепко. Ее надо вымыть. Но вы не волнуйтесь, постель сухая, Ника в памперсе была. Я специально надела, знала, что такое возможно.
– Надо – значит, вымоем.
– Ой, я сама, не надо смущать Нику, она ведь уже большая. С нее и так переживаний хватит.
– Ладно, только ты быстрее, завтрак стынет.
– Быстрее, боюсь, не получится, воду ведь еще нагреть надо.
– А вон, полведра горячей есть. – Старик подошел к печке и поднял белое эмалированное ведро. – Хватит?
– Хватит! – Я освободилась наконец от войлочных вериг и облегченно летала теперь по комнате.
Нет, не на помеле, в тапочках.
– Ты поднимайся наверх, а я следом пойду, только корыто в чулане найду. Только воду не хватай, я сам отнесу. – И дед Тихон направился к озвученному помещению.
– Еще чего! – проворчала я. – Не хватай! Да тут совсем немного, уж как-нибудь справлюсь.
И, подхватив приветственно булькнувшее ведро, потащила его в нашу с дочкой обитель.
– Вот же неслух какой. – Знахарь довольно быстро нашел корыто и топал теперь следом. – Дай понесу.
– Во-первых, не «какой», а «какая», – просопела я, поднимаясь по лестнице. – А во-вторых, не дам. Вы лучше скажите, почему у вас так странно расположен проход к этим комнатам наверху? Только через вашу спальню?
– Потому что так надо. Светелка верхняя как раз и обустроена для горемык, бесом одержимых. В округе знают, что я могу бесов изгонять, вот и привозят иногда.
– Понятно.
Глава 34
Вот и наше временное пристанище-прилежище. Я поставила ведро возле массивного стола в своей комнате и только сейчас обратила внимание на тишину, порхавшую вокруг нас.
Тишина обрадовалась вниманию и захлопала крыльями еще бесшумнее, выделывая при этом фигуры высшего пилотажа. Она что, надеется к «Русским витязям» пробиться? Так там с тишиной как-то не очень.
– Ты ж говорила, что Ника уже проснулась? – Дед Тихон с недоумением посмотрел на меня.
– Проснулась.
– Так чего тихо так? Я думал, тут крики да вопли, а тут – благодать.
– Ну, его в определенном смысле можно и благодатью звать, – усмехнулась я.
– Кого – его?
– Мая. Это он порядок на палубе навел. А то поначалу, когда Ника только проснулась, здесь такой визг стоял! Но мы с песиком товарищу все популярно объяснили, и, как видишь, он понял.
– Погоди-ка.… – Старик поставил корыто на пол, прислонив его к стене, и внимательно всмотрелся в плотно закрытую дверь спаленки. – Ты смотри, действует!
– Что, что? – закурлыкала я, заполошно метнувшись к знахарю. – Что действует?
– Изоляция на эту нежить действует. Я ж говорил тебе – поначалу над твоей малышкой словно воронка черная висела, вверх уходила основной частью. А нынче воронки нет, да и дышать мне легче стало.
– Неужели… – Я прижала ладонь к задрожавшим губам, сдерживая рвущийся на волю победный вопль.
– Нет, девонька, – лицо ведуна снова стало сосредоточенно серьезным, – ты не радуйся раньше времени. Колдун этот по-прежнему там, и он по-прежнему очень силен. Из светелки словно туман черный тянется, я слышу, как нежить поганая злобой сочится да яростью. Связь с помощничками я прервал, вот колдун и бесится.
– Ну-ка, – из комнаты послышался искаженный до неузнаваемости голос Ники, – иди сюда, покажись, герой.
– Я тебе не девка на выданье, чтобы показываться, тварь иноземная. – Старик еще больше построжел лицом, перекрестился и, вдохнув полную грудь воздуха, распахнул дверь.
И отшатнулся. Но через пару мгновений справился с собой и вошел в комнату. Я, как репей на хвосте у волка, не отставала.
После реакции ведуна я ожидала увидеть на кровати жуткое существо, похожее на героиню фильма «Экзорцист». Но там сидела, подтянув коленки к подбородку и враждебно сверкая глазами сквозь спутанные кудряшки, моя Ника. Вернее, Ника последних суток, с бездной в глазах.
Но дед Тихон-то еще с этой бездной не сталкивался, он видел малышку только спящей. А сейчас колдун бодрствовал. Или борзел? Во всяком случае, даже я теперь могла ощущать искрящийся злобой сгусток мрака вокруг девочки.
Запертая внутри этой комнатушки, не имеющая выхода на волю ночь сгущалась, ее концентрация давно превысила все предельно допустимые значения, став чем-то совсем уж запредельным.
Май, все это время, похоже, не двигавшийся с места, при виде нас облегченно плюхнулся на попу. Я погладила обезображенную шрамами голову:
– Спасибо, малыш, ты отлично справился. Отдохни.
– И лучше не здесь, – кивнул знахарь, не отводя взгляда от глаз Ники. – Он едва оправился, а ему придется и дальше сторожить эту нежить. Иди, Май, погуляй во дворе, а потом я тебя покормлю.
Пес радостно вскочил и вопросительно посмотрел на меня.
– Иди-иди, – я потрепала лохматые уши, – проветрись.
Дважды повторять не пришлось, через пять секунд когти зверя цокали по ступеням лестницы.
А в комнате продолжалось молчаливое противостояние. Впрочем, стояли только мы с ведуном, Ника сидела. Но молчали все.
А напряжение все нарастало, и я поняла, что борьба началась. Дюбуа сейчас проверяет возможности соперника. И, похоже, результаты проверки поганцу совсем не по душе. Фу ты, опять ерунду несу – откуда у него душа!
Я отбросила липкую ерунду, не желаю носить всякую гадость, и прерывисто вздохнула, обнаружив вдруг, что все это время стояла, затаив дыхание. И вроде тихо вздохнула, а прозвучало это в пульсирующей тишине так, словно паровоз пар выпустил.
Девочка вздрогнула и недовольно скривилась:
– Хватит сопеть, где, наконец, вода? Мне надоело сидеть в хлюпающем мешке, вымой меня и переодень! А потом есть буду, я проголодался! Я гостей жду, поэтому еды надо побольше. Слышал, старый хрыч? – Взгляд ребенка вернулся к знахарю, по-прежнему не произнесшему ни слова. – Пока я мыться буду, иди приготовь чего-нибудь. Или ты хочешь посмотреть на маленькую голенькую девочку?
– Тьфу, нехристь! – Деда Тихона аж передернуло от отвращения. – И откуда ты выполз, тать ночной? Зачем к слабому дитяти привязался? Или сил только на нее и хватает?
– Не придуривайся, старик, – криво усмехнулась девочка. – Ты прекрасно знаешь, что это не простой ребенок. И раз уж мне не удалось сделать ее своей преемницей, я заберу силу девчонки себе.
– Да кому себе?! – не выдержала я. – Ты же сдох там, в Сан-Тропе! И тело твое уничтожено! Или у тебя парочка зомби на такой случай всегда в запасе есть? И ты надеешься в эту пустую болванку, вернее, в болвана перебраться?
– Может быть, – хитренько улыбнулась девочка. – Может быть.
– Не может быть! – я окончательно пошла вразнос. – Слышишь?! Твои консервы тебя теперь не найдут, они тебя потеряли. Неужели ты сам этого не чувствуешь? Тебе никогда не выбраться отсюда!
– Что ж, – равнодушно пожал плечами Дюбуа, – не выбраться, значит, не выбраться. Поживу в гостях у дедули. А вы с ним будете меня обслуживать. В данный конкретный момент ты лично будешь мыть мне задницу.
– Я с удовольствием вымою попку моей малышки, – сквозь стиснутые зубы проговорила я, втаскивая в спаленку корыто и ведро. – А наш добрый хозяин тем временем подготовится надрать задницу тебе лично.
– Конечно-конечно, – с готовностью покивала головой девочка. – Иди, дедушка, готовься. И, главное, верь, что эти твои картинки, – кивок в сторону икон, – меня остановят.
– Так что ж ты здесь торчишь тогда? – усмехнулся ведун. – Ежели эти, как ты говоришь, картинки тебя остановить не могут, так иди погуляй.
– И пойду! – Девочка вскочила на ноги. – Меня ваш зверь не пускал, а вовсе не это!
– Посторонись-ка, Аннушка, – старик положил широкую ладонь на мое плечо. – Пусть детонька погуляет.
Детонька резво спрыгнула с кровати и потопала к дверям. Но, дойдя до границы, обозначенной огарками свечей, резко остановилась и схватилась за голову. Затем побледнела (хотя казалось – куда уж больше!) и упала на колени.
Я рванулась было на помощь своему ребенку, но знахарь удержал меня за плечо:
– Нельзя.
– Нике плохо, больно!
– Сейчас плохо и больно нежити, что внутри маленькой затаилась, а Нике-то как раз гораздо лучше. Ты не бойся, телу ее ничего не угрожает.
– Я ей угрожаю, я! – завизжал Дюбуа, держась за голову и раскачиваясь. – Я сейчас разобью девчонкину башку об угол кровати!
– А я тебя свяжу, – скучным голосом ответил знахарь. – Ну, как дела? Что гулять-то не идешь?
– Этого не может быть! – прохрипел бокор, отползая обратно к кровати. – Мои лоа сильнее!
– Сильнее, слабее…… – Дед Тихон повернулся, чтобы уйти. – Не о том ты сейчас говоришь. Пойми – никакие твои помощнички сюда не проникнут и тебя не найдут. Отстань ты от девчонки подобру-поздорову, а? Тебе же лучше будет.
– Это мы еще посмотрим, кому лучше, а кому хуже будет, – проворчал Дюбуа вслед старику и повернулся ко мне: – Мамуля, а где же наш дорогой папуля? Я так по нему соскучилась!
– Хватит кривляться, обезьяна! – Сердце на мгновение замерло – я ведь так и не позвонила Лешке!
– Фу, как некрасиво! – Точеный носик смешно сморщился. – Вы что имеете в виду, мадам, неужели мою первозданную, так сказать, внешность? Да вы расистка, мадам!
– Мадам реалистка.… – Я поставила корыто между кроватью и рядом свечей, вылила туда почти остывшую воду и подтянула к себе малышку. – И мадам знает, что еще пять минут пустопорожних препирательств, и кое-кто будет отмокать в холодной воде. Ну-ка, раздевайся!
– Раздень меня, мамочка, я сама не умею!
– Гамадрил хренов, – пробурчала я, стягивая с дочки отяжелевший памперс. – Не вздумай сопротивляться и мешать мне, понял?
– Не волнуйся, – хмыкнула девочка и полезла в корыто, – мне найдется чем заняться.
– Вот и отлично, – как можно беспечнее ответила я и тщательно намылила мочалку.
Хотя о беспечности и речи не шло, сплошная опечность и даже перепечность. Малышка действительно сидела тихо и мне не мешала. Но меня нервировали закрытые глаза и шевелящиеся губы ребенка, очень нервировали. Мне почему-то казалось, что Ника вовсе не стишок вспоминает.
Внезапно я поняла, что мне в этой комнатушке очень тесно и некомфортно. И чего я сюда корыто приперла! В моей спальне на столе было бы гораздо удобнее мыть ребенка. Да еще эти свечки дурацкие на полу! Старик, видно, совсем свихнулся, свечи на пол ставит! Он что, другого места не нашел, пень трухлявый?
Я ополоснула дочку из кувшина с чистой водой, завернула ее в большое полотенце и, отодвинув в сторону корыто, повернулась, чтобы отнести малышку в свою комнату. В душе словно взорвался перезрелый гриб-дождевик, оставив после себя темное облако спор. Спор злобы и раздражения. Это же надо додуматься – гостей в такую конуру загнать! А еще лекарем себя мнит, гнилушка! Я шагнула к двери, но внезапно в уши ввинтился пронзительный и чистый, словно осколок льда, крик: «Мама! Не слушай его, мама!»
И вонючие грязные споры зла вдруг куда-то исчезли, в голове и в душе посветлело, и я с удивлением обнаружила, что уже почти вынесла малышку за обозначенные ведуном пределы.
Почти. Но не вынесла.
– Спасибо, доча, – прошептала я в родное ушко. – Ты у меня умница.
– Дура она у тебя! – завизжал Дюбуа, пытаясь выпутаться из полотенца. – Вечно лезет, когда не просят! Не угомонится никак, дрянь!
Я усадила трепыхающийся комок на кровать.
– Сам угомонись. И учти – больше со мной такой фокус не пройдет, я быстро учусь. Посиди пока здесь, я за чистыми вещами схожу.
Не дожидаясь ответа, я подняла корыто с водой и вынесла его в свою комнату. Потом вылью в помойное ведро.
Так, сейчас быстренько одену малышку, и пора наконец отругать Лешку – чего он не звонит до сих пор?
За спиной скрипнула половица.
Глава 35
– Май, ты уже нагулялся? – Я, не оборачиваясь, продолжала копошиться в сумке.
Тишина. Не то чтобы я ожидала ответа: «Да, нагулялся, пора приступить к обязанностям». Но массивному зверю сложно передвигаться по дому бесшумно, если он, конечно, не бегемот. Вот тот – да, тот умеет, необычайно грациозное животное, у которого даже ноги плоские для того, чтобы удобнее было перепархивать с кувшинки на кувшинку.
Я медленно повернулась и немедленно захотела изобразить тургеневскую барышню. Нашла время для актерских этюдов? А если очень хочется побледнеть, томно взмахнуть руками и сбежать в уютный и совершенно безответственный обморок, послав к Едрене Фене все проблемы. Пусть она, Феня, и разбирается.
Но гражданочке Едрене давно уже осточертело заниматься чужими проблемами, поэтому она сменила имя с фамилией, став Даздрапермой Свинцицкой, и пишет теперь так любимые народом книги-инструктажи: «Как выйти замуж за олигарха, чтобы он ничего не знал об этом», «Сделай сам: сто прелестных вещиц из застиранных трусов», «Как избавиться от трупа за сорок восемь минут» – и так далее.
Поэтому с проблемами придется разбираться самостоятельно.
А проблема была большой, я бы даже сказала – гигантской. Хотя физически – всего лишь голопопая малышка трех лет от роду.
По лестнице, стараясь ступать тихо, кралась завернувшаяся в полотенце Ника. Как она смогла выйти?! Как?
Я ведь видела – граница держит колдуна! Или он разыграл перед нами спектакль?
Вся эта глубоко замороженная мысленная смесь брюссельской капустой перекатывалась у меня в голове, пока я с изяществом вышеупомянутого бегемота перепархивала со ступеньки на ступеньку.
Малышка, услышав за спиной стук да гром, поняла, что это вовсе не лягушонка в коробчонке приехала, а мамуля ее бегство обнаружила. И, больше не таясь, быстро зашлепала босыми ножками вниз.
– Ника, осторожно, упадешь!
– Отличная мысль, – пропыхтел Дюбуа, – сейчас попробую… Пусти, сука, пусти! Что б ты оглохла и ослепла, гадина! Но ничего, я теперь найду эту дыру и разберусь с каждым из вас!
Он ведь по уже сложившейся традиции не только визжал, он еще и пребольно щипался, а теперь и норовил укусить. Вы пробовали в темпе тащить вверх по лестнице брыкучую и щиплючую кусаку? Нет? И не пробуйте.
Влетев в комнату, я обнаружила причину побега. Моя работа. И жалкий лепет оправдания насчет пребывания по самую маковку в гипнотическом трансе к рассмотрению не принимается.
Когда я, булькая злобой в адрес хозяина дома, намеревалась вынести дочку из тесной спаленки, я отодвинула ногой корыто. А оно, в свою вредительскую очередь, свалило несколько закрепленных ведуном свечей.