– Шоколада. – И пуля вонзилась в снег в трех миллиметрах от левой стоптанной кроссовки.
– …! – испуганно отпрыгнул павиан. – Да ты кто такая, в натуре? Тебя че, Гнутый прислал? Мужиков не осталось?
– Тут ты прав, с мужиками в стране напряженка. Выгнутого я не знаю, я пришла забрать собаку.
– Че?! – Рост плюгавчика позволял его челюсти без проблем достигнуть снега. Глазки, и до этого не сиявшие умом и сообразительностью, остекленели окончательно. – Какую, на…… собаку?
– Вот эту, – кивнула я на тщетно пытавшегося подняться пса.
– Он че, твой разве?
– Теперь будет мой, вы, сударь, с ним дурно обращались.
– Где? – Так, похоже, крохотный мозг аборигена завис от перегрузки.
– В Пицунде. Зачем пса бил, урод?
– А тебе, на… какая разница? – ощерился шибздоид. – Псина моя, что хочу, то и делаю. Он… достал уже! Все время сбежать норовит, кидается. Давно б его, на… пристрелил, но боец классный, рвет соперников за пару минут.
– Так что ж ты калечишь его, если боец, как ты говоришь, классный? – Надо тянуть время, одной справиться будет трудновато.
– А он… меня за руку цапнул, когда я ему жрачку давал. Вот и поучил малость.
– Да ты ж его чуть не убил!
– Так, пошла вон отсюдова! – Шибздик начал наглеть, сообразил, наверное, что я одна. – А то ща как выпущу своих малышиков, так… и пукалка не поможет! Всех не перестреляешь!
– Не выпустишь. – Я подняла пистолет и, поддерживая его двумя руками, направила ствол на… м-м-м, в паховую область, короче. – Не успеешь. Отстрелю колокольчики.
– К-какие к-колокольчики? – Ведь понял же, судя по внезапно развившемуся заиканию, чего переспрашивать.
– Те самые. Нужные. Или уже нет?
– Петька, вали эту суку! – завизжал вдруг поганец, глядя мне за спину.
Рефлекторное желание повернуться и посмотреть на заявленного в программе Петьку я безжалостно придавила ботинком. Тоже мне дурочку нашел! Я сейчас начну испуганно озираться, а он у меня пистолет заберет.
Но хриплое рычание и последовавший за ним тонкий, какой-то заячий крик изящно намекнули мне, что я была не права.
Не опуская пистолета, я слегка развернулась, чтобы видеть и плюгавца, и то, что происходило у меня за спиной.
Господи, да как же он смог-то!
На снегу, в паре метров от меня, корчился и выл от боли здоровенный детина. Рядом с ним валялось очень несимпатичное, толстое и сучковатое, полено, предназначавшееся, как я понимаю, для моей многострадальной головушки.
Но встречи полена с головой не произошло. Потому что на правой руке детины, намертво сжав челюсти, висел тот самый, только что лежавший полутрупом пес. Кровавый след, тянувшийся за ним, доказывал, что даже двигаться, не говоря уже о броске на здоровенного амбала, зверь был не в состоянии.
Но он бросился, превозмогая чудовищную боль, чтобы защитить чужую тетку.
Чужую?! Я всмотрелась, и… Руки заходили ходуном, кровь отхлынула от лица и накрыла захлебнувшееся сердце. Я перевела помертвевший взгляд на почему-то вдруг закрывшегося руками поганца и подняла пистолет повыше:
– Ты. Бил. Мою. Собаку.
Говорить с внезапно окаменевшим горлом очень трудно, слова гулко падали в пространство. В голове пульсировало одно желание – раздавить гниду.
Потому что на снегу, истекая кровью и не разжимая челюстей, лежал МОЙ пес. Пропавший полгода назад Май. Он смотрел на меня и плакал. Молча. То ли от радости, то ли от боли. Скулить, видимо, сил у зверя не было.
– Ты че, ты че, ты не это! – подвывая от страха, бормотал обсосок. – Не стреляй! Тебя же посадят!
Почему-то выражение моего лица ему крайне не нравилось. Категорически. Он начал пятиться, не отрывая от меня побелевших от ужаса глаз.
А я медленно надвигалась, продолжая ронять слова-камни:
– Ты. Украл. Моего. Пса. Ты. Его. Бил. Ты. Заставлял. Его. Убивать. Теперь. Я. Убью. Тебя.
– Не-е-ет! Не надо! Я не хочу!
Темная пелена поднималась все выше, с чавком заглатывая эмоции, разум и чувства. На поверхности осталось то, что не тонет. Например, желание убить.
Павиан прочитал это в моих глазах, упал на колени и завыл.
А я… Я внезапно словно увидела себя со стороны. И содрогнулась от омерзения. Посреди двора стояла зомби Паскаля Дюбуа: мертвое, неподвижное лицо, черные провалы глаз и – полыхающая мраком ненависть.
М-да, общение с бокором бесследно, как видно, не проходит. Бр-р-р, гадость какая! Я встряхнулась, и во все стороны полетели черные ошметки ментальной грязи.
Шибздоид, не почувствовав перемены в моем настроении, продолжал выть, уткнувшись носом в колени. Его свора, только что заходившаяся от лая, смолкла и с любопытством прислушивалась к хозяйскому дуэту (не забывайте о Пете).
Больше всего мне сейчас хотелось отшвырнуть пистолет и броситься к своему псу. Обнять его измученную морду, заглянуть в преданные глаза, убедиться, что с ним все будет в порядке. Но – нельзя. Пока нельзя.
Ну где же, где же кавалерия Левандовского?
Здесь. За забором послышался шум подъехавших машин, захлопали дверцы, и в так и не закрытую хозяином калитку ворвались добры молодцы в камуфляже.
Наконец-то! Я упала на колени перед окровавленным зверем и дрожащими пальцами осторожно провела по изуродованной шрамами голове:
– Май! Хороший мой, как же ты так?
Глава 7
За спиной послышался скрип снега, причем, если судить по некоторому привизгу несчастного снега, подошел кто-то массивный.
– Вы – Анна Лощинина?
Я оглянулась – надо мной навис шкаф. Двустворчатый он или одностворчатый, определить было сложно, камуфляж мешал. Но габариты больше подходили двустворчатому.
Говорить я не могла, мешал комок слез, скатившийся из глаз в горло. Поэтому только кивнула.
– Нас Сергей Львович прислал. С вами все в порядке?
Опять кивок. Но на собеседника я уже не смотрела, Май начал хрипеть, лапы его задергались.
Говорить я, может, и не могла, а вот орать, оказывается, очень даже могла. Записывай сейчас мою речь стенографистка, бедная дама, наверное, упала бы в обморок. Если, конечно, она была бы выпускницей Смольного или приверженцем изящной словесности. Потому что ни поведение мое, ни лексикон никак не соответствовали в данный момент образу благовоспитанной леди.
Зато парни генерала Левандовского меня прекрасно поняли и даже, по-моему, зауважали. И выполнили все, о чем я несколько эмоционально попросила.
Из пасти Мая вытащили гадость, то есть Петюню, пса осторожно переложили на принесенное из дома одеяло, вызвали скорую ветеринарную помощь, хозяев питомника приковали наручниками друг к дружке (перебинтовав предварительно здоровяку руку) и налили мне спирта «от нервов». Но когда увидели, как я чистейшим медицинским спиртом протираю раны собаки, больше не наливали.
Я сидела на одеяле, обнимая своего потеряшку, Май, тихонько постанывая, лизал мои руки, парни в камуфляже ржали над безымянным для меня шибздиком. Оказалось, что «герой» во время нашего рандеву обмочился, излив полноту впечатлений в портки. К присущему ему аромату добавилась новая пикантная нотка.
Командир спецподразделения вполголоса говорил с кем-то по телефону. Свора, поднявшая было гвалт при появлении посторонних на их территории, положила гвалт на место и лишь изредка порыкивала в вольерах.
Внезапно послышалось кваканье милицейской сирены. Трясшийся от холода (мокрые штаны в феврале оздоровлению не способствуют) шибздоид оживился:
– Ну все, козлы, вы попали! Ща с вами разберутся! Я заяву напишу, что вы с этой сучкой ворвались в мой дом, избили меня и моего напарника, издевались над нами! А эта… Ой-е!
– Язык укороти, клоп вонючий. – Ближе всех стоявший к паршивцу громила в камуфляже брезгливо вытер кулак, только что пропальпировавший брюхо «героя», о штанину.
Клоп, схватившись за живот, образцово-показательно упал на землю и, скорчившись, засучил ногами и заныл. Он что, в молодости в футбол играл?
– Всем стоять! – Ага, появились новые персонажи: пузатый красномордый капитан милиции и три милиционера с автоматами наперевес. Пузан, размахивая пистолетом, продолжал орать: – Бросить оружие! Руки за голову!
– Слышь, капитан, – лениво проговорил командир спецподразделения, – ты чего разорался? Смотри, горло застудишь, подчиненных строить не сможешь. Ты чего тут? Мимо проезжал? Или стукнул кто?
– Да как ты… – Пузан задохнулся от возмущения, красный цвет его мордени сменил оттенок, став багровым. – Я – капитан Жабков, начальник местного отделения милиции. Нам поступил сигнал о вооруженном нападении. Мои люди вооружены…
– ……и очень опасны! – насмешливо закончил командир. – Успокойся, капитан, это спецоперация ФСБ.
– Что? Как? Где? – Пузану вдруг стало нечем дышать, он рванул воротник мундира. – В-ваши документы.
– Это пожалуйста. – Красная книжечка раскрылась перед носом вспотевшего, несмотря на мороз, капитана. – Читай. Майор Янченко, Игорь Дмитриевич. Убедился?
– Это пожалуйста. – Красная книжечка раскрылась перед носом вспотевшего, несмотря на мороз, капитана. – Читай. Майор Янченко, Игорь Дмитриевич. Убедился?
– Да, но… Товарищ майор, почему я ничего не знаю о спецоперации?
– Меня другое интересует – почему начальник местной милиции ничего не знает об организации нелегальных собачьих боев на вверенной ему территории? И о питомнике бойцовых собак рядом с детским учреждением? Сколько ты с этого имеешь, капитан?
– Вы на что намекаете? – Теперь пузанчик переливался всеми оттенками фиолетового. Как бы не лопнул.
– Разберемся. Помоги пока паковать задержанных. Да пусть вон тот, мелкий, переоденется, а то всю машину загадит.
Они еще о чем-то говорили, но я больше не слушала. Май начал дрожать крупной дрожью, глаза его закатывались. Ну где же врач? Я сняла куртку и завернула в нее пса, поскольку одеяло уже промокло. И от снега, и от крови.
Снова шум машины. Врач?
Во двор вбежал Сергей Львович в распахнутой шинели. Увидев нас, он на мгновение замер, словно задохнулся, потом сипло уточнил:
– Неужели… Май?
– Да. – Ну вот, стоило увидеть близкого человека, как слезы снова пробились наружу и закапали на морду пса. Тот лишь судорожно вздохнул и лизнул мою ладонь.
– Как же ты его нашла, дочка? – Генерал присел на корточки и только сейчас заметил, чем укрыт пес. – Игорь, ты куда смотришь, а? Аннушка ведь замерзнет совсем!
– Сергей Львович, меня этот тип отвлек, – кивнул Янченко на съежившегося, надеясь остаться незамеченным, капитана Жабкова. – Это местный шериф. Подозрительно быстро прибыл, причем лично. Да еще и местный типчик почему-то обрадовался его появлению.
– Разберемся. Принесите пока какую-нибудь куртку потеплее.
Пока выполняли приказ генерала, во дворе появился наконец ветеринарный врач. И, едва взглянув на хрипящего пса, распорядился нести животное в машину. Коммерческие ветеринарные «скорые» сейчас оснащены не хуже, а порой и лучше «человеческих».
Разумеется, я поехала вместе с Маем. Наивные попытки врача и Сергея Львовича отговорить меня от этого я пропустила мимо ушей, и они, попытки, обреченно побрели мимо на фиг. Где этот легендарный фиг находится? А фиг его знает!
Я отдала Левандовскому ключи от своей машины, объяснила, где ее оставила, и устроилась рядом с вытянувшимся на носилках псом. Дальнейшая судьба шибздика и Петюни меня совершенно не интересовала. Безнаказанными они не останутся, и это главное.
Нет, главное сейчас – вытащить моего собакевича. Он должен жить, он ведь нашелся.
Или главное то, что я все-таки смогла победить мрак в своей душе?
Не знаю.
Я проторчала в ветеринарной клинике больше двух часов. Успели приехать Левандовские-младшие в полном составе. Они привезли мне смену одежды, поскольку вид мой слегка шокировал посетителей и нервировал пациентов. Правда, пациентов, скорее всего, нервировал не вид, а запах. Запах крови.
А еще Алина притащила пакет с пирожками и горячий бульон в термосе, надеясь меня накормить. Не знаю, чего уж там понарассказывал дома Сергей Львович, но друзья смотрели на меня чуть ли не с благоговением.
– Улечка, – так меня зовет только Инга, на это есть свои причины, – а как ты все-таки нашла Мая? Откуда ты узнала, что его украли эти гады?
– Случайно. – Я устало откинулась на спинку диванчика. – Честно. Просто услышала, что кто-то бьет собаку, вот и решила вмешаться.
– Да уж, – усмехнулся Артур, обняв меня за плечи, – вмешалась! Мужик от страха описался, и это у нее скромно именуется вмешательством. Ты что там натворила, а?
– Полемизировала на тему бездушия и человеческой жестокости. Аргументы мои, видимо, поганцу не очень понравились.
– Анечка, на тебя же смотреть больно, выпей хотя бы бульончика! – жалобно попросила Алина. – Ты промерзла насквозь, заболеешь еще. Леша нас тогда без соли съест!
– Не могу. Кусок в горло не лезет. Вы ничего пока Никуське не говорили?
– Улечка, не волнуйся, мы бабе Кате позвонили и предупредили, что у тебя сломалась машина, поэтому ты задерживаешься. Про Мая мы ничего не говорили, честно! Сама потом обрадуешь.
– Надеюсь. – Я судорожно сцепила ладони между коленями. – Очень надеюсь.
– Насчет машины не волнуйся. – Артур вытащил из кармана ключи. – Янченко пригнал ее в город и оставил в вашем подземном гараже.
– Спасибо. Доктор, ну что там?! – вскочила я, увидев вышедшего из операционной врача.
– Ваш пес поправится, – устало улыбнулся тот. – Хотя сейчас состояние его тяжелое, но самое страшное уже позади. Привези вы его на час позже, и спасти животное уже не удалось бы. Какой мерзавец сотворил с ним такое?
– Он свое получит, – сквозь зубы процедила я.
– Надеюсь. Собака вся в шрамах и рубцах, есть даже пулевое ранение, правда старое…
– Это другая история.
– А вот недавние шрамы появились, похоже, из-за участия в собачьих боях. Так?
– Да, мы сегодня вытащили пса оттуда. Его у нас украли.
– Еще бы, такой великолепный экземпляр! – Врач грустно покачал головой. – Но его серьезно избили сегодня, у парня перелом правой задней лапы, четырех ребер, рваная рана на голове, внутреннее кровотечение…
– Ма-а-ай! – Инга не выдержала и расплакалась. – Бедненький! Каким же гадом надо быть! Улечка, почему ты не пристрелила эту сволочь?
– Девочка моя! – побледневшая Алина прижала дочку к груди. – Что ты говоришь такое?! Убить человека?!
– Он не человек, мамочка, человек так не делает!
– Доктор, – я отвела врача в сторонку, чтобы не мешать воспитательному процессу, – вы тут такого наперечисляли, Май действительно справится?
– Теперь – да. Он перенес операцию, я, если честно, сомневался в этом. Но у вашего пса очень велико желание жить, он борется.
– Потому что знает, как мы все его любим. – Я шмыгнула носом. – А когда можно будет его забрать?
– Не раньше, чем через неделю.
– Так долго? Зачем?
– Ему нужен специальный уход, обеспечить который можно только в условиях клиники. Не волнуйтесь, мы позаботимся о вашем красавце самым лучшим образом. А сейчас вам лучше поехать домой отдохнуть. Иначе медицинская помощь понадобится уже вам.
– Но хоть взглянуть на Мая можно?
– Зачем? Он все равно еще под действием наркоза. Приезжайте лучше завтра.
Глава 8
Левандовские подкинули меня до дома. Не в смысле – положили на растянутое одеяло и подкинули вверх, а подвезли на своей машине. Несколько раз звонил Сергей Львович, надеясь затянуть меня к ним в гости, но я слишком вымоталась сегодня. Да и дочка почти весь день без меня, как-то она там? Благодаря своим способностям Никуська вполне могла почувствовать неладное. Она ведь тогда, после «смерти» Лешки, держала ментальную связь не только с отцом, но и со своим лохматым нянем, Маем. А мы с ней вообще, по-моему, неделимы.
Или это было раньше, пока девочка была слишком мала и нуждалась в энергии мамы? А теперь чем старше Ника становится, тем лучше учится управлять своими способностями и становится достаточно сильна, чтобы обойтись без подпитки?
Поживем – увидим. А пока надо придумать правдоподобное объяснение угвазданной кровью одежде. Я могу, конечно, пронести незаметно пакет с грязными вещами в свою комнату, а потом втихаря постирать их, но как сейчас объяснить Катерине, почему я вернулась домой в чужой одежде? Она ведь у нас зоркий сокол, у нее ни одна мелочь не останется незамеченной, а себя я, при всем желании, к мелочи отнести не могу.
Ладно, посмотрим по ситуации. Может, Катерине и стоит рассказать про Мая, но при условии, что она Лешке не проболтается о всех нюансах освобождения пса.
А вот кстати – почему сегодня мой драгоценный супруг ни разу не позвонил? Обычно, находясь на гастролях, Майоров на связи два-три раза в день. И если даже он звонил на домашний телефон, то мне – ни разу. Ну, свинидзе, погоди! Если до вечера не проявишься, мстя моя будет изощренной и коварной.
Я тихонечко открыла входную дверь своим ключом, сняла топотливые ботинки, надела мягкие тапочки и, проклиная предательски шебуршащий пакет с грязными вещами, на цыпочках направилась к спальне.
Ну вот, я же говорила – мышь не проскочит! А тут довольно упитанный хомяк в тапочках, громко сопя и шурша пакетом, ползет.
– Анна! – грохнуло за спиной, пакет, воспользовавшись моей секундной растерянностью, выпрыгнул из рук и, негодяйская скотина, вывернул содержимое на пол.
– Фу ты, Катерина, чего ж так орать-то? – Я попыталась заслонить собой неаппетитную кучу ветоши, но было поздно.
Куртка, считавшая себя, видимо, наиболее униженной и оскорбленной, мстительно распласталась на полу. А если учесть, что эта предательница изначально была приятного нежно-зеленого оттенка, бурые пятна засохшей крови смотрелись на куртке особенно устрашающе.
Возмущение на круглом краснощеком лице нашей домоправительницы было моментально изгнано искренним волнением. Катерина всплеснула могучими дланями и, сотрясая пол, бросилась ко мне: