— Занятия куда интереснее, мисс Бальфур? — Син улыбнулся, и в его глазах она заметила странный огонек. — Я бы тоже этого желал.
Девушка широко улыбнулась, не отводя взгляда, но чувствуя полную растерянность. Да, он легко запамятовал все их короткие встречи, однако она-то их помнит! Она помнит каждую его улыбку, помнит, как его солнечные волосы падают на лоб, как искрятся его глаза, когда он смеется… Она знает, хорошо знает, как звучат раскаты его глубокого голоса, от звука которого сердце трепещет, словно колибри…
— Мисс Бальфур, у вас кончилось шампанское. Принести вам еще?
— О нет, моя тё… — Роуз испуганно проглотила остаток фразы: светские дамы не отчитываются перед тетушками! — То есть да! С наслаждением выпью еще бокал!
Син осмотрел зал поверх ее головы.
— Куда запропастился лакей? Только что рядом слонялись целых двое!
Роуз не преминула воспользоваться возможностью рассмотреть его попристальней — она залюбовалась мощным подбородком, решительной патрицианской линией носа, тем, как чувственно изогнулись его губы — так, что ей захотелось…
Син устремил на нее глаза — и на мгновение взгляды их скрестились. Роуз попыталась скрыть смущение, пренебрежительно оглядев зал:
— Т-тут нынче многолюдно, не правда ли?
Син пожал плечами, и на лице его отобразилось легкое разочарование, которое для Роуз подобно было удару ножа.
— Но это же бал, — коротко отвечал он.
Роуз поняла: нельзя терять ни минуты. Будь оно всё проклято — если ему станет скучно со мной, он уйдет! Она огляделась, ища источника вдохновения.
— Я ненавижу такие вечера!
— Отчего же?
На этот вопрос она могла ответить честно:
— Оттого, что все барышни вплетают в волосы бесчисленные ленточки, завязывают дурацкие бантики, застегивают идиотские пуговички — так, что каждая напоминает треску, затянутую в корсет!
От звука его раскатистого смеха сердце Роуз запело.
— Треску???
Оттого, что ей удалось заставить его смеяться, девушка расцвела:
— А как вы развлекаетесь на званых вечерах, лорд Син?
От его улыбки не осталось и следа.
— Лорд Син? — изумленно повторил он.
Роуз заморгала:
— Так вас называют люди…
— Те, кто меня знает, возможно.
Роуз взглянула на него исподлобья, сквозь пелену ресниц — однажды она видела, как одна вдовушка так на него поглядела.
— Если вы не хотите, чтобы я звала вас «лорд Син», я не стану. Однако редкие слова так пленительны на слух… Син[1] — ах, как это легко срывается с языка!
У самой Роуз глаза едва не полезли на лоб от собственной безрассудной храбрости. Боже милосердный! Откуда я это взяла?
Откуда бы это ни взялось, ее собеседнику, похоже, понравились ее слова — его взгляд вдруг стал пристальным.
— Так грех доставляет вам наслаждение, мисс Бальфур?
— Но ведь грех так упоительно-сладок, — парировала девушка, все сильнее пьянея от собственной отваги. Она вспомнила вдруг строчку из церковной проповеди, которую они слушали с тетей Леттис в прошлое воскресенье: — Ведь все мы грешны, не в том, так в ином, не правда ли?
— Воистину, моя прелестная Роуз… — Улыбка его сделалась вдруг такой манящей — совсем как в ее самых смелых мечтах. — Кстати, мое имя Элтон, хотя если вы предпочитаете звать меня Син, — он отвесил девушке легкий поклон, и на мгновение глаза его оказались на одном уровне с ее глазами, — зовите, если хотите…
— Что ж, решено. Тогда Син!
Кто бы ни нарек его Элтоном, ему неведомо было, как взгляд его тепло-карих глаз проникает сквозь шелка и ленты… Странная дрожь охватила девушку, кожу словно покалывало… этот взгляд пьянил сильнее любого шампанского…
Взгляд Сина упал на пустой бокал Роуз.
— Я едва не забыл о шампанском…
— О, все в поря…
— Вот! — Син взял тонкий бокал-флейту, полный шампанского, с подноса подоспевшего лакея и протянул его девушке.
— Благодарю, — отвечала она, глядя на бокал с трепетом.
— Угощайтесь! — Син отобрал у нее пустой бокал и поставил его на ближайший стол.
Вот уж очередного бокала шампанского ей совсем было не нужно — она вполне опьянела от собственной храбрости и двух предыдущих бокалов. Но, перехватив взгляд Сина, девушка поняла: он ожидает, что она расправится с бокалом так же легко, как и с первыми двумя. В тот момент она готова была буквально на все, чтобы удержать его внимание… и восхищение. Она подняла бокал, будто бы чокаясь, и залпом осушила его.
Син выглядел настолько довольным, что ее опасения тотчас рассеялись.
И в самом деле, когда шампанское заструилось по жилам, последние глупые волнения исчезли, словно надоедливая пчела, подхваченная порывом свежего ветерка. Они уступили место внезапному озарению: это единственный, первый и последний ее шанс заинтересовать графа. Он рядом, он уделяет ей внимание и — вот что удивительно! — поблизости нет тети Леттис, которая наверняка всё загубила бы!
Роуз понимала: долго это не продлится. Через полчаса или даже раньше ее уверенность в себе, подкрепленная шампанским, улетучится, Син заскучает, и явится тетя Леттис, чтобы «спасти» ее. А она не желала быть спасенной. Она желала… О боже, а чего она желала? Девушка попыталась сглотнуть, но горло словно перехватило. Взгляд ее блуждал по лицу Сина, остановился на его губах… вот она, ее цель! Она желает поцелуя. Не меньше. Настоящего поцелуя, который запечатлеет этот миг в памяти так, что пусть ей суждено прожить сто лет, она его не позабудет!
Роуз обвела взором бальный зал — и выход из затруднительного положения явился сам собой, ясный и прозрачный, как доброе шампанское. Терраса выходит в парк. Искушенная женщина увлекла бы лорда Сина в парк, а там смело поцеловала бы его!
Роуз улыбнулась чарующей улыбкой.
— Лорд Син, когда вы появились, я как раз намеревалась заняться прорехой на моем платье… мой подол…
Он оглядел ее аккуратный наряд.
— Ваше платье порвано?
— Это сзади, там вам не видно. Я могу споткнуться, если тотчас не исправлю положение. Я думала найти в парке местечко, сесть там и подколоть подол… может быть, вы соблаговолите сопроводить меня?
Их взгляды встретились — и что-то промелькнуло между ними. Роуз не знала этому названия, но вдруг кожа ее словно занялась огнем, а дыхание прервалось. И она поступила так, как всегда делала, когда нервничала — тихо рассмеялась.
Син что-то пробормотал себе под нос, забрал у Роуз опустевший бокал, поставил его на ближайший стол, подхватил девушку под руку и стремительно увлек ее к дверям террасы.
Как это просто! Чувствуя себя царицей мира, она позволила ему увлечь себя. Они нырнули в прохладу ночи, шум бала остался позади… Сердце Роуз колотилось, переполняясь все возрастающим ужасом и гордостью перед собственной смелостью. Рука Сина была тепла, запах его одеколона мешался с нежным ароматом жасмина и лилий, наполнявшим парк, освещенный фонариками. Могла ли эта ночь быть прекраснее?
Они сбежали по каменным ступеням, потом ступили на дорожку, озаренную тусклым светом цветных бумажных фонариков. Тут и там им попадались парочки, однако Син старался вести спутницу так, чтобы их никто не замечал.
Наконец, они вышли на открытую площадку, где журчал большой фонтан с низкими бортиками. В центре фонтана мраморная Афродита лила воду из кувшина, а маленький купидон резвился у ее ног. На воде плавали зеленые листья водяных лилий, а мерцающие бумажные фонарики отражались в воде, подобно разноцветным звездам.
— Как тут красиво! — вырвалось у Роуз. Это место идеально подходит для моего первого поцелуя…
Словно прочтя ее мысли, Син подвел девушку к фонтану. Красный бумажный фонарик отбрасывал на лицо Сина чарующий отсвет. Роуз поверить не могла, что они здесь, вдвоем, что руки его скользят по ее талии, привлекая ее всё ближе…
Все в точности так, как виделось мне в мечтах. С бешено бьющимся сердцем она положила руки ему на грудь, подняла лицо и, закрыв глаза и слегка покачиваясь от шампанского, протянула ему губы.
Руки Сина еще крепче стиснули тонкую талию девушки. Подумать только, он чуть было не сбежал с бала! Тело его уже было охвачено страстью к этой странной малютке, и он решительно намерен был овладеть ею. Склонившись, он прильнул к ее рту, поддразнивая ее мягкие губы, пока они не раскрылись, затем провел языком по зубкам… Девушка судорожно вздохнула, не отрываясь от его рта, и прильнула к нему…
Он едва не издал торжествующий возглас, почуяв ее недвусмысленный и бесстыдный призыв. Это все, что было ему нужно. Руки его сомкнулись на девичьих ягодицах, он стиснул их и прижал Роуз к себе, прямо к своему возбужденному естеству, показывая, как она распалила его, как она…
Глаза девушки раскрылись во всю ширь. Какое-то мгновение они с Сином смотрели друг на друга. И вдруг, коротко вскрикнув, Роуз оттолкнула его изо всех сил. Син пошатнулся, ногой задел невысокий бортик — и с громким плеском рухнул прямо в фонтан.
Глаза девушки раскрылись во всю ширь. Какое-то мгновение они с Сином смотрели друг на друга. И вдруг, коротко вскрикнув, Роуз оттолкнула его изо всех сил. Син пошатнулся, ногой задел невысокий бортик — и с громким плеском рухнул прямо в фонтан.
Если крайняя степень изумления не истребила жара желания, то холодная вода довершила остальное. Син пытался подняться, задыхаясь, кашляя и цепляясь за статую в поисках опоры. Афродита же, по-видимому, исполненная отвращения к этой сцене, продолжала лить воду из кувшина прямо ему на голову.
Отплевываясь и едва не рыча от ярости, он взглянул на Роуз. Она стояла у самого фонтана, широко раскрыв глаза и прижав пальчики ко рту, округленному в безмолвном возгласе «О-о-о!». Стремительно обретя вновь душевное равновесие, девушка вскинула руку:
— Не двигайтесь!
— Черта с два я буду тут торчать!
Он отбросил со лба мокрые волосы и попытался выжать воду из полы своего сюртука.
— Нужно, чтобы кто-то помог вам выбраться из фонтана и… я сейчас кликну кого-нибудь! — К его величайшему изумлению, она вскинула головку и громко закричала: — Помогите! Кто-нибудь, пожалуйста, помогите!
— Нет! Не надо! — Он рванулся из фонтана, силясь дотянуться до девушки. — Вы привлечете внима… — но тут он запутался в стеблях кувшинок и рухнул в бассейн вновь, прямо в гущу зеленых листьев.
Он поднялся, чертыхаясь и хватаясь за скользкие стебли, срывая их с шеи и лица. — Черт побери! — Вода заливала глаза, и перед носом болталось что-то зеленое. Сорвав это, Син обнаружил у себя в руках лист кувшинки, за мгновение до того украшавший его голову. Он с отвращением швырнул лист в бассейн… и тут обнаружил, что они с Роуз здесь более не одни.
Примерно дюжина леди стояли, глазея на него, стоящего в промокшем насквозь вечернем костюме, сжимающего в руке еще один лист кувшинки. Лица их выражали смесь недоумения и ужаса, но, что было хуже всего, на этих ненавистных лицах заметны были признаки зарождающегося веселья.
Скрежеща зубами, он повернулся к Роуз. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, затянутая в перчатку ручка была прижата ко рту. Другая ручка указывала на его плечо:
— П-прошу прощения, но вот еще один л-л-листик…
К пущей его ярости, с ее округленных, словно для поцелуя, губок сорвался смешок. Он перекинулся на толпу, подобно огоньку, воспламенившему сухой трут — и вот уже вся толпа хохочет.
Волна смеха окатила Сина, словно ледяная вода — челюсти его сжались так, что зубы едва выдержали. Веселье Роуз передалось всем… кроме одной персоны. Его бабушку происходящее решительно не развлекало. Более того, по ее лицу ясно читалось, что лучше бы ему вернуться в фонтан с кувшинками и тотчас там утопиться…
Лорд Макдунэн, уже вполне оправившийся от потери своей фляги, весело загоготал:
— Эй, Син, да ты посмотрел бы на себя!
Син кинул на Роуз испепеляющий взгляд. Когда взгляды их скрестились, смех замер на ее губах — на мгновение ему показалось, что в глазах ее мелькнуло нечто… раскаяние? страх? Однако что бы это ни было, этого было мало!
К месту происшествия поспешно приближалась крошечная женщина в персиковом платье, с волосами, украшенными избыточным количеством цветов.
— Роуз! Боже праведный! Что ты здесь делаешь? Я повсюду ищу тебя и… — Взор женщины уперся в Сина, она ахнула и едва не подпрыгнула, словно завидев озерное чудище. — О Боже! — Покраснев, она схватила Роуз за руку: — Пойдём! Мы уезжаем отсюда немедленно!
— Но я… — начала было Роуз, однако куда было ей тягаться с крошечной леди, чьи ручки наделены были, казалось, медвежьей силой.
— Немедленно идем! — сказала она, таща Роуз по садовой дорожке, прочь от неумолимо разрастающейся толпы.
— Но, тетя Леттис, позвольте мне по крайней мере сказать Си… — Голосок Роуз замолк где-то вдалеке.
Даже после того, как девушка удалилась, эхо ее смеха звенело у Сина в ушах. Он медленно вылез из фонтана. Как она посмела? Он никому не…
— Лорд Син! — Мисс Макдоналд, которая из кожи вон лезла, пытаясь очаровать Сина по дороге на этот омерзительный бал, хихикала в ладошку: — У вас что-то в кармане…
Син опустил глаза — его передний карман слегка шевелился. Когда он засунул в него руку, оттуда выпрыгнула маленькая рыбешка и шлепнулась в лужицу у его ног.
— Кажется, еще одно водоплавающее покинуло фонтан, — глаза мисс Макдоналд так и лучились ехидством. — Как полагаете, лорд Фин[2]?
Ее шуточка встречена была взрывом откровенного хохота.
Син обвел ледяным взглядом всех гостей, одного за другим. Смех моментально смолк, воцарилась неловкая тишина. Он отвесил чопорный поклон бабушке, повернулся на каблуках и удалился. Он не мог поверить, что его — именно его — провела как ребенка девица с наивно распахнутыми синими глазами и дерзко вздернутым носом, усыпанным веснушками! Боже Всемогущий, как мог он — он, который знает в амурных похождениях толк лучше многих, — позволить такому случиться? Черт побери, эта мелкая пакостница обвела меня вокруг пальца! Она сыграла на моих слабостях, раздразнила своим чувством юмора — и я последовал за нею, словно агнец на закланье… Он не вполне понимал, зачем она так поступила — может быть, он пренебрег ею на каком-нибудь званом обеде или чем-то оскорбил, будучи в подпитии, или еще чем-то ей не угодил… но как бы там ни было, Роуз Бальфур триумфально организовала его публичное унижение!
Сжав руки в кулаки, Син прошел через ворота на конюшню, где предстал перед изумленным лакеем, все еще мокрый с головы до ног, и отрывисто приказал подать экипаж. Будь ты проклята, Роуз Бальфур! Ты еще пожалеешь о том, что сделала этим вечером. И можешь поверить: пощады не будет!
Глава 1
Замок Флорз
12 сентября, 1812 г.
Из дневника герцогини РоксбороВ течение последних шести лет мой внучатый племянник, граф Синклер, только и делал, что сводил бабушку с ума своими проделками. Ещё до Того Самого Случая мы почитали его несносным, однако как мы заблуждались! С тех самых пор он то и дело блестяще демонстрирует нам, что такое истинная «несносность» — не было дня, чтобы мы не получили очередной весточки, живописующей его сладострастные утехи…
Виновата в этом, разумеется, моя сестрица. В нежном возрасте — тогда мальчику сравнялось семнадцать — его родители отошли в мир иной, разбившись во время прогулки в коляске, и Син, помимо титула и имений, унаследовал заодно и обязанность заботиться о младших братьях. И вопреки советам некоторых родственников, сестрица моя настояла на том, чтобы возложить на плечи мальчика всё бремя ответственности за младших — вместо того, чтобы назначить душеприказчика, пока наследник не войдет в более зрелый возраст. Сестрица моя не имела в виду ничего дурного, чистосердечно полагая, что мальчику лучше мужать, неся груз ответственности. И он с честью вынес все испытания — правда, очень дорого заплатил за это…
Лишенный родительской поддержки, не имея рядом никого, с кем мог бы разделить свои заботы, вынужденный всецело посвятить себя младшим братьям, он взрастил в себе болезненную тягу к личной независимости. И хотя ныне он является воплощенной мечтой любой барышни, желающей обрести супруга — еще бы, благородное происхождение, красота, безупречные манеры (когда он того желает), знатный титул и все возрастающее состояние, — он терзает мою обожаемую сестру, решительно отказываясь почтить своим вниманием какую-нибудь благородную девицу, вместо этого в открытую заводя самые что ни на есть Нежелательные Знакомства…
Настало время мне решительным образом вмешаться в ситуацию — бедная моя сестра сожалеет теперь, что прежде не прислушалась к моему мнению, и отчаянно взывает о помощи.
А отчаянное положение требует мер не менее отчаянных…
Деликатный стук дворецкого в дверь встречен был разноголосым лаем. Сквозь гавканье и повизгиванье он едва расслышал женский голос, приглашающий войти. Макдугал горестно вздохнул, заранее печалясь о судьбе своих начищенных туфель и безупречно отглаженных бриджей, и распахнул тяжелые дубовые двери гостиной.
Навстречу ему ринулась тявкающая стайка разномастных мопсов — черных и серебристых, с влажными курносыми носиками и поросячьими хвостиками. Собачки заскакали вокруг него без всякого почтения к стрелкам на бриджах и глянцу обуви. И даже невзирая на это, он не мог устоять перед очарованием огромных карих глаз, устремленных на него.
— Ну-ну, крошки мои, прекратите ругаться! Это всего лишь я! Вы уже забыли, как я утром скармливал вам бекон? Так-то вы меня встречаете?
Шесть поросячьих хвостиков разом завиляли. Мопсы Роксборо были не менее знамениты в Эдинбурге и его окрестностях, чем их хозяйка, знаменитая герцогиня Роксборо, дама с ледяным взором, в возрасте за шестьдесят (правда, точный возраст ее оставался тайной за семью печатями), вот уже десять лет полновластная хозяйка замка Флорз.