Вот стою и изучаю…
«– Ро-та-а! Падъ-ем!..»
Тут один почил в бозе…
«Сколько плывешь?..»
Шизофреники сразу выявляются…
На подъеме флага выстроились…
Утопленника выловили…
Лейтенант на крейсере рапорт…
Мы Ленина любили…
…Отжимался от пола двести раз…
А когда под винты затянуло…
Ну и сны снились…
Их готовили для железа…
«– Раз! Два!..»
Я когда-то рыл могилу за 20 минут…
«– Встать-сесть! Встать-сесть!..»
А на пятьдесят шестые сутки…
На Новый год…
Двоих размазало…
Девушка в самолете рассказывает…
Не знаю, не знаю…
Не знаю, не знаю…
Хотения в одиннадцати эпизодах
Хочется каких-то простых вещей:
Во-первых
Хочется, чтоб встал утром и солнышко светит, и чтоб тепло и лето, и чтоб каждый день, как заново родился, чтоб радостно и здорово от того, что радостно.
Во-вторых
Хочется хлеба с маслом и чтоб из рук не вываливался, а если и вывалится, чтоб не маслом на пол, а то потом вечно какие-то крошки выковыривать и всякую ерунду счищать.
В-третьих
Хочется, чтоб с разбегу и в море, а вода теплая и в ней рыбки и прозрачное дно, и чтоб нырнул и красивую ракушку непременно отыскал.
В-четвертых
Хочется искупать красного коня.
Найти его, обязательно красного, потому что другие купали, о чем и свидетельства имеются, а ты еще нет; так вот хочется искупать и чтоб он мягкими губами у тебя с ладони что-нибудь такое собирал.
В-пятых
Хочется кактусов.
Ты вышел – впереди обрыв, внизу море голубое, а до моря тропинка вьется, и вдоль нее они же и растут.
Кактусы.
Мда.
Только не плоские лепешки, а такие огромные желто-зеленые шары.
Колючие-колючие.
В-шестых
Хочется нежности.
Очень хочется.
И не только своей собственной, когда ты такой нежный-нежный, но чтоб и тебе.
Чтоб подкрались сзади, обхватили, ворковали, целовали и дети, и не дети.
Женщины или же девушки, например.
А что? Я не против женщин и девушек.
Да.
Я всегда за.
Потому что девушки… ну и женщины, конечно, они же иногда… так здорово выглядят, когда светятся изнутри, и ты в ответ светишься, и тоже хочешь, чтоб изнутри…
А сам чушь молотишь, а может, и не чушь, но молотишь-молотишь…
В-седьмых
Хочется каких-нибудь невероятных картин, и чтоб всем ясно было, что ты их написал, и чтоб спрашивали: как вам это удалось, – а ты чтоб отмалчивался и скромно пожимал плечами, потому что именно в этот момент ты и обучился необычайной скромности, чего раньше в тебе днем с огнем, но вот теперь – о-го-го!
В-восьмых
Дочку хочется. Сын уже есть, и он вырос.
Он такой большой, что, кажется, и не сын.
Он все про свое, а ты ему какую-то глупость, а он тебе в ответ, и разошлись по комнатам, а потом сошлись, виноватые или не виноватые, но не совсем, и столько хочется сказать ему, но слова все какие-то грубые, и лучше бы помолчать или постоять и простить…
А дочку хочется, потому что у нее же такие мягкие волосики должны быть, и еще они виться должны, потому что локоны.
Да.
Конечно, локоны.
И они щекочутся, когда по лицу.
В-десятых
Хочется играть в снежки, когда бежишь, торопишься, смеешься. Схватил, слепил, бросил, попал – а теперь бегом спасаться, а то догонят и намылят шею.
И, наконец, в-одиннадцатых
Хочется в пургу, когда на тебе доха до полу, а потеплело и метет, глаз не открыть, а тебе хорошо и здорово, и рядом ни одного человека – пусто, пустынно.
Находился, зашел в дом.
А это дом в горах, потому что и пурга в горах, а в доме какие-то люди, а тебя от тепла развезло, и ты уже плохо соображаешь, они говорят о пурге, о дороге, о том, что все замело, и теперь ждать непонятно сколько.
Они говорят и говорят, неторопливо жужжат, а у тебя в руках стакан с горячим вином.
Ты его отхлебнул – и сейчас же понимаешь, что нет ничего лучше, и тебя затопила теплота, и голова тянется к столу, упала на руки, и ты уже спишь, а люди все еще слышны, потому что они где-то рядом…
Хочется…