Татьяну трясло. По ее щекам текли слезы. Происходящее казалось совершенно нереальным. Ведь нельзя же продать живого человека, как вещь! Нельзя судить неправедно! Не могло все это произойти с ней!
Как оказалось, могло.
Приказчик встал перед Татьяной. Под его хозяйским, насмешливым взглядом девушка потупилась.
– Развяжите ей ноги, – распорядился приказчик.
– Не боишься? – ехидно усмехнулся командир караула.
– Чего мне бояться? – скривился приказчик. – Теперь она рабыня, и у нее есть хозяин. Она знает, что за непокорность будет сурово наказана.
– Тоже верно, – кивнул стражник.
Он нагнулся и развязал ремень, связывающий ноги девушки.
– Руки развязать? Рот освободить?
– Не надо. Если со связанными руками по улице пройдет, лучше свое новое положение постигнет. А кляп… Молчаливая женщина завсегда лучше говорливой.
Присутствующие прыснули от хохота. Таня не знала, куда девать глаза от стыда. Но оказалось, что ее ждет еще больший позор. Приказчик отстегнул от пояса кожаный ошейник и надел его девушке на шею. Потом он размотал обвязанную вокруг пояса веревку, пропустил ее через кольцо, прикрепленное к ошейнику, завязал узел и потянул к выходу.
– Пошли, рабыня.
Таня непроизвольно сделала шаг и всхлипнула. Стыд был, невыносим. Ее, цивилизованного человека, специалиста с высшим образованием, гордую красавицу объявили рабыней, продали на аукционе и теперь словно скотину тянули на поводке.
– Удачи тебе с этой дикаркой, – напутствовал приказчика судья.
– Леодр и не таких обламывал, – бросил через плечо тот.
Глава двадцать первая, о рабстве
Таню снова вели по улице на веревке, привязанной к ошейнику, со связанными руками, кляпом во рту и обрезанными штанами. Происходящее уже казалось девушке даже не страшным сном, а вообще чем-то сюрреалистическим. Прохожие в открытую пялились на нее, показывали пальцами и обсуждали. Но Таня не слышала отпускаемых в ее адрес замечаний. Ее душили стыд и ярость. Она кипела гневом. Даже встречных прохожих, невольных свидетелей ее позора, она готова была растерзать. А уж купившему ее приказчику, судье, Кирияну, стражникам, Ставру она выдумывала самые страшные кары. Таня смаковала их воображаемые муки. Но тут же подергивание прикрепленной к ошейнику веревки или камушек, попавший под босую ногу, возвращали ее к реальности и снова заставляли переживать весь ужас своего положения. На ошейнике, с кляпом, с голыми ногами…
«А с чего, собственно, стыдиться своих голых ног?» – недоумевала вдруг она и тут же понимала: в этом мире это говорило всем, что она рабыня, а это было стыдно, стыдно до слез. Мысль об этом снова поднимала в Тане волну гнева, заставляла придумывать страшные кары тем, кто похитил ее и устроил подлог, кто был свидетелем… Пока очередное подергивание веревки или камушек не напоминали о страшной действительности.
Таня даже не сразу заметила, что они вошли в другой, более богатый район, что дома вокруг стали роскошнее и что им все чаще стали встречаться холеные прохожие в дорогой одежде. Но, когда Таня встретилась глазами с одним из них, она ужаснулась еще больше. Если до этого люди смотрели на нее с похотью, насмешкой, чувством превосходства, жалостью, то этот человек видел в ней лишь вещь, товар, который другой, более удачливый конкурент перехватил наверняка по хорошей цене. И когда девушка подумала, что ее хозяином может стать именно такой человек, она испугалась по-настоящему.
Наконец приказчик свернул в ворота одного из домов, и они оказались во внутреннем дворике. Здесь было много людей, занимавшихся разными хозяйственными делами. На Таню посмотрели с интересом, но без особого удивления.
Приказчик прошел в следующий двор и двинулся к низкой боковой двери. Таня следовала за ним. Вместе они спустились в подвал. Там приказчик ввел Таню в комнату размером где-то пять на пять шагов, свет в которую проникал из небольшого зарешеченного окошка под потолком. И пол, и стены, и потолок были каменными. Таня сразу ощутила холод булыжников босыми ногами. Кроме охапки соломы в углу, в комнате ничего не было.
Приказчик отвязал веревку от Таниного ошейника, вынул кляп, развязал руки и направился к двери.
– Посиди здесь, пока достойный купец освободится, чтобы посмотреть на тебя, – бросил он, выходя, и запер засов.
Чтобы спастись от холода, исходящего от каменного пола, Таня тут же уселась на охапку соломы и обхватила руками колени. Ее била дрожь, но не столько от прохлады, сколько от страха и негодования. Слезы текли по щекам.
«Стоп! – вдруг сказала себе она. – Так нельзя. Если я буду только жалеть себя и трястись от страха, это мне не поможет. Надо придумывать, как выбраться отсюда. Что я могу сделать? Наверняка сбежать отсюда сложно. Рыбникова сюда не пропустят. Значит, надо постараться добиться пересмотра решения суда. Там был явный фарс, это же ясно. Судья даже не слушал меня и во всем верил Кирияну. Наверняка ему заплатили. Да и приказчик не случайно оказался в зале суда. С Кирияном они только разыграли торги, это очевидно. Когда меня похищали, весь этот спектакль был уже подготовлен. Попробую доказать свою правоту, все повторится, только и всего. Зачем я Леодру? Ведь ясно, что это не наместник все устроил. Тот, скорее всего, сделал бы так, как говорил Ставр. Значит, меня захотел Леодр. Зачем? Изнасиловать? Но ведь он меня даже не видел. А может, видел? Но опять, зачем ему комедия с судом? Похитить и изнасиловать можно и без этого».
Таня вздрогнула, представив себе, как это могло бы произойти, но усилием воли снова заставила себя вернуться к поиску путей спасения.
«Нет, если он настоящий купец, – продолжила она, – то лишние деньги на подкуп судьи и свидетелей тратить не стал бы. Значит, ему я нужна именно как рабыня. Наверное, решил продать с выгодой. Что же, это уже шанс. Если получится послать весточку Рыбникову и ребятам, они могут постараться меня хотя бы выкупить. Ведь если Леодр получит денег столько, сколько надеялся нажить на новой рабыне, то меня отдаст. А я что могу сделать? Силой ничего. По закону тоже. Но я могу напугать именем своего опекуна. Ритеров здесь боятся и уважают. Не может же купец вести дела только в городе. Тем более, купец высшей гильдии. А за стенами Неса лихой ритер со своими учениками и слугами такое может устроить. Ну, хотя бы, пару обозов разорить. А это всяко дороже рабыни. Если ему пригрозить… А почему он сам этого не испугался? Потому что верит, что Рыбников ничего не узнает. Значит, надо убедить его в обратном».
Время тянулось чертовски медленно. Таня дрожала от холода, но страха больше не было. Она уже знала, как будет себя защищать. Она даже жаждала схватки, чтобы побыстрее вырваться из своей тюрьмы.
Наконец за дверью послышались шаги. Лязгнул отпираемый засов. В камеру вошли двое дюжих мужиков. Поскольку на них были только короткие туники, Таня догадалась, что они рабы. Следом вошла старуха в длинном до пола мешковатом платье. Вошедшие не подошли к пленнице, а молча встали у противоположной стены под окном. Прошло еще несколько минут.
Потом дверь снова отворилась, и в камеру вошел высокий худощавый человек. Он был одет в шелковые рубаху навыпуск и штаны, явно очень высокого качества. На его ногах красовались дорогие сандалии из кожи, а руки украшало несколько перстней с крупными драгоценными камнями. Золотой браслет на его запястье был тоже усыпан драгоценностями. Незнакомцу на вид было лет сорок пять-пятьдесят. На его лице с крючковатым носом явственно отпечатались основные черты характера: жесткость и привычка повелевать. За ним следовал приказчик, который купил Таню в суде. При их появлении рабы и старуха поклонились.
Девушка молча рассматривала вошедших.
– Встань и поклонись своему новому владельцу, достойному купцу Леодру, – резко приказал приказчик. – Его ты теперь будешь называть «хозяин».
– Меня осудили и продали незаконно, – быстро ответила Таня. – Мой опекун, благородный ритер Никита скоро узнает об этом и отомстит тем, кто это устроил.
– Твой благородный ритер уже беседует с богами, – заявил Леодр.
– Что?! – Таня не верила своим ушам.
– За подпольную торговлю наместник повелел выслать чухонцев и их ритера. – Голос Леодра звучал ровно и не выражал никаких эмоций. – Однако Никита не захотел уходить. Более того, он хотел прорваться в запретный город. Чтобы утихомирить его, был вызван начальник внешней охраны, благородный ритер Арис. Он вступил в поединок с Никитой и убил его. После чего все чухонцы, а также слуги и ученики ритера были выдворены из города.
Таня издала крик ужаса и закрыла лицо руками. В одно мгновение рухнули и надежды на спасение, и планы на будущее. Девушке показалось, что земля уходит у нее из-под ног.
«Конечно, он не хотел уходить, он пытался спасти меня, – пронеслось у нее в голове. – Его убили! Возможно ли это? Ну конечно. Ведь Арис профессиональный воин, наверняка, один из лучших. А Никита Викторович, хоть и мастер, в бою на мечах любитель. Он погиб из-за меня!»
«Конечно, он не хотел уходить, он пытался спасти меня, – пронеслось у нее в голове. – Его убили! Возможно ли это? Ну конечно. Ведь Арис профессиональный воин, наверняка, один из лучших. А Никита Викторович, хоть и мастер, в бою на мечах любитель. Он погиб из-за меня!»
Леодр выждал, дав рабыне как следует осознать страшное известие, и снова заговорил:
– Ты рабыня и осуждена судом славного города Hec. Это уже никто не изменит. Чем покорнее ты будешь, тем лучше для тебя же. Смирись с этим для своего же блага. А теперь встань и поклонись мне.
– Нет! – отчаянно замотала головой Таня.
Леодр сделал знак рабам. Те подошли к девушке, подхватили ее под руки, заставили подняться, а потом, надавив на шею, вынудили поклониться. Таня с ужасом почувствовала, что от горя у нее пропала вся воля к сопротивлению.
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Леодр. – Ты рабыня и должна помнить это. Для меня ты товар, который я намереваюсь сбыть с наибольшей выгодой. А продавец должен знать свой товар. Понимаешь, о чем я?
Таня непонимающе уставилась на своего хозяина. Рабы так и не дали ей выпрямиться, но ей было это безразлично. Все ее мысли были поглощены только гибелью Рыбникова.
– Разденься, – приказал купец.
Приказ вернул Таню к реальности. Она резко выпрямилась и закрылась руками.
– Нет.
– Для тебя теперь такого слова не существует, – спокойно сообщил купец. – Ты должна сказать «да, хозяин» и выполнить приказание. Ну же, действуй.
Таня отчаянно замотала головой.
– Позволь нам, хозяин, – прогудел один из рабов. – Мы ее мигом от одежды освободим.
При этих словах Таня вся сжалась. Купец покачал головой.
– Нет. Зачем применять насилие к собственной рабыне? Она должна делать все сама. Принеси-ка кнут.
Раб быстро поклонился и выбежал. Вскоре он вернулся, неся в руке свернутый кольцами толстенный кнут. Увидев его, Таня вздрогнула.
– Этот кнут сделан из бычьей кожи, – сообщил Леодр. – Его удар причиняет жуткую боль и оставляет ужасные следы на теле. Конечно, это снизит твою рыночную стоимость. Зато, пока раны не заживут, ты будешь прекрасным примером для остальных, как плохо быть непокорной. Я не собираюсь возиться с какой-то там рабыней. – Он сделал паузу. – Выбирай: снимешь одежду сама или ее снимут с тебя рабы, а потом исполосуют твое тело этим кнутом.
Таня испуганно сглотнула. Всем нутром она чувствовала, что купец не шутит.
– Я разденусь, – прошептала она. – Только не бейте.
Леодр усмехнулся.
– Так раздевайся.
Медленно, словно во сне, Таня развязала и отложила пояс, скинула куртку и остановилась в нерешительности.
– Быстрее, – нетерпеливо приказал Леодр. – Кнут еще здесь.
Таня развязала тесемку, держащую остатки штанов, и сняла их, почувствовав, как ощупывают мужские похотливые взгляды ее еще больше открывшиеся длинные, стройные ноги. Закинув руки за спину, она стянула футболку. По тому, как судорожно сглотнул приказчик и крякнули мужики, стоящие у стены, она поняла, что ее красивые упругие груди произвели на них большое впечатление. Таня взялась за резинку трусов, немного помедлила, потом стянула их вниз, сняла, положила на общую кипу одежды и выпрямилась. Прикрываться она даже не пыталась, чтобы не дать Леодру возможности отдать еще один унизительный для нее приказ и тем заработать еще одно очко в их противостоянии. Более того, она вперила взгляд в купца, давая понять, что не боится его и готова к сопротивлению. Шок, вызванный страшным известием, прошел, и она снова была готова к бою. Леодр, похоже, все понял и принял вызов.
– Вполне, – протянул он, обходя девушку и по-хозяйски оглядывая ее с ног до головы, – не то чтобы красавица, конечно. Но, думаю, потраченное она окупит. Приступай, Кимора.
Старуха медленно приблизилась к Тане, бормоча:
– Ну, давай, милая, посмотрим тебя. Ко мне наклонись, – корявыми пальцами она заставила Таню открыть рот. – Эх, зубки все на месте, белые да здоровые. Это хорошо. А теперь ножки-то раздвинь.
Закусив губу, чтобы не выдать своих чувств стоном или всхлипом, Таня подчинилась. Старуха приступила к осмотру.
– Не девка, – проворчала она. – Но никаких признаков стыдных болезней нет.
– Давно прелюбодействовала в последний раз? – спросил Леодр.
Подвергаться гинекологическому осмотру в присутствии стольких мужчин было стыдно, но этот вопрос окончательно добил Таню. Кровь резко прилила к ее лицу.
– Два месяца назад, – выдавила она.
– Значит, чистая, – махнул рукой купец. – Пошли. Как ее подготовить к продаже, после решу.
Он повернулся и вышел. За ним к выходу потянулись и остальные. Один из рабов на ходу прихватил с собой Танину одежду. Впрочем, сейчас это не показалось девушке самым страшным. Все пережитое за этот день снова обрушилось на нее с новой силой, она рухнула на кучу соломы и разрыдалась.
Глава двадцать вторая, о судьбе невольницы
Таня проснулась. Она лежала на деревянной кровати без перины в маленькой комнатке с зарешеченным окном. На ней была короткая туника из грубой материи. Эту одежду вчера кинул ей раб, принесший еду – жиденькую бобовую похлебку. Бросив ей одежду и поставив миску, он ненадолго задержался, разглядывая свернувшуюся на соломе обнаженную рабыню, а потом вышел, не сказав ни слова. К этому моменту Таню уже сильно мучили холод и голод, поэтому, как только дверь закрылась, она быстро натянула на себя тунику и жадно выпила похлебку. Голод отступил, но скудная одежда не могла защитить от холода. Вскоре девушка снова стучала зубами и растирала кожу, покрывшуюся пупырышками. Когда она пыталась сойти с охапки соломы, булыжники буквально обжигали стужей ее босые ступни. Физические упражнения приносили облегчение лишь на время. Муки были настолько нестерпимы, что даже вытеснили из сознания невольницы мысли о своей горькой судьбе и гибели учителя. А вскоре вернулся и голод, усилив пытку.
Лишь когда свет за окном начал угасать, свидетельствуя о наступлении вечера, дверь снова открылась, и в комнату вошла Кимора в сопровождении одного из рабов, который присутствовал при осмотре Тани днем.
– Ну что, милая, – прошамкала она, – нравится Леодра гостеприимство?
Таня ничего не ответила. Она сидела, обхватив руками колени, и лишь исподлобья посмотрела на старуху.
– Да ты сама виновата, – продолжила старуха. – Была бы покладистей, в холоде и голоде не сидела бы. Ну да ладно, Леодр на тебя не серчает. Так, урок преподал на будущее. Ну, пошли.
Раб кинул Тане пару сандалий из грубой кожи, которые девушка быстро надела. Потом, повинуясь знакам старухи, поднялась и двинулась к выходу. Кимора пошла впереди, а раб замыкал процессию. Они снова вышли во двор и пересекли его. Таня наслаждалась теплым воздухом, остывающим после дневной жары. Как мало надо человеку, чтобы почувствовать себя счастливым!
Старуха ввела Таню в дверь, очень похожую на ту, которая открывала вход в узилище. Но лестница за ней вела наверх. Раб остался во дворе.
– Это женская половина, – пояснила старуха. – Мужчины могут входить сюда только с особого разрешения, хозяина или моего, и по крайней необходимости.
Они поднялись на второй этаж, прошли несколько шагов по узкому коридору с окнами во двор. С другой стороны в коридор выходило несколько дверей с засовами. Старуха открыла одну из них. За ней оказалась достаточно большая комната. Напротив двери находилось небольшое зарешеченное окно, выходящее в сад с высокими фруктовыми деревьями. Слева стояла деревянная лежанка с тонким тюфяком, маленькой подушкой и грубым покрывалом. Рядом с топчаном – грубо сколоченный столик, на нем – керамический кувшин, стакан и миска с фруктами. В правой стене находилась еще одна дверь. Когда старуха распахнула ее, Таня увидела небольшое помещение с ванной, ночным горшком, большой бочкой воды с черпаком, рядом с которой стояла бутыль с маслом. На стене висело полотенце.
– Помойся и поешь, – проговорила старуха.
Таня стянула тунику и залезла в ванну. Старуха помогла ей смазаться с ног до головы маслом из бутыли, а потом принялась поливать теплой водой. Таня мылась не без удовольствия. После всех перипетий этого страшного дня ей казалось, что она смывает не только грязь улиц Неса, но и всю мерзость, через которую ей пришлось пройти сегодня.
Помыв невольницу, Кимора подала ей полотенце, а потом тунику.
– Поешь и ложись спать, – прошамкала она, направляясь к выходу. – Завтра у тебя тяжелый день.
– Меня будут продавать? – испуганно спросила Таня.
– Нет, – покачала головой старуха. – Господин сказал, что ты недостаточно красива, чтобы просто выставить тебя на аукцион. Он сказал, что тебя будут обучать, прежде чем продадут. Это поднимет твою цену.
– Чему обучать? – Тане почему-то стало обидно, что ее не признали достаточно красивой для аукциона. Она привыкла всегда и везде считаться первой красавицей и, как любая женщина, болезненно воспринимала даже очень редкие замечания о несовершенстве своей внешности. Но сейчас быть признанной «рабыней, недостаточно красивой для аукциона», было вдвойне досадно.