Ничего не помню… Помню только, что они смотрели на меня такими глазами, что мороз пробирал. Это было как в зоопарке — ты знаешь, что звери в клетках, за барьерами и силовыми полями, но когда ловишь взгляд хищника, всё равно становится не по себе. Здесь было в стократ хуже! Когда я попала туда, у меня всё перевернулось внутри — ведь никто на Земле, да и во всей Федерации про Полигон и слыхом не слыхивал. Зачем это нужно было? Кому?!
Иван неожиданно положил ей руку на плечо, перебил.
— Извини. Ответь мне очень коротко — как выглядела Земля в твое время?
— Как и обычно! — Алена явно не поняла вопроса. — Зеленая, чистая, красивая…
— Городов, нет, дорог нет, мостов нет…
— Памятники, это всё памятники. Почему же их нет. Есть. И зубчатые стены, и рвы, и башни…
Иван чувствовал, что он на правильном пути. Внезапная догадка могла объяснить очень многое. Нетерпение распирало его.
— Нет, я не про памятники. Ты не поняла меня. Я про города, в которых живут люди, про те города, в которых жила ты, другие, твои друзья, знакомые, родные. Вспомни хорошенько!
— Нет, Иван. Никаких городов давным-давно нет. Зачем жить в городе?
Жить можно везде. Жить, как тебе нравится… Ты извини, я временами совсем забываю, что ты из прошлого. Мы не живем в городах.
— А где же? Под землей? Под водой? Где?!
— Повсюду.
— Белые нити — это что такое?
— Не понимаю, какие нити?
Иван поморщился. Он не знал, как объяснить.
— По зелени идут белые нити — тоньше и толще. Они идут пучками, расходятся, пропадают, потом появляются снова… Нет, я плохо передаю. Так видно…
— Так видно сверху, с большой высоты, да?
— Да!
— Вот теперь до меня дошло, Иван, — Алена неожиданно рассмеялась, может, вспомнила что-то приятное, доброе земное, может, поразившись простоте, наивности Ивана. — Это же гиперструктуры. Они прозрачные. Только из космоса они видятся белыми.
— Всё точно! — Иван хлопнул себя по колену. — Я видел это. Там, в шаре! Отвечай, откуда здесь шар?
— Какой ещё шар? — Алена удивилась совершенно искренне.
— В спящем мире висит… — Иван поправился, — висел шар. Огромный. В него можно войти, если встать под луч прожектора. А прожектор этот светит из иллюминатора или какой-то дыры, я толком не разобрался. Но ты должна знать.
— Что ты ощущал, когда попал в шар? — вопросом на вопрос ответила Алена.
— Я шёл, потом меня подняло, понесло, я парил в высоте, потом увидал точку, это была Земля, она приближалась. Я её не сразу узнал.
— О чем ты думал, когда шёл и начинал подниматься? — Алена выспрашивала так, будто в её вопросах была непонятная пока логическая цепочка. Но Иван не мог ухватиться за кончик этой неуловимо-незримой ниточки.
— Я думал… о Земле, — медленно выдавил он.
— Ну, а если бы ты думал о Гиргее, скажем?
— Я бы… увидел Гиргею?
— Да, Иван. А если бы ты представил призрачный мир планеты У, ты бы увидал эту планету. Понимаешь? Ты был в секторе управления, по-вашему — в рубке звездолета. Ты просто не знал, что надо сделать дальше, а то…
— А то?
— Ты никогда бы не познакомился со мной!! Ты бы уже давно был на Земле или на этой чертовой Гиргее! Понимаешь? Модель устаревшая, это ясно. Но именно такие вот допотопные старцы работают безотказно. Механизмы вне-пространственного перехода ты знаешь!
— Сейчас не до механизмов. Давай-ка вместе поразмыслим. Я ничего не могу понять — звездолет тридцать первого века на планете Навей, которая вынырнула в закрытой зоне несколько лет назад, в двадцать пятом веке — то есть, лет за пятьсот до того, как его сделали?!
— Ты бредишь, Иван! Твой двадцать пятый век давно канул во тьму истории. Ты проспал в анабиозе. Ила тебя…
— Что меня?
Алена помрачнела и немного отодвинулась от своего спутника. Но она всё же ответила, тихо, неуверенно:
— Или тебя воссоздали. Воскресили. Ты понимаешь, на Полигоне могли делать почти всё! Могли воссоздать, воскресить из мертвых… — она неожиданно побледнела, прижала руку к сердцу. — Иван, ты помнишь, этот карлик говорил, что я мёртва? Ты помнишь? А если он не лжет, а если…
Иван улыбнулся ей, глядя прямо в глаза, поцеловал в щеку, потом в губы.
— Успокойся, — сказал он, — этому негодяю нельзя верить. Ладно, Аленка, со временем мы ещё Разберёмся — кто к кому в гости попал. Могу сказать точно только насчет двух вещей: первое, ни в каком анабиозе я не лежал и никто меня не воскрешал, потому как не родился ещё тот, кто меня прикончит, а второе, Алена, в том, что живее тебя никого на белом свете нету, уж это я прочувствовал, могу заверить и подкрепить любыми свидетельствами и печатями, ясно?!
Она поглядела пристально в спокойные серые глаза Ивана. Опустила веки. И снова слезинка скатилась по щеке к подбородку.
— На белом свете, может, и нету — еле слышно проговорила она, — только вот где мы обретаемся, на белом ли свете или ещё где. Это Полигон, Иван! Здесь свои законы, своя жизнь. Те твари, которых я видела, неживые! Их сотворили из живой плоти, они ходят, говорят, — даже думают… но они неживые. Это непостижимо, но это так.
— А звездолет?
— Не только звездолеты! Тут может быть всё, что угодно — любая техника. Здесь работали тысячи людей, исследователей. Приборы, механизмы, агрегаты, мощнейшие силовые установки… правда, всё немного не такое, как у вас, в двадцать пятом. Но ты меня понимаешь, да? Что-то произошло, Иван!
Я ещё сплю, я забыла главное. А может, это главное происходило без меня, может меня отключили до начала… Всё, хватит! Нам надо бежать отсюда!
Срочно бежать! А мы сидим и философствуем! — Она вспыхнула внезапно, соломой на ветру. Но столь же быстро и погасла. — Как бежать! Отсюда нет выхода. Только вход! Иван, мы никогда не вырвемся из заточения, из этого жуткого мира.
— Где есть вход, — глубокомысленно заметил Иван, — там обязательно должен быть и выход. Вырвемся, Аленка, обязательно вырвемся… но вот беда, есть одна заковыка.
— Какая? — встрепенулась она.
— Программа! Она не даст мне уйти с планеты Навей, пока я не выполню всего, что в ней заключено. Да я и сам… — Иван вздохнул, замолк.
— Что ты сам?!
— Я не смогу уйти отсюда, пока не увижу собственными глазами заложников, пока не разузнаю всего, пока не помогу им.
— Ты уже помог одному из них!
— Кому это? — удивился Иван.
— Мне.
Иван обнял её и поцеловал. Надо бежать отсюда. Она права. Но как?
Куда?! Нет! Выход там, где ответ на все вопросы. Это многопространственный мир, в нём нет прямого хода. Надо пересилить себя! Надо идти в центр! В середку! В самое логово! В очаг!!! Вот тогда он выполнит Программу, тогда он разберётся во всем, спасет несчастных… и сам вырвется отсюда. Но не один! А только с ней!
— Ничего не бойся, — прошептал он Алене на ушко. — Ничего!:
— Угу, — чуть слышно прошелестела она ему в ответ. И всхлипнула.
В каменном подземном лабиринте было тихо и пыльно. Ничто не предвещало угрозы спокойствию и безопасности бесшабашных путников. И всё же гнетущее чувство не оставляло Ивана. Авварон спас их. Тут нельзя душой кривить. Без его чар гнить бы им сейчас в утробах гнусных прожорливых чудищ. Гнить, так и не поняв, не разобравшись — в чём их вина, в какую жертву и кому их принесли, чего ради и вообще, будет ли от такой жертвы хоть кому-нибудь самая маленькая польза? Что это за жажда крови? Что за мстительность такая? Сорок миллионов лет водил по космическим и внекосмическим пустыням этот уродливый народец некий местный Моисей. Ну и что?! А причем здесь все прочие? Почему они-то виноваты? За что их всех надо в жертву… Тоже ещё, богочеловеки нашлись! И предсущества! Где-то и когда-то всё это было, лилась уже реками кровь, и гибли сотни миллионов по той лишь причине, что «богочеловеки» считали эти миллионы предсуществами, навозом в почве, на которой должны были расцвесть они сами, избранные. Бред! Бред умалишенных! Патология! Дегенерация! Да, это не что иное, как патологический бред выродков-дегенератов, страдающих навязчивыми маниями превосходства и жаждой лютой мести за какие-то придуманные, рожденные в горячечных мозгах страдания. Садизм и мазохизм!
Чтобы озлобиться на всё окружающее до звериной яри, до ветхозаветной ненависти, они же сами растравляют, расковыривают свои раны, которые и наносят себе сами… Дьявольщина! Всё было, много раз было! А теперь это здесь — и уже во вселенских масштабах! А Система? Система и Пристанище?!
Их двойственность и взаимосвязь… У Ивана вновь страшно заболела голова.
Опять он начал проникать в запретные области, выведывать, то, чего ему знать было не разрешено. Кем?! Кто может определять — дано, разрешено или нет?! Голова раскалывалась.
— Тебе плохо? — спросила Алена. И приложила ладошку к его лбу.
— Тебе плохо? — спросила Алена. И приложила ладошку к его лбу.
— Не беспокойся, всё уже прошло, — ответил Иван, прогоняя ненужные сейчас мысли. Надо было сосредоточиться на чём-то одном, не растекаться по древу. Надо понять ту связь, что существует между Пристанищем и Полигоном: в этом суть, по крайней мере, сейчас, пока. И потому Иван вновь принялся мучить свою прекрасную спутницу: — Давай рассказывай, Алена. Я тебя больше не буду перебивать. Всё про Полигон! Итак, это не планета, не астероид, не комета… это сектор пространства, так?
Она наморщила лоб, скривилась, будто ей эта тема была неприятна или просто-напросто сильно надоела. Но ответила.
— Всё сложнее. Но если коротко — да, сектор.
— Координаты?
— Я же не космонавигатор, Иван. Ты спрашиваешь так, словно… Дай Бог памяти, это где-то возле Черной Дыры. Точно!
— Чёрных дыр в Космосе много, — пояснил Иван.
— Нет, не так уж и много. Большая часть — иммитационно-миражные псевдодыры, обычные коллапсары, понимаешь. А та была именно — Чёрная Дыра.
— Вход в Иновселенную?! — внезапно, в голос выкрикнул Иван. У него мурашки поползли по телу. Он вспомнил всё: малиновый барьер, Осевое, Коллапсар, Воронку, немыслимо-сказочные структуры, Вход в систему и Систему. — Этого не может быть!
— Почему?
— Это было раньше. Значительно раньше! Если верить тебе, я там был пять веков назад. Понимаешь, пять веков?!
— Не спеши. Объясни, где ты был?
— В Системе! — Иван с силой сжал виски. — О-о, проклятущий колдун!!! — его голову распирало изнутри, было ощущение, что она вот-вот разорвётся, разлетится на части.
— Что ты так волнуешься? Что с тобой?! — Алена не на шутку встревожилась. Она ничего не понимала. Но она боялась за него, своего любимого, дорогого ей человека. — Иван, успокойся, возьми себя в руки!
— Хорошо! Но почему же эта чёртова планета Навей сейчас болтается здесь, в секторе Смерти?! Почему?! Непостижимые расстояния. Совсем другое Пространство. Нет, это невозможно!
Алена вдруг улыбнулась загадочно.
— Но ведь ты сам, к примеру, и там побывал, — проговорила она тихо, — и вот сейчас здесь.
— У меня работа такая, — отрезал Иван, — я десантник-смертник. А планеты должны висеть там, где они должны висеть, все они на учете, все зарегистрированы…
— И что же, вы всегда контролировали эту, так сказать, планету?
— Нет, — Иван побледнел, — не всегда. Она недавно вынырнула из подпространства, а может, из другого измерения или Осевого. Никто толком не знает.
— А ты помнишь, как это восьмилапое чудище говорило, что они ушли и блуждали где-то сорок миллионов лет?
— Но ты же была без сознания! — удивился Иван.
— Мой мозг работал. И страху я натерпелась на сто лет вперёд. Но не могла пошевелить не то что рукой, а даже губами…
— На губах у тебя была блаженная улыбка.
— Не отвлекайся! Я не знаю, где они блуждали и сколько! Но я вошла на Полигон в своё время, в тридцать первом веке, а не сорок миллионов лет назад.
— А ты знаешь, какой сейчас год? — спросил неожиданно Иван.
— Нет, — ответила Алена.
И они замолчали. Каждый пытался осмыслить случившееся. Но разрозненные, несхожие меж собою осколки не хотели складываться в единое целое, даже в часть целого.
— Полигон со всей энергетикой, производством, звездолетами, людьми, воссоздаваемыми тварями и биосферами замкнулся. Верно? — спросил Иван.
— Почему ты так думаешь?
— Да иначе сюда постоянно проникали всё новые и новые люди твоего времени, они бы работали здесь, как тогда. А мы никого не встречали. Кроме тех несчастных, конечно, но эти женщины не похожи…
— Не торопись с выводами, — оборвала его Алена, — я начинаю понимать твою мысль. Произошла какая-то авария, верно? Полигон свернулся. Доступ извне прекратился полностью?!
— Да, если не считать моего проникновения. И ещё нескольких резидентов с Земли. Но это были все без исключения люди моего времени.
— Ты мог и ошибиться.
— Нет, — резко ответил Иван. — Алена, нам надо идти! Потом продолжим.
Погляди!
Он указал рукой на тот конец лабиринта, из которого на них бежал ещё совсем недавно шестилапый голем-убийца. Иван точно помнил — там был один ход. А теперь высвечивались сразу три ответвления. Да ещё наверху чернела дыра — то ли колодец, то ли лаз.
— Здесь всё меняется! Надо идти.
Он помог ей подняться. И они быстро зашагали вперёд. Ни меча! Ни лучемёта! Иван ощущал себя голым, жалким, беспомощным. Но вида он не подавал.
— Я хочу есть, — пожаловалась Алена на ходу, неожиданно, тихо. — И пить, у меня всё в горле пересохло.
Иван ощупал оставшиеся карманы-клапаны и накожные пояса-тайники.
Стимуляторов нет. Концентратов тоже нет. Несколько шариков «твердой воды».
И всё. Нет! Есть ещё что-то! Он с изумлением обнаружил у лодыжки что-то крохотное, твердое. Это был Кристалл! Усилитель съежился до неузнаваемости, поблек, утратил больше половины своих граней. И всё же это был он.
— Погляди! — Иван поднёс крохотный светящийся многогранник к глазам Алены.
— Откуда это у тебя? — удивилась она. — Очень похоже на дистанционный пси-генератор. Ну-ка, дай мне! Она взяла Кристалл в руку.
— Нет, не такой. Но всё равно надо попробовать. Грациозным движением она сунула Кристалл себе под мышку. Улыбнулась Ивану виновато.
— У нас нет поблизости гиперструктур. Приходится обходиться без них.
Здесь, — она похлопала себя по предплечью, указывая на то местечко, где скрылся еле светящийся усилитель, — при определенном навыке концентрируются слабые псиполя и поля тонких материй. Ты должен знать, этим знаниям не века, а тысячелетия, даже десятки тысячелетий… Ну, ладно, хватит об этом.
Пускай полежит, если я не ошиблась, не спутала псиген с какой-то другой штуковиной, он малость подзарядится.
— Пусть подзарядится, — согласился Иван. И тут же забыл про Кристалл.
Они шли вперёд, всё время придерживаясь правой стены, чтобы не заплутать, не вернуться на прежнее место. Разветвлений становилось всё больше. И кому могло прийти в голову проложить столь изощренные ходы в подземной толще?! Временами им встречались странные полупризрачные фигуры в расплывчато-туманных балахонах, с капюшонами на головах. Первый раз они одновременно вздрогнули, испугались, но потом Иван убедился, что фигуры эти не просто унылы, тоскливы и беспомощны, но и бесплотны. Это были призраки, фантомы, миражи. Но они встречались всё чаще. Они провожали путников безнадежно отсутствующими взглядами из-под капюшонов, спешили слиться с сумерками переходов, ответвлений, лазов. Эти тени напомнили Ивану бесплотных существ у лестницы, тех самых существ, среди которых оказалась вдруг она, его Света. Вспомнились её наполненные болью глаза… Воплощение неживого. Воссоздание несуществующего! Да возможно ли это?! А если возможно, то почему бы ей, погибшей при входе в Осевое Измерение, не оказаться здесь, среди теней, не живых и не мертвых. Как это нелепо и страшно! Иван даже думать не мог о подобной невыразимой словами участи.
Лабиринты обречённых! Они все обречены! Неужели Алена права, неужели отсюда нет выхода.
Она уловила его мысли.
— Иван, — прошептала она совсем тихо, — а ведь мы станем такими же тенями. Я знаю! Мы будем вечно скитаться в лабиринтах обречённых. Не хочу!
Я не хочу этого, спаси же меня! Иван, предчувствия давят, они душат меня. Я ещё не проснулась. Я просто ещё не проснулась до конца… А может, он всё-таки прав? Может, меня давно нет? Может, только тень моя идёт с тобой рядом, такая же как эти?! — Она вытянула руку. И та прошла сквозь призрачную фигуру в сером балахоне, прошла насквозь, не ощутив ни тепла, ни холода.
— Пока я тебя люблю, — ответил Иван, — ты будешь самой живой. Запомни это хорошенько, и больше не приставай!
Именно этот резкий, твёрдый и даже несколько грубоватый ответ успокоил её. Она снова попросила пить. И снова Иван не дал ей шарика. «Твердую воду» надо было экономить.
Он постоянно ожидал, что включится Программа. Он был наготове. Иван собирался вступить в серьёзную схватку с ней. Надо было перетерпеть всё, но выдрать из собственного мозга эту мерзость. Пускай она даже и способна вести его к цели, пускай она спасает его иногда, всё равно. Он вырвет её!
Он не зомби! Можно было бы сконцентрироваться на этой задаче сразу, прямо здесь, собраться раз, но полностью, освободиться от зависимости, от чужого влияния. Но он боялся останавливаться. Он шёл в полубреду, в тихой наползающей на мозг горячке. Снова мерещились тени давно убиенных родителей его — белые фигурки в скафандрах, синее и оранжевое пламя, бессмысленно жестокие глаза негуманоидов и прожигающие кроваво-красные глазища гиргейских клыкастых рыбин. Потом неожиданно перед взором всплыли большие хрустальные шары, в которых были заключены головы, двуглазые и трехглазые. Зал Отдохновений! Уродливое огромное существо — высохшее до невозможности и вместе с тем даже на вид нечеловечески сильное. Меч! Да, меч-переходник! О чем он говорил, этот властелин Системы, этот тысячелетний старец? Земля? Отдых? Развлечения? Новые развлечения! И мальки, множество мальков-головастиков в огромном аквариуме. Множество аквариумов, бессчетное множество… Уродливые мохнатые шланги, грушеобразные сокращающиеся мешки-утробы с сонными женскими головами… и шланги, шланги, шланги. Подготовка. К чему они готовятся? Почему это должно тревожить его?! Почему у него, у Ивана должна болеть голова о замыслах каких-то нелепых существ, обитающих в Иной Вселенной?! Нет, это бред! Зачем Авварону координаты Системы? Открытый канал! Снова его обожгло старой болью. Это будет погибель Земли! Это Апокалипсис! Смерть Цивилизации… или полное иго, чудовищное, безжалостное, жуткое. Медленное истребление. Всё это было уже… но было в меньших масштабах, значительно меньших. В начале двадцатого века… нет, чуть позже и всю вторую четвёрть века уже было иго — лютое, безжалостное. Иноземцы, планетарная безродная сволочь, интернациональный сброд расистов и палачей подмяли под себя Великую Страну, устроили кровавую бойню — свыше ста миллионов доверившихся лжепророкам людей были зверски, с садистской изощренностью уничтожены, страну разорили, втоптали в грязь. Но выродки и сами начали попадать под созданную ими колесницу смерти — их чёрная поганая кровь смешалась с кровью невинных, и уже даже утонченный слух, прихотливое ухо не могли разобрать, где стенания жертв, где вопли умерщвляемых палачей. Интернациональная сволочь и её кровавый жертвенный топор завязли в теле великой нации, захлебнулись захватчики в чужой крови и в своей собственной. И начался подъем, Возрождение… И тогда вновь бросило «международное сообщество» нелюдей на Великую Державу новые полчища палачей, действовавших не столь открыто, но преследующих те же цели, умерщвления нации, убиения Великого Духа, обитающего в России — единственной Обители Господа Бога на Земле. И всё повторилось! Разруха! Голод! Обнищание! Вырождение! Смерть! Господство оккупантов и их наемной сволочи! Всё было уже! И теперь опять?! В ещё больших, вселенских масштабах?! Многострадальная Россия! Многострадальная Земля! Опять кто-то несет ей своё «благо». Чёрное Благо избранных! Чёрное Благо богочеловеков. Или нет? Или это всё только в воспалённом мозгу? Иван потёр висок. Он всё перепутал, всё смешал — и прежние трагедии, и Пристанище с его уродами, жаждущими жертвенных водопадов крови, и Систему с полчищами готовых к Вторжению негуманоидов, с её непостижимой космической мощью, с боевыми армадами звездолетов-внепространственников. А он здесь, за сотни тысяч парсеков от Земли, в проклятом, никому не нужном мире призраков и мертвецов…