— Как он связался с вами?
— Вышел на нашу дипломатическую миссию в Стокгольме, они и передали нам его послание.
Абакумов задумался.
— Это может быть самой обыкновенной провокацией. Хотя… Если он действительно настоящий антифашист, то не хотелось бы терять столь ценного агента. Выходить на нашего атташе в Стокгольме ему больше не нужно, слишком рискованно. Наверняка немцы ведут за посольством наблюдение. Подошлите к нему какого-нибудь агента и продумайте возможность, чтобы эти контакты стали систематическими и проходили с минимальным риском для обоих.
— Сделаем, Виктор Семенович.
— Запросите у Лисы вот что, — Абакумов на секунду задумался, — пусть постарается узнать, что за человек стоит во главе группы. Это первое. И второе… Что это за оружие? Наверняка компактная вещица, которую можно неприметно спрятать под одеждой. Это может быть, к примеру, плащ.
— Или пальто, — отозвался Марков.
— Во всяком случае, это надо взять на заметку. Поработать в этом направлении.
Марков записал распоряжение в блокнот.
— Сегодня же Лиса получит все запросы.
— О Герасимове ничего не известно?
— Пока молчит. Но если бы он появился на нашей территории, то, думаю, нашел бы способ сообщить о себе.
— Что ж, будем ждать.
* * *Как бы там ни было, но «семейная» жизнь понемногу входила в свою колею. С Лидией Петру повезло — мягкая, понимающая, она являлась настоящим воплощением мечты о доме. С такой женщиной жить бы где-нибудь далеко от войны, а не тащить ее через линию фронта в полнейшую неизвестность. Лидия умела чувствовать его душевное состояние и старалась, как это могла бы сделать только жена, с которой прожил в браке не один год жизни, отвечать его настроению.
Стараясь не смотреть на Лидию, Петр собрал свои вещи, аккуратно уложил их в чемодан.
— Куда ты собираешься? — спросила Лидия.
— Грейфе сказал, что нужно мне съездить на фронт. Он покажет мне на месте коридор, по которому мы будем отходить после выполнения операции. А заодно и тех людей, у которых мы остановимся.
— Что это за люди? — В голосе Лиды послышалось беспокойство.
— Я особенно не вдавался в подробности. Но понял, что это еще какая-то довоенная агентура. Надежная, не переживай!
— Почему же тогда Грейфе ничего не сказал об этом мне?
Маврин как можно безмятежнее пожал плечами:
— Видно, посчитал, что это необязательно. Ведь еду-то я всего лишь на несколько дней. Это даже командировкой назвать нельзя. А ты чего, собственно, переживаешь?
— Не знаю, просто у меня как-то нехорошо на душе. Предчувствие, наверное.
Маврин поставил чемодан, притянул женщину к себе. От аккуратно ухоженных волос дохнуло пьянящим ароматом.
— Да не переживай ты так! Все будет хорошо.
Все-таки женскую интуицию не обманешь. Лидия чувствует, что все не совсем так, как он говорит. Ладно, разберемся…
Подняв чемодан, Маврин чмокнул Лидию в щеку и вышел. У подъезда его дожидался черный «Мерседес-Бенц». Водитель, откинувшись в кресле, дремал. Взять да гаркнуть ему в ухо: «Русские в городе!» Пусть знает, что не стоит расслабляться.
Курт оказался гораздо более чутким, чем показалось поначалу, — едва Маврин взялся за ручку дверцы, как он повернул ключ зажигания, запуская двигатель.
Маврин сел на заднее сиденье и глухо произнес:
— В госпиталь!
Курт кивнул и уверенно тронулся с места. Проскочив по пустынным улицам, они подъехали к госпиталю, весьма угрюмому зданию. Впрочем, разве оно может радовать глаз, если из него придется выходить инвалидом?
Попрощавшись с водителем, Маврин поднялся по лестнице и, пройдя по коридору, вошел в кабинет врача. Во внешности эскулапа не было ничего арийского. Если покопаться в его родословной поосновательнее, то где-нибудь в четвертом колене наверняка можно будет отыскать еврея. И уж тем более непонятно, как его допустили к делам внешней разведки. Ведь это ее «деликатные» поручения он вполняет.
— Значит, ногу укорачивать не будем?
Да, шутки у него глуповатые.
— Ни в коем случае! Сделайте только шрамы. Как и говорили… Проведите операцию как-нибудь поаккуратнее. Все-таки я еще молодой, не хотелось бы загибаться раньше времени.
— Мы все сделаем так, чтобы русские наверняка поверили бы в вашу инвалидность, — на этот раз серьезно сказал врач. — Но вашему здоровью это не нанесет никакого ущерба.
Тон холодный, заметно надменный, таким обычно разговаривают арийцы с представителями неполноценных народов. Такие, как он, с предельной точностью выполняют любой приказ. Наверняка в лагерях для военнопленных у него была немалая практика — ведь это весьма подходящее место для проведения различных и далеко не гуманных экспериментов.
— Как будет происходить операция?
— Во все медицинские тонкости я вас посвящать не буду. Скажу только, что когда рана зарастет, то шрам будет очень напоминать последствия осколочного ранения. Любой, кто увидит этот шрам, будет очень удивлен, каким это образом вам удалось выжить.
— Значит, шрам будет страшный? — В голосе Маврина явственно послышалась тоска.
— А что вас, собственно, смущает? Ведь это не будет какое-то настоящее увечье, которое действительно осложнит вам дальнейшую жизнь. Организм ваш нисколько не пострадает. А эстетическая сторона… Что ж, с этим вам придется как-то смириться. Разумеется, ваш живот будет не так красив, как прежде, но не думаю, что это обстоятельство может отразиться на вашей мужской силе. — Как-то хитро улыбнувшись, он добавил: — Уверяю вас, женщины вообще не обращают внимания на подобные вещи.
Маврин скупо улыбнулся:
— Буду надеяться. Я ведь к тому же еще и молодожен…
— Я в курсе.
— …и мне бы очень не хотелось, чтобы жена упрекала меня в мужской несостоятельности.
— Не беспокойтесь, никаких сбоев не будет. А если нечто подобное произойдет, так я смогу порекомендовать вам весьма действенное средство… Ну, чего же мы стоим? Пойдемте! — Хирург направился к двери. — Все уже готово к операции! Мария, проводите нашего гостя до операционной, — обратился он к молодой женщине лет тридцати, вышедшей из палаты.
— Хорошо, господин Готт. — К Маврину подошла хорошенькая медсестра с русой челкой, кокетливо выбивающейся из-под белой шапочки.
— С вами хоть в ад!
— Думаю, что это будет лишнее, — дрогнули ее губы в легкой улыбке.
Часть III. ГИТЛЕРА НЕ ТРОГАТЬ
Глава 26 СТРАННЫЙ ЗАКАЗ
Маврин вернулся в Ригу через три недели. Перешагнув порог, он обнял Лидию и долго сжимал ее в объятиях, вдыхая такой уже знакомый аромат ее волос.
— Что-то случилось? — спросила она, когда Петр наконец разомкнул объятия.
— Почему ты так решила?
— У тебя очень напряженное лицо.
В какой-то момент ему захотелось рассказать ей все как есть, но, вспомнив строгое предупреждение Ханца Грейфе, он раздумал.
— Ничего особенного… Меня зацепило осколком в живот. Пришлось поваляться немного в госпитале. Все обошлось, и я снова с тобой.
Красивые черты ее лица исказила болезненная гримаса.
— Ты же мог погибнуть.
— Не пугайся, ничего страшного не произошло. Я рядом с тобой, и мы будем жить, как прежде. Знаешь, я бы хотел немного отдохнуть.
— Ты хочешь принять ванну?
— Хорошо, — согласился Петр, снимая плащ.
Несмотря на то что они по-прежнему жили в гостинице, у Маврина появилось чувство своего угла. В ванной комнате призывно булькала вода, было тихо и уютно. На душе было спокойно.
Устроившись в кресле, Маврин закурил. В какой-то момент он почувствовал, что засыпает, отыскав на ощупь пепельницу, положил папиросу, и дрема накатила на него теплой расслабляющей волной. Сквозь сон он услышал, как к нему подошла Лидия, негромко сказав, что ванна готова. Следовало бы поблагодарить, но сил не было даже для этого. Затем женские руки аккуратно расстегнули его ремень и бережно стали стягивать с него брюки. Очередь дошла до рубашки. Легкие осторожные пальчики пробежали по пуговицам, затем осторожно вытащили одну руку, потом другую. Легкий холодок остудил тело. Даже сквозь сон он чувствовал, как Лидия рассматривает его шрам, а потом он почувствовал легкое прикосновение ее влажных губ. Она целовала его шрам.
— Вот теперь все пройдет, родненький, — донесся до него ее тихий женский голос. — Так меня моя мама лечила.
И в следующую секунду он забылся глубоким сном.
* * *Маврин подошел к зеркалу и слегка надвинул шляпу на лоб. Получилось немного щеголевато, как раз по последней моде. Отошел на пару шагов и вновь критически осмотрел себя. Отметил, что за последние полгода слегка располнел, добрый немецкий харч давал о себе знать. Денег, что ему выдавали, вполне хватало на то, чтобы есть сытно, не заглядывая при этом в кошелек, их даже хватало на то, чтобы провести вечер с понравившейся дамой.
Лида знала об этих увлечениях «мужа», но относилась к ним подчеркнуто равнодушно, да и Петр с некоторых пор стал замечать, что она не умела грустить в одиночестве, — несколько раз в его отсутствие к ней наведывался майор СД, с которым у нее завязались отношения еще с рижской разведывательной школы. На прямой вопрос, что ее связывает с майором, она, выдержав пристальный взгляд Петра, ответила, что у них чисто служебные отношения.
В сказанное хотелось верить.
Однажды Маврин столкнулся с майором на лестнице, когда тот поднимался к ним в комнату. Оба мужчины решили поиграть в разведчиков, сделав вид, что не знакомы. Уже выходя из гостиницы, Маврин со злорадством подумал о том, что офицеру СД достанутся только брызги от ласк, которыми она угощала его на протяжении последних часов.
В конце концов, Маврин мог, недолго думая, пожаловаться Грейфе, что майор СД мешает проведению предстоящей операции. И того немедленно переведут куда-нибудь подальше. А то и вовсе пошлют на Восточный фронт. Ни одна живая душа не должна догадываться о предстоящей операции, а тут целый нахальный майор, который так и норовит создать любовный треугольник.
Но жаловаться на майора СД Маврин не торопился. Во всяком случае, этого не следовало делать до тех пор, пока тот не создает для него проблем и ведет себя тихо. Вот если он будет слишком настойчив и неуправляем, тогда можно будет показать и характер.
Подобные отношения Маврина вполне устраивали. Можно было пригласить к себе в номер — а он оставил свой прежний номер за собой, разумеется, с согласия Грейфе, — одну из понравившихся дам, которые кружили около гостиницы «Эксельсиор» многочисленными хищными стаями, искренне считая, что каждый постоялец отеля является крупным промышленником или просто богатым человеком. Но действительность была иной — отель «Эксельсиор» входил в систему учреждений германских спецслужб. И службы абвера прекрасно были осведомлены не только о тех, кто там останавливался, но и о дамах, что рыскали по вестибюлю в поисках богатенького клиента.
Номер в гостинице был небольшой, но в нем было все, чтобы не чувствовать дискомфорта. На окнах красивые шторы, в углу торшер с бледно-голубым абажуром, двуспальная кровать, была подобрана даже небольшая библиотека, где, кроме труда Гитлера «Майн кампф» в кожаном переплете, можно было отыскать и произведения русских классиков. Имелся и небольшой бар, при желании можно было утолить не только жажду, но и хорошенько напиться.
Своих агентов Германия берегла, не забывая при этом держать их на коротком поводке. За то время, что Маврин прожил в гостинице, уже трижды осматривались его вещи, что он замечал, ибо везде устраивал свои метки, которые невозможно было найти. Он умел это делать.
О недоверии не может быть и речи, скорее всего, это обыкновенная плановая проверка, какой подвергаются даже самые преданные люди.
Еще раз поправив шляпу и застегнув кожаный плащ, Маврин вышел из номера и широким шагом направился по коридору. В руках он нес аккуратный объемистый бумажный пакет. Прислуга в гостинице вышколенная — дважды ему попадались горничные и очень любезно здоровались, при этом они умудрялись не смотреть ему в лицо.
Отменная школа!
По длинной некрутой лестнице, устланной зеленой ковровой дорожкой, он спустился в вестибюль. Обратил внимание на то, что в глубоких кожаных креслах сидели три женщины, наверняка поджидали клиентов. Четвертая, высокая крашеная блондинка, стояла у двери и покуривала длинную черную дамскую сигарету. На мгновение их взгляды пересеклись. Ни искры интереса Маврин к ней не испытал — три дня назад он прекрасно провел с ней вечер, но, уходя, дама вытащила из его кармана сто марок. Да и женщина глядела на него как на неодушевленный предмет. Могла бы и поблагодарить за «меценатство».
Уже через секунду он понял причину ее равнодушия: к девушке подошел какой-то круглолицый коротышка — интендант или какой-нибудь военный чиновник. Почему-то люди этих ведомств похожи друг на друга.
Подхватив девушку под локоток, он быстренько повел ее в ресторан. Чуткими пальцами профессиональной щипачки она нащупывала в его кармане кошелек. Когда-нибудь эту барышню за подобные проказы настигнут очень крупные неприятности.
Маврин вышел на улицу. Холодный пронизывающий ветер ударил в лицо, заставив его попридержать шляпу. Пройдя до конца улицы, он свернул в небольшой переулок и почти сразу же попал в непримечательный дворик, в глубине которого под вывеской «Ателье» виднелась дверь.
Ателье было ведомственным и занималось пошивом и кройкой немецкого обмундирования. Заглянуть именно сюда посоветовал ему оберштурмбаннфюрер Грейфе, который, опасаясь за исход операции, контролировал едва ли не каждый его шаг. Хотя порой и доверял важные вещи. Например, самому заказать переделку кожаного плаща под «панцеркнакке». Резонно, ведь носить этот плащ придется Маврину.
По заверению оберштурмбаннфюрера, люди в ателье были все проверены, а само заведение входило в систему немецких спецслужб. Мастерам этого заведения неоднократно приходилось пришивать потайные карманы для оружия и взрывчатки, а потому они не удивятся очередному нестандартному заказу и вряд ли станут задавать вопросы, не относящиеся к делу.
Распахнув узкую, но очень крепкую дверь, Маврин вошел в мастерскую. Навстречу ему поднялся невыразительный худенький человек средних лет с курчавой бородкой.
— Что желает господин?
Развернув бумажный сверток, Маврин показал ему кожаный плащ и сказал:
— Мне нужно перешить кожаное пальто по советской моде. Можете это сделать?
— Нет ничего проще, — охотно кивнул мастер, — это наша работа.
— Но это еще не все. Рукава нужно расширить примерно вот так. Карманы должны быть широкими и глубокими. Знаете ли, есть у меня такая привычка — таскать с собой много лишнего.
Лицо мастера оставалось бесстрастным.
— Нас совершенно не интересует, что именно вы положите в карманы. Мы сделаем все, как вы скажете.
— Когда будет выполнен заказ?
— Думаю, что через неделю. Давайте сейчас заполним ваши данные. — Мастер сел за стол, взяв из множества карандашей из обыкновенного стакана самый заточенный. — Фамилия, имя, адрес?
— Знаете что, не надо ничего записывать. Я к вам сам зайду… я проживаю здесь временно, мой адрес может измениться.
— Как скажете, — безразлично пожал плечами портной, откладывая карандаш в сторону.
— Но мне нужно, чтобы заказ был исполнен через три дня.
Лицо портного приняло задумчивое выражение.
— Здесь очень много работы.
— Я заплачу двойную цену.
Унылое выражение лица сменилось на понимающе-оживленное.
— Мы, конечно, входим в положение клиентов, но не все зависит от нас. Ведь предстоит сделать нешуточную раскройку. И работу придется выполнять нестандартную. Я так понимаю, этот расширенный рукав не должен быть особо заметен?
— Разумеется. Пусть он будет восприниматься всего лишь как некоторая новаторская идея мастера.
— Вот видите, здесь предстоит еще подумать, как выполнить ваш заказ наилучшим образом. У вас будет десять минут? Я бы хотел переговорить со своим компаньоном. Ему уже приходилось мастерить нечто подобное. Может быть, он что-нибудь подскажет. И мы с ним сориентируемся по срокам.
— Хорошо, я обожду, — согласился Маврин, присаживаясь на стул.
Портной вышел в соседнюю комнату, прошел в короткий коридор, отделявший приемную от собственно мастерской, и трижды постучал в дверь. Теперь в нем ничего не было от того флегматичного человека, каким он был в приемной.
Дверь открыл молодой человек, не более тридцати лет, отступив в сторону, он пропустил возбужденного партнера.
— Что произошло? — спросил он обеспокоенно.
Выглянув в коридор и убедившись, что он пуст, тот плотно закрыл за собой дверь и быстро заговорил:
— Сейчас ко мне пришел заказчик. Принес хорошее кожаное пальто и просил, чтобы я перешил его по советской моде.
— Так в чем же дело? — невозмутимо спросил молодой человек. — Заказ самый обычный. Наверняка этого типа собираются перебросить через линию фронта.
— Дело даже не в этом, — все тем же возбужденным голосом продолжал портной, — он просил для чего-то расширить свои рукава. Значит, собирается что-то в них вкладывать, и просил расширить их так, чтобы не было заметно снаружи.
— Понятно. Как он выглядит?
— Представительный такой. Высокий. Благородные черты лица. Русые густые волосы зачесаны назад, лоб выпуклый. Производит весьма благоприятное впечатление.
— Неудивительно, будет работать под офицера. Так что вы ему ответили?
— Я сказал, что заказ очень непростой. Мне, мол, нужно посоветоваться со своим компаньоном, потому что одному тут не справиться.