«Панцеркнакке» в разобранном состоянии лежал в небольшом черном чемоданчике, совершенно неброском на вид. В том, что у него не отобрали «панцеркнакке», был свой тонкий расчет. К нему надо было привыкнуть, как к личной принадлежности, вроде зубной щетки или портсигара. А кроме того, Маврин должен был постоянно упражняться в его надевании и маскировке. Существовал даже норматив, в течение которого он должен был приладить «панцеркнакке» в рукав.
Интересно, как «панцеркнакке» будет смотреться в рукаве этого кожаного плаща? Щелкнув замками, Петр открыл чемодан. В специальной ячейке, укрепленный ремнями, лежал небольшой ствол, в тряпичном кармане был упрятан кожаный манжет, при помощи которого ствол закреплялся в рукаве. Он обшит специальной материей, которую можно легко принять за подкладку. В ствол помещался портативный реактивный снаряд. Сейчас вместо него легкая болванка. Оно и правильно, еще ненароком выстрелит и разнесет половину гостиницы. В небольшой бумажной коробке помещалась электрическая батарея. Ее легко можно было спрятать в кармане. Достаточно нажать на кнопку, удобно выступающую на корпусе коробки, как тотчас сработает электрическая цепь и приведет в действие электродетонатор, а бронебойно-зажигательный снаряд, покинув ствол, отправиться точно в цель.
Распаковав ствол, он приладил его в рукав, закрепил манжетой, затем, положив батарею в карман, пропустил провод через специальное отверстие, после чего надел значительно потяжелевший плащ. Глянул на часы и, к своему удивлению, обнаружил, что, даже не торопясь, сумел уложиться в установленный норматив — ровно две с половиной минуты. Можно было бы, конечно, управиться и побыстрее, но необходимости в этом не было.
Критически посмотрел в зеркало.
С виду все выглядит вполне естественно, неброский фасон и никаких подозрительных примет, даже рукава выглядели не такими уж и широкими.
Маврин поднял руки. Невольно поморщился: в этом случае «панцеркнакке» обнаруживал под плащом свою зловещую форму, а если заглянуть в рукав, то можно было рассмотреть какое-то замысловатое сооружение. Впрочем, не страшно, не будет же он ходить с поднятыми руками!
Маврин вытащил снаряд-болванку и аккуратно упаковал ствол в картонную коробку. Рядом так же тщательно уложил электрическую батарейку. Щелкнув замками, закрыл чемоданчик. После чего снял плащ и повесил его на вешалку.
Грейфе обещал завтра подогнать мотоцикл. Есть возможность вспомнить озорную молодость, а заодно и покатать по городу «супругу».
* * *Разведывательная школа близ Варшавы была одной из самых образцовых и подчинялась непосредственно руководству «Цеппелина». На территории разведшколы, раскинувшейся на десяти гектарах, размещались мастерские для производства фиктивных документов самого высокого качества, стрельбища, различные лаборатории и стенды, но особой гордостью был мощный радиоузел, куда стекались радиограммы от агентов, заброшенных в глубокий тыл противника.
Огороженную территорию разведшколы охраняла рота СС. Внешне — обыкновенный лагерь для военнопленных, каких по всей Польше можно было бы насчитать не один десяток. Вот только в отличие от остальных никому из жителей не приходилось видеть его обитателей — их привозили в закрытых грузовиках и так же скрытно увозили.
Подполковник Роман Николаевич Редлих посмотрел на часы — стрелки неумолимо приближались к четырем часам утра, а шифрограмма еще не поступала. Он уже хотел было поднять телефонную трубку, чтобы узнать о шифровке, но раздумал. Если она действительно пришла, то его должны будут оповестить в первую очередь. Это была одна из самых сложных операций за последние полгода, а кроме того, ее курировал лично Вальтер Шелленберг.
Весьма серьезная фигура!
В случае неудачи вся ответственность падет на Редлиха как на начальника разведшколы, и никого совершенно не будет интересовать то, что десятки выпускников его школы успешно работают в глубоком тылу русских, внедрены в военные и государственные учреждения и верно служат на благо рейха.
Подполковник Редлих выглянул в окно. Могучая антенна, замаскированная среди высоких тополей, ждала сигнала коротковолновой портативной рации из России. С улицы ее невозможно было рассмотреть: антенна была видна разве что со стороны школы, да и то самая меньшая ее часть, строптиво торчащая из кроны. Кончик, подкрашенный в тон светло-голубому небу, практически не был различим даже с близкого расстояния. Сейчас антенна рассекала на неровные части далекую желтую луну и терялась где-то на высоте пятнадцати метров.
Если от командира группы Терехина через час не поступит шифрограмма, то отправление Маврина к русским придется отложить на неопределенное время. На экстренный случай был предусмотрен вариант дополнительной связи, но к нему следовало относиться с настороженностью, так как группа в данном случае может работать уже под контролем противника. Таким сообщениям не будет веры, и по возвращении людей из группы, даже в случае благоприятного исхода операции, они будут подвергнуты самой тщательной проверке.
Раздался телефонный звонок. Дождавшись, когда прозвучит третий гудок, Редлих поднял трубку и, стараясь скрыть нетерпение, ответил:
— Подполковник Редлих слушает.
— Господин подполковник, — узнал он голос начальника радиоразведки, — только что пришла шифрограмма от группы триста двадцать семь.
— Хорошо, — нейтральным голосом отозвался подполковник. Разведчику в любой ситуации полагалось сохранять самообладание. И тем же самым спокойным голосом спросил: — Вы заметили какую-нибудь странность во время сеанса связи?
— Ничего особенного. Почерк нашего радиста. Никаких условных предостерегающих знаков.
— Хорошо, — отозвался Редлих, машинально посмотрев на часы. — Как только расшифруете, немедленно доставьте ее мне.
Через пятнадцать минут в его кабинет постучался начальник шифровального отдела, весьма милый молодой человек, выпускник Боннского университета и, положив на стол шифровку, вышел.
Редлих развернул листок и прочел: «Сатурну. Приземлились благополучно. Готовы встретить груз. Юпитер».
Глава 30 ПРИЕМНАЯ СТАЛИНА
Пошел уже третий час, как Берия сидел в приемной Сталина. Поначалу он даже обрадовался, когда Поскребышев сообщил ему о том, что придется некоторое время подождать, — выпадала возможность детально ознакомиться с документами (более тихого места, чем приемная Сталина, невозможно было найти во всей Москве). Раскрыв портфель, вытащил документы и начал читать их, делая пометки на полях красным карандашом. Но когда были просмотрены все бумаги, а Сталин так и не пригласил его в кабинет, Лаврентий Павлович заметно сник. Так долго Сталин не держал его в приемной ни разу — очередной повод, чтобы призадуматься.
— Ты не знаешь, это надолго? — спросил Берия у секретаря.
Об отношении к тебе Хозяина можно судить по тому, как к тебе относится его челядь. В этот раз всегда любезный Поскребышев сделал вид, что не расслышал вопроса, и с серьезным видом углубился в разложенные на столе бумаги. А ведь было время, что он из штанов выпрыгивал, только чтобы угодить всесильному министру внутренних дел.
Приемная Сталина — не самое подходящее место, чтобы выражать неудовольствие, а потому следовало взять себя в руки и промолчать.
Часто большие выводы заключаются в маленьких вещах, например, как на тебя посмотрел секретарь Хозяина и сколько тебя продержали в приемной. А если учесть, что пошел уже третий час ожидания, то дела складывались скверно.
В прежние времена Лаврентий Павлович по-дружески интересовался у Поскребышева, кто именно находится в данный момент у Хозяина, но сейчас у него не было даже желания смотреть в сторону секретаря. Да и нет никакой гарантии, что тот ответит, — возьмет и опять сделает вид, что не услышал вопроса. А оплеуху от обыкновенного секретаря получать не хотелось.
Что ж, надо набраться терпения и ждать.
Неожиданно прозвенел звонок. Поскребышев поднял трубку.
— Да, товарищ Сталин. Здесь. Слушаюсь.
И аккуратно, будто имел дело с хрупкой вещью, положил трубку на рычаг. Аппарат дзинькнул предостерегающей ноткой, и равнодушные глаза Поскребышева остановились на министре внутренних дел.
— Товарищ Сталин сказал, что не сможет принять вас сегодня. Встречу переносит на завтра, в это же время.
Лаврентий Павлович не сомневался, что Поскребышев был осведомлен о том, что его не примут, с самого начала, а теперь он разыгрывает перед ним театральную сценку, выражая сочувствие. По законам жанра следовало изобразить сожаление. Для большей убедительности можно даже крякнуть, но Берия, не сказав ни слова, вышел из комнаты с подчеркнуто равнодушным видом. Наверняка Сталин расспросит секретаря о том, с каким настроением министр покидал приемную. Интересно, что ответит Поскребышев?
Самое неприятное заключалось в том, что история могла повториться и, продержав министра в приемной, Сталин вновь может переназначить встречу. Именно с таких, казалось бы, непримечательных вещей начинается опала.
Лаврентий Павлович вышел на улицу. Свежий воздух пьянил. На первый взгляд территория Кунцева выглядела нежилой, но Берии было известно, что охрана Сталина состояла из трех колец оцепления, а еще есть и секреты уже за территорией дачи. Но вместе с тем Кунцево являлось одним из самых уязвимых мест в охране Хозяина. Атаковать дачу следовало, конечно, большими силами, и если к этому делу подойти с большой выдумкой, то кунцевская дача может оказаться капканом для Сталина.
Берия неторопливо сел в автомобиль, машина тронулась. Рядом, уткнувшись в окно, сидел адъютант лейтенант Иван Лысенков. Парень тонко чувствовал настроение шефа, а потому сидел затаившись, как если бы его не было вовсе.
— Заяц, — сказал Лаврентий Павлович.
— Что? — не понял Лысенков, повернувшись.
— Я говорю, заяц на дороге, — махнул рукой Берия в сторону леса. — Митя, останови машину.
Водитель, прижавшись к обочине, заглушил двигатель.
Действительно, на тропе, поднявшись на задние лапы, стоял заяц-русак.
— Пойду погляжу, — неожиданно распахнул Берия дверцу.
Выйдя из машины, он, улыбаясь, разглядывал зверька. Мгновенно позабылись недавние страхи и переживания. Оказывается, как мало нужно человеку, чтобы обрести хорошее настроение. Заяц не спешил убегать, он был крупный, вислоухий и, что самое удивительное, необыкновенно бесстрашный.
Впрочем, неудивительно. Место заповедное. Стрелять здесь строжайше запрещено. В относительной безопасности в этих местах выросло не одно поколение животных, а потому они посматривали на людей почти по-приятельски.
Берия сделал шаг вперед. Затем другой. Заяц не выражал никакого беспокойства. Вот только еще более вытянулся. Затем не торопясь поскакал в лес — все-таки внимание человека напрягает.
— Хотите отдохнуть, Лаврентий Павлович? — подошел адъютант.
— Хотелось бы, Ваня, вот только времени нет. За меня мою работу никто не сделает.
— Так-то оно так, Лаврентий Павлович, а только ведь и о себе подумать надо. Не жалеете вы себя.
Берия, как и всякий крупный руководитель, в своем ближайшем окружении имел людей, лично ему преданных и обязанных ему своим продвижением по службе. Случись им выбирать между Хозяином и министром внутренних дел, так они без колебания выбрали бы Лаврентия Павловича.
Именно таким человеком был Иван Лысенков.
Берия осмотрелся. В глубине леса, замаскированная густыми кустами, слабо виднелась каменная будка. Здесь проходило третье кольцо оцепления. Неподалеку отсюда на обочине был установлен один из фугасов.
Ход истории мог бы измениться, если бы Сталина не задержали в Кремле какие-то дела.
— Как продвигается расследование?
— Контрразведка вышла на группу Бычкова.
— Вот как, — погасив эмоции, бесцветно откликнулся Лаврентий Павлович. — Как это произошло?
— Каким-то образом они узнали, что за день до этого в их отделе проводились какие-то приготовления. Какие будут распоряжения?
У Сталина никогда не было явных фаворитов. Умелый интриган, он время от времени приближал к себе кого-нибудь из окружения, чтобы потом столкнуть его лбом с очередным любимчиком. Сейчас в баловнях у Хозяина ходил Абакумов. Своим выдвижением он во многом был обязан министру внутренних дел, но, возглавив службу контрразведки и заручившись благосклонностью Сталина, позабыл о своем прежнем покровителе. С подобной неблагодарностью Берия сталкивался не впервые, так что удивляться здесь ничему не стоило. Зарвавшимся карьеристам свойственно забывать добро. Самое неприятное заключалось как раз в том, что бодаться в этот раз предстояло с твердолобым Абакумовым.
— Бычкова нужно убрать. Это просчет! — твердо сказал Берия.
В этот раз его грузинский акцент был особенно заметен.
— Сделаем, Лаврентий Павлович.
— А его группу придется расформировать. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Понимаю, Лаврентий Павлович. Сегодня же подготовлю документы.
— Пойдем в машину. Вон, — кивнул он в сторону леса, — вижу, что за нами охрана наблюдает. Интересно, о чем они думают? — Берия направился к машине.
Глава 31 НЕГЛАСНЫЙ ИНФОРМАТОР
Перешагнув порог просторного кабинета, Абакумов подошел к зеркалу и внимательно всмотрелся в свое отражение. Ничто не свидетельствовало о бессонной ночи, вот разве что под глазами едва заметная тень, которую можно было заметить только вблизи, зато зрачки сверкали азартным блеском, так сводившим с ума женщин. Так что если отбросить малосущественные детали, то в целом выглядел он весьма неплохо. Виктор Семенович прекрасно осознавал собственные резервы, и если бы для дела потребовалось не спать еще неделю, так он выдержал бы и это испытание.
Единственное, что не устраивало его в собственной внешности, это слегка помятый китель и отросшая щетина. Но если с первой задачей успешно справлялся ординарец, то ко второй предстояло подойти более обстоятельно. Не исключено, что где-нибудь после полуночи его вызовет к себе Сталин, а потому следовало выглядеть подобающе.
Щетина росла неравномерно и отчего-то более всего была заметна на подбородке. Абакумов потер ее ладонью — вот с этого места и предстояло начинать.
Виктор Семенович хотел пройти в ванную комнату, но тут раздался телефонный звонок. Все разговоры он перенес за полночь — должен же он, в конце концов, привести себя в порядок! Еще хотелось бы хоть ненадолго вздремнуть — впереди его ожидал такой же трудный день, как и пережитый, но телефон, не считаясь с его желаниями, продолжал настойчиво тревожить.
Подняв трубку телефона, Виктор Семенович произнес:
— Абакумов слушает.
— Виктор Семенович, тут такое дело, мы вышли на след, — услышал он возбужденный голос Маркова.
— Продолжай!
— У меня есть негласный информатор: женщина. Она работает во втором отделе, специализирующемся на диверсиях. Так вот, она сообщила, что две предыдущие ночи, накануне того, как мы обнаружили фугас, в отделе царила какая-то суета. Потом несколько человек загружали в легковой автомобиль какие-то ящики. По ее мнению, это было взрывное устройство. На следующий день эта группа в отделе так и не появилась. Не было их и через день.
— Я подозреваю, что их не найдут совсем. Кто руководит отделом?
— Майор Бычков.
— Взять его под оперативное наблюдение. Завтра утром доложить мне о первых результатах.
— Есть!
* * *Майор Бычков быстро сбежал по лестнице и вышел из управления. Дом, в котором он жил, находился в четырех кварталах отсюда, так что можно пройтись пешком, размять ноги.
В какой-то момент он вдруг ощутил неясное беспокойство. Что-то было не так. Майор не мог понять, откуда возник этот душевный дискомфорт, просто почувствовал, что является объектом наблюдения. Похожее чувство возникает, когда совершаешь какую-то оплошность при большом скоплении народа, невольно начинает казаться, что все окружающие показывают на тебя пальцами. Хотя в действительности прохожим нет до тебя никакого дела.
Бычков оглянулся, словно хотел увидеть направленные в его стороны пальцы, но вместо них заметил невысокого бритого мужчину, идущего следом. Причем тот особенно и не прятался, только слегка замедлил шаг, когда Бычков посмотрел в его сторону.
Поначалу майору показалось, что это случайность (каких только страхов не померещится после несостоявшейся акции), но, пройдя метров триста, Бычков обернулся вновь и увидел, что мужчина и не думал отставать от него.
Первое, что почувствовал Бычков, когда окончательно понял, что «топтун» идет именно за ним, так это панику. За годы работы в Министерстве внутренних дел он привык ощущать себя охотником и представителем всемогущего ведомства, а тут, оказывается, существует сила, которая, не особенно таясь, способна сильно осложнить его жизнь.
В горле пересохло. Стало трудно дышать. Захотелось как можно скорее оказаться в своей маленькой, но такой уютной квартире, и ему стоило огромного труда, чтобы не перейти на бег. Наоборот, он постарался придать себе как можно большую безмятежность. Приостанавливался, чтобы посмотреть на стройные ножки проходивших мимо девушек, а потом легкой расслабленной походкой шел дальше.
А вот и родной дом!
Последние метры Бычков прошел на деревянных ногах, опасаясь, что впереди его ожидает самое худшее. Но, оказавшись в тиши подъезда, он невольно расслабился — никто не хватал его за руки, не затыкал рот. Вокруг все спокойно, если, конечно, не считать мяуканья кота на верхней площадке.