— Тут, что ли?
Ответом ему послужил глухой вибрирующий гул.
Одна из покрытых трещинами, потемневших от времени бетонных плит с удивительной легкостью сдвинулась в сторону, открывая взгляду прочную, явно изготовленную из современных материалов дверь. Композитная многослойная броня защищала вход в обитель мнемотехника не только от пуль и снарядов, но и от скоргов: активный пластик наружного слоя глянцевито отблескивал в скупом свете сумеречного зимнего дня.
Дверь дрогнула, уходя в зазор между двумя сложившимися домиком, присыпанными землей бетонными плитами.
Вниз во мрак уводили ступеньки.
Максим, не получив дальнейших инструкций, начал спускаться. Силы таяли, он пошатывался, уже едва удерживаясь на ногах.
С гулкой вибрацией за его спиной встала на место массивная дверь. Внезапно, разгоняя чернильный мрак, зажглись несколько ламп, осветив короткий отрезок наклонного коридора и простирающееся за ним подвальное помещение.
Первым, что невольно привлекало внимание, было массивное кресло, окруженное уже знакомыми Максиму агрегатами. Он поежился, мгновенно вспомнив Пингвина с его вечной мерзкой улыбочкой. Может, зря я этого мнемотехника спас? Сволочи они все… Максим неприязненно покосился на кресло.
Поискав взглядом, куда бы пристроить бессознательное тело Антрацита, он не нашел ничего лучшего, кроме как попятиться и осторожно усадить того в «пыточную», — так сталкеры называли специально оборудованные места для проведения мнемотехнических операций.
Освободившись от непосильной, сковывающей движения ноши, он осмотрелся.
Да уж. Вот где настоящий Клондайк артефактов, и вовсе не адский…
Взгляд Максима скользил по многочисленным стеллажам, где как попало были навалены различные устройства, демонтированные с подбитых механоидов. Большинство техноартефактов выглядели незнакомыми, отдельно лежали энергоблоки — штук десять «Сердец зверя» различного размера и мощности. Еще он узнал детали армганов и импульсных вооружений, начиная от многочисленных модификаций «ИПК» и заканчивая двумя тяжелыми импульсными орудиями, непонятно каким образом доставленными в подвал.
Двигаясь между стеллажами, он внезапно едва не закричал от неожиданности, — в углу из сумрака на него пристально смотрел пустыми глазницами металлизированный череп сталтеха…
Тьфу, зараза… — Максим медленно опустил автомат.
Обитель мнемотехника одновременно вызывала чувство восхищения, зависти и нагоняла жуть. Прямо кунсткамера какая-то… «Интересно, если все, что тут навалено, оптом сдать торговцу?».
Нет, не получится. Тут за неделю всего не перетаскать. Сразу расспросы начнутся: откуда да как добыл?
А убежище хорошее. Надежное. Еще бы ключик к нему подобрать. Макс понимал, что двери открылись не просто так, наверняка автоматика бункера получила приказ через мью-фон. Да еще и подтверждение полномочий доступа. Он покосился на две самодельные лазерные турели, подвешенные под потолком напротив входа. Они выглядели вполне функционально, по крайней мере, индикаторы на накопителях энергии светились точечными изумрудными искорками. Между турелями была закреплена небольшая «башенка», явно демонтированная с механоида. Из каплевидной обтекаемой надстройки торчал короткий ствол импульсного орудия.
Максим покачал головой.
Любого незваного гостя на входе автоматически перемелет в фарш, да еще и прожарит из излучателей.
Как мне отсюда выбраться?! Он уже расстался с мыслью прихватить парочку техноартефактов, крепко задумавшись: работают установки только на входящих или попытка покинуть бункер также будет пресечена разрядами армганов и очередями импульсного орудия?
Он покосился на тело мнемотехника.
Антрацит безвольно ополз в кресле.
Вот я попал так попал…
Максима все больше удручала неопределенность возникшей ситуации. Кто его знает, что за процессы идут сейчас в организме, пораженном скоргами? Может, этот Антрацит через пару часов начнет превращаться в сталтеха? А мне что делать? Попытка удрать выглядела довольно сомнительной, уж слишком недвусмысленно и грозно смотрелись подвешенные под потолком системы автоматических вооружений. Да и дверь еще открыть надо. Руками такую массивную преграду не сдвинешь…
Вот и получается, что добрыми намерениями выстлана дорога в ад… — невесело подумал он, присев на край автомобильного кресла, установленного у стены.
В этот миг внезапно активировалась аппаратура «пыточной».
Сначала над жутковатым комплексом агрегатов, окружающих громоздкое кресло, зажегся неяркий свет, затем по приборам и устройствам прокатилась волна индикационных огней, далее пришли в движение механизмы самого кресла: с тонким подвыванием сервомоторов оно вдруг начало менять угол наклона спинки, как бы усаживая безвольное тело мнемотехника в определенное положение. Антрацит по-прежнему не открывал глаз и не подавал признаков жизни, но автоматике было глубоко наплевать, в каком состоянии находится хозяин. Из широких подлокотников внезапно выхлестнулись неприятно поблескивающие гибкие манипуляторы, заключенные в гофрированные оболочки. Извиваясь, словно змеи, они накрепко обхватили руки, ноги и грудь мнемотехника, пристегнув его к креслу. Следом от блоков аппаратуры начали выдвигаться различные приспособления, вспыхнули несколько зеленых сканирующих полосок света, одна начала медленно двигаться по лицу Антрацита, другая по груди, третья исследовала ноги, к рукам мнемотехника плотно прижались несколько шунтов, ловко проскользнув под одежду и соединившись с металлизированными пятнами на коже.
Максим наблюдал за скоротечными процессами, раскрыв рот.
На приемах у Пингвина все происходило намного быстрее и проще. Мнемотехник лагеря мотыльков обычно ограничивался включением одного устройства, похожего на точечный фонарик с синим светофильтром, установленном на гибкой штанге. В его свете пятно на запястье выглядело особенно зловещим, но после облучения не разрасталось.
Максим, пристально следя за происходящим, поймал себя на мысли, что аппаратура у Антрацита намного сложнее, по крайней мере, внешне, а вот источников синего излучения нет.
Хотя откуда мне знать, как эти комплексы должны работать?
Тело мнемотехника внезапно конвульсивно задергалось, будто через него пропустили разряд тока.
Начинается… — неприязненно подумал Максим. Он многое сносил без особого волнения, но все, что касалось мнемотехнических операций, вызывало у него стойкое отвращение, неприятие и страх.
Тонко взвизгнули сервоприводы. Сканирующее излучение погасло, теперь три замысловатых агрегата, установленных на подвижных платформах, выдвинулись к креслу и нависли над пристегнутым телом Антрацита, протянув к нему десятки гибких щупалец-манипуляторов.
Максим обреченно закрыл глаза.
В подвале было значительно теплее, чем на улице, и он давно взмок, но разгерметизировать экипировку опасался. Слишком много вокруг предметов и артефактов, носящих следы воздействия скоргов. Неизвестно, чем занимается мнемотехник в своей лаборатории.
Чтобы не щекотать себе нервы, он устроился поудобнее, отвернулся и сам не заметил, как задремал.
* * *— Не сопрел?
Максим вскочил, словно ошпаренный, отшатнулся, вскидывая автомат, но, узнав Антрацита, обмяк, чувствуя, что все тело действительно покрыто испариной.
— Напугал!…
— А что ты такой дерганый? — Мнемотехник выглядел вполне бодрым, отдохнувшим и главное — здоровым. Сложно было представить, что несколько часов назад он висел, пришпиленный к стене металлизированными штырями, и едва мог ворочать зрачками.
— Я не дерганый! — зло огрызнулся Максим.
Антрацит прищурился, затем понимающе кивнул.
— Извини, брат. Мне следовало догадаться, что ты не имплантирован. Мотылек? Из лагеря Греха?
Максим кивнул.
— Можешь снять экипировку. Здесь безопасно. Вон там в углу за шторкой душ. Не бог весть какие удобства, но все же пот и грязь смоешь. А я пока соображу поесть.
Максим растерялся. Конечно, снять надоевшую, уже порядком заскорузлую экипировку, вымыться — это здорово. Но существовало одно обстоятельство, заставившее его отрицательно качнуть головой.
— Мне уходить надо. Срочно.
— Почему? — искренне удивился Антрацит.
— Время. Если к восьми часам в лагерь не успею, худо мне будет.
— Может, объяснишь, в чем дело? Ты мне жизнь спас. Это дорого стоит.
— Ты ничем не поможешь. — Максим вздохнул. Мысли о свободе оставались лишь грезами. Он настолько страшился серебристого пятна на запястье, так сильно робел перед любыми мнемотехническими вмешательствами, что предпочитал мириться с существующим положением вещей. За истекшие месяцы он даже не спросил ни у Пингвина, ни у торговца, сколько нужно добыть артефактов, чтобы избавиться от проклятого металлизированного пятна. Все дело в страхе. Как выводить скоргов? Что будет, если колонию серебристой дряни не удастся удалить? Мнемотехнику из лагеря он инстинктивно не доверял.
— Ну, что примолк? — Антрацит продолжал внимательно, пытливо, но не враждебно смотреть на Максима. — Зачем тебе в лагерь? Здесь убежище намного надежнее, поверь. И моя благодарность гостеприимством не ограничится.
Максим вдруг подумал: а будь, что будет. Может, врал Пингвин, что другой мнемотехник ничем не поможет? Цену себе набивал?
— Мне в лагерь надо чтобы к нашему мнемотехнику попасть.
— Зачем?
— Он облучает руку каждый день.
— А что у тебя? Скоргов подхватил? Ну, это проблема, конечно. — Антрацит немного помрачнел. — Но ты не расстраивайся. Если поражение локальное, из него еще и полезный имплант сформировать можно. Только вот не пойму: почему тебя не имплантировали? Что-то ты недоговариваешь, брат?
— Он сам меня скоргами и заразил, — глухо ответил Максим.
— Кто?
— Пингвин. Наш мнемотехник из лагеря.
Антрацит криво усмехнулся.
— Ну да. Слышал я про такой прием. А ну, давай, снимай экипировку. Время все равно уже позднее, к назначенному сроку вернуться не успеешь.
Максим не стал спорить. Он уже взглянул на электронные часы. Начало девятого. До лагеря, если не бежать сломя голову, час ходьбы через руины. Страх никуда не делся, но ситуация действительно складывалась безвыходная. Пингвин, сволочь, слов на ветер не бросал. Однажды Максим опоздал на четверть часа. Даже вспоминать не хотелось — мнемотехника пришлось уговаривать, чуть ли не ползать на коленях. А куда деваться? О том, что произойдет, если пятно не стабилизировать, он даже думать не хотел.
Решившись, он стянул защитную маску с дыхательным аппаратом.
Антрацит, взглянув на его бледное, исхудавшее лицо, лишь покачал головой.
— Не все сталкеры — сволочи, — внезапно произнес он. — Запомни это, Максим.
— Не понял? — опешил Максим.
— От тебя страхом прет. Ты всех боишься и ненавидишь.
— А ты всех любишь?
— Нет, конечно. Но людей различаю. И тебе советую научиться.
Максим не был настроен на разговор. Его слегка подтряхивало в преддверии предстоящего «обследования». Стянув с себя элементы защиты, он вопросительно взглянул на Антрацита.
— В кресло, — произнес мнемотехник.
* * *Тонкая зеленая полоска сканирующего излучения медленно ползла по запястью правой руки Максима.
Он весь сжался, будто его резали ножом по живому. От непроизвольного ужаса сердце, как бешеное, колотилось в груди.
Антрацит, следя за показаниями приборов, хмурился, и его мимика еще больше пугала Максима.
— Ну, что там? — не выдержав, сипло спросил он.
Мнемотехник отключил сканер, сокрушенно покачал головой, негромко выругался.
Все. Видно, плохи мои дела… — отчаянно подумал Максим.
— Ты сам в мотыльки подался?
— Нет. — Максим сглотнул. — Долго рассказывать.
— Ну, в общем, в Пятизонье ты не рвался?
— Что я, больной?!
— В таком случае, — Антрацит встал с вращающегося стула, — мой тебе добрый совет — вали отсюда как можно быстрее и дальше.
Максима как будто током пронзило. Он что, бредит после всего пережитого?!
— А это?! — Он указал взглядом на немного потускневшее, но все равно ясно различимое металлизированное пятно на запястье.
— Это краска. Серебрянка. На основе алюминиевой пудры.
Максим оцепенел. Мысли в голове мгновенно спутались, будто рассудок, словно компьютер, внезапно дал сбой.
— То есть как?!
— Макс, все просто. Тебя обманули. Не было никакого инфицирования скоргами. Ты абсолютно свободен, здоров, с нервишками, конечно, уже не все в порядке, отощал сильно, а в остальном — никаких отклонений.
До Максима наконец начал медленно доходить смысл сказанного.
— Пингвин… Тварь… — Вдруг разом нахлынула и радость, и облегчение, и дикая злоба, проходящая на грани аффекта, граничащая с нервным срывом. — Это значит, я лазил по руинам, каждый день рискуя жизнью, таскал артефакты торговцу из-за пятна въевшейся в кожу металлической пудры?!
Ремни, пристегнувшие его к креслу, ослабли, а затем с шелестом исчезли в подлокотниках.
Максим встал.
— Я убью его! — просипел он, потянувшись за экипировкой.
— Пингвина? — Антрацит прищурился. — Давно пора. Только ты остынь на минуту. Поговорить нам надо. Никуда мнемотехник из лагеря не денется.
— Не о чем говорить! Удавлю тварь и выбираться отсюда буду!
— Если удавишь, уже не выберешься, — спокойно ответил Антрацит. — Ты думаешь, «Пристанище» под боком у Ковчега за здорово живешь существует? Грех от Хистера артефактами откупается и частенько мотыльков ему подкидывает — чистый, неимплантированный, так сказать, материал, для особо секретных опытов, что в бункерах Академгородка проводят. Вот и подумай. Это хорошо отлаженный бизнес. И охраняется он соответственно.
— Где это ты так в людях научился разбираться? — Максима душила злоба.
— Я сейчас о тебе беспокоюсь. — Антрацит проигнорировал его тон. — Допустим, ты беспрепятственно войдешь в лагерь. И к Пингвину попадешь без проблем. Как ты там его убивать собрался — не мое дело. Хоть по кусочкам рви, но дальше-то что? Как обратно выйдешь, а если и вырвешься, куда пойдешь, кто тебя через Барьер назад во Внешний Мир переправит? И кто там тебя ждет?
— Вербуешь? В сталкеры? На другую руку мне какой-нибудь дряни намажешь?
— Нужен ты мне!… — Антрацит разозлился. — Помочь хотел. Насильно держать не стану. Просто по опыту знаю: кто в Пятизонье побывал, пожил тут, назад не возвращается. А кто уходит, тот быстро понимает, что за Барьерами счастья нет.
— Можно подумать, здесь оно есть! — возмутился Максим, вставая. — Пойду я.
— Как знаешь. — Мнемотехник спорить не собирался. — Артефактов возьмешь? В благодарность за спасение?
— Возьму, — буркнул Максим. — Нет, не надо, — вдруг передумал он. — Ты мне лучше экипировку дай нормальную, если есть.
— И то дело, — кивнул Антрацит. — Понимаю, тебе сейчас поберечься от скоргов надо. — Он ушел в дальний угол подвала, сдвинул какие-то пластиковые контейнеры. Вернулся с увесистым кофром. — Армейский бронекостюм. Специально для Пятизонья разработан. Замкнутый цикл жизнеобеспечения, активный полимер поверх брони.
У Максима загорелись глаза.
— Поможешь? — Он встал.
Антрацит вскрыл кофр, объяснил назначение некоторых элементов экипировки, по очереди подавая Максиму детали бронекостюма.
Тот молча слушал, одновременно экипируясь. Вес брони поначалу показался непривычным, но когда включились подсистемы, управляющие сервомускулатурой, то пятьдесят килограммов композитной защиты вообще перестали ощущаться.
— Броня уникальная. — В голосе Антрацита не прозвучало ни нотки жалости, хотя расставался он с настоящим сокровищем. — Вместо обычных элементов питания здесь использованы «Сердца зверя». Их можно подзарядить в границах аномальных энергополей. И не думай, что я откупился и все забыл, — ворчливо добавил мнемотехник. — Нужда заставит, приходи. Дашь мне знать. — Он костяшками пальцев постучал по пустому кофру, изображая последовательность.
— Где сигнал подавать?
— А у плиты, что вход маскирует. Я услышу.
— Ладно. Спасибо тебе. — Макс опустил дымчатое проекционное забрало. — Может, еще и увидимся.
Глава 3
Лагерь мотыльков.
Новосибирская зона отчужденных пространств…
— УБИЛИ!… УБИЛИ!… УБИЛИ!…
Сиплый, надорванный, полный ярости голос эхом метался среди огрызков стен.
Максим остановился, озираясь по сторонам.
Руины близлежащих зданий, в подвалах которых располагались герметичные убежища лагеря, щерились черными провалами окон. Поздний вечер моросил нудным дождем. Кое-где на верхних этажах искаженных пульсациями построек мелькали тени — это дежурные снайперы, привлеченные криками, рискнули покинуть позиции, выглянуть, любопытствуя что же произошло?!
Огромный детина — сталкер по кличке Демон: — стоял посреди квадратного внутреннего двора, ограниченного периметром бетонных блоков, установленных в качестве символической защиты от механоидов. Его волосатые руки, испачканные кровью, были в этот миг воздеты к серым небесам, на искаженном гримасой злобы лице читалось выражение растерянности.
Один из обитателей герметичных подвалов, случайно, не по своей воле оказавшийся поблизости, застыл как вкопанный. О скверном характере Демона в лагере знали все. Необычайно сильный, глубоко и безнадежно инфицированный серебристой проказой Зоны, он внушал только отвращение и инстинктивный ужас.
— Кого убили-то? — раздался робкий вопрос. По голосу, искаженному защитной дыхательной маской, было невозможного определить, кто из обитателей «Греховного Пристанища» решился расспрашивать разъяренного, похожего на мясника сталкера.