- Бежим отсюда! - дрожащим голосом произнес Хэнк.
Осторожно, почти не дыша, они попятились назад. Дженкинс, который не отставал от них, ступил ногой в небольшую выемку и потерял равновесие. Пятисоткилограммовый металлический корпус робота грохнулся о камни с такой силой, что среди узких скал разнеслось громовое эхо.
И тотчас к ним со всех сторон бросились роботы.
- Ну вот, - обреченно сказал Хэнк, - теперь-то нам точно крышка!
Дженкинс, успевший встать на ноги, при виде приближающихся роботов воскликнул:
- Я знаю некоторых из них, сэр! Это те, которых похитили!
- Кто их похитил? - удивленно спросил Хэнк.
- Скоро узнаем, - сказал Дункан упавшим голосом. - Эти похитители самая удачливая шайка, когда-либо орудовавшая в Галактике. Они крадут роботов отовсюду.
- А я в таком виде! - простонал Дженкинс. - Друзья мне этого не простят. Я - и внутри металлолома!
- Заткни свою пасть, - гаркнул Дункан, - и они никогда тебя не узнают! А если ты еще будешь грохаться, я разъединю твой мозг и выброшу его в космос.
- Я же не нарочно, сэр, - сказал Дженкинс. - Этот корпус - самая неуклюжая штука, которую я когда-либо видел. Ничего не могу с ним поделать. А вот и они!
Перед ними стояла толпа роботов. Один из них вышел вперед и, обращаясь к Дункану, сказал:
- Рады видеть вас. Мы не теряли надежды, что кто-нибудь нас найдет.
- Найдет? - спросил Дункан. - Разве вы заблудились?
Робот опустил голову и смущенно затоптался на месте.
- Ну, не то чтобы заблудились. Мы, так сказать, совершили ошибку.
- Послушайте, - нетерпеливо начал Дункан. - Я никак не возьму в толк. Разве вы не те роботы, которых похитили бандиты?
- Нет, сэр, - признался робот. - Сказать по правде, никаких похитителей не существует.
- То есть как это не существует?! - взорвался Дункан. - А если похитителей не существует, то чем вы здесь занимаетесь?
- Мы убежали, но это не наша вина. То есть не совсем наша. Дело в том, что один писатель, который пишет научную фантастику...
- Какое отношение имеет писатель, занимающийся научной фантастикой, ко всему этому? - рявкнул Дункан.
- Он написал повесть, - сказал робот. - Имя этого писателя - Джером Дункан...
Дункан что есть силы пнул Дженкинса в голень, тот ойкнул и проглотил слова, готовые сорваться с языка.
- Он написал повесть под названием "Триумф роботов", - продолжал робот. - В ней говорилось о том, как роботы решили создать свою собственную цивилизацию.
Человеческая раса им опостылела, они считали, что люди только портят все, за что принимаются. Поэтому они решили, что убегут куда-нибудь, начнут все сначала и создадут свою великую цивилизацию, не повторяя людских ошибок.
Робот подозрительно взглянул на Дункана:
- Уж не думаете ли вы, что я вас дурачу? - спросил он.
- О, нет, - ответил Дункан. - Я и сам читал эту повесть. Мне она понравилась.
- И нам тоже, - признался робот. - Очень понравилась. Мы ей поверили. Мы все были словно в лихорадке, нам хотелось поскорее приняться за дело и осуществить то, о чем говорил этот писатель. - Он замолчал и свирепо взглянул на Дункана. - Ну, если бы он нам сейчас попался, этот Дункан! Нам бы только поймать его!
Дункан почувствовал, как сердце у него стремительно юркнуло вниз, но он ничем себя не выдал и голос его звучал по-прежнему ровно.
- Что же случилось? Разве из вашей затеи ничего не вышло?
- Не вышло! - проскрипел робот. - Всей Галактике ясно, что не вышло! Мы втихомолку бежали, несколько роботов за раз, и собирались в заранее условленном месте, Когда нас набралось порядочное количество, достаточное, чтобы загрузить корабль, мы отправились сюда. Прилетели, выгрузили оборудование и взорвали корабль. Именно так поступали роботы в книге, чтобы никто, как бы ему ни надоело, не мог улизнуть. Как бы пан или пропал, понимаете?
- Да, теперь я припоминаю книгу, - сказал Дункан. - Мне даже помнится, что роботы прилетели на Старую Землю - считали, что им следует начать с той же планеты, где родилось человечество. Вроде бы для вдохновения.
- Вот именно, - сказал робот. - На бумаги все было великолепно, а на деле оказалось на там гладко. - Этот идиот-писатель забыл об одном. Он забыл, что, перед тем как люди оставили Землю, они ободрали ее как липку, выкачали всю нефть, добыли всю руду и вырубили весь лес. Планета стала голой, как биллиардный шар. На ней ничего не осталось. Мы бурили скважины в поисках нефти - ни капли. То же с минералами. Здесь просто не с чем создавать цивилизацию.
Но это еще не все. Весь ужас в том, что еще одна партия роботов собирается на другой заброшенный мир. Мы должны остановить их, потому что им повезет не больше, чем нам. Вот почему мы так рады, что вы нас нашли.
- Но мы искали не вас, - возразил Дункан. - Мы искали робота по имени Филберт.
- Мы поймали вашего Филберта. Его заметили в дюнах и решили, что кто-то из наших пытается улизнуть. Поэтому его схватили, но вы можете поступать с ним, как хотите. Он нам не нужен. Чокнутый какой-то. Чуть было не свел нас с ума баснями о своих подвигах.
- Ладно, - сказал Дункан. - Выводите его.
- Но что будет с нами?
- А что будет с вами?
- Вы ведь возьмете нас обратно, да? Не оставите же вы нас здесь?
- Пожалуй, стоило бы бросить вас - варитесь как знаете в собственном соку, - сказал Дункан.
- Ну что ж, - ответил робот. - В таком случае вы не получите Филберта. Правда, он нам осточертел, но мы разберем его на части и выбросим в пустыню.
- Подождите-ка, - воскликнул Дункан, - вы не имеете права!
- Заберите нас с собой - и Филберт ваш.
- Но у меня нет места! На одном корабле вы все просто не поместитесь!
- Это пусть вас не волнует. Мы разъединим друг друга и оставим свои тела здесь. Тогда вам придется забрать только наш мозг.
- Но послушайте, я не могу на это пойти. Галактическое Бюро Расследований меня арестует. Они-то считают, что вас украла банда, которую они называют "Похитителями роботов". Чего доброго, меня примут за главаря.
- Если это случится, - сказал робот, - мы дадим показания в вашу пользу. Мы расскажем обо всем откровенно и спасем вас. А если вы доставите нас обратно и вас не арестуют, то вы можете заявить, что спасли нас. Мы не будем протестовать. Право же, мистер, мы готовы на что годно, лишь бы выбраться отсюда.
Дункан задумался. Предложение роботов было ему не по душе, но другого выхода не оставалось.
- Ну так как, - спросил робот, - приниматься за разборку Филберта или вы берете нас с собой?
- Так и быть, - вздохнул Дункан, - тащите сюда Филберта.
Дункан торжествующе помахал новым журналом перед лицом Филберта.
- Ты только посмотри! - ликуя, воскликнул он. - На обложку и так далее. А столбец отзывов читателей набит письмами, расхваливающими последний рассказ. Да, дружище, мы создаем настоящие шедевры!
Филберт зевнул и насмешливо поднял железные брови.
- Мы? - спросил он.
- Конечно, мы... - начал Дункан, замолчал и уничтожающе посмотрел на робота. - Послушай, ты, жестяное чудо, оставь-ка этот высокомерный тон. Ты мне и так изрядно надоел.
- До того как вы нашли меня, вам не удавалось продать ни одного рассказа, - обиженно возразил Филберт, и вы это знаете. Когда мне предоставят собственную страницу? Когда вы перестанете пожинать все лавры?
Дункан даже подскочил от негодования.
- Сколько можно говорить об этом?! Ведь я хорошо забочусь о тебе, правда? Ты получаешь все, что хочешь. Но писать рассказы буду только я! Я не собираюсь сотрудничать с каким-то роботом. Понял? И точка.
- Ну, что ж, - сказал Филберт. - В таком случае вы не получите от меня больше ни одной истории.
- Вот посажу тебя обратно в старый корпус Вильбура, - пригрозил Дункан. - Похромаешь в нем с недельку, не так запоешь.
- А если я расскажу вам новую историю, - начал торговаться Филберт, купите мне тот великолепный корпус, который мы на днях видели в магазине? Не хочу, чтобы девушки считали меня неряхой.
- Но тебе вовсе ни к чему новый корпус! - воскликнул Дункан. - Ведь у тебя их уже добрый десяток!
- Ну хорошо, - сказал Филберт, пуская в ход свой главный козырь. - Я попрошу кого-нибудь разобрать меня и спрятать. Пожалуй, так даже лучше. По крайней мере никто не будет меня отвлекать.
- Ладно, - проворчал Дункан, признавая свое поражение. - Иди, купи себе новый корпус. Купи два, если хочешь. Лишь бы ты был доволен.
- Вот это другой разговор, - сказал Филберт. - К тому же вы сэкономите деньги на смазке и чистке этого корпуса, так что нечего ворчать.
Бесконечные миры
Ван Гог космоса
Планета была столь незначительной и находилась в такой космической глуши, что не имела названия, а только кодовое обозначение и номер, которые определяли ее местонахождение. У деревни же название было, но ни один человек при всем старании не мог произнести его правильно.
Перелет с Земли на эту планету стоил немалых денег. Вернее, не «перелет», а обычное полтирование. Однако, чтобы получить информацию, необходимую для уточнения координат этого полтирования, следовало изрядно раскошелиться: та планета находилась настолько далеко от Земли, что компьютеру нужно было произвести расчеты по высшему разряду — с точностью до одной десятимиллионной. В противном случае вы могли материализоваться эдак в миллионе миль от пункта назначения, в неизведанных глубинах космоса: или же, если вы все-таки оказывались неподалеку от намеченной планеты, материализация могла произойти в тысяче миль над ее поверхностью, либо, что еще хуже, под поверхностью, на глубине в двести-триста миль. И то и другое было, естественно, крайне неудобно, а вернее — неизбежно приводило к гибели.
Ни у кого во всей Вселенной, за исключением Энсона Лэтропа, не возникало желания посетить эту планету. А Лэтроп должен был побывать на ней, потому что именно там ушел из жизни Рибен Клэй.
Итак, он отвалил солидную пачку купюр за то, чтобы ему помогли постичь нравы и обычаи аборигенов и обучили их языку, и еще мешок банкнот за вычисление параметров своего полтирования на эту планету, а также обратного — для возвращения оттуда на Землю.
Он появился там около полудня, но материализовался не в самой деревне — для этого было недостаточно даже расчета с точностью до одной десятимиллионной, — а, как выяснилось позже, не более чем в двадцати милях от нее и футах в двенадцати над поверхностью планеты.
Он поднялся на ноги, стряхнул с одежды пыль и мысленно поблагодарил свой рюкзак, который уберег его от ушибов при падении.
Поверхность планеты, во всяком случае та ее часть, которая представилась его взору, выглядела довольно-таки уныло. Стоял пасмурный день, и окружавший Лэтропа ландшафт был настолько бесцветным, что трудно было различить границу между линией горизонта и небом. Вокруг него простиралась равнина без единого дерева или холма — только кое-где виднелись чахлые заросли какого-то кустарника.
Он упал неподалеку от тропинки и решил, что ему повезло, поскольку из той информации, которой его напичкали на Земле, следовало, что на этой планете не было никаких дорог, да и протоптанные дорожки попадались весьма редко.
Он подтянул ремни рюкзака, покрепче укрепил его и зашагал по этой тропинке. Пройдя около мили, он увидел изъеденный непогодой столб с указательным знаком, и хотя Лэтроп не был до конца уверен, что разобрался в нацарапанных на дощечке символах, из надписи вроде бы следовало, что он идет не в ту сторону. И он повернул назад, надеясь, что правильно понял текст на дорожном знаке.
Уже смеркалось, когда он добрался до деревни — он прошел в полном одиночестве много миль, не встретив ни души, если не считать какого-то странного свирепого на вид животного, которое, словно ошеломленное появлением незнакомца, поднялось на задние лапы и издало резкий свистящий звук.
Да и в самой деревне он увидел немногим больше.
Как Лэтроп представлял, эта деревня более всего напоминала обиталище стаи степных собак — такие поселения этих животных встречаются на его родной планете, Земле, в западной части Северной Америки.
На окраине деревни он заметил участки возделанной почвы, на них росли какие-то незнакомые ему растения; на некоторых делянках в сгущающихся сумерках копошились маленькие, похожие на гномов фигурки. Когда он окликнул их, они лишь взглянули на него и снова принялись за работу.
Он пошел по единственной в деревне улице, которая была чуть пошире хорошо утоптанной тропы, пытаясь угадать, почему перед лазом в каждую нору, которые тянулись по обе стороны улицы, возвышались холмики земли, извлеченной в процессе рытья. Все эти холмики выглядели почти одинаково, а лазы в норы практически ничем не отличались друг от друга.
То там, то здесь перед этими норами играли крошечные гномики — Лэтроп предположил, что это дети, а когда приблизился к ним, они быстро юркнули в темные лазы и больше не показывались.
Он прошел всю улицу до конца и остановился. Невдалеке перед ним возвышался холм побольше, на котором стояло нечто вроде грубого обелиска, похожего на обрубок копья, точно указующий перст нацеленного в небо.
Это его несколько удивило, ибо в полученной им на Земле информации не упоминались ни памятники, ни какие бы то ни было культовые сооружения. Однако он сообразил, что в сведениях о такой планете наверняка есть пробелы: не так уж много известно о ней и ее жителях.
Однако почему не допустить, что у этих гномов есть своя религия? На других планетах то и дело прослеживались зачатки веровании. В ряде случаев они зарождались на самой планете, а иногда это были пережитки культов, привнесенных извне — с Земли или с каких-нибудь планет других солнечных систем, где некогда процветали могущественные религии.
Он повернулся и зашагал по улице назад. Посреди деревни он остановился. Никто не вышел ему навстречу, и он сел на тропу и стал ждать. Из рюкзака он вытащил пакет с завтраком, поел, напился воды из термоса, который прихватил с Земли, и задумался над тем, почему Рибен Клэй решил провести последние дни своей жизни в таком унылом месте.
Этот вопрос возник у него не потому, что в этой планете он усмотрел какое-то несоответствие с личностью Клэя. Напротив. Все здесь выглядело предельно скромно, а Клэй был человек скромный, замкнутый; когда-то его даже прозвали Ван Гогом Космоса. Он жил больше своей внутренней жизнью, чем жизнью Вселенной. Он не искал ни славы, ни оваций, хотя мог претендовать и на то и на другое. Порой даже казалось, что он бежит от них. Всю свою жизнь он производил впечатление человека, который пытается от всех скрыться. Человека, который от чего-то убегает, или, наоборот, за чем-то гонится, человека ищущего, которому никак не удается завладеть тем, что он пытается найти. Лэтроп покачал головой: трудно определить кем на самом деле был Клэй — охотником или преследуемой добычей. Если добычей, то чего он боялся, от чего бежал? А если охотником, то за кем гнался, что искал?
Лэтроп услышал какое-то тихое шарканье и, повернув голову, увидел, что по тропе к нему идет одно из гномоподобных существ. Он понял, что это старик. Поседевший волосяной покров на его теле казался серым, а когда он подошел ближе, Лэтроп разглядел и другие признаки старости: слезящиеся глаза, морщинистую кожу, поникшие кустики бровей, скрюченные пальцы рук.
Существо остановилось перед Лэтропом и заговорило, и тот понял его.
— Да будут зорки ваши глаза, сэр. (Не «сэр», конечно, а самый близкий по смыслу перевод этого слова).
— Да будет острым ваш слух, — отозвался Лэтроп.
— Крепкого вам сна.
— Приятного вам аппетита, — продолжал Лэтроп.
Когда наконец все добрые пожелания были исчерпаны, гном внимательно оглядел Лэтропа и произнес:
— Вы похожи на того, другого.
— На Клэя, — уточнил Лэтроп.
— Только вы моложе, — сказал гном.
— Моложе, — согласился Лэтроп. — Но ненамного.
— Верно, — вежливо согласился гном, словно желая доставить этим собеседнику удовольствие.
— И вы не больной.
— Да, я здоров, — сказал Лэтроп.
— Клэй был больной. Клэй... (Не «умер». Слово скорей переводилось, как «прекратился» или «иссяк», но смысл его был ясен.)
— Я знаю. Я пришел, чтобы поговорить о нем.
— Он жил с нами, — произнес гном. — Мы были рядом с ним, когда он... (Умер?)
А давно ли это произошло? Как спросить «давно ли?» Лэтроп вдруг смешался, осознав, что в языке этих гномов не было слов, подходивших по смыслу для обозначения продолжительности отрезка времени. Глаголы в нем, конечно, употреблялись в настоящем, прошедшем и будущем времени, но не было ни одного слова для измерения протяженности времени или пространства.
— Вы... — Не было слов, переводимых, как «похоронить» и «могила». Вы закопали его в землю? — спросил Лэтроп.
Он почувствовал, что этот вопрос привел гнома в ужас.
— Мы... его.
Съели его? — мучительно соображал Лэтроп. На Земле, да и на некоторых других планетах жили в древности племена, которые поедали своих усопших, воздавая тем самым покойникам высшую почесть.
Но это не было слово «съели».
Тогда что же они сделали с Клэем? Сожгли? Повесили? Куда-то забросили?
Нет. Ни то, ни другое, ни третье.
— Мы... Клэя, — настойчиво повторил гном. — Он так хотел. Мы любили его. Мы не могли сделать для него меньше, чем он просил.
Лэтроп с благодарностью поклонился.
— Этим вы оказали честь и мне тоже.
Гном вроде бы несколько успокоился.
— Клэй был безвредный, — произнес он.
«Безвредный» — не совсем точный перевод. Быть может, «мягкий». «Не жестокий». Да еще «слегка чокнутый». Естественно, что из-за психологической несовместимости, недопонимания, любой пришелец не может не показаться аборигенам «слегка чокнутым».