— Я не понимаю лишь одной вещи, — сказал Блейн. — Или, может быть, двух. Откуда вы знаете, что события в подмененных сновидениях развиваются так, как они развивались бы в реальной действительности? Наши настоящие сновидения, например, были чистой фантазией, они никогда не могли бы сбыться в жизни.
— То‑то и оно, — сказал Фаррис. — Как раз эта проблема пока мешает нам выступить в открытую. Когда мы сможем представить убедительные доказательства, мы будем непобедимы. Поначалу гильдия проводила эксперименты на собственных служащих–добровольцах. Их погружали в сон ненадолго — лет на пятьдесят, не больше. И оказалось, что их сновидения сильно отличаются от того, что они ожидали увидеть.
Когда в основу сновидения вместо фантазий и желаний клиента заложена логика, оно начинает развиваться по собственным законам. Некоторые факторы намеренно задаются искаженными — и развитие цивилизации идет своей дорогой, не обязательно правильной, но почти всегда неожиданной. Если сновидение изначально лишено логической основы, получается просто бесформенная каша. Но если ввести в основу логику, она подчиняет себе фантазию и формирует структуру сновидения по–своему. В результате изучения логических сновидений мы пришли к выводу, что они точно отражают гипотетическую реальность. В них появляются какие‑то неожиданные тенденции, вызываемые к жизни обстоятельствами и фактами, которых мы при всем желании не могли бы предвидеть. И эти тенденции приходят к вполне логичному завершению.
В глубине души у Фарриса давно уже гнездился страх. Сколько человек за семь веков терзалось подобными страхами: «А не выдумка ли все это? Или сновидения вполне реальны? А если реальны, то кто их создал? Мы? Или они существуют сами по себе, а мы лишь попадаем в них?»
— Но откуда вы знаете, что происходит в сновидениях? — спросил Блейн. — Спящие вам рассказывать не станут, а если и станут, вы же им не поверите…
— Тут все просто, — рассмеялся Фаррис. — У нас есть шлемы с двусторонней связью. Загрузка длится недолго: схемы, факторы, нечто вроде завязки, а потом мы отключаемся, и сновидение развивается само по себе. Но у нас есть и обратный канал, встроенный в шлем. Сновидение постоянно записывается на пленку. Мы изучаем его по мере поступления записей, и нам не нужно дожидаться пробуждения спящих. У нас горы пленок. Мы изучили миллионы факторов, определяющих развитие тысяч различных цивилизаций. В наших руках история — та, которой не было, та, которая могла бы быть и, возможно, та, что еще наступит.
«Только мы обладаем реальным оружием для захвата власти». Так сказал Фаррис. Да, оружие у Сновидений есть — тьмы и тьмы пленок, полученных за семь веков. Миллиарды часов человеческого опыта — опыта очевидцев, накопленного в других цивилизациях. Некоторые из них, возможно, совершенно утопичны, зато другие были на волосок от реальности, и, вероятно, многие могут быть сознательно воплощены в жизнь.
Благодаря пленкам познания гильдии значительно превосходят реальный человеческий опыт. Сновидения заграбастали себе все козыри, какую область ни возьми — будь то экономика, политика, социология, философия или психология. Гильдия может пустить людям пыль в глаза экономическими трюками; может заставить общество поднять кверху лапки с помощью политических теорий; может использовать психологические меры воздействия, перед которыми окажутся бессильны все прочие профсоюзы.
Годами Сновидения играли в простодушных скромников, сидели в углу, смиренно сложив на коленях ладошки. Тихие, спокойные. И непрерывно оттачивали свое оружие, готовясь пустить его в ход в нужную минуту.
«И еще — преданность, — подумал Блейн. — Обычная человеческая преданность. Удовлетворение от сознания отлично выполненной работы. Радостное служение, гордость своими достижениями, дружеская атмосфера в Центре…»
Год за годом наматывались пленки с обратной записью, год за годом мужчины и женщины, доверчиво вверявшие гильдии свои заветные мечты о сказочных мирах, влачили жалкое существование в сновидениях, подчиненных фантастической, но жесткой логике.
Голос Фарриса все журчал и журчал. Блейн наконец прислушался:
— …Гиси предал нас. Он хотел назначить начальником Архива человека, который разделял бы его взгляды. И он выбрал тебя, Блейн. Из всех кандидатов он выбрал тебя! — Фаррис оглушительно расхохотался. — Знал бы он, черт побери, как он ошибся!
— Да уж, — согласился Блейн.
— Поэтому нам пришлось убрать его: чтобы не допустить твоего назначения. Но ты переиграл нас, Блейн. Котелок у тебя варит что надо. Но как ты догадался? Как сообразил, что надо делать?
— Это не так уж важно.
— Выбор момента — вот что важно. Правильно выбрать момент, — сказал Фаррис.
— У вас, насколько я понимаю, с этим все в ажуре.
Фаррис кивнул:
— Я разговаривал с Эндрюсом. Он поддержит нас. Конечно, он не в восторге от наших планов, но у него нет другого выхода.
— Вы сильно рискуете, Фаррис, делясь со мной всеми подробностями.
— Какой к черту риск! Ты теперь наш, куда ты денешься? Стоит тебе только пикнуть — и ты погубишь свою любимую гильдию; впрочем, мы и не дадим тебе пикнуть. Отныне, Блейн, ты будешь жить под дулом пистолета. За тобой непрерывно будет вестись наблюдение. Так что лучше не делай глупостей. К тому же ты мне нравишься, Блейн. Мне нравится твой стиль. Твоя версия о Просвещении — это ж гениальная находка! Пока ты на нашей стороне, тебе ничего не грозит. Да тебе и уйти‑то некуда, ты увяз по самую макушку. Как‑никак, ты теперь начальник Архива, ты отвечаешь за все сновидения, это тебе не шуточки.. Давай‑ка, допивай свой стакан.
— Я и забыл о нем, — сказал Блейн.
И выплеснул остаток виски Фаррису в лицо. Не прерывая движения руки, разжал пальцы. Бокал упал на пол. Ладонь Блейна уже сжимала горлышко бутылки.
Пол Фаррис вскочил, яростно протирая руками глаза. Блейн встал одновременно с ним, замахнулся и обрушил бутылку на голову начальника Охраны. Фаррис свалился на ковер, по волосам зазмеились струйки крови.
Норман Блейн застыл в оцепенении. Комната и фигура на полу вдруг озарились в мозгу яркой моментальной вспышкой, обжигающе запечатлевая в памяти каждую деталь обстановки, каждую черточку распростертого на ковре тела. Блейн поднял руку и обнаружил, что все еще держит горлышко бутылки с отбитыми острыми краями. Он запустил им в стену и, согнувшись, бросился к окну, ощущая спиной неизбежную пулю. Прыгнул, на ходу сгруппировавшись, защищая руками лицо. Пробил своим телом стекло, услышал треск и хруст осколков и почувствовал, что летит.
Он приземлился на гравиевой дорожке и покатился вперед, пока его не остановил густой кустарник. Тогда он разжал руки и быстро пополз к стене. Но стена гладкая — это он помнил, — на такую не заберешься. Гладкая, высокая и только одни ворота. Его поймают и убьют. Затравят, как зайца на охоте. У него нет ни единого шанса. И оружия тоже нет, а если бы и было, он не умеет с ним обращаться. Все, что ему остается, — прятаться и спасаться бегством. Но прятаться особенно некуда, да и бежать тоже. «И все равно я рад, что вмазал ему», — подумал Блейн.
Он расквитался за позорный семивековой обман, за поруганную и оплеванную преданность. Конечно, удар его запоздал и ничего уже не изменит. Он так и останется символическим жестом, о котором никто не узнает, кроме Нормана Блейна.
Интересно, много ли весят в этом мире символические жесты?
Блейн услышал за спиной топот и крики. Погоня будет недолгой. Он съежился в кустах, пытаясь найти какой‑то выход из положения, но гладкая отвесная стена заранее обрекала все попытки на неудачу.
Шипящий шепот раздался как раз от стены. Блейн вздрогнул и вжался в кусты еще глубже.
— Ш–ш-ш! — снова прошипел чей‑то голос.
«Провокация! — подумал Блейн. — Они выманивают меня отсюда».
И тут же увидел веревку, свисающую со стены, освещенной светом из разбитого окна.
— Ш–ш-ш! — предостерег его голос.
Блейн рискнул. Метнулся из кустов через дорожку к стене. Веревка ему не привиделась, и она была закреплена. Подгоняемый отчаянием, Блейн вскарабкался по ней с обезьяньей ловкостью и схватился рукой за край стены. Злобно щелкнул выстрел. Пуля врезалась в стену и, отскочив, с визгом скрылась во тьме.
Не думая об опасности, Блейн перемахнул через стену. Сильный удар о землю чуть не вышиб из него дух. Он лежал, судорожно хватая ртом воздух, а перед глазами бешеным хороводом кружились слепящие искры.
Чьи‑то руки подняли его и понесли. Хлопнула дверца, и машина, взревев, умчалась в ночь.
Глава 11
Над ним склонилось лицо, губы шевелились — человек что‑то говорил. Норман Блейн уже видел где‑то это лицо, но узнать его не смог. Он закрыл глаза и попытался вновь окунуться в прохладную мягкую мглу. Но мгла не была больше мягкой, она стала враждебной и колючей. Он снова открыл глаза.
Чьи‑то руки подняли его и понесли. Хлопнула дверца, и машина, взревев, умчалась в ночь.
Глава 11
Над ним склонилось лицо, губы шевелились — человек что‑то говорил. Норман Блейн уже видел где‑то это лицо, но узнать его не смог. Он закрыл глаза и попытался вновь окунуться в прохладную мягкую мглу. Но мгла не была больше мягкой, она стала враждебной и колючей. Он снова открыл глаза.
Лицо говорящего человека склонилось еще ниже. Блейн ощутил на щеке брызги чужой слюны. Когда‑то он уже пережил подобное ощущение.. Сегодня утром, на стоянке… К нему пристал липучка. И вот он опять изрыгает на Блейна словесный поток, чуть не вплотную прижавшись лицом.
— Угомонись, Джо, — сказал другой голос. — Он еще не очухался. Ты слишком сильно ему врезал, он тебя не понимает.
И этот голос тоже был знаком Блейну. Он оттолкнул рукой назойливое лицо, резко сел и прижался спиной к шероховатой стене.
— Привет, Коллинз, — сказал он обладателю второго голоса. — Как ты сюда попал?
— Меня привезли.
— Я так и понял. — Блейн взглянул вперед: старый заброшенный подвал, идеальное место для заговорщиков. — Это твои друзья?
— Можно сказать и так.
Перед Блейном вновь вынырнул липучка.
— Уберите его от меня! — сказал Блейн.
Третий голос велел Джо убраться — тоже знакомый голос. Джо исчез из поля зрения. Блейн утер рукой лицо.
— Следующим, кто здесь появится, будет Фаррис, — сказал он.
— Фаррис мертв, — отозвался Коллинз.
— Вот уж не думала, что у тебя хватит духа, — сказала Люсинда Сайлон.
Блейн откинул голову к стене и наконец увидел их всех, стоящих в рядок: Коллинза, Люсинду, Джо и еще двоих незнакомцев.
— Больше он не будет смеяться, — сказал Блейн. — Я вбил ему смех обратно в глотку.
— Мертвецы не смеются, — заметил Джо.
— Я не так уж сильно его ударил.
— Ему хватило.
— Откуда вы знаете?
— Мы в этом удостоверились, — сказала Люсинда.
Блейн вспомнил, как она сидела сегодня утром напротив него за столом. Собранная, невозмутимая. Она и сейчас совершенно спокойна. Такая вполне способна удостовериться — как следует удостовериться — в том, что человек превратился в труп.
Это было не так уж и сложно. Охранники устремились в погоню за Блейном, и любой желающий мог незаметно проскользнуть в дом, чтобы убедиться в том, что Фаррис уже не встанет.
Блейн поднял руку, пощупал шишку у себя за ухом. Они и о нем позаботились — удостоверились, что он не придет в себя слишком рано и не поднимет шум. Блейн встал, опираясь о стену, чтобы удержаться на трясущихся ногах. Посмотрел на Люсинду
— Просвещение, — сказал он. Повернулся к Коллинзу и добавил: — И вы тоже.
Он оглядел всех подряд и спросил.
— И вы? Вы же оттуда?
— Просвещение давно уже в курсе, — сказала ему Люсинда. — Лет сто, если не больше. Мы не сидели сложа руки. И на сей раз, друг мой, мы прижмем Сновидения к стенке!
— Заговор! — Из груди у Блейна вырвался горький смешок. — Великолепное сочетание — Просвещение и заговор! Плюс липучки. Господи, нет, скажите мне, что липучки не из вашей компании!
Подбородок Люсинды почти незаметно взлетел вверх. Плечи гордо распрямились.
— Да, и липучки тоже.
— Теперь, — сказал Блейн, — мне все ясно! — И устремил обвиняющий перст в сторону Коллинза.
— Когда профессор погрузился в сон, никто еще ни о чем не подозревал, — возразила Люсинда. — Коллинз, насколько я понимаю, открыл вам глаза на деятельность вашей гильдии. Мы вышли на него.
— Вышли на него?
— Естественно! Вы же не думаете, что у нас в Центре нет своих… ну, скажем, представителей?
— Шпионов.
— Пожалуйста. Зовите их шпионами, если угодно.
— А я? Каким боком я вписываюсь в вашу схему? Или я просто случайно попал под ноги?
— Случайно? Да Бог с вами! Вы были так довольны собой, дорогой мой. Такой самонадеянный, такой самовлюбленный идеалист — сказала Люсинда.
Выходит, не так уж он и ошибся. Заговор Просвещения не плод его фантазии. Единственное, о чем Блейн не догадался тогда, да и не мог догадаться, так это о том, что заговор Просвещения натолкнулся на целую сеть интриг внутри самой гильдии Сновидений. А он, Блейн, вляпался в самый центр столкновения. Ну надо же, какой счастливчик! Просто фантастическое везение. Да вздумай кто‑нибудь намеренно спровоцировать такую ситуацию, можно всю жизнь стараться, и все зазря!
— Я говорил вам„ дружище, — промолвил Коллинз, — что дело туг нечисто. Сновидения типа моего создают не просто так, а с определенной целью.
«Конечно, с целью, да еще с какой!» — подумал Блейн. С целью собрать данные о гипотетических цивилизациях и воображаемых культурах — данные из первых рук, позволяющие понять, к каким последствиям приведут такие‑то и такие‑то условия; собрать данные, рассортировать их, выбрать из них факторы, поддающиеся прививке к существующей цивилизации, а затем приступить к сооружению смоделированной действительности, приступить так же хладнокровно и методично, как плотник приступает к сооружению курятника. А древесиной и гвоздями для этой курятниковой цивилизации должны были стать материалы сновидений, в которые погружают ни о чем не подозревающих людей.
Ну а с какой целью Просвещение стремится вывести их на чистую воду? Политика, должно быть. Ведь гильдия, сорвавшая маску с двуличных Сновидений, заслужит восхищение общества и таким образом укрепит свои позиции в предстоящей борьбе за власть. Хотя не исключена, что ими движут более искренние побудительные мотивы. Может, они и в самом деле озабочены незримо растущим могуществом гильдии Сновидений, способной подмять под себя все прочие союзы?
— Ну и что же теперь? — спросил Блейн.
— Друзья советуют мне подать жалобу, — сказал Коллинз.
— И вы собираетесь последовать совету.
— Думаю, да.
— Но почему именно вы? Почему именно сейчас? Вы не первый, кому подменили сновидение! Просвещение наверняка внедрило к нам сотни клиентов!
Коллинз повернулся к Лгосиггде Сайлон:
— А ведь он прав! Вы же подали заявку, то есть сами собирались погрузиться в сон!
— Вы в этом уверены? — сказала она в ответ.
А действительно — собиралась ли ома? Или заявка была лишь поводом добраться до него, до Блейна? Теперь‑то уж ясно, что они выбрали его как слабое звено в гильдии Сновидений. Сколько таких же слабых звеньев использовало Просвещение в своих целях? Возможно, ее заявка была лишь способом войти с ним в контакт, чтобы как‑то заставить его сделать то, на что Просвещение считало его способным.
— Мы выбрали Коллинза, — сказала Люсинда, — потому что он первый независимый свидетель, не имеющий отношения к разведывательной службе Просвещения. Да, мы погружали в сон своих людей, чтобы иметь очевидцев, но свидетельств, представленных шпионами Просвещения, для суда было бы недостаточно. А Коллинз чист. Он уснул до того, как у нас возникли подозрения, что Сновидения ведут двойную игру.
— И все равно, он не первый. Были и другие. Почему вы не использовали их?
— Мы не могли их найти.
— Не могли…
— Вашему Центру лучше знать, что с ними произошло. Может, вы в курсе, мистер Блейн?
Блейн покачал головой:
— И все равно не понимаю — зачем я здесь? Не поверю, что вы всерьез надеетесь, будто я стану вашим свидетелем. Зачем вы меня сюда притащили?
— Мы спасли вам жизнь, — ответил Коллинз. — Похоже, вы уже забыли об этом.
— Вы можете уйти, когда захотите, — сказала Люсинда.
— Только имейте в виду, что за вами охотятся, — ввернул Джа — Вас разыскивают головорезы Фарриса.
— На вашем месте я бы остался, — сказал Коллинз.
Они уверены, что загнали его в угол. У них прямо‑таки на лицах написано: загнали, поймали и связали по рукам и ногам. Теперь он будет повиноваться им во всем. В груди поднялась волна слепой холодной ярости. Да как они смеют! Решили, видите ли, что человека из Сновидений можно так просто поймать в ловушку и подчинить своей воле!
Норман Блейн шагнул вперед, отделившись от стены, и остановился, глядя в полутьму подвала.
— Где здесь выход? — спросил он.
— Вверх по ступенькам, — сказал Коллинз.
— Вам помочь? — спросила Люсинда.
— Я сам.
Нетвердой походкой он подошел к лестнице, с каждым шагом чувствуя себя все более уверенно. Он обойдется без их помощи. Поднимется по ступенькам и выйдет на волю. Ему вдруг ужасно захотелось глотнуть прохладного свежего воздуха, вырваться из этой затхлой норы, где воняет грязными интригами!
Он повернулся к ним лицом. Они стояли у стены, словно призраки, только глаза горели во мгле.
— Спасибо за все, — сказал Блейн. Постоял еще немного, глядя на них, и повторил: — За все!