– Я не думала, что, когда мы встретимся, будем говорить о подобных вещах, – призналась Карина.
– Я тоже. Мне было тогда так обидно, что ты не дождалась меня. Я ведь попал в госпиталь с тяжелым ранением и провалялся несколько месяцев. А когда приехал, узнал, что ты выходишь замуж.
– Что я должна была делать? – смутилась Карина. – Я два года писала тебе письма, но ты мне не отвечал. А потом я еще три месяца, каждую неделю отправляла тебе по письму. И ты снова мне не отвечал. Что я должна была подумать? Отец настаивал, чтобы я вышла замуж. А ты не ответил ни на одно...
– Но я не получал писем, – ошеломленно пробормотал Мурад, – ни одного.
Они посмотрели друг на друга.
– В какую часть ты их отправляла? – спросил он после недолгого молчания.
– Я помню наизусть. Двенадцать триста четырнадцать, – ответила Карина.
– У меня была – тринадцать двести четырнадцать, – вспомнил Мурад. – Я ведь отправил тебе сразу четыре письма, как только прибыл в свою часть.
– Я их не получила, – вздохнула Карина. – Бедный папа, наверное, это он прятал твои письма. Ему так не хотелось, чтобы мы встречались. Я ведь несколько раз уточняла адрес у твоих родителей.
– Значит, и мои родители были с ним заодно, – понял Мурад. – Они тоже считали, что армянка не будет женой их сына. В данном случае совпали интересы обеих семей. Он прятал мои письма, а мои не давали тебе точный адрес... Подожди, но в госпитале со мной все время были мой старший брат и сестра. Они дежурили по очереди. Значит, они получали твои письма.
– А ты еще говоришь, что мы обречены на варварство, – напомнила Карина. – Вот видишь, как получилось. Еще задолго до всех этих событий, – она невесело усмехнулась. – Прямо по Шекспиру: наши семьи не хотели нашего счастья, и мы не смогли соединиться. Армянская семья не хотела зятя-азербайджанца, а азербайджанская семья не могла принять в дом невестку-армянку. Через это им трудно было переступить.
– И ты стала Кариной Геворкян, – проговорил Мурад. – Теперь я все понимаю. И поведение моих близких, и как они уговаривали меня забыть тебя. Теперь все понимаю. Скажи, ты хотя бы счастлива со своим мужем?
– У тебя есть сигареты? – неожиданно спросила Карина.
– Я не курю. Сейчас попрошу официанта принести. – Мурад поднял руку, подзывая официанта, и попросил его принести пачку сигарет.
– У нас остались только болгарские, – сказал официант.
– Давайте болгарские, – согласилась Карина.
Когда принесли сигареты, она закурила. Мурад терпеливо ждал, но в конце концов не выдержал и напомнил:
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Мы уже два года как разведены, – сообщила она, затянувшись, – но фамилию я оставила, так как большинство моих репортажей было опубликовано именно под этой фамилией. Но все равно уже ничего не изменишь. А завтра утром я уезжаю в Вильнюс. Ты знаешь, что там ушло в отставку правительство Прунскене и каждый день может что-то произойти. Все административные здания уже взяты под контроль силами внутренних войск МВД СССР.
– Там может быть опасно, – заметил Мурад.
– Это моя работа. Я ведь журналист или ты забыл об этом?
– Не хочу вспоминать. На соседней улице находится наше постпредство. Я сейчас там живу. Ты можешь прямо сейчас подняться и пойти вместе со мной.
– Это предложение? – улыбнулась она.
– Можешь считать так. Ты пойдешь?
– Не думаю, что это будет правильно, – тихо ответила она, отводя взгляд.
– Почему?
– Нам уже по тридцать. Детские игры давно закончились, Мурад. Не забывай, что у меня уже взрослая дочь, она ходит во второй класс. И я никогда больше не смогу вернуться в Баку. Как и ты не сможешь появиться в Ереване. Нас разлучили не только наши семьи, но и эта война, которая встала между нами.
– Никто не может разлучить людей, если они хотят любить друг друга, – с каким-то ожесточением возразил Мурад. Разве может она знать, сколько раз во сне он обнимал ее, сколько раз вдыхал аромат ее волос, сколько раз признавался ей в любви?..
– Все осталось в прошлом, – грустно произнесла Карина.
– Сейчас это неважно. Я всегда тебя любил. Еще когда мы в первый раз поцеловались в девятом классе.
– Ты до сих пор об этом помнишь? – улыбнулась она.
– Конечно, помню. И еще до того, как мы отсюда уйдем, я хочу сказать, больше тебя не отпущу. Я так долго тебя ждал.
– Я завтра уезжаю в Вильнюс, – напомнила Карина, – у меня важная командировка.
– Значит, так. Я официально нахожусь в отпуске, и мы поедем с тобой в Вильнюс вместе, – предложил Мурад.
– Это глупо. Ты сам сказал, что там опасно.
– Именно поэтому мы и поедем вместе. Я уже однажды потерял тебя и не хочу терять во второй раз.
Он подозвал официанта, чтобы расплатиться.
– Подожди, – попробовала возразить Карина. – Ты забыл, что я армянка. Как я войду в азербайджанское постпредство? У тебя могут быть неприятности.
– Ничего, – улыбнулся Мурад, – как-нибудь выкрутимся.
Ремарка
«Все, что изображено на снимке, – результат моего одночасового похода по магазинам в стране, которая, как говорят, голодает. Я купил свинину, гуся, торт, коньяк и водку – продукты, упоминание о которых в сегодняшней России вызывает голодный обморок. При этом в очереди мы не стояли. Мясо купили в магазине для московской элиты – членов парламента и их друзей.
В этот же день огромный магазин на Красной площади был закрыт, чтобы члены советского парламента могли беспрепятственно отовариться... Мы побывали на закрытых базах, существование которых правительство держит в секрете, опасаясь налетов простых изголодавшихся граждан. На одной из них мы увидели сто тысяч коробок «несуществующего» масла из Финляндии. На другой рабочие признались, что у них хранятся тонны масла, огромное количество ветчины, салями, рыбные консервы и фрукты. Все лежит сегодня на одной из баз, куда прибывают поезда с продуктами из всего Советского Союза и из Европы.
Многие люди остаются напрямую зависимы от разваливающейся государственной системы. Стариков и немощных этой зимой ожидает голод или даже голодная смерть. Дети болеют рахитом и замедленным ростом из-за прекращения поставок молока и свежих фруктов».
Гарольд Брау, «Тудэй», 1991 год
Ремарка
Как сообщает «Постфактум», постановлением сессии городского Совета от 26 декабря 1990 года «О льготном обслуживании продовольствием в городе Томске» с 1 февраля 1991 года в столах заказов прекращается обслуживание Героев Советского Союза и Социалистического Труда, многодетных матерей, заслуженных деятелей искусств и персональных пенсионеров.
Ремарка
По сообщению агентства Рейтер, поставки продовольствия в Советский Союз из стран Западной Европы будут продолжаться. Вместе с тем обращает на себя внимание и тот факт, что поставляемые товары часто не доходят до обычных людей, оставаясь на складах или на закрытых базах. Представители Германии уже выразили свое недоумение сложившейся ситуацией.
Ремарка
«В городе сложилась критическая ситуация со снабжением населения мясопродуктами, – говорится в письме первого заместителя председателя Моссовета Сергея Станкевича на имя премьер-министра Валентина Павлова. – Остаток мяса в холодильниках города составляет 40 тысяч тонн, что значительно ниже уровня 1990 года. Как сообщил агентству «Постфактум» сотрудник пресс-службы Моссовета, «за январь 1991 года недополучено 48 тысяч тонн мяса, в том числе 22 тысячи тонн по импорту».
Глава 7
На следующий день многие газеты напечатали некрологи по поводу трагической смерти народного артиста республики Вячеслава Томина. Самое поразительное, что его жена не обнаружила в доме ничего пропавшего. Все было на месте, даже ее драгоценности, лежавшие в комоде. Словно убийца или убийцы, вошедшие в квартиру, решили дважды выстрелить в пианиста, а потом исчезнуть.
Нужно было видеть лицо заместителя министра, когда ему сообщили о том, кем является молодой человек, которого он принял за водителя или помощника родственницы своей сестры. Ванилин долго извинялся, пытаясь загладить свое хамство подобострастными извинениями. Светлана с грустной улыбкой смотрела на этого типа, так мгновенно изменившего свой тон и поведение.
На следующий день Эльдар позвонил ей.
– Как вы узнали мой телефон? – удивилась она.
– Вы забываете, что я теперь куратор Министерства внутренних дел. Значит, к моим услугам вся советская милиция, – пошутил Эльдар. На самом деле совсем нетрудно было узнать домашний телефон посла Скороходова.
– Честное слово, я не ожидала, что вы такой большой начальник, – призналась Светлана.
– Я всего лишь рядовой инструктор, – пробормотал он. – Хочу вам сказать, что я возьму на контроль убийство вашего брата и не успокоюсь, пока убийцу не найдут.
– Надеюсь, что его найдут, – вздохнула Светлана.
– Насколько я понял, там ничего не пропало. Неужели он мог кому-то мешать?
– Кому мог помешать пианист? – горько спросила она. – Я сама ничего не понимаю. Но мне сказали, что он сам открыл дверь, значит, хорошо знал своего убийцу. Мне даже страшно подумать, кто это мог быть. Но в его окружении таких людей нет. Там все музыканты, пианисты, дирижеры. Нет, нет. Они, наверное, ошибаются. Этого просто не может быть!
– Я хотел бы снова с вами увидеться, – признался Эльдар.
– Зачем? – удивилась Светлана. – Этого не нужно делать. Вы занимаете очень ответственный пост, несмотря на свой возраст. А я – супруга посла и скоро вернусь к нему в Швейцарию. Вы молоды, у вас вся жизнь впереди. И такая безумная карьера в вашем возрасте.
– А вы исключаете себя из числа молодых?
– Конечно. Мне уже тридцать девять, почти сорок. Для женщины более чем серьезный возраст.
– Не знал, что существует подобная градация. Теперь буду знать.
– У вас все еще впереди, – вздохнула она. – Как ваша нога?
– Нормально. Врачи были правы, это всего лишь сильный ушиб.
– Вы смазываете ногу кремом, который вам дали в больнице?
– Конечно. Поэтому ничего и не болит. Можно, я буду вам иногда звонить? В этом большом городе у меня нет близких знакомых. Хотя мы и встретились при таких трагических обстоятельствах...
– Можно. Мне даже интересно с вами разговаривать, – разрешила Светлана.
Через два дня Сафаров вместе с заведующим отделом Савинкиным приехал в министерство, где его представили руководяшему составу Министерства внутренних дел. Некоторым явно не понравилось, что их куратором будет приехавший из провинции нацмен. Но в присутствии латыша Пуго никто не мог даже намекнуть на свое недовольство. Это была новая политика руководства. Все знали, что нынешний министр внутренних дел России Виктор Петрович Баранников два года проработал первым заместителем министра в МВД Азербайджана, а заместитель Пуго Виктор Федорович Ерин был два года первым заместителем министра МВД Армении. Такая практика сложилась достаточно давно, когда толковых офицеров отправляли на стажировки в самые опасные и горячие точки страны.
Пуго принял нового куратора довольно радушно. Он вообще хорошо относился к партийным работникам, будучи сам выходцем из партийной среды. Савинкин и Сафаров сидели у него в кабинете, когда позвонили из Вильнюса. Пуго долго слушал сообщение, затем, сказав несколько коротких фраз, положил трубку.
– В Вильнюсе дела плохи, – коротко сообщил он сидевшим в его кабинете Савинкину и Сафарову. – После того как Прунскене ушла в отставку, они назначили нового премьера, и противостояние только ожесточилось.
– Что еще там случилось? – мрачно спросил Савинкин.
– Создан Комитет национального спасения, – мрачно объявил Пуго, – они хотят взять штурмом здание Литовского телевидения.
– Когда?
– Сегодня ночью. Я позвоню Михаилу Сергеевичу. – Пуго поднял телефон прямой линии с президентом.
Все напряженно ждали. Наконец Горбачев ответил.
– Говорит Пуго, – представился министр внутренних дел. – Сегодня несколько десятков активистов сформированного Комитета национального спасения попытались проникнуть в парламент Литвы, но их избили и прогнали. Есть раненые.
– Значит, здоровые силы в Литве пытаются выправить ситуацию, – сказал Горбачев, – и не все литовцы готовы поддержать авантюристический курс Лансбергиса и его группы.
– Нам нужен ваш приказ, Михаил Сергеевич. Как нам быть, если начнется противостояние? – спросил Пуго.
– Никаких противостояний! – воскликнул Горбачев. – Вы должны понимать, что события в Литве могут всколыхнуть весь мир. Нельзя допускать жертв. Ни в коем случае!
– Они попытаются взять здание Литовского телевидения, – устало повторил Пуго. – Как нам быть? Сотрудники ОМОНа ждут моих указаний. Без нашей помощи невозможно взять телецентр.
– Нужно обеспечить порядок и безопасность советских граждан в Литве, органы внутренних дел должны прежде всего думать об этом.
– Понятно. Я дам такие указания, – Пуго положил трубку. По его лицу было заметно, как он волнуется. – Не думал, что мне сразу придется принимать такие ответственные решения, – признался министр.
– Может быть, будет правильно, если кто-то из ваших сотрудников полетит прямо сегодня в Вильнюс? – предложил Савинкин.
– Мы так и сделаем, – согласился Пуго. – Только не из министерства, чтобы не было лишних разговоров. Там ведь есть отряд московского ОМОНа. Пошлем туда генерала Сергеева, он может поехать с инспекторской проверкой.
– Пусть отправится туда с нашим Сафаровым, – поддержал заведующий отделом. – На месте разберутся с ситуацией.
– Правильно, – одобрил его Пуго, – только получите разрешение секретаря ЦК.
– Я доложу обо всем Олегу Семеновичу Шенину, – пообещал Савинкин.
Через два часа Сафаров и генерал Сергеев вылетели в Вильнюс на встречу с членами Комитета национального спасения Литвы. Еще через час они уже разговаривали с секретарем ЦК Вячеславом Шведом и Альгимантасом Науджюнасом. Швед был мужчиной среднего роста, коротко остриженным, энергичным, волевым, эмоциональным. Рассказывая о событиях в Литве, он не скрывал своего негативного отношения к Ландсбергису и «Саюдису», считая, что их планы независимости являются гибельными для Литвы. Эльдар слушал его, не перебивая. Этот человек готов был драться за свои принципы и не уступать оппонентам.
Сафаров подумал, что ему понятна логика действий Ландсбергиса и его команды, как понятна и обеспокоенность его политических противников. Подобное противостояние не может быть решено ни при каких обстоятельствах. При любом исходе будут победители и будут побежденные. Потом, уже через некоторое время, победители превратят побежденных в беспринципных карьеристов, желающих зла своему народу, коллаборационистов, предателей и отщепенцев. Тогда как оставшиеся верными интернациональным традициям коммунисты Литвы будут считать Ландсбергиса и ему подобных разрушителями, националистами и авантюристами. На самом деле истина лежит посередине.
Ландсбергис и Бразаускас искренне думали, что счастье литовского народа – это обретение потерянной независимости и суверенитета. Каждый по-своему видел процесс выхода из Советского Союза, но в твердом намерении выйти из состава большого государства и создать новую республику они были едины.
Противостоящие им силы литовских коммунистов также искренне были убеждены в том, что счастье литовского народа может быть достигнуто только в едином союзе народов, и выход Литвы из состава союзного государства представлялся им национальной катастрофой. По большому счету это было самое настоящее гражданское противостояние, с той лишь разницей, что первых поддерживало большинство литовского народа, а за вторыми стояло явное меньшинство. Но именно это меньшинство поддерживал союзный Центр, с его армией и внутренними войсками. В таких условиях столкновение было неизбежным.
Сафаров и Сергеев находились в здании ЦК еще около часа, затем встретились с руководством литовского МВД и командованием частей внутренних войск, прибывших сюда в начале месяца. Обе стороны выдвигали абсолютно противоположные версии происходящих событий. В литовском Министерстве внутренних дел считали, что созданный Комитет национального спасения и его лидеры провоцируют обстановку, призывая военных вмешаться, тогда как командиры присланных подразделений внутренних войск были убеждены, что главные провокаторы сидят в Верховном Совете республики. Оба гостя оставались в городе до самого вечера, пока им не сообщили, что они обязательно должны вернуться в Москву сегодня вечером. Их посадили на последний самолет, отбывавший в столицу, который задержали специально из-за них, и они улетели в Москву. Во время полета Сергеев, сидевший рядом с Сафаровым, наклонился к нему и тихо спросил:
– Вы поняли, почему они нас так срочно выставили?
– Не совсем, – признался Сафаров.
– Здесь нет прослушивающих микрофонов, – усмехнулся генерал, – если вы не хотите говорить.
– Я действительно не знаю, что говорить, – признался Эльдар. – У каждого из них своя истина, и каждый будет драться за эту истину до конца. Вы же видели, какие они убежденные коммунисты. Сейчас таких мало осталось. А с другой стороны – Ландсбергис, который тоже убежден в своей правоте.
– Они пойдут ночью на приступ телецентра, – очень тихо сказал Сергеев, – мне сказали об этом перед самым вылетом. Сегодня ночью. Сотрудники МВД и военнослужащие Министерства обороны. Вызовут даже танки из дивизии под Каунасом. Они уже двигаются в сторону Вильнюса и будут здесь к полуночи.
– Вы расскажете об этом своему министру?
– Теперь уже и не знаю, что мне делать. Может, они не хотят, чтобы я сегодня говорил им об этом. Борис Карлович невероятно порядочный и честный человек, но все остальные... Они будут настаивать на силовом варианте. А вы сами доложете о нашей поездке?