– Вот именно поэтому я и отправляюсь туда без тебя, чтобы они научились слушать и меня.
– Генри, я настаиваю…
– Алиенора, я принял решение. Не беспокойся, моя матушка не съест тебя в мое отсутствие. Она неплохой политик и понимает, что лучше меня не сердить – ведь вся ее власть здесь проистекает от меня.
– Но она нужна тебе, чтобы править Нормандией, и ей это хорошо известно, – возразила Алиенора. – Это все пустые угрозы. Императрица тебя не боится.
– Да, но у нее есть все основания бояться тебя, – ответил Генрих. – В Нормандии теперь есть герцогиня. Почему бы ей не править в мое отсутствие?
– А когда нас вызовут в Англию? Я не хочу здесь оставаться!
– У меня есть нормандские бароны, на которых я могу положиться, моя любимая. Нет, ты можешь не бояться – моя мать будет как шелковая. А у тебя есть твои дамы и маленький Вильгельм. Так что скучать тебе не придется.
– Ты говоришь так, будто мне этого достаточно, – посетовала Алиенора. – Возьми меня с собой. Давай не будем больше расставаться.
– Нет! – отрезал Генрих. – Я скоро вернусь. И потом, война – дело мужское. К тому же мы станем ждать нового воссоединения. – Он многозначительно ухмыльнулся.
И опять Алиенора испытала это невыносимое ощущение: она в ловушке и беспомощна.
– Ты не хочешь понимать, да?! – вскипела она. – Я герцогиня Аквитании! Я достойна большего, чем сидения с женщинами и детьми. Если в моих владениях что-то происходит, я должна сама наводить там порядок. Генри, мы говорили, что будем делать это вместе! И ты уже, кажется, забыл, что мы не виделись шестнадцать месяцев – шестнадцать! – но ты сразу же снова оставляешь меня. Я не могу поверить, что тебе это пришло в голову после вчерашней ночи.
Генрих подошел к ней и грубо обнял.
– Ты думаешь, мне хочется с тобой расставаться? – вздохнул он. – Ах, Алиенора, будь мир идеален, мы бы с тобой никогда не расставались, но мои владения обширны, а это означает, что я все время должен быть в пути. Послушай меня. Я знаю, ты умная женщина, и я ценю твои политические способности, но мне необходимо утвердить свою власть в Аквитании. И я должен сделать это один. Когда твои ничтожные вассалы поймут, кто в доме хозяин, мы будем править герцогством на равных. А пока прошу тебя об одном: остаться здесь в безопасности с нашим сыном.
– Хорошо, – неохотно согласилась она после паузы. – Но вызови меня как можно скорее.
– Нет, я вернусь сюда, – сказал Генрих.
– Но почему? – озабоченно спросила Алиенора.
– Пришли новости из Англии, – ответил он. – У меня еще не было возможности сообщить их тебе или матери. Король Стефан болен. Теперь это, вероятно, только вопрос времени. Мы должны быть готовы, а по этой причине мы остаемся в Нормандии. Отсюда до Англии через Канал рукой подать.
– Но ты едешь на юг, – заметила Алиенора. – Что, если вызов придет, когда ты будешь отсутствовать?
– Я прискачу быстрее ветра – буду здесь через десять минут! – усмехнувшись, сказал Генрих. – И приведу с собой твоих взбунтовавшихся вассалов. Возможно, если я пообещаю им богатую поживу в Англии, они будут любить меня сильнее.
Глава 12 Руан, 1154 год
Подходил к концу октябрь. В верхних покоях дворца у жаровни сидели за шитьем две богато одетые дамы. Снаружи завывал ветер, и пестрые гобелены на стенах шевелились от сквозняка, проникающего сквозь узкие окна.
– Принеси мне еще мотки шелка, – потребовала императрица, и ее камеристка поспешила прочь. Появилась другая – с кубками коньяка в руках, поставила их на стол.
– Хоть бы пришли известия от Генри, – сказала Алиенора, пригубив коньяк. – Ах, как он согревает.
– Думаю, погода в Вексене не лучше, чем здесь, – отозвалась Матильда.
Ее отношение к невестке по-прежнему было лишено какой-либо теплоты, но месяцы, проведенные вместе, стерли острые грани ледника. Будучи соединены высоким положением, две женщины вынуждены были мириться друг с другом.
– Я беспокоюсь за Генри. Он еще не оправился от болезни.
Алиенору пробрала дрожь, когда она вспомнила, что месяц назад ее возлюбленный был на волосок от смерти: его уложила в постель острая горячка. Благодаря могучему здоровью, а вовсе не стараниям неумелых докторов, Генрих сумел быстро поправиться, но его жене и матери пришлось пережить несколько тяжелых дней.
– Я тоже волнуюсь, но необходимо, чтобы он подавил этот бунт, – сказала Матильда.
– Я знаю, мадам. В ночь перед отъездом у Генри снова был приступ лихорадки.
Муж был настолько слаб, что даже не мог заниматься с ней любовью.
– Мой сын силен, он боец. Он поправится. Но Генри ненавидит болеть, как вы, несомненно, уже знаете. И никогда не признается в собственной слабости и не потерпит, чтобы ему говорили, что он должен делать. – Императрица натянуто улыбнулась, потом обратила свой пронзительный взгляд на невестку. – Вы слышали вести о вашем бывшем муже – короле Людовике?
– Что он женился? Да, слышала, – ответила Алиенора и встала, чтобы подбросить еще полено в жаровню. – Я желаю ему только счастья, а его жене – силы духа.
– Говорят, эта кастильская принцесса Констанция покорила его своей скромностью, – пробормотала Матильда. – Подданные короля считают, что нынешний брак для него лучше, чем предыдущий.
Алиенора словно и не слышала оскорбительных намеков в речи свекрови – она к ним уже привыкла.
– Скорее его покорило богатое приданое, обещанное ее отцом королем Альфонсом, – заметила она. – По крайней мере, теперь Людовик помирился с Генри и перестал называть себя герцогом Аквитании. Вот что меня бесило!
Алиенора поерзала в своем кресле, потом ее руки замерли на округлившемся животе. Она была на пятом месяце беременности, и ожидание уже томило ее. Ей снова хотелось сидеть в седле, скакать на свежем воздухе, держа сокола на одетой в перчатку руке.
Тут в комнату вбежала Мамилла де Руси, ее румяное круглое лицо горело от возбуждения. Императрица нахмурилась при таком прискорбном нарушении этикета, но Мамилла не обратила на это внимания.
– Дамы, прибыл гонец из Англии – весь в дорожной грязи. Говорит, что его прислал архиепископ Теобальд и что он должен срочно видеть герцога.
Алиенора мигом подскочила на месте. Императрица посмотрела на нее, и в двух парах глаз засветилась надежда.
– Ты ему сказала, что герцога нет дома? – спросила Алиенора.
– Сказала, мадам. Он ответил, что тогда хочет увидеть вас.
– Пусть придет сюда.
Алиенора встала – гордая, величественная фигура в алом платье из тончайшей шерсти с длинными широкими рукавами. Она была без головного убора, длинные волосы заплетены в косы с тонкой золотой лентой – символ высокого положения. Таким и увидел ее усталый гонец, когда его привели в комнату. Его восторженный взгляд отдал дань красоте герцогини и прелести оплодотворенного тела. Он опустился перед ней на колени.
– Леди, позвольте мне первому приветствовать вас как королеву Англии! – воскликнул гонец. – Король Стефан, да простит Господь его грехи, ушел в мир иной. Он умер двадцать пятого октября.
– Хвала Господу! – радостно выдохнула Матильда, перекрестившись.
Алиенора тоже перекрестилась, хотя радости не почувствовала. Она снова стала королевой – королевой незнакомой северной земли за морем, земли, о которой она столько слышала. Все, что они с Генри планировали, на что надеялись, свершилось.
– Благодарю вас за это известие, – сказала она гонцу, протягивая ему руку для поцелуя. – Герцог – нет, король – будет немедленно поставлен в известность. Я прошу вас подкрепиться на кухне, а потом спешить в Вексен к моему господину и просить его вернуться без задержки, чтобы как можно скорее вступить во владение его королевством. Да поможет вам Бог!
Когда гонец ушел, Алиенора повернулась к свекрови, которая тоже встала со стула. На красивом лице императрицы появилось восторженное выражение.
– Наконец-то Господь восстановил справедливость, – сказала она. – Все девятнадцать долгих лет правления узурпатора я молилась о том, чтобы наступил этот день! Теперь Господь сказал Свое слово, и мой сын наденет корону, за которую я так долго сражалась! – Ее глаза горели.
– Мадам, я радуюсь счастливому завершению вашей борьбы, – искренне ответила Алиенора.
В этот миг торжества она могла себе позволить щедрость по отношению к врагу. Побуждаемые общим ощущением праздника, две женщины обнялись и поцеловались, каждая прикоснулась холодными губами к щеке другой.
– Идемте, – взяла инициативу в свои руки Алиенора. – Мы должны сообщить радостную новость нашему маленькому двору. Потом мы соберем свиту и отправимся в собор, чтобы воздать хвалу Господу. – С этими словами она вышла из комнаты, подол ее шерстяного платья величественно волочился по полу следом. Она в первый раз осмелилась идти впереди императрицы.
До возвращения Генриха им нужно было много чего успеть. Разослать письма, извещающие о его вступлении на престол, отдать распоряжения о том, кто будет управлять Аквитанией в отсутствие герцога и герцогини, уладить все административные вопросы, ведь герцогство Нормандию приходилось оставлять в умелых руках Матильды. Проявляя вежливость, Алиенора пригласила Матильду вместе с ней и Генри в Англию, но та, к облегчению невестки, отказалась.
До возвращения Генриха им нужно было много чего успеть. Разослать письма, извещающие о его вступлении на престол, отдать распоряжения о том, кто будет управлять Аквитанией в отсутствие герцога и герцогини, уладить все административные вопросы, ведь герцогство Нормандию приходилось оставлять в умелых руках Матильды. Проявляя вежливость, Алиенора пригласила Матильду вместе с ней и Генри в Англию, но та, к облегчению невестки, отказалась.
– Нога моя больше не ступит на эту землю! – торжественно провозгласила Матильда. – После всех тех ужасных оскорблений, после моего изгнания – меня, их законной королевы!
До Алиеноры доходили слухи, что англичане перестали поддерживать королеву из-за ее высокомерия и непомерной гордыни, но она ни словом не обмолвилась об этом.
– Если вы передумаете или захотите приехать только на коронацию, мы будем очень рады, – вежливо сказала Алиенора, поворачиваясь к усталому гонцу, только что вернувшемуся от Генриха.
– Мой господин уже в пути? – спросила она.
– Нет, леди, он осаждает замок.
– Что?! – Алиенора не могла поверить своим ушам.
– Леди, он говорит, что должен преподать им урок и ничто его не остановит, даже известие о том, что он стал королем, даже обращенные к нему мольбы вернуться как можно скорее. И еще герцог приказал передать, что, покончив с Вексеном, должен будет привести в порядок свои дела в другом месте, прежде чем сможет присоединиться к вам.
– Это разумно, – рискнула сказать Матильда. – Не имеет смысла отправляться в Англию, пока в Нормандии неспокойно. Англия может немного и подождать. Архиепископ Теобальд – здравомыслящий человек, он контролирует ситуацию. Как бы то ни было, англичане рады, что теперь их королем стал Генрих, так что неприятностей оттуда ждать не приходится.
– Я просто хочу, чтобы он был здесь, со мной, чтобы я могла разделить с ним его торжество, – задумчиво проговорила Алиенора, потирая заболевшую спину. – Мой господин в добром здравии? – повернулась она к гонцу.
– В прекрасном, леди, – бодро ответил тот.
Что ж, подумала Алиенора, испытав облегчение, хотя бы так. Она отпустила гонца и вызвала швею.
– Вы должны отдохнуть, Алиенора, – сказала Матильда. – Не забывайте о вашем положении.
– А вы не забывали, мадам? – спросила Алиенора.
Матильда не смогла сдержать улыбку.
– Нет, я не очень слушалась советов моих женщин или повивальных бабок, – признала она. – Беременность была для меня большим испытанием. Родив Жоффруа трех сыновей, я сказала: все, с меня хватит.
Тон императрицы стал холоднее, она замолчала. Назвав имя Жоффруа, Матильда вспомнила, как он изменил ей с Алиенорой, вспомнила и причину этой измены. Конечно, отчасти в том была и ее вина, просто она не умела прощать. Жоффруа был ее мужем, и они с Алиенорой своим соитием обесчестили ее. Однако Матильда не могла не признавать, что Алиенора не лишена ума и благородства, а потому против воли испытывала к невестке восхищение. Ведь именно благодаря этой грешнице Генрих стал величайшим из правителей в христианском мире. И королева из нее получится неплохая. Этого было достаточно, чтобы заслужить признание Матильды. Но она не сомневалась, что никогда и ни за что не полюбит Алиенору, не одобрит ее.
Когда Генрих наконец вернулся, весь двор был погружен в суматоху сборов – готовились к путешествию в Англию.
– Что тут происходит? – удивленно спросил он, входя в полдень в спальню Алиеноры.
Голова у герцога болела после ночных возлияний с баронами – праздновали его грядущее восшествие на престол – и страстного воссоединения с женой. Повсюду – на кровати, на табуретах, на столе, везде, где только можно, были навалены груды одежды, роскошные шелковые, льняные и шерстяные одеяния, большинство с богатой вышивкой, платья, блио, плащи, сорочки… Туда-сюда сновали краснощекие девицы, что-то засовывали в сундуки, что-то приносили и укладывали на свободные места.
– Мы собираемся.
Алиенора крутилась перед зеркалом в роскошной мантии, отороченной соболем. Генрих восторженными глазами смотрел на жену, стоя за ее спиной.
– Я смотрю, ты уже одета как королева, – галантно заметил он, потом отвел в сторону ее волосы и поцеловал в шею. – Мы с тобой красивая пара, правда? – добавил он, глядя на их отражение.
– Если бы ты взял на себя труд еще и одеваться как король, то мы бы стали очень красивой парой, – язвительно ответила Алиенора, выскальзывая из его объятий.
Она передала в руки Мамиллы мантию. Генрих уныло посмотрел на свою простую одежду – он редко надевал что-нибудь иное и облачался в герцогские одеяния, только если того требовали обстоятельства. Его костюм был чистым и хорошего качества, но кое-где залатан. Алиенора с удивлением узнала, что иногда Генрих сам брал в руки иглу.
– Почему ты не попросишь кого-нибудь из слуг сделать это? – спросила она, увидев его за шитьем. – Это неподходящее занятие для герцога Нормандии и Аквитании.
– Зачем просить, если я и сам могу, – ответил ей тогда Генрих.
В глубине души Алиенора восхищалась такой скромностью. Это делало его более понятным. Никакого фальшивого фасада.
Генрих рухнул на кровать, отодвинул в сторону кипу головных покрывал и принялся жевать яблоко.
– Не помни́ покрывала! – воскликнула Алиенора, бросившись на их спасение. – Торкери столько их подшивала и гладила, – укоризненно сказала она. – И убери грязные сапоги с кровати!
Хрустя яблоком, Генрих покорно подчинился.
– Сколько у тебя покрывал? – спросил он, оглядывая огромную кипу.
– Не сосчитать, – рассеянно ответила Алиенора. – Флорина и Файдида, мои туфли упакованы?
– Все четырнадцать пар, – ответила Флорина.
– И сорок два платья, – добавила Файдида.
– Сорок два?! – присвистнул Генрих. – Зачем тебе столько платьев?
– Я должна произвести хорошее впечатление на наших новых подданных, – ответила Алиенора.
– Они обвинят нас в излишней роскоши, – пробормотал он.
– Теплые нижние рубашки, мадам, – сказала Торкери.
Генрих смерил кипу подозрительным взглядом. Алиенора подметила это.
– Я слышала, что в Англии бывают жуткие морозы, – ответила она. – Я буду надевать это под платье поверх сорочки.
– На одно страшное мгновение я представил себе, что ты будешь надевать их, ложась в постель, – усмехнулся Генрих.
Дамы Алиеноры захихикали.
– Это не исключено, если в Англии в декабре такие холода, как мне говорили, – предупредила Алиенора.
– Через мой труп! – прорычал Генрих.
– Через труп так через труп! – засмеялась она. – Как идет твоя подготовка?
– Я собран, теперь готовится сопровождение, – ответил он. – Я говорю про обычную шайку баронов и епископов. Все они хотят поучаствовать в дележе трофеев. А когда доберутся до Вестминстера, удержать их будет трудновато. Пришлось включить в свиту и моего младшего брата Жоффруа, этого маленького негодяя. Мать настояла.
– Этого смутьяна? – застонала Алиенора. – Тебе придется за ним приглядывать.
– Ну, он вполне безобидный, просто хлопот с ним не оберешься. Но чтобы как-то это компенсировать, я попросил твою сестру присоединиться к нам.
– Петрониллу? – Перед мысленным взором Алиеноры возникла высокая красивая молодая женщина с тонкими чертами лица и затравленными глазами. – Очень мило с твоей стороны. Я много лет ее не видела. Генри, ты так добр ко мне!
– Поскольку моя мать должна остаться здесь, я подумал, что ты окажешься в Англии без общества женщин твоего положения, – объяснил Генрих, радуясь тому, что жена довольна. – Насколько я понимаю, там был какой-то скандал, – беззаботно сказал он, выбросив остатки яблока в окно. Потом потянулся к графину с водой. – Тогда я был совсем мальчишкой, и взрослые при мне об этом не говорили. Так твоя сестренка была испорченная девица? Я слышал, она очень красива. Хотя до тебя ей далеко, – поспешил добавить он.
– Налей мне, пожалуйста, немного вина, – попросила Алиенора. Она отпустила своих женщин и села на единственный уголок кровати, свободный от груды одежды. – Мне нужно немного отдохнуть.
– Положи все это на сундук и приляг со мной, – предложил Генрих, приглашающе вытянув руку и подмигнув жене. – Ты переутомляешься. Подумай о нашем ребенке.
– Именно о нем я и не смогу думать, лежа рядом с тобой, – пожурила она его. – Разве ты не помнишь, что Церковь запрещает заниматься любовью во время беременности.
– Ба! – хмыкнул Генрих. – Что-то ты не говорила об этом прошлой ночью, если память мне не изменяет.
– Я не вижу в том вреда, – ответила Алиенора. – И еще я не понимаю, как куча священников, давших обет безбрачия, может выносить суждения по таким вопросам.
– Если они услышат твои слова, тебя сожгут как еретичку! – рассмеялся Генрих. – Церковники считают, что любовь нужна только для продолжения рода, а когда ты продолжила род, у тебя больше нет причин ею заниматься.