Архиепископ Самсон Реймсский, которого Людовик назначил представлять Алиенору в собрании и защищать ее интересы, теперь встал. Он кивнул, откашлялся и провозгласил:
– Мой господин король заверил меня, что земли дамы Алиеноры будут возвращены ей в том виде, в каком она владела ими до супружества. Поскольку этот союз был заключен правомерно, то появившиеся в результате него дети, принцесса Мария и принцесса Алиса, признаются законнорожденными, а опека над ними возлагается на короля Людовика.
Алиенора сглотнула. Так тяжело было вспоминать тот день несколько недель назад, когда она простилась с дочерьми. Они играли в детской со щенком, завязывали ленточки ему на шее, давали кусочки мяса, оставшиеся с обеда, и бросали шерстяной шарик, чтобы щенок догонял и приносил его. Девочки нетерпеливо ждали, когда мама перестанет уже их обнимать: хотели поскорее вернуться к игре. Мария с недоумением посмотрела на Алиенору, когда та сказала, что они, вероятно, встретятся не скоро, а маленькая пухленькая Алиса, никак не прореагировав на слова матери, поковыляла назад к щенку. Поцеловав две светловолосые головки, Алиенора решительно вышла из комнаты. Глаза ей застилали слезы. То было худшее мгновение, которое чуть не поколебало ее в решимости довести начатое до конца.
Заставив себя думать о происходящем, Алиенора услышала концовку речи архиепископа Самсона:
– Обе стороны могут заключать браки немедленно по расторжении настоящего при условии, что дама Алиенора останется преданной королю Людовику, как ее сюзерену.
– Я с удовлетворением отмечаю, что по всем вопросам достигнуто мирное обоюдоприемлемое согласие, – сказал архиепископ Гуго. – А посему я предоставляю обеим сторонам постановления о расторжении брака.
Алиенора опустила голову, потому что не хотела, чтобы кто-нибудь увидел выражение торжества на ее лице. Ходило много слухов о том, что Людовик отказывается от Алиеноры по причине ее неверности, либо она сама настояла на разводе, чтобы без помех предаваться своей похоти. Отчасти это было правдой, но Алиенору и так уже давно терзали сомнения в законности брака с Людовиком, и если Бернар разделял их, то она поступила правильно, приложив усилия к завершению этого брака.
Рядом с Алиенорой недвижно сидел Людовик, вцепившись в подлокотники трона. Он не смотрел в ее сторону. Все члены суда поднялись, архиепископы направились к выходу, пурпур и меха степенно колыхались на них. Перед тем как удалиться, церковники кланялись королю, юристы и писцы собирали свитки, переговариваясь друг с другом о вердикте – ведь не каждый день расторгались королевские браки.
Неожиданно Людовик встал и, не говоря ни слова, двинулся за архиепископом Гуго.
– Мадам герцогиня! – обратился к Алиеноре архиепископ Бордоский. – Могу я быть вам полезен по дороге в Аквитанию?
– Ваша милость, благодарю вас за трогательную заботу обо мне, – улыбнулась Алиенора. – И за то, что вы проделали столь долгий путь, дабы участвовать в собрании.
– И куда вы собираетесь теперь? – спросил архиепископ.
– Я направляюсь в Пуатье, – ответила Алиенора.
– Сразу же?
– Да. Аквитании нужен правитель, впереди много дел, мне необходимо быть там как можно скорее. – Она, конечно, не сообщила архиепископу самого главного, что собиралась сделать в Пуатье. Прежде нужно вернуться домой.
– Тогда я прошу вас, мадам, позволить мне сопроводить вас туда. Мои воины защитят вас. Времена нынче опасные, и самая богатая невеста христианского мира не должна путешествовать без охраны.
– Не беспокойтесь, – улыбнулась Алиенора. – Мой дядя, граф де Шательро, и мой добрый граф Ангулемский, чья молодость с лихвой искупается его преданностью, прибыли со свитами, чтобы доставить домой свою герцогиню. Благодарю вас за вашу доброту и приглашаю присоединиться к нам.
– Спасибо, мадам, я так и сделаю, – ответил архиепископ и поклонился. Увидев, что король Людовик возвращается, он дипломатично отошел в сторону.
Людовик остановился перед Алиенорой, посмотрел глазами, исполненными печали. Она взяла его за руки.
– До свидания, мой господин, – с улыбкой сказала она. – Я не говорю «прощайте», потому что знаю: мы еще встретимся, как сюзерен и вассал. И – верю и надеюсь – как друзья.
– Прости меня, – смиренно произнес Людовик. Слова с трудом давались ему. – Если бы я был тебе лучшим мужем, мы бы сейчас не расставались.
– Нет, – возразила Алиенора, – это я была плохой женой. Мне никогда не хватало покорности. – Теперь, когда узы брака не связывали ее с королем, она могла признаться в этом.
– Желаю тебе процветания. И хочу, чтобы ты знала, – добавил Людовик, – если когда-нибудь понадобится моя помощь, тебе стоит только попросить…
– Благодарю вас, – улыбнулась Алиенора. – А теперь мне пора. Впереди долгий путь, а я хочу успеть пересечь Луару до наступления темноты. До свидания, мой господин. Да хранит вас Господь.
– Пусть Он защитит и тебя, – прошептал Людовик, освобождая руки из пальцев Алиеноры.
Король смотрел, как она спускается с возвышения, как делает ему низкий реверанс, а потом выходит из зала. Две дамы сопровождали ее.
Глава 5 Блуа и Пор-де-Пи, 1152 год
«Наконец-то свободна», – повторяла про себя Алиенора, пришпоривая лошадь. Они скакали на юго-запад по широкой, покрытой буйной растительностью долине Луары, освещенной теперь восходящей луной. Вот уже несколько часов Алиенора повторяла эти слова – с того самого момента, когда покинула сегодня утром Божанси. «Свободна. Я свободна!»
Архиепископ, вассалы и дамы Алиеноры скакали следом, закутавшись в плотные плащи, а по обеим сторонам ехали, держа факелы, воины в шлемах – ее эскорт. Они давным-давно потеряли из виду навьюченных мулов и телеги, груженные личными вещами. Алиенора без остановки скакала на юго-запад, спешила как можно дальше оторваться от обоза, оторваться от королевства Франция. Если король Людовик пронюхает о планах Алиеноры, то наверняка пошлет отряд, чтобы перехватить ее и доставить в Париж. Конечно, вероятность того невелика. Во всевозможных увертках и хитростях она всегда превосходила короля, но тем не менее Алиенора ощущала необходимость поскорее унести ноги из Франции. И конечно, с каждой оставшейся позади лигой она приближалась к Генриху.
Алиенора уже отправила к нему гонца с приглашением, которого Генрих давно ждал. Теперь важно, чтобы они оба быстро добрались до Пуатье, а потом пусть весь мир узнает об их намерениях. Ее вассалы и архиепископ были посвящены в этот дерзкий и рискованный план.
Впереди Алиеноры скакал знаменосец, и трепещущий на ветру штандарт извещал, что следом скачет она, герцогиня Аквитании, графиня Пуату и – до сегодняшнего утра – королева Франции. Графы покачивали головами: они не одобряли ее храбрости, считая, что не следует оповещать всех и каждого о появлении герцогини Аквитании.
– Мадам, вы больше не королева, на вас не распространяется королевская защита, а потому следует опасаться любого авантюриста, – убеждали они Алиенору.
– Нет, никто не посмеет тронуть меня, – сверкнув зелеными глазами, отвечала она.
– Мадам, – возражали они, – вы не какая-нибудь обычная наследница. Вам принадлежит половина земли франков, и не сомневайтесь: немало найдется людей, готовых многим рискнуть, чтобы сочетаться с вами браком.
– Я уже помолвлена, – заявила Алиенора тоном, который не допускал дальнейших возражений. – Тот, кто попытается овладеть будущей женой Генриха Сына Императрицы, накличет на себя беду. – Сказав это, она сразу вспомнила его сильные руки на своем теле, руки, которые берут то, что им нужно, и не выпускают, будь то женщина, герцогиня или даже королевство.
Так Алиенора взяла верх над своими вассалами, и теперь чуть впереди нее всегда маячило шелковое знамя, украшенное львом Пуату – ее личной эмблемой.
– Какой благодатью будет не спать в этом мрачном сарае, который в Париже называется спальней! – Улыбнувшись своей придворной даме Торкери де Буйон, Алиенора возблагодарила Бога за то, что ей больше не придется лежать в громадной кровати рядом с Людовиком, стараясь отодвинуться как можно дальше. – Не спать с монахом, который был моим мужем! – Она снова проказливо улыбнулась, почувствовав себя девчонкой, несмотря на свои тридцать лет.
Но в то же время, подумала Алиенора, вспоминая изображение, смотревшее на нее из полированного зеркала тем утром, годы почти не состарили ее. Она знала, что красива. Об этом ей без лести говорили многие придворные и трубадуры. И конечно же, Людовик. Он гордился привлекательностью жены, и Алиенора знала, что король числит ее среди главных своих ценностей.
Вот только недооцененных. Она перестала улыбаться и, нахмурившись, потянулась в седле, потерла уставшую спину, разгладила платье. Пальцы прошлись по осиной талии, стройным бедрам, она чувствовала под роскошной материей свою упругую плоть – две беременности не повредили ей.
Вот только недооцененных. Она перестала улыбаться и, нахмурившись, потянулась в седле, потерла уставшую спину, разгладила платье. Пальцы прошлись по осиной талии, стройным бедрам, она чувствовала под роскошной материей свою упругую плоть – две беременности не повредили ей.
– Сколько еще до реки? – повернулась к своим вассалам Алиенора.
– Не больше мили, – ответил граф де Шательро, показывая куда-то вперед. – Смотрите, там вдалеке Блуа.
Алиенора увидела огоньки, мерцающие в темноте, – вероятно, это факелы на стене замка. В Блуа был мост через Луару, туда-то они и направлялись.
– Даст Бог, переберемся через мост незамеченными, – пробормотала Алиенора.
– Мадам, – с опаской сказала Торкери, чей слабый голос был едва слышен на вечернем ветру, – мы все сможем вздохнуть спокойно, только когда вы будете в безопасности – в Пуатье.
Пуатье! Восторг снова охватил Алиенору, когда она услышала это название. Дом. Какая же благодать оказаться снова дома! А когда Генрих сдержит обещание… Алиенору пробрала дрожь, еще одна волна непрошеного желания обуяла ее плоть. Она не чувствовала опасностей путешествия – была уверена, что в целости доберется до дому, должна добраться… Она чувствовала себя неуязвимой.
С собой они взяли еду на дорогу, и несколько часов назад Алиенора поела – холодный каплун, белый хлеб и ароматное, сладкое вино ее родины. Простая еда, но какой же она показалась вкусной, тем более что этому способствовало прекрасное настроение. Теперь Алиенора снова чувствовала голод, но готова была мириться с пустотой в животе. Завтра они смогут пополнить припасы, а сейчас предстояло кое-что поважнее еды. Пока им нужна была только лошадиная прыть.
Они приближались к Блуа. Впереди возвышалась темная громада Тур-де-Фуа, часовым поставленного у реки Луары. К ним навстречу в тусклом свете скакал всадник на покрытом пеной коне – один из разведчиков, высланных вперед, чтобы выяснить обстановку.
– Госпожа, не езжайте дальше! – предупредил он, переводя дыхание и низко кланяясь ей в седле. – Этой дорогой скачет отряд вооруженных людей. На них герб графа Тибо Блуаского.
– Может быть, господин граф желает отдать дань уважения и предложить нам свое гостеприимство, – с озорной улыбкой ответила Алиенора.
Конечно, это маловероятно, ведь их семьи давно враждовали. Но то было в прошлом, а теперь, возможно, забыто и прощено. Они все теперь должны стать друзьями.
– Нет, госпожа. Мне удалось подслушать их разговор. Они собираются ждать в засаде. Они говорили, что у графа Тибо какие-то планы касательно вас.
– Неужели? – мрачно отозвалась Алиенора. – Ну да, он же вдовец, а я хорошо знаю, что собой представляют вдовцы. Ты поступил благородно, предупредив меня.
Вассалы Алиеноры советовали поскорее покинуть это место, их напряженные лица выдавали тревогу. Ведь именно этого они и опасались.
– Мадам, мы не можем рисковать и ехать на мост. Надо выбрать другую дорогу, – настоятельно говорил граф Ангулемский.
– А moi![11] – воскликнула Алиенора, как это часто делали ее предки на поле боя, и пришпорила коня. Чтобы избежать катастрофы, они должны как можно быстрее убраться из этого места. Она не имела ни малейшего желания закончить дни графиней де Блуа.
Осторожно двигаясь вдоль берега реки, один из капитанов Алиеноры наткнулся на баркас, пришвартованный к пристани. Они обрадовались находке и тут же ее присвоили. Сгрудившись на баркасе, куда затолкали весь багаж, какой удалось вместить, Алиенора и ее спутники не проронили ни слова, пока суденышко беззвучно скользило по воде в направлении Тура. И только когда забрезжил рассвет, они успокоились и принялись обсуждать дальнейший путь.
– Давайте двинемся на юг к Вьенне и пересечем Крёз у Пор-де-Пи, – решила Алиенора.
На другом берегу их ждали воины с архиепископом, которым разрешили пересечь мост в Блуа, после того как они убедили стражу, что всего лишь сопровождают его милость в епархию.
Чем дальше на юг от Луары уходили они, тем в большей безопасности чувствовала себя Алиенора. Но едва они приблизились к Пор-де-Пи, прискакал еще один разведчик.
– Не езжайте туда, мадам! – воскликнул он. – Там вас поджидает засада.
– Черт побери! – вырвалось у Алиеноры. Архиепископ поморщился. – Еще один искатель состояний! Кто на сей раз?
– Боюсь, это молодой Жоффруа Анжуйский, мадам, брат герцога Генриха.
– Этот молодой идиот? Да у него еще молоко на губах не обсохло. Ну что ж, мой ангел-спаситель – а ты и в самом деле мой спаситель, – мы разочаруем его: он не дождется добычи. Господа! – Алиенора повернулась к двум графам, которые с мрачными лицами ждали, сидя на своих скакунах. – Что вы предлагаете?
– Мы должны уйти на юг, мадам. Туда, где сможем перебраться вброд через Вьенну, а потом совершить бросок на Пуатье.
– Разумно, – согласилась Алиенора, другие тоже поддержали этот план, тогда как усталый архиепископ испросил разрешения герцогини самостоятельно отправиться в Бордо.
Наскоро и горячо попрощавшись со стариком, Алиенора развернула и пришпорила коня. Она улыбалась про себя, представляя ярость юного Жоффруа, когда тот обнаружит, что его провели. А как взбесится Генрих, узнав, что собственный братишка пытался хитростью занять его место!
Глава 6 Пуатье, 1152 год
Когда плоские луга в долине Луары уступили место громадной равнине Пуату с ее буйной зеленью, разбросанными там и здесь замками, мощными храмами в романском стиле и каменными домами с красными черепичными крышами, сердце Алиеноры восторженно забилось. Эти красные крыши особенно тронули ее. Таких крыш не увидишь на мрачном севере. Скоро она будет дома!
Алиенора распустила волосы в знак своего нового положения незамужней женщины, наслаждаясь тем, как они полощутся у нее за спиной на теплом ветерке, долетавшим с Атлантики. Она скакала с прямой спиной, жадными глазами вглядываясь в дорогу впереди – дорогу, которая вела в ее город Пуатье. Он был уже где-то неподалеку. При подъезде к дому Алиенора облачилась в свой алый блио[12] с плотно подогнанным корсетом и широкой юбкой с золотой оторочкой, а поверх надела великолепную синюю мантию. И вот он появился впереди – ее прекрасный город, величественно расположившийся на мысе над рекой Клен. Сюда в древности пришли римляне. Здесь Карл Мартель[13] много веков назад победил сарацин. Здесь в великолепной церкви в стенах города упокоились благословенные мощи святой Радегонды, царственной святой покровительницы города Пуатье. И там был ее народ – они выливались через ворота, бежали навстречу ей, их возвращающейся герцогине.
Как они радовались, когда Алиенора скакала по запруженным улицам в окружении своего эскорта и со штандартом впереди! Они благословляли Алиенору за ее красоту, потому что она была одной из них и вытолкала под зад ненавистных французов. Герцогиню принесли в огромный собор Святого Петра, чтобы она возблагодарила Господа за возвращение домой, и тут Алиенора поклялась себе, что отныне посвятит жизнь своему народу и больше никогда не поставит править над ними презренного чужака.
После воскресной пасхальной мессы Алиенора во главе большой процессии направилась в герцогские покои в башне Мобержон дворца Пуатье и заняла свое место на высоком троне предков в палате Совета. Стены из песчаника украшали цветастые знамена, расписанные сценами давних сражений. Основные вассалы Аквитании, которые по зову Алиеноры собрались на празднование, расселись перед ней за длинным столом.
Вассалы в нетерпении разглядывали ее – свою только что вернувшуюся герцогиню, желая поскорей узнать, какой будет их новая правительница и, что важнее, кого она выберет своим мужем. Никто из них даже не рассматривал возможность ее единоличного правления: Алиенора – женщина, а женщины – существа слабые, не приспособленные для того, чтобы командовать мужчинами. Но все вассалы были преданы Алиеноре, дочери своего отца, и не собирались изменять ей, если, конечно, она не возьмет себе мужа, который уничтожит их автономию и станет вмешиваться в дела герцогства. Они только что избавились от ненавистных французов и не хотели больше терпеть чужаков. Но герцогиня, конечно, должна выйти замуж и родить наследника, и у нее должен быть сильный защитник – против этого никто не возражал. Всем уже было известно о ее намерении выйти за Генриха Анжуйского, и вассалы сходились на том, что, несмотря на свою репутацию, молодой герцог Нормандский, который после смерти отца стал еще и графом Анжу и Мена, не представляет для них особой угрозы. Он, скорее всего, посвятит себя своему северному королевству – Англии, которая в один прекрасный день, судя по всему, тоже будет принадлежать ему. Кроме того, Генрих Анжуйский еще слишком молод, и все полагали, что смогут подчинить его своей воле.