Она пыталась сформировать положительный образ светозарного облака, в котором найдутся и легкость, и успокоение, и сладость. В котором я перестану отвечать сам за себя, но меня будет постоянно окружать вполне вещественная забота. В то же время можно было понаблюдать, как расплываются мои ботинки, как один из них обвивает шнурками и жадно поглощает другой. Как получившийся слитень начинает делиться на два, а потом на четыре новых башмака. Следом я почувствовал, что и куртка на мне начинает шевелиться, ползти и как-то слишком тесно меня обхватывает. Я пытался морально не поддаваться напасти, потому что знал — это имеет большое значение.
— У тебя плохие манеры, чертова структура. Ты многое потеряешь из-за этого.
И я как будто получил ответ типа того, что иначе действовать она не умеет, но не откажется от хороших советов. Дескать, вместе мы сможем переделать весь мир, по крайней мере, лучшую часть мира. Уже замелькали образы грядущих преобразований и деяний — дескать, я стану повелителем хрональных волн, буду ходить по воде аки по суху, и проникать сквозь горы, стану перекидывать огромные мегалиты словно пинг-понговые шарики и воздвигать невиданные доселе пирамиды.
Впрочем, фантазия у Икс-структуры оказалась не слишком богатой, да и налаживать дружеский контакт не было времени.
На моей груди сконденсировался черный крутящийся диск трансквазера, откликнулся-таки строгий процессор на мое горюшко. Хронолинии, с которыми стали работать мои виртуальные руки, были очень неподатливы, тварь разрубала все нити судьбы, которые я пытался использовать. Но я связывал их по новой, пытаясь проложить себе путь к отступлению, распутывал хитросплетения перед собой и устраивал их позади себя.
В конце концов, управляемый хрональный канал заставил камеру расплющиться, даже размазаться по сторонам, и лопнуть — можно было уматывать. Но пришлось сперва отодрать от себя ставшие чужими и хищными ботинки и куртку, которые тут же принялись резвиться.
Когда выбирался, мог еще полюбоваться, как внезапно включившийся антихрононовый бластер охотится на конвертированные детали моей одежды. Ботинки прыгали, словно в мультике, а куртка носилась повсюду как очумелая — будто была одета на человека-невидимку. И даже успела разделиться на две куртки: одну побольше с внушительными карманами, другую поменьше, но с огромным рукавом, похожим на хобот или копулятивный орган. И этот орган похотливо тянулся во внушительный карман, который стыдливо застегивался. Я не успел досмотреть, чем это закончится. Надо было удирать через развалившийся люк, пока вахтенные и дежурные не примчались, тем более, что на аппаратуре из-за хрональной чехарды уже замелькали язычки пламени.
— Ну, что, наелись?— встретил меня Саша.— Не стоило изучать зверя со стороны его пасти.
Утром, подслушивая разговор руководителя эксперимента с помощником, я узнал, что начальству базы хорошо известно о проникновении постороннего в испытательный блок, что едва не произошел прорыв чего-то малоприятного из испытательного блока, и что сейчас ведется служебное расследование на предмет наличия вражеского агента.
После смены ко мне в каюту неожиданно заглянула офицерша Мара К911 и стала неуклюже кокетничать, заодно прознавая, какая у меня военная подготовка и где я был ночью с часу до трех. Я реагировал вяло и наконец она поперла напрямки:
— Обнаружены ваши отпечатки пальцев на одном из входных люков испытательного блока.
— Это ни о чем не говорит, коллега К911. Я мог их оставить днем, в рабочее время.
— Фома работает за двоих, а кое-кто отдыхает за двоих,— вмешался “адвокат” Саша.
— Не отнекивайтесь, вы побывали там.— сказала женщина-кшатрий строго, без снисхождения к моим заслугам, коих впрочем и не было.
— Я не отнекиваюсь, только вы покамест ничего не доказали, коллега.
— Если нет козырей, милая женщина, то ходите шестеркой,— посоветовал Саша.
Бой-баба, ничего не добившись “в лоб”, решила сделать фланговый обход. Она присела на край моей койки и внушительно произнесла:
— Мы приняли вас, Фома, по настоянию одного ответственного лица нашей Службы. Однако касательно вашей персоны есть некоторые неясности.
— Только даун является совершенно ясной персоной.
Я уселся неподалеку от офицерши на табуретке-массажистке, а на карнизе расположился ворон Саша. Он и озвучил мои мысли:
— Если, коллега, вам не открыли какую-то информацию о Ф.К123, то сам он, тем паче не должен болтать лишнего. Болтун — находка для врага.
Мара К911 несколько замялась, возможно она в эту паузу общалась с киберсистемой, ответственной за безопасность. Кибероболочку тоже, кстати, прозывали Марой.
Я обратил внимание, что Мара-телесная впервые за время знакомства переоделась из мешковатого комбеза в весьма обтягивающую “выходную” униформу с аксельбантами, более пригодную для офицерских тусовок где-нибудь в Новом Петербурге. В плечах она была пошире и в бицепсах пообъемнее, чем женщины из гражданских каст. Но чрезмерности в этом не было, а ладненькие немассивные косточки придавали ей и стройность, и даже аппетитность.
— Послушайте, Фома, тот, кто побывал в демонстрационной камере, подвергал свою жизнь опасности. Он нуждается в срочном обследовании на предмет обнаружения очагов инфицирования.
— А может быть не он подвергал, а его подвергали?— опять сделал верное замечание Саша.
— Птица намекает, что кто-то хотел вас уничтожить?— уточнила офицерша.
— Она хочет сказать, что вы ищете вражеского агента не там, где следует. Служба “Алеф” послала меня сюда, чтобы сохранить те сведения, которые имеются, скажем, в моей башке. Однако могут найтись некачественные людишки, которые пожелают меня спустить в унитаз. Дескать, нет человека — и нет информации. Они ведь и раньше организовывали мне отпуск на том свете.
— Вы задаете слишком много загадок, Фома.
— Ваша база тоже.— каркнул Саша.
— Ну, ладно, придется приоткрыть несколько карт.— сказала Мара и закинула ногу за ногу.
— Отлично, под это дело предлагаю принять некоторое количество можжевеловой водки.— провозгласил я.
И, как ни странно, она не отказалась, только попросила удалить Сашу.
— Я могу и обидеться.— заявил ворон.— Фома, принеси мой плазмобой.
Пришлось под протестующее карканье выгнать пернатого в коридор. Мара хлебнула можжевеловки и не стала закусывать — сразу видно, настоящий боец.
— Ты участвовал в войнах с сатурнянами, Фома?
— Два месяца на патрульном катере — во время большой войны. Я попал из подготовишек на действительную службу, когда все было в разгаре, наши уже прокакали сражение в секторе 10С-15 и как раз провели успешный рейд на черный Япет. Потом меня еще задержала учебка на астероиде Ахилл… Ты же знаешь, технарей не берут ни в космопехоту, ни тем более в десантно-штурмовые команды, только в корабельный состав. Но эти два месяца жаркие выдались. Наши генералы-минералы тогда думали, что возьмем Гиперион, тут и Титану капец. Но возле этой долбаной глыбы нас крупно покромсали — командиры, как всегда, проворонили подход целой эскадры, две боевые горы сгорели словно спички. Остатки оперативной группы сели на Япете, откуда уже убрались пехотные части Космики. Кажется, мы собирались в прятки играть среди черных кристаллов Кассини и Ронсеваля. Ну и доигрались. Сатурняне нас там скоренько “вычистили”. Раскурочили катер, где я служил, уцелевшие космофлотцы спасались в аварийных капсулах, которые противник бил, словно мух. Я еле срыл оттуда, а мог ведь запросто в ящик сыграть или попасть в лагерь военнопленных на Энцеладе, в кратер Аладдин, где из-под поверхности то и дело, как джинны, вырываются кипящие аммиачные гейзеры…
— А я, Фома, обе войны протрубила в разведывательно-диверсионном подразделении. В том числе участвовала в самой отчаянной и глупой операции спецназа — ударе по мобильному Храму на Титане. Наше начальство до последнего момента было уверено, что это передвижная ставка сатурнян, в которой установлен гиперкомпьютер. На Титане мы хорошо поплавали в пропановом океане, где метановые бульки размером с дом; побродили по бурой липкий грязи из смеси формальдегида и синильной кислоты под проливным азотным дождем; потеряли большую часть личного состава и убедились в итоге, что Храм это — религиозное заведение. Мой личный ущерб — сожженное легкое, на месте которого теперь пластиковый пакетик стоит, плюс раскуроченное колено, взамен его смонтирован кибернетический шарнир.
Жалко девушку. Крепко потрепали ее.
— Насчет религиозного заведения все точно, Мара. Козлы-сатурняне, как известно, поклоняются какому-то темному божеству. Помню, замполит принес нам на крылышках, что мятежники-де — оголтелые фанаты и вести с ними переговоры о мире и дружбе невозможно. Об этом сообщали и в СМИ. А еще кое-кто из начальства со временем понял, что наш военно-технический уровень не ахти, по крайней мере недостаточен, чтобы без оглушительных потерь подавить гадов. Об этом, кстати, попискивали неформальные сетевые информаторы.
— Фома, ни через СМИ, ни через подпольный сетевой эфир не сообщали одну очень важную вещь. Божество сатурнян — не какой-то там символ. Это вполне материальное существо.
— Да ну! Змей о двенадцати головах…
— О миллионе голов. Это существо обитает в так называемой сырой материи. Иногда эту материю обзывают нитеплазмой, а ее обитателей — плазмонтами. Видимо, там есть твари разной степени разумности. Однако нас волнует, в основном, сатурнянский демон, Плазмонт с большой буквы. Так вот, его материя не организована по-нашему, не структурирована на кванты, кварки, лептоны, и, само собой, на атомы, молекулы, кристаллы. Она состоит из вибрирующих энергоинформационных струн, стрингов. Нитеплазменные организмы на жаргоне службы “Алеф” кличутся икс-структурами, чтобы не всем понятно было.
Ого, Мара, немного поигрывая плечами, начала сеанс политпросвещения. Только зачем? Скорее всего, чтобы завоевать доверие или выманить меня на ответную откровенность.
— Значит, на тутошнем огороде именно такая структура и подрастает. Только ради какого хрена, собственно говоря?..— но пусть дамочка не думает, что сообщила мне сногсшибательные новости. И мы не лыком шиты, топором не тесаны.— Впрочем, я уже допер своим слабым умишком подмастерья почти до всего. Здесь, в спецлаборатории мы пытаемся выкормить искусственного плазмонта в противовес божеству сатурнян.
Я действительно допер, и Маре грех был отпираться.
— Ты сообразителен, парень, не по годам. Пожалуй, лишь по вине нашей зарегулированной системы ты — до сих пор подмастерье тринадцатого ранга.
Я уже слышал подобное от другой женщины. На моем личном примере Катя показывала, зачем надо дружить с плутонами. Интересно, за что будет агитировать Мара?
— Ратница моя уважаемая, так мы делаем ставку на искусственного плазмонта?
— Похоже, что да. Только совершенно напрасно. Между ним и божеством Сатурна такая же разница, как между тараканом и человеком. Наша продукция неразумна в отличие от сатурнянского демона.
Неожиданный поворот темы. Оказывается, не очень-то офицерша почтительна к решениям вышестоящих лиц, она намекает, что ее дело исполнять любую дурость, поскольку она кшатрий-самурай, славный своим послушанием. Прикажут-де горшок говна съесть, тоже пожалуйста, тем больше чести будет.
— Но, Мара, если сатурнянский бог такой большой умник-разумник, то с ним можно перетолковать, пойти на мировую, договорится как-нибудь, дескать, мы — вам, вы — нам.
— Нет, с ним нельзя вести толковище. Он существует вне реальности, за хрональным экраном, в мире, где нет времени, пространства, форм, тел в привычном для нас понимании. Его мощь такова, что он навяжет нам свою волю, нисколько не интересуясь нашим мнением.
Некоторые коллеги, рассказывая про всякие крутые вещи, как бы сами заряжаются значительностью и ловят кайф от того, что производят впечатление на окружающих. (“Когда Вася ударил меня своим пудовым кулаком, я очнулся аж на второй день!”) Но в Маре ощущалось какое-то глубокое смирение перед лицом превосходящей непреодолимой силы — то самое смирение, которое, похоже, лежит и в основе религиозного чувства.
Впрочем, напряжение моей мысли облегчалось тем, что бой-баба уже изрядно расстегнула свою униформу, виднелась и гладкая шейка с парой неужасных шрамиков и начала популярных женских выпуклостей. Они, по счастью, не слишком пострадали в тяжелых боях.
— Но, Марушка, если Плазмонт как бы вообще иноматериален, не от мира сего, значит ему не так просто что-то поиметь от людей, вообще от нашего физической Вселенной.
— Как бы не так, Фома. Не надейся на это. Во-первых, Плазмонт черпает хрональную силу из разомкнутых пси-структур, то есть из наших душ, когда они алчны, зависимы и гнусны. Окрепнув, он пробивает к нам через хрональный экран каналы. Эти каналы, в которых текут хрональные волны, хрононы, позволяют ему делать здесь, что угодно. В первую очередь заниматься переквантизацией в огромных размерах и добывать в нашем мире энергию и информацию для своих нужд.
— Понял, Мара. Значит, укрепивши от наших слабых душ свои хрональные пенисы, он способен показывать всякие фокусы и срывать аплодисменты олухов-сатурнян. Гравитоны перештамповывать в кванты пространства. Вещество превращать в излучение. Перепасовывать электромагнитную энергию между атомами и частицами, изменяя строение вещества. Информацию с любых физических носителей перекачивать в вибрации своей нитеплазмы. Перекручивать физические кванты в чистую энергию своих стрингов. Но существо-то разумное, поэтому решив охотничьи и гастрономические задачи, оно думает, в чем бы еще себя проявить, и от этих проявлений у нас волосы станут дыбом на всех местах.
Мара потянулась, как бы разминая затекшие члены, и еще лучше нарисовала обводы своего женского корпуса, а если уж точнее, торса и бюста.
— Да, довольно верно, Фома. Ты, в самом деле, умный мальчик. Это существо применяет хрональные каналы и рассасывает организованную материю, скорее всего, не только для питания. Ему просто столько не съесть… Цели его непонятны, но масштабны.
Мара замолчала, показывая, что не расположена развивать эту щекотливую тему.
— Я и так все знаю про планов его громадье, из нашей материи он строит трехкомнатную квартиру, в одной комнате рай, в другой ад, в третьей нирвана… Кстати, у меня один знакомый видел Плазмонта в виде синего узорчатого тумана и даже медузы. В каких же очках был мой кореш, если разглядел визави, остававшегося за занавеской, то есть за хрональным экраном?
— Если визави применял хрональные каналы, то так или иначе воздействовал на физическую материю. Он мог поиграть ее свойствами, чтобы показать себя в каком-нибудь внушительном обличии. Для визита в наш мир Плазмонт часто использует воду в виде полимерного льда. Это связано с применением большого количества управляющих микро-каналов.
Да уж, такой лед я имел неудовольствие понаблюдать. Былой кошмар отозвался из глубины души, заставив трепетнуть сердце.
— Понятно. К одним, особенно к женщинам, он является в виде золотого дождя, других стремится обложить льдом. Но честное справедливое божество не имеет права так себя вести.— рассудил я.
— Он — бог именно сатурнян, а не всех подряд. Благодаря ему эти лохи со спутников Сатурна смогли устоять в борьбе с Космикой.
Я сразу ощутил в Мариной фразе уязвленную гордость касты кшатриев — сатурнян-то раз в десять меньше, чем нас, а все равно наши вояки не могут с противником управиться. И это несмотря на все расходы, потери и призыв на срочную службу людей из других каст. Тут и придумываются всякие оправдания, дескать сатурняне коварнее, бесчестнее, неблагороднее, прикрываются мирным населением, занимаются терроризмом, фанатизмом, а также онанизмом и гомосексуализмом вместо нормального секса. А скоро, значит, пойдет “волна”, что им-де помогает сама нечистая сила.
Впрочем, офицерша, поднявшись, уже закрыла тему. И козлу понятно, что ей не терпится отчалить. Мара явно сказала не все, что знала о божестве Сатурна. А мне почему-то хотелось выведать о нем побольше. Меня просто мучил сильный интерес, смешанный фифти-фифти с отвращением.
— Ты видела это божество, Мара? Каким оно предстало перед тобой?
— Таким, каким я заслужила.
На этом обмен знаниями закончился и валькирия покинула меня, задев напоследок бортом-бедром.
Значит, на этой базе мы выращиваем вторую тварь в противовес первой, самой великой и ужасной. Только что из этого получится? Кто будет иметь прок, а кто — головную боль? Кого накажут в случае провала? И вообще, Мара отлично сумела заинтриговать меня, и пооткровенничав кое о чем, и умолчав кое-что.
Кстати, все вояки-кшатрии делятся на три основные категории: простоватых служак, для которых главное, чтобы служба шла себе потихоньку и чтобы начальство пореже о них вспоминало; ревностных бойцов, которые всегда рады геройски помереть за красивый орден на траурной подушечке; честолюбивых мелких бздунов — эти самые подлые. Честного подвига им не совершить, а генеральствовать хочется, вот они и в спину настоящего героя выстрелят и над подчиненными измываться будут. Но Мара, хоть убей, не лезет ни в одну категорию. Она особенная, или просветленная уже какая-то… или затемненная.
А следующим днем на охоте меня кто-то пытался укокошить.
В эту охотничью ходку я собирался обязательно подстрелить кого-нибудь вкусненького. Ради того, чтобы мясо не попортилось, я взял с собой не сквизер, который все рассопливливает, и не плазмобой, превращающий органику и разные белки в черные угольки, а узкофокусный бластер.
Подъемник выбросил меня на поверхность, и я на болотных мокроступах отправился в северо-восточную сторону, к побережью Северного Океана (который некогда был и Ледовитым). В той стороне я и раньше замечал стада мигрирующих оленей. Правда за оленями шли волки — эти жутковатые звери не только проводили облавы, но и устраивали засады. Поговаривали, что в наших краях водятся еще и “снежные люди” — крупные мохнатые обезьяны с довольно развитым мозгом, которые охотятся на оленей вместе с одичавшими собаками. Я, правда, пока не видывал этих “йети”. Но, тем не менее, то ли волки, то ли мохнатые обезьяны постоянно устраивали ямы, прикрытые прутиками и дерном, в которые проваливались олешки себе на гибель и кому-то на обед.