— Господа! — послышался голос Наполеона. — Извольте прекратить скандал!
Даву нехотя отпустил лацканы мундира Богарне, и тот кулем свалился на пол.
— Нам следует подумать о путях отхода, — горько произнёс император, собственные слова били его по ушам. — Рекламная кампания проиграна, смысла больше нет. Пора возвращаться в Париж. Мой храбрый Даву, найдите, пожалуйста, через сайт «Великой Армии» людей, смыслящих в минировании и взрывчатке. Клянусь, я от Кремля камня на камне не оставлю. Отступать мы будем помпезно — пустим через прессу слух, что едем на международную ярмарку морепродуктов в Санкт-Петербурге, иначе от нас последние рекламодатели отвалятся. Но прежде, монсеньоры, мы просто обязаны сделать одну вещь.
Маршалы дружно встали, выстроившись в шеренгу.
Наполеон прошёлся перед ними вправо-влево, заложив руки за спину.
— Найдите мне тех людей, что убили вчера восемь жандармов, — отрывисто приказал он, по-птичьи дёргая головой. — Желательно, захватите живьём. Нам нужна показательная казнь. Я надеюсь, Французской империи ещё служат люди, умеющие нормально стрелять?
— Не имеет значения, мой император, — ответил изрядно помятый Богарне. — Расстрел будет транслироваться в прайм-тайм, и такое шоу никто не пропустит. Мы обретём кучу рекламодателей, концерны всего мира передерутся за право разместить свои ролики. Казнь осуществят либо гастарбайтеры, либо добровольцы из туземцев. Думаю, надо как можно скорее объявить конкурс с призами. Скажем, «Найди под крышечкой „бонапарт-колы“ череп и кости и прими участие в шоу „Пристрели партизана!“». Священники-люцифериане осудят нашу кровожадность, но мы сошлёмся на их же Библию, напомнив о Законе Божьем: «око за око, зуб за зуб». Это вовсе не убийство, а наказание добром зла. Едва лишь телезрители увидят, как добрые люди вяжут злым чёрные повязки на глаза, а потом пускают пулю в затылок, — рейтинги вырастут в разы. В доисторические времена, когда добро дробило злу кости, топило в проруби и душило сзади проволокой, никто не возражал. Добро беззащитно, поэтому ему многое прощается.
Наполеон удовлетворённо кивнул.
— Бесподобно, дорогой маршал. Поезжайте на телестудию и займитесь этим сейчас же.
— Слушаюсь, мой император.
…Даву, Ней и Мюрат ожидали: проходя мимо них, Евгений Богарне изобразит презрение или как минимум безразличие. Однако маршал шествовал тяжёлой поступью, словно обозный конь. Он закрыл дверь и, прислонившись к косяку, вынул из нагрудного кармана телефон. Лицо менеджера отливало странным, еле заметным голубым цветом.
Глава 9 Божество (Через 2 часа, отель «Ампир», неподалеку от Сухаревки)
…Оно наконец-то обратило взор на Короля, стоявшего перед ним на коленях.
— Можешь чувствовать себя свободно. Ты выполнил мою просьбу.
— Да, господин. — Король уже избавился от цивильного серого костюма с военными эполетами — формы высших рекламных менеджеров Наполеона Бонапарта… как, впрочем, и от самого тела маршала Евгения Богарне. — Я укрепил француза в желании отомстить за мёртвых воинов. Теперь вся оккупационная армия брошена на поиски двух убийц, везде расклеиваются их портреты, фотографии транслируют по телевидению, открыта «горячая линия», куда могут звонить доносчики. Обещана награда в миллион золотых франков.
Божество удовлетворённо кивнуло, протянув руку.
Король впился в ароматную плоть губами. Казалось, для него ничего нет слаще. О, как же он счастлив. Люцифериане — ничтожные твари. Они могут лишь поклоняться изображению своего бога на деревянной доске да возносить молитвы в пустое небо. Но правителю подземелий повезло, он говорит с богом, чувствует его и прикасается к нему: ощущая вкус сахара, ванили и биение божественного сердца.
Вот скажите — разве это не счастье?
Место проживания божества (разумеется, люкс) наполняло душу Короля благоговением. Ярко-бордовые стены, тёмные, особого вида алые кактусы в кадках, диваны из кожи, отсвечивающие багряным, дивные столики красного дерева, картины у потолка, изображающие бушующее пламя, и даже люстра, испускающая мрачный рубиновый свет. То ли огонь, то ли кровь. А может, оба вместе? Король инстинктивно облизнулся, вспомнив человеческую кровь, кипящую на подземных алтарях святилища. Да, у их кумира отменный вкус.
Божество ласково улыбнулось.
— Прости, но у меня осталось маленькое порученьице…
— Всё, что угодно, — захлебнулся преданностью Король. — Для тебя — моя жизнь.
Он не смотрел божеству в глаза. Не то чтобы не хотел, — не осмеливался.
— Эти двое очень сильны, — печально сказало оно. — Мы не оценили их по достоинству и пожали плоды неудач. Спасибо за твои старания, но, пока тебя не было, я придумал иной ход. Мы обязаны попробовать, понимаешь? Их необходимо разделить, поскольку поодиночке расправиться с ними легче. Я думал, эта версия мира сработает, однако… они объединились. Конечно, французы помогут, однако… Увы, я снова вынужден попросить тебя об исключительно важной услуге. Той, что ты уже делал для меня. Я знаю, как это больно.
Король вздрогнул всем телом.
Больно — это не то слово. Создания, подобные ему, почти ничего не знали о боли. Например, с Евгением Богарне всё прошло отлично, — менеджер действовал как марионетка: открывая рот, он произносил слова, значения которых не понимал. Да и в потасовке с другими маршалами ифрит ничего не почувствовал. Король надевал людей, словно перчатки, — без эмоций и ощущений. Но чтица…тут всё по-другому. Настасья фарширована болью, кошмаром, лезвиями бритв. Когда он овладевает её разумом и телом, ему хочется бесконечно кричать, пока не разорвётся рот и не лопнут глаза. Тьма мыслей чтицыпожирает полностью, и в последний раз Король понял: это кончится плохо. Впервые в своей жизни он осознал, что может умереть, — и мысль ему не понравилась. Однако отказать богу нельзя, даже если придётся жертвовать собой.
— Приказывай, господин, — коротко произнёс Король и распростёрся ниц.
Божество улыбнулось. Присев, оно потрепало Короля по затылку — так, как ласкают любимую собачку. Затем приблизилось к двери, ведущей в другую комнату, и дважды повернуло торчащий в замочной скважине ключ. Повелитель подземелья, следуя за ним, вошёл в спальню. Как и прошлый раз, Настасья сидела на стуле — с отрешённым, безразличным видом. Глаза девушки были полузакрыты, вероятно, она находилась в забытьи. Руки, тщательно привязанные к подлокотникам, посинели от верёвок.
Король остановился, стараясь оттянуть момент боли.
— Что от неё требуется, господин? — спросил он.
Божество протянуло листок бумаги, судя по всему, вырванный из тетрадки. Король пошевелил губами, запоминая текст. Действо займёт много времени, и он проведёт его в муках. Терзаясь, Король поклонился божеству. Оно затворило дверь и произнесло короткое заклинание. Проход в спальню брызнул фонтанчиками серебряной пыли, растворился, исчез. На месте двери появилась стена. Божество сложило на груди руки — теперь оно само, если бы и захотело, не смогло бы проникнуть к чтицена протяжении часа. Хорошая печать, правда, не вечная. Имей он такую возможность, запер бы эту парочку где-нибудь навсегда, вдали от людских очей. Желательно в пещере или на дне морском, чтобы они никогда не смогли оттуда выбраться — и бесконечно выполняли его приказы. Приблизившись к столику с фруктами, божество выбрало самую сочную ягоду инжира.
Облизав губы, оно поднесло её ко рту, и…
Снаружи, из коридора, послышались мягкие шаги. Божество не успело опомниться, как щёлкнул электронный замок, и в люкс проскользнул Аваддон. Аккуратно прикрыл за собой дверь номера и не глядя на остолбеневшего бога, прошёл в центр гостиной. Слегка распушив крылья, ангел сел в кресло и взял из вазочки первое попавшееся яблоко.
— Неплохо ты тут устроился, — зевнул под маской Аваддон. — Небось думал, я тебя не найду? Я даже никакой магии не применял, чтобы войти, — ключ у горничной позаимствовал. Да-да, согласен с тобой: ангелы щас такие пошли, с ними в трамвай не садись. Насколько я понимаю, ты и есть заказчик всей операции по изменению прошлого, не так ли? Очень приятно. Меня зовут Аваддон, и я с удовольствием перережу тебе глотку — во имя доброты Рая и прекрасности Господа нашего. Позволь узнать, кто ты такой?
Божество не издало ни звука.
— Я сразу и не вспомнил, откуда ребятки с голограммами, коих ты натравил на нас. — Сдвинув маску на лоб, Аваддон с хрустом надкусил сахарное яблоко. — Сижу, голову ломаю: что ж такое знакомое? А потом осенило — бааааа, святые угодники. Ифриты.Древняя раса огненных существ с голубоватой кожей, огненным дыханием, чьё тело состоит из огня, как человеческое — из воды, да? У ифритов даже слюна отдаёт запахом пепла, а пот выделяется в виде угольков. Подразделяются на сейидови расулов— «господ» и «пророков» разной степени мощности. Арабы зовут их «духами пламени», живут они в больших подземных городах. Могут создавать иллюзию своих отражений, овладевать разумом людей… О, а я-то думал, ифриты вымерли, как динозавры (потом это выражение повторится). Знаешь, что хорошего в сотворённой тобой реальности? Интернет. Приятная штука, пора и в Раю такую завести. Глянул я туда и обнаружил: надо же, здесь неподалёку главное святилище ифритов, триста лет назад откопали, а сейчас туда туристов по билетикам пускают. Ну а когда приехал, вопросы отпали. Гостиница с алыми стенами, с красными диванами в холле, полно каминов, костры на пейзажах… Ифритский офис на земле, на который никто не обратит внимания, — дизайнерских отелей теперь ой как много. Ну а где должен жить царь ифритов? Конечно, в люксе. И что ты молчишь? Думаешь, самый умный здесь?
— Я сразу и не вспомнил, откуда ребятки с голограммами, коих ты натравил на нас. — Сдвинув маску на лоб, Аваддон с хрустом надкусил сахарное яблоко. — Сижу, голову ломаю: что ж такое знакомое? А потом осенило — бааааа, святые угодники. Ифриты.Древняя раса огненных существ с голубоватой кожей, огненным дыханием, чьё тело состоит из огня, как человеческое — из воды, да? У ифритов даже слюна отдаёт запахом пепла, а пот выделяется в виде угольков. Подразделяются на сейидови расулов— «господ» и «пророков» разной степени мощности. Арабы зовут их «духами пламени», живут они в больших подземных городах. Могут создавать иллюзию своих отражений, овладевать разумом людей… О, а я-то думал, ифриты вымерли, как динозавры (потом это выражение повторится). Знаешь, что хорошего в сотворённой тобой реальности? Интернет. Приятная штука, пора и в Раю такую завести. Глянул я туда и обнаружил: надо же, здесь неподалёку главное святилище ифритов, триста лет назад откопали, а сейчас туда туристов по билетикам пускают. Ну а когда приехал, вопросы отпали. Гостиница с алыми стенами, с красными диванами в холле, полно каминов, костры на пейзажах… Ифритский офис на земле, на который никто не обратит внимания, — дизайнерских отелей теперь ой как много. Ну а где должен жить царь ифритов? Конечно, в люксе. И что ты молчишь? Думаешь, самый умный здесь?
Он откинулся на спинку кресла и метнул в божество огрызком.
Оно не шелохнулось. Божество ифритов уже пришло в себя и более не находилось в замешательстве. «Пусть упивается собой, — усмехнулся бог. — Он не знает, какой сюрприз его ждёт. Да, я самый умный, а ты — дурак. И ты ничего не сможешь со мной поделать».
— Где чтица? — спокойно спросил ангел. — Давай упростим задачу. Ты возвращаешь мне девушку, и мы опустим примерно восемь часов мучений. Заверяю тебя: я пытал самых крутых демонов, дабы получить нужную информацию. После бани в святой воде они у меня пели, как соловьи. Добру так сложно и одиноко в этом мире. Ты уяснил, мальчик?
Аваддон взял из вазы второе яблоко.
— Я тебе не мальчик, урод, — жёстко и отчётливо сказало божество. — Я не идол ифритов, они просто мои рабы, подобно многим другим. Должен разочаровать, чтицуты не увидишь и не найдёшь. Пройдёт час, и она напишет то, что вам совсем не понравится. — (Пауза.) — Не знаю, как твоему брату, но вот тебе-то уж точно, крылатая тварь.
Ангел положил яблоко обратно. Он поднялся с кресла — плавно, с кошачьей грацией. Заведя руку за спину, Аваддон вытащил из-за ремня «браунинг» и снял с предохранителя. Дуло пистолета смотрело прямо в лоб божеству. Другой рукой ангел взялся за маску.
— Я тебя разберу на запчасти — и скажу, что так и было, — пообещал Аваддон.
Ангела смущало одно — голос божества казался ему знакомым. ОЧЕНЬ ЗНАКОМЫМ. Но он никак не мог вспомнить, где слышал его? Ну, ничего. Сейчас он узнает. Ангел угрожающе расправил за спиной двухметровые крылья, не опуская пистолета, шагнул вперёд. Божество подалось к дивану и… вдруг начало исчезать. Раскрыв рот, Аваддон наблюдал, как фигура бога выплеснуласькрасным на стену, растекаясь по ней, как масло. Прошло совсем немного, практически несколько секунд, и субстанция, только что бывшая божеством, впиталасьв камень, от неё не осталось ни единого следа. Бог растворился.
Ангел запоздало нажал на спусковой крючок.
Тупо глядя в одну точку, он высадил в стену всю обойму, — пистолет лязгнул вхолостую. Отбросив «браунинг», Аваддон начал обыскивать люкс. Он осмотрел ванную комнату, заглянул в шкаф и даже под диван. Бог ифритов не обманул — чтицыне было. «Пройдёт час — и она напишет то, что вам совсем не понравится», — мелькнуло в голове у ангела. Выругавшись, Аваддон опрометью выбежал из номера. Господи, он должен успеть.
Апокриф четвертый «КЕНГУРУ»
— …Ты же сам понимаешь, дорогой Самаэль, — я не могу тебя поддержать.
— Почему, Захария? Я просто называю вещи своими именами. Как ты убедился в курилке фимиама, со мной здесь согласны очень многие. И Агарес, и его брат Аваддон, и ангелы Рафаил с Орифиэлем. В конце концов, я ж не предлагаю пойти к Престолу Господа с плакатами «Долой Адама!» и закидать его тухлыми ананасами.
— Ой ли, Самаэль? Ты попросту не замечаешь, что творится в Верхнем Эдеме.
Люцифер подвинул к оппоненту пепельницу, и Захария аккуратно затушил в ней фимиам.
— Где ты берёшь траву для воскурения? Запах, не убоюсь проклятий, божественный.
— Ну, могу дать точный адрес, — шепнул Самаэль на ухо серафиму. — Нижний Эдем, иди к реке Тигр и дальше к самому озеру Леопард, где на одной кочке растут сразу три кокосовых пальмы. Там некий купидончик организовал благословенные грядки. Такой фимиам забористый вырастает! Веришь ли, воскурил давеча, так целую ночь спать не мог, всё молился. Рядом и нектар гонят отличный. На прошлой неделе сотворение мира отмечали в доброй компании, ай да славно было, уж восхвалили Господа всемогущего.
Захария блаженно кивнул, втягивая ноздрями остатки дыма.
Глядя на него, Самаэль в который раз подивился, почему Бог создал их такими разными. Он — статный ангел с распущенными по плечам волнистыми волосами, чёрными глазами, носом с лёгкой горбинкой и неплохой мускулатурой. Захария — невысокий, полный серафим с седым «ёжиком» на голове и сильными залысинами у висков: ноздреватая кожа, сизый нос-«груша», круглое брюшко. «Я могу быть Им недоволен, но у Него определённо богатейшая фантазия, — мысленно улыбнулся Самаэль. — Ну кто, например, изобретёт сахарного летающего опоссума, да ещё сумчатого и с перепонками для полётов? Я бы до такого и после пяти воскурений фимиама подряд не додумался. Люблю я Его. Можно сказать, обожаю».
— Так вот, брат мой Самаэль… — Захария мелко-мелко затрепетал крыльями, создавая приятный ветерок. — В Верхнем Эдеме кое-кому перья в голову ударили. Я слышал мнение, дескать, пора всем ангелам выйти на сборище у Престола Господнего и выразить своё недовольство сотворением Адама. Нашлись и такие, что стали раздавать голубые ленточки, символ Небес: мол, повяжите на крыло в знак отрицания творения Божьего! Неужели ангелы посмеют указывать Господу, чего ему делать, а чего нет? Мы сами сотворены Его десницей. По-моему, чересчур круто…
Самаэль ещё раз с тоской обозрел облака. Ему уже хотелось разорвать их и сожрать как субстанцию, которую впоследствии назовут ватой. От жуткого чувства безысходности, и от скуки, и от синего и белого цветов, окружавших ангела всю сознательную жизнь.
— Господь наш Саваоф прекрасен, но, понимаешь ли, Он имеет право на ошибку, — вкрадчиво произнёс Самаэль. — Кто признается, что поступил мудро, вдохнув жизнь в пальмовую крысу? И я, как начальник Небесной Канцелярии, и рядовые ангелы, и ты… Да-да, где-то глубоко в душе недоволен появлением такой нелепицы, как Адам. В предыдущие времена Бог тоже творил неудачные поделки, каковые потом бестрепетно стирал с лица планеты. Да что я говорю? Ты и сам отлично это знаешь, Захария. Скажем, сколопендры и даже сомнительный сахарный опоссум мне абсолютно по инжиру. А вот Адам с Евой — это скрытая угроза, мы подробно обсуждали её с Агаресом. Люди расплодятся, извратят мир, такого напридумывают, что ты даже под всем фимиамом с тех грядок представить не сможешь. Да по правде, не нужно в Эдеме устраивать революцию.
Захария поднял голову и посмотрел в глаза Самаэлю.
— Зачем ты вообще это говоришь? Я не дурак, понимаю — Верхний Эдем бурлит от недовольства, только пух летит. А Бог этого не видит, занят; возможно, в данный момент Он создаёт новый вид бабочек. Ангелы откровенно гордятся собой, мол, поднялись против Господней воли. Да чего юлить… Скажем прямо, Самаэль, — это бунт. Две трети ангелов настроены против Адама, ибо чувствуют угрозу своему существованию и благополучию, треть поддерживает Саваофа. Но не потому, что любят Адама, а по причине фанатичной преданности линии Господней. Впрочем, полагаю, со временем ты переубедишь и их. Ну и шесть или семь ангелов представляют собой «болото», не определившись в пристрастиях, как тот же Хальмгар. Я полагаю, Господь будет разочарован. Представь — ты вырастил десять кактусов, поливал их, подкармливал удобрениями, вложил в них всю душу. А потом семь кактусов взбунтовались.
Самаэль излишне живо представил картину восстания кактусов.
— Достаточно неприятно, — согласился он. — Но Адам и Ева — это паразиты. Они тормозят развитие Нижнего Эдема. Господь Бог наш старается осчастливить Землю мыслящими созданиями. А зачем? Они же съедят земной шар изнутри, как яблоко, и выгонят нас на небо. Земля должна быть заселена эстетически приятными существами — страусами эму и кенгуру. Вот тогда мир природы и обретёт неслыханное благоденствие.