– А он сразу выскочил, как только остановился, или какое-то время сидел в машине? – уточнил Данилин.
– Сразу! – закивал тот. – Дверью – хлоп, и – бежать!..
– Вот заключение криминалистов о том, что кто-то тщательно протер весь салон, уничтожив все отпечатки пальцев, – Юрий положил перед Григорьевой очередной лист бумаги. – На это нужна не одна минута. Слушай, бесценный ты наш… – повернулся он к мужику с красным носом, – а давай я тебе заплачу вдесятеро больше, чем тебе уже дали, и ты расскажешь все, как было на самом деле? Ну, как? Дам в десять раз больше! – приглушив голос, повторил он.
– Да откуда у тебя такие бабки, мент? – «Свидетель» закашлялся, словно подавился смешком. – Ты знаешь, сколько он мне…
Внезапно он осекся, поняв, что сморозил что-то не то. Пробурчав, что никаких денег ему никто не платил, он поспешил свалить из кабинета. Его оплошность вызвала среди адвокатов тихую панику, а Данилин, в очередной раз указав судье на то, что имеет место быть явный подкуп липовых свидетелей и попытка ввести суд в заблуждение, вновь потребовал тщательнейшим образом проверить причастность Зушкина к ДТП.
Но… Оглашая свое решение, Григорьева объявила, что истец не смог достаточно четко мотивировать причастность ответчика к ДТП со смертельным исходом, и в частном определении порекомендовала областному УВД «приложить все усилия для розыска угонщика, совершившего наезд на человека».
Выйдя на крыльцо, Юрий некоторое время стоял, глядя в небо. Теперь он окончательно понял, что гнусная система купи-продайства, поглотившая все и вся, ни за что и никогда не поступится своим основным «принципом» – прав не тот, кто прав, а тот, кто больше заплатил или у кого больше этих самых прав.
Хлопнула дверь, и мимо него в сопровождении адвокатов прошагал Крэк. Подойдя к своему «Майбаху», уже отрихтованному и отполированному, тот не мог не оглянуться и с торжествующей ухмылкой не взглянуть на проигравшего.
Данилина передернуло. В его душе в этот миг как будто что-то с треском рухнуло и обратилось в прах. Он вдруг почувствовал себя тем жутковатым роботом-терминатором, в которого обратился человекообразный киборг, побывав в пламени пожара. Он вдруг взглянул на свою жизнь, на закон, на право с какой-то иной стороны, откуда до этого глядеть считал недостойным. Теперь он видел себя по другую сторону незримых баррикад. И он принял решение.
* * *Полчаса спустя, прибыв в Наковальское, он остановился на улице Герцена у дома сорок. На его стук к калитке вышел Федор Романцов, как всегда сдержанный и невозмутимый.
– Что, майор, тебя снова к этому делу приставили? – открывая калитку, поинтересовался он. – Ну, заходи, заходи. Двое каких-то огрызков у меня уже и обыск делали… В общем, решили взять меня измором?
– Нет… Я по другому поводу, – Юрий окинул взглядом улицу и вошел во двор. – Я приехал не как сыскарь. Федор Алексеевич, в том, что это ты автор всех происшествий с мажорами, я и тогда не сомневался ни минуты. Более того, у меня сейчас есть доказательство твоего фокуса с гадюками – капля крови на травинке. Этого достаточно, чтобы доказать твою причастность. Вот она, эта травинка. А теперь смотри, что я делаю с этой уликой.
Он смял пакетик и небрежно кинул на холмик мусора, видимо, собранного, чтобы вывезти со двора на свалку. Спокойно отследив этот жест, Федор вопросительно посмотрел на Данилина.
– Что-то случилось? – понимающе спросил он.
– Да. Хочу посоветоваться. Беда у меня, Алексеич, беда… Месяц назад криминальная шваль сбила машиной мою жену, а сегодня был суд. И я понял, что справедливости мне не добиться.
– А-а, это на улице Нижегородской… «Майбах» сбил молодую женщину, двое детей остались без матери, – сочувственно кивнул Романцов. – Да, видел по телевизору в губернских новостях. Ну, я тогда еще сказал, что раз в деле замешан «Майбах» – все, труба. Теперь, чего доброго, еще и родственникам этой бедолаги предъявят иск за порчу дорогой машины. Ну, пойдем в дом, выпьем чаю, поговорим…
…Пришедшая с работы Людмила была очень удивлена, увидев мужа с опером из губернии, мирно беседующих за чаем. Поздоровавшись, она замерла на пороге.
– Ну, чего ты? – Федор добродушно усмехнулся. – Просто человек заехал в гости. Что тут такого особенного?
– Ого! – поднимаясь из-за стола, Данилин взглянул на часы. – Засиделись мы, однако… Спасибо за чай. Наверное, поеду.
Договорившись с Федором о созвоне, Юрий отбыл восвояси. Он ехал назад и чувствовал, что душившая его все эти дни боль немного отпустила, и он впервые со дня похорон смог вздохнуть свободно. Словно кто-то снял с его груди давивший на нее огромный камень. Теперь он был с теми, кто думал и чувствовал, как он, кто пережил такую же, как и он, нестерпимую боль утраты.
В ходе только что состоявшегося разговора Романцов, выслушав Данилина, который рассказал о своих планах лично разделаться с убийцей жены, сразу же предостерег его от необдуманного поступка.
– …Юра, ты же сам опер и прекрасно понимаешь, что если ты пристрелишь этого пса поганого, даже из другого ствола, тебя вычислят в два счета, – Федор сокрушенно покачал головой. – Но не это самое скверное. Тобой могут заняться даже не наши продажные суд и прокуратура, а бандиты. Он же с ними в дружбе? А эти разбираться не станут. С тобой получится, как с Кириллом. Тут надо сводить счеты так, чтобы ни себя, ни тем более своих близких не подставить. Ведь эта уголовная мразь, если не сможет разделаться с тобой – отыграется на твоих родителях или даже детях. Поэтому давай, вот что… Помозгуем, обдумаем, а потом уже будем принимать решение.
– Кстати, Алексеич, я узнал, кто из уголовников напрямую виноват в смерти Кирилла. Это некий Степан Дыхаршин по кличке Микроб. Если мне в руки попадется – сдохнет, скотина, скажем… оказав сопротивление при задержании, – решительно пообещал Юрий. – Его, говорят, недавно выпустили из СИЗО. Видимо, в благодарность за услугу.
– Не стоит. Мы и с этим уродом разберемся по уму, – обменявшись с ним рукопожатием, пообещал Романцов. – Так будет лучше.
– И вот еще что я хотел спросить… Как же удалось «угомонить» последних двоих мажоров? – уже уходя, спросил Данилин.
– Этих я не трогал. Серьезно! – Федор чуть заметно усмехнулся. – Этих сама судьба наказала. Да иначе и быть не могло.
Идея Романцова «жить, как на оккупированной территории» Юрию пришлась по душе. А ведь и в самом деле! Если официальные институты власти, с одной стороны, не способны радикально побороть преступность, при этом сюсюкая с уголовными «авторитетами», а с другой – карают всякого, кто, защищая свою жизнь, честь и достоинство, свою семью, нанес ущерб здоровью отморозка, то как еще можно расценивать свое положение, свой статус в обществе, в стране? Только как подпольщика, на свой страх и риск борющегося с генерализованной формой социального рака, пожирающего общество изнутри.
И вот теперь он тоже в некотором смысле перешел на нелегальное положение. Теперь у него тоже будет две жизни. В той, что для всех, он – подчиняющийся духу и букве закона начальник районного угрозыска. В другой, известной только самым доверенным – беспощадный истребитель ублюдков и отморозков. Прав был один из корреспондентов «Молодежного портала», когда писал, что джинн мести, вырвавшись на свободу, едва ли захочет так легко и просто вернуться на место. Для этого нужно, чтобы каждый доверял власти, как самому себе.
* * *Внезапная смерть Эдуарда Зушкина стала настоящим потрясением для очень многих из тех, кто с ним якшался, пользовался его услугами, кто ему покровительствовал. Его нашла домработница в спальне в окружении кучи пустых бутылок из-под водки и коньяка. Но, что еще больше поразило губернский «бомонд», в спальне находился еще один труп – уголовного авторитета по кличке Микроб. Как явствовало из обстановки, тот в доме Зушкина оказался не случайно. Налицо были признаки того, что занимались там эти мужички «шалостями» весьма неприглядного свойства.
Мухлевич тем же утром приказал Колокотову и Шуманкину расследовать причину смерти и, если возникнут подозрения в ее насильственном характере, найти виновных во что бы то ни стало. Все же Зушкин – это не какой-нибудь лох из пригорода, которого поздней вечерней порой грохнул отморозок, чтобы отнять старую копеечную мобилу и пригоршню мелочи. Зушкин – это известная в определенных кругах личность.
И «гении сыска» с жаром взялись за дело. Вместе с целой командой криминалистов они тщательнейшим образом проверили не только спальню и весь дом. Но… все их усилия найти хоть один отпечаток пальца, не принадлежащий хозяину виллы, его гостю либо прислуге, оказались напрасными. Нигде не было никаких следов взлома, никаких признаков проникновения на территорию. К тому же дежуривший той ночью охранник заверил, что с территории двора никуда не отлучался, а помимо него охранявшие двор два ротвейлера ни за что не пропустили бы чужаков. Тем временем судмедэксперт выяснил, что умерли оба приятеля от чрезмерного злоупотребления спиртным. Судя по дикому уровню алкоголя в крови, каждый из них выпил не менее двух с половиной литров водки и коньяка, причем сразу и без закуски.
Поэтому, исходя из картины происшедшего, «гении сыска» пришли к выводу, что Крэк и Микроб устроили своего рода состязание – кто больше выпьет за один присест. Оказалась ничья.
Впрочем, если бы они догадались нажать на охранника посильнее, то узнали бы много интересного. Например, Вениамин мог бы рассказать о том, как около двенадцати ночи зазвонил его сотовый и он услышал гневные упреки своей половины. Та костерила непутевого муженька за похождения с нимфетками из модельных агентств Зушкина. Вениамин ничего не мог понять, долго утихомиривал жену, которая, в конце концов, обо всем рассказала. Как оказалось, в поздний час кто-то позвонил в дверь их квартиры. Посмотрев в глазок, женщина увидела спину парня, убегавшего вниз по лестнице. Причем в самый последний момент тот что-то швырнул через плечо к дверям квартиры. Это оказалась рассыпавшаяся по полу пачка фотографий. Собрав снимки, женщина увидела неприятно поразившую ее «фотосессию» с участием мужа.
А еще Вениамин мог бы припомнить, что этим утром сторожевые собаки выглядели какими-то равнодушно-снулыми, безразличными как к ласке, так и к самым жестким командам, а также чью-то странную ночную хулиганскую выходку у ворот виллы. Утром же, когда стало известно о смерти хозяина, Вениамин решил никому ни о чем не рассказывать. Себе дороже. Если уж его босса достали, то о нем и говорить нечего.
…Наблюдение за домом Крэка в течение всей предшествующей недели попеременно вели и сам Федор, и Вадим, и Евгений Сильченко. Во время выездов Крэка за его «Майбахом», сменяя друг друга, следовали неприметные машинешки. За это время Романцову удалось прикормить собак и придумать способ, как в нужный момент отвлечь внимание охранника.
Около двенадцати ночи, когда Вениамин уже был занят выяснением отношений с женой, а оба ротвейлера прыгали около того участка железобетонного ограждения, где до этого они не раз находили лакомство, появились две крупные угловатые тени. Через изгородь вновь была отправлена порция угощения, на сей раз «сдобренного» препаратом наркотического действия, в связи с чем оба барбоса вдруг стали добрыми и покладистыми. Неизвестные тем временем перебрались через стену во двор и, вскрыв входную дверь виллы отмычками, бесшумно вошли внутрь.
Их появление перед любовниками стало для тех полной неожиданностью. Увидев нацеленные на них стволы «макара» и «ТТ», Микроб и Крэк приняли нежданных визитеров за заурядных грабителей и безропотно позволили связать себя по рукам и ногам. Но когда они увидели лица непрошеных гостей, которые сняли маски, на их лицах отразился животный ужас. Но их пытать никто не собирался. Их просто напоили. И столь щедро, что уже через полчаса, так и не выйдя из алкогольной комы, они навсегда покинули этот мир…
Развязав Микроба и Крэка, Юрий с Федором спустились на первый этаж. Набрав на сотовом номер Вадима, Романцов негромко скомандовал:
– Давай!
Тут же откуда-то из темноты в железные ворота виллы стукнул небольшой булыжник. И без того взвинченный Вениамин выбежал на улицу, горя желанием порвать на части всякого, кто попадется под руку. Даже ротвейлеры, все еще пребывающие в благодушном состоянии, поспешили к воротам и с зевотцой издали вяловато-скучное «гав-гав». Но никого за воротами не обнаружилось. Неизвестный злоумышленник исчез бесследно. В поле камеры видеонаблюдения он почему-то не попал.
В это время, защелкнув входную дверь на замок, Данилин и Федор поспешили к ограждению. Быстро, но без суеты, покинув территорию двора, они вскоре уже ехали на «семерке» Романцова в сторону Нижегородской. Выйдя невдалеке от своего дома, Юрий заглянул в салон и негромко произнес:
– Спасибо, Федор Алексеевич! До свидания. Я думаю, нам прощаться не стоит. Мне кажется, у нас еще будет не один повод, чтобы встретиться.
– Вот и я об этом только что подумал, – уверенно кивнул тот.
Той ночью, придя домой, Юрий Данилин впервые за все эти дни увидел в зеркале прихожей не угрюмого, потерянного, ненавидящего жизнь меланхолика, а себя прежнего, уверенного и в чем-то даже оптимистичного. Он наконец-то расквитался с гнусным ничтожеством, погубившим его любимую женщину! Разумеется, отняв жизнь даже у тысячи таких вот зушкиных, он никогда не сможет вернуть свою Жанну. Но тем не менее Юрий чувствовал себя отомщенным. Он сполна воздал негодяю за ту самодовольную, ликующую ухмылку безнаказанной подлости.
Однако уже на следующий день, едва проснувшись, Юрий понял, что теперь остановиться он не сможет. И не потому, что ему понравилось убивать – пусть даже и трижды негодяя. Нет… Убийство, как таковое, было противно его душе. Но горечь понесенной утраты, логически ничем не объяснимой потери близкого человека, которой могло бы и не быть, по-прежнему не давала покоя.
Он, как и обычно, ехал на работу, участвовал в каких-то совещаниях, расследовал какие-то дела, а в душе, напоминающей бесконечную Сахару с выжженными солнцем безжизненными барханами, жило другое. Он постоянно ждал конца рабочего дня, чтобы, возвращаясь с работы домой, где его никто не ждал – дети так и жили у стариков, – сделать по городу, по его самым глухим закоулкам, несколько кругов. Зачем он это делал – и сам не знал. Просто – так хотелось, и все. А еще в тайнике, по его просьбе сработанном умелыми руками Федора внутри водительского кресла «Калины», лежал тот самый нигде не учтенный ствол, снабженный глушителем.
Поздним ноябрьским вечером, проезжая по проспекту маршала Конева, он заметил впереди себя красную «девяностодевятку»-такси с тройкой и двумя пятерками в номере. В тренированной памяти сразу всплыли свидетельские показания людей, которых он месяц назад опрашивал в связи со зверским убийством молодой женщины. Та работала в магазине в вечернюю смену. Будучи очень осторожной, она никогда не садилась в случайные машины. В тот вечер, когда она не вернулась домой, по свидетельству очевидцев, женщина села в такси, в номере которого были вроде бы именно такие цифры. Убийцу тогда найти так и не удалось…
Вот и теперь машина подрулила к краю тротуара, и в нее села молодая хорошенькая особа с двумя пакетами. Подозревая, что это, скорее, теперь уже не пассажирка, а кандидатка на роль очередной жертвы, Юрий решил прокатиться следом. Аккуратно тронувшись и влившись в общий поток машин, такси побежало в сторону восьмого микрорайона. Именно там было найдено тело убитой продавщицы.
Неотрывно следя за «девяностодевяткой», Данилин даже не ощущал того, что на его лице с какого-то момента появилась зловещая, не обещающая ничего хорошего, улыбка. Он вдруг почувствовал себя охотником, идущим по следу опасного волка-людоеда, который не подозревает, что уже попал на мушку и что жить ему осталось всего ничего… И напрасно хищник надеется на то, что усилиями некоторых гуманистов отстрел ему подобных с недавних пор запрещен. Ведь именно осознание того факта, что если даже он и будет схвачен, то убить его не посмеют и лишь посадят в тюрьму с угрожающей формулировкой «пожизненное заключение», придавало мерзавцу уверенность хотя бы в относительной личной безопасности. Пожизненно? Ну и что? Ведь это все равно жизнь! До самого ее естественного конца. И – кто знает? – а вдруг подвалит нежданный «фарт», и он однажды снова обретет свободу?! Ведь человек живет надеждой, пока жив.
Хищнику за рулем не дано было знать, что «фарт» ему уже не светит. Когда такси, резко прибавив ходу, заметалось по переулкам – скорее всего, чтобы оторваться от возможного преследования, Юрий знал уже совершенно точно: это – он! И напрасно двуногий хищник, игнорируя мольбы и плач уже все понявшей и ужаснувшейся своей участи жертвы, пытался запутать следы. «Калина», как привязанная, никак не выдавая своего присутствия, уверенно шла за ним.
Вырулив на пустырь в окружении плотных диких зарослей, «девяностодевятка» остановилась. Тут же, за кустами, припарковался и Данилин, вынув из тайника пистолет. Он вышел из машины и, пригнувшись, поспешил к такси. Больше всего он опасался, что ублюдок может прямо в салоне расправиться со своей жертвой. Но, как любой подонок, тот не мог отказать себе в «удовольствии» поглумиться над чьей-то слабостью и беззащитностью.
Выйдя из машины, не очень крупного сложения тип подошел к пассажирской дверце и рывком вытащил наружу женщину, плачущую и умоляющую ее не убивать. «Вот дурища-то! – сняв с предохранителя пистолет, сердито подумал Юрий. – Тут отбиваться надо что есть сил, орать благим матом, звать на помощь, а она умоляет эту гниду. Ну, урод, получай!..»
Убийца, удерживая свою сникшую жертву одной рукой, другой достал из кармана нож, но в этот момент из темноты донесся короткий тихий посвист, словно кто-то подзывал к себе собаку: «Фью-фу!..» Нервно обернувшись в сторону свиста, отморозок на мгновение замер. И тут же в ночной тишине прозвучали три глуховатых хлопка: дупп! дупп! дупп!