По возвращении в Бургундию Ларивьер выразил желание «уехать домой», но Бюсси в своей слепоте и еще более возросшей привязанности к другу настоял, чтобы тот остался. Любовь же Луизы переросла в настоящее умопомрачение. Вскоре она отдалась ему, и с тех пор каждым вечером, когда «господин де Бюсси желал им спокойных снов», любовники встречались.
Но Ларивьеру требовался брак, и ему было известно, насколько хозяин замка дорожит своим именем и репутацией. Положение «маркиза» было более чем сомнительно, и он прекрасно осознавал, что ему будет нелегко соперничать с такими претендентами, как Колиньи или Лимож. Надежды он возлагал только на Луизу, страсть которой должна была достичь такого накала, чтобы она добилась разрешения от своего ужасного отца. И чтобы быстрее достичь цели, он завязал интрижку с соседкой – графиней де Тришато, к которой и отбыл. Результат сказался незамедлительно.
Не прошло и двух дней, как Луиза написала полное отчаяния письмо, подписанное кровью, в котором дала обещание связать себя узами брака: «Я, Луиза-Франсуаза де Рабютен, обещаю и приношу клятву перед Богом господину Анри-Франсуа де Ларивьеру, что выйду за него замуж, когда он того пожелает. В подтверждение своего намерения я подписываю это послание кровью. Восемнадцатое октября одна тысяча шестьсот семидесятого года…»
Вдобавок Луиза приобрела неподалеку от Бюсси земли и замок Ланти, где она и ее «дорогое дитя» собирались поселиться после бракосочетания.
Получив нужные гарантии, Ларивьер рискнул-таки, вернувшись в усадьбу, попросить у Бюсси руку его дочери.
Первая реакция была скорее благоприятной. Отказано ему не было, хотя граф явно пребывал в замешательстве. Он дал понять претенденту, что хотел бы лучше узнать будущего зятя. Почему бы тому не вернуться в армию? Не стоит ли ему для начала проявить себя на службе, например, там, где для этого есть все возможности, – в герцогстве Вюртембергском?.. Само собой, Ларивьер и не помышлял возвращаться в армию, он вежливо отказался, заметив, что не в состоянии отныне находиться так далеко от возлюбленной, к которой привязан всем сердцем.
Разумеется, предложение Бюсси было шито белыми нитками: он не больше Ларивьера верил в успех его карьеры в герцогстве. Попросту ему хотелось выиграть время… чтобы навести справки, к чему он, не медля, и приступил.
Результат был таков, что по возвращении из совместной поездки в Париж (при соблюдении должной скромности изгнаннику изредка это позволялось) граф просто-напросто выгнал «претендента» из своего дома. Ибо в итоге расследования выяснилось, что «маркиз» был сыном крестьянина по фамилии Ривьер.
Не желая расстраивать дочь, Бюсси не осмелился сказать ей правду и предпочел сойти за несговорчивого отца, который не остановится ни перед чем, если речь заходит о родовом имени или размерах состояния. И совершил ошибку: это разожгло страсть Луизы еще сильнее, и любовники участили свидания, удвоив осторожность. Отныне галантный кавалер умудрялся проникать прямо в спальню Луизы, не возбуждая подозрений у хозяина дома.
Вся эта тайная деятельность не замедлила принести плоды, и в июне 1681 года госпожа де Колиньи поняла, что ждет ребенка. Теперь нужно было как можно скорее уладить дело.
Воспользовавшись отсутствием Бюсси-Рабютена, который на несколько дней отбыл в Дижон, любовники заключили брак девятнадцатого числа того же июня в часовне замка. Приходского священника месье Дюпуасона ничуть не смутил столь неравный союз, и, поскольку обошлись без оглашения и свидетелей, Ларивьер законным путем был определен на жительство с супругой там, где состоялась церемония. Но молодой не терпелось уединиться со своим дорогим мужем, и на те четыре дня, что отсутствовал граф, пришелся их «медовый месяц». Затем они расстались, чтобы Луиза встретила отца. Больше никогда новоявленной госпоже Ларивьер не доведется жить с супругом.
Исповедовавшись и причастившись, Луиза наконец призналась во всем отцу. Гнев Бюсси был ужасен. Он метал гром и молнии, да притом поклялся, что убьет дочь и ее избранника. Луиза, смертельно напуганная, поспешила укрыться в монастыре урсулинок в Монбаре, в то время как Ларивьер, сославшись на то, что ему угрожают расправой, подал жалобу королевскому лейтенанту, который написал безутешному отцу, чтобы тот умерил свою ненависть к «дворянину».
«Ни с каким дворянином я дела не имею, так что вам по должности не положено им заниматься. Когда мне наносит обиду крестьянин, я бью его палкой, и тогда это касается правосудия Парламента. Я же требую, чтобы вы знали, о ком ведете речь, обращаясь к такому человеку, как я!»
В монастыре Луиза рыдала горючими слезами и тайком писала письма «дорогому супругу».
Как-то ночью он даже увиделся с ней тайно при пособничестве одной из послушниц. Там, вероятно, и произошло нечто (этого никто так и не смог прояснить) имевшее странный исход: с момента той встречи Луиза не просто перестала любить Ларивьера, но и воспылала к нему ненавистью, о причине которой никогда не высказывалась. Можно лишь предположить, что в роковую ночь Луизе наконец-то открылось истинное лицо ее героя.
К несчастью, она была беременна и поняла, что Ларивьер воспользуется ребенком, дабы утвердиться в своих правах. Тогда она бросилась за помощью к отцу, и они, объединившись, приготовились к борьбе. Разработанный Бюсси план был прост: брак недействителен, и его дочь не ждет ребенка. Луизе нужно было скрыться до того времени, когда ее положение станет очевидным, и, главное, тайно разрешиться от бремени.
Оба спешно выехали в столицу. Благодаря заступничеству госпожи де Скюдери король был готов его простить. Он принял Бюсси в своих покоях и даже одобрил его план, но и Ларивьер не дремал – он жаждал справедливости. У него тоже имелись кое-какие связи, друзья… взять хотя бы милую госпожу де Севинье, которая втайне все же лелеяла мечту отомстить кузену за злосчастный «портрет». Короче, мошенник пустил полицейских по их следу.
Чтобы не попасть в лапы полиции, Луизе с отцом пришлось укрыться на постоялом дворе «Лотарингский крест» под вымышленными именами госпожи дю Ма и господина дю Пюи, бретонцев. Вскоре пришлось оттуда съехать, и они поселились в гостинице в Бриссаке. Но и там их нашли, после чего они отправились в Вожирар, сняв маленький домик, где несчастная Луиза преждевременно разрешилась от бремени, незадолго до того, как найти убежище у верного друга отца, герцога де Сент-Эньяна.
Ребенка, доверенного заботам кормилицы, почти сразу же похитил Ларивьер. Избежать разбирательства отныне было невозможно: вскоре тесть и зять предстали перед судьями. Больше двух лет продолжалась эта отвратительная тяжба, полная пасквилей, фальшивых документов и клеветы. Бюсси потребовал от Ларивьера, чтобы тот доказал свое благородное происхождение. Злосчастный не смог ничего подтвердить, а в ходе дела выяснилось, что его, как он утверждал, «отец» скончался за два года до его рождения. Ларивьер жестоко за это отомстил, обвинив жену в кровосмесительной связи с отцом, и разъяренный Бюсси, «не помня себя от гнева», дошел до того, что пустил в ход подложные письма… которые, впрочем, его противник сначала признал, хотя потом от них и отказался. Со своей стороны, он предал огласке все любовные послания супруги, которые смаковал весь Париж…
Процесс проходил бурно. Во время заседаний с обеими сторонами судьи обращались одинаково сурово, но, что самое печальное, победил в этой войне Ларивьер: брак был признан действительным, к жестокой радости кузины Севинье, которая, забыв на время о родовой чести, осмелилась написать дочери:
«Благодаря этому процессу наш друг Ларивьер будет в большой моде. Бюсси в бешенстве. Его дочь названа исступленной и отправлена к нему в постель. Все это было предопределено Богом. Аминь…»
Позже она попытается загладить жестокость своих слов, поскольку после процесса Бюсси, у которого открылась старая рана, едва оправился, а несчастная Луиза тоже была близка к смерти от стыда и боли.
Но потом наступил долгожданный покой. Отец и дочь вернулись в родные пенаты. Ларивьер не отказался от жены и ребенка (тот умрет в возрасте шести лет на руках у кормилицы), однако дал понять, что удовольствуется замком и землями Ланти, которые Луиза ему отдала в обмен на спокойствие.
Там Ларивьер и окончит свои дни в возрасте девяноста четырех лет, все еще бодрый и игривый и, как он скажет о себе, «способный развлечь вдовушку, которой нечего делать, жену, чей муж ушел на войну, монахиню вне стен монастыря или девицу на выданье…»
Луиза ушла из жизни гораздо раньше. Похоронив отца в 1639-м, она перебралась в Шазо, затем в Монже, что неподалеку от Отена, где написала биографию своей родственницы, святой Жанны Шантальской, и еще одну – святой Франсуазы Сальской. Скончалась Луиза в 1714 году, не простив мужа, а может быть, так и оставшись безутешной…
Странная история графини де Верю
Стать фавориткой принца… чтобы спасти свою честь!
В замке Дампьер, что в долине Шеврез, недавно отгремели свадебные торжества. И уж если говорить о свадьбах, это была всем свадьбам свадьба! Соединялись не только два знатных имени, но и два значительных поместья. И правда, если юная невеста Жанна-Батиста д`Альбер де Люин принадлежала к высшей знати Франции (она была дочерью герцога де Люина и Анны де Роган-Монбазон), то будущий супруг, происходивший из родовитого семейства Пуату, которое состояло на службе у герцога Савойского, был одним из самых блестящих представителей Туринского двора. И, кроме того, этот во всех отношениях великолепный брак был заключен по любви.
Новобрачная была совсем юной: всего тринадцать лет, но и в этом нежном возрасте она уже обещала стать одной из прелестнейших женщин своего времени. Нет, она не была красавицей в строгом смысле слова, возможно, черты ее не отличались безукоризненной правильностью, но перед природной грацией и очарованием Жанны невозможно было устоять. Новобрачная была рослой, стройной и жизнерадостной, с прекрасными темными глазами и светлыми шелковистыми волосами, послушными и блестящими. А так как супруг, которому едва исполнилось двадцать, тоже был не лишен привлекательности, то ни у кого не было сомнений, что брак «по расчету» неминуемо перерастет в настоящий триумф любви.
Столь рано выданная замуж, юная Жанна отбыла в Турин без горьких сожалений. Конечно, она оставляла во Франции любимых родителей и особенно обожаемого брата, шевалье де Люина, который был для нее не просто братом, но и близким другом. Впрочем, тот обещал навещать сестру в ее новом доме, и потом, нелишне добавить, что Жанна души не чаяла в своем супруге.
Впрочем, Туринский двор вовсе не был мрачным местом. Во главе его стоял молодой герцог Савойский, Виктор-Амедей II, которому было всего восемнадцать лет. Настоящий красавец, с живым характером, больше всего на свете ценивший воинские доблести, герцог собрал вокруг себя блестящее общество, в котором не было недостатка ни в прекрасных женщинах, ни в выдающихся умах. В Турине жили весело, проводя время на балах, за которыми следовали концерты, роскошные обеды, пикники и охота. Новоявленная графиня де Верю[13] была принята в этот круг с восторгом, достойным ее имени и прелести.
По правде сказать, этот замечательный прием несколько скрасил другой, куда менее приятный, – тот, что был оказан ей в семействе супруга. Очутившись в громадном и мрачном дворце Верю, расположенном в старинной части Турина, неподалеку от знаменитого дворца Мадама[14], где жила пожилая вдова герцога Карла Эммануила II (пожилая вдова тридцати девяти лет!), Жанна поняла, что ее муж воистину был лучшим представителем своего семейства.
Ее свекровь, вдовствующая графиня – она-то как раз и была «пожилой», – оказалась женщиной несговорчивой, чопорной и, само собой, набожной сверх меры. Это узколобое и иссохшее существо мало интересовали наряды и украшения, а туалетную воду и притирания она явно добывала себе в ризнице соседней церкви, отчего запах, который распространялся вокруг нее, может, и был запахом святости, но, с земной точки зрения, приятностью не отличался. Помимо прочего, эта благородная и высокопоставленная дама была, так сказать, «напечатана в двух экземплярах», поскольку имела свою точную копию в лице ее деверя – аббата де Верю, человека уважаемого и значительного, более чем зрелого возраста, и который, хотя и был прежде посланником и государственным министром, от этого ничуть не меньше ужасающим образом походил на невестку, безусловно, в силу того рода сходства, которое возникает у людей, долго живущих вместе.
Увидев этих двух леденящих кровь персонажей, юная графиня вздохнула, сделала реверанс и с удовольствием отбыла с супругом в отведенные им покои, дав себе слово, что из любви к дорогому Шарлю она приложит все усилия, дабы не испортить с родней отношения, и целиком посвятит себя устройству семейного гнезда.
Сначала все шло хорошо. Несмотря на всю суровость Верю, их устраивал брак, присоединивший к семье дочь великого сокольничего Франции, у которой в роду были Шеврезы и Субизы. Жанна, если ее не вынуждали остаться дома недомогания или заботы, связанные с первым материнством, много времени проводила при дворе, где обзавелась толпой поклонников.
Празднества только удвоились числом той весной, что последовала за ее свадьбой, начавшись с пышного бракосочетания молодого герцога Виктора-Амедея II с племянницей Людовика XIV, принцессой Анной-Марией Орлеанской, дочерью его высочества и несчастной и прелестной Генриетты Орлеанской, умершей четырнадцать лет назад.
Юная графиня де Верю не пропускала ни одного бала. При дворе, таком молодом и беззаботном, всегда царила легкая атмосфера галантности, и Жанне довелось выслушать не одно пылкое признание, на которые она отвечала отказом с неизменной любезностью, чтобы никого не обидеть. Какое ей дело до чувств других, если дорогой супруг стремился исполнить ее малейший каприз?
Кроме того, она обрела верную подругу в лице молодой графини Сальской, и ей хотелось лишь одного: чтобы столь приятное существование продлилось как можно дольше. В этом славном обществе ей удавалось на время забыть о свекрови и дядюшке аббате!
К несчастью, если Шарль де Верю был образцовым супругом, то красавец Виктор-Амедей таковым не являлся. С тех пор как он вошел в возраст мужчины, Виктор-Амедей не знал отказов со стороны женщин, и едва минули первые дни его супружества, как он уже не видел ничего предосудительного в том, чтобы вернуться к своим многочисленным любовницам. Он собрал немалую коллекцию покоренных сердец и стремился добавить туда новые экземпляры. Итак, в один прекрасный день он заприметил Жанну де Верю.
Графине в ту пору было восемнадцать лет, и красота ее настолько расцвела, что сразила принца наповал, хотя тот был знаком с Жанной уже пять лет. Но тем вечером (это произошло на балу в Монкальери[15]) он взглянул на нее так, словно никогда раньше не видел.
– Можно ли, сударыня, быть таким слепцом, чтобы до сей минуты не разглядеть в вас красивейшую из женщин?
– Можно, монсеньор, – ответила Жанна, – в лесу трудно увидеть дерево!
– Если дерево превосходит все остальные, это непростительно!
Двор затаил дыхание. Не оставалось сомнений, что Виктор-Амедей только что наметил новую пассию. Оставалось узнать, какова будет реакция молоденькой графини де Верю.
К счастью, пять лет, проведенные при дворе, научили Жанну многому: она овладела искусством принимать любовные излияния, ничего не обещая, но, как говорится, не лишая надежды. Однако со временем ухаживания Виктора-Амедея стали более настойчивыми и обременительными. Меж тем герцог, отвергать которого открыто Жанна не осмеливалась, всерьез увлекся игрой, и его желание переросло в любовь, пылкую и требовательную.
– Я люблю мужа и не собираюсь ему изменять, – призналась она своей подруге, графине Сальской. Однако если герцог рассердится, бедному Шарлю придется пожинать плоды этого гнева!
– Самым верным будет найти предлог, чтобы удалиться из Турина, – ответила та. – Важно еще, чтобы семья мужа вас поддержала.
Над этим стоило подумать. Готовая на все ради спасения чести и желая сохранить себя целиком для боготворимого супруга, Жанна однажды вечером, когда все семейство было в сборе, объявила, что принц намеревается взять ее в любовницы, чего она никак не может допустить.
– Я скорее умру, – торжественно провозгласила она, в полном соответствии со стилем той эпохи, – чем нарушу супружеский долг!
Она ожидала услышать негодующие речи по поводу герцога от вдовствующей графини и аббата. Также она не сомневалась, что «дорогой супруг» станет метать гром и молнии и будет умолять ее тем же вечером отправиться на край света. Ничего подобного не случилось.
Вдовствующая графиня взглянула на нее с удивлением, к которому примешивалась неприязнь.
– Я не могла и предположить, что вы до такой степени тщеславны, – заметила она. – Ну и самомнение! Итак, вас домогается принц? Подумать только, ведь его окружают прекраснейшие женщины, которым довольно и малейшего намека…
– Не знаю, сударыня, тщеславна я или нет, – обиженно возразила невестка, – я сказала все как есть: герцог мне сделал недвусмысленное предложение, и я желаю немедленно покинуть Турин!
– Не может быть и речи! От чего бежать? От нескольких улыбок и парочки мадригалов, которые вы имели глупость принять всерьез? Да над вами будет смеяться весь город. Вы никуда не поедете!
Аббат пообещал молиться за нее, что до мужа, то от него невозможно было добиться суждения сколько-нибудь ясного и определенного. Он попросту уклонился и вышел из затруднительного положения, уехав инспектировать приграничные земли, что было не чем иным, как намерением оставить жену выпутываться самостоятельно.