– То есть машину не нужно будет отправлять в ремонт, повреждение «заживет», как рана у человека? – удивился Столетов.
– Именно так, господин сенатор, – кивнул Романов. – Эксперимент рассчитан на много лет, до выхода конечного продукта еще очень далеко. Мы будем признательны, если каждый месяц наш институт станет получать отчеты о техническом состоянии Гюнтера, о полученных им случайных травмах и их последствиях. Раз в год я бы просил вас отправлять Шрейба к нам для обследования. Это приемлемые условия?
Роман Карлович задумался.
– Об этом лучше спросить самого Гюнтера. Все же в его нейросетях доминирует человеческая личность.
– Да, я понимаю. И этот аспект представляет особый интерес. Например, мне не ясно – вся ли память Гюнтера Шрейба сейчас раскрыта? Нет ли среди данных, размещенных в искусственных нейросетях или на кибернетических носителях, неких сжатых, архивированных фрагментов, которые раскроются при инсталляции дополнительных нейромодулей?
– Вы сейчас с кем разговариваете, профессор? – напомнил о себе сенатор.
– Извините, увлекся. – Романов немного сконфузился. – Я непременно переговорю с Гюнтером. Думаю, он согласится на добровольное формирование ежемесячных отчетов в обмен на явные усовершенствования своего облика и структуры.
– Договорились. – Столетов не скрывал, что доволен предложенным решением проблемы. – При первой же возможности я отправлю Шрейба к вам. Да, есть несколько условий, господин Романов. Во-первых, я настаиваю на полной секретности. Во-вторых, тщательно протестируйте ядро системы, выясните, действительно ли боевые программы находятся под контролем искусственных нейронных сетей. Если это так, то не трогайте боевую составляющую. Гюнтер согласился стать телохранителем моего сына, и я хочу, чтобы он исполнял свои обязанности с максимальным профессионализмом.
– Я все понял, – кивнул Сергей Петрович. – Очень увлекательная исследовательская задача. Я обязательно выясню все интересующие вас вопросы и представлю подробный отчет.
– В таком случае – до связи. Я не могу сейчас точно сказать, когда именно Шрейб прибудет на Дарвин, но, как только он появится у вас, постоянно держите меня в курсе событий.
– Можете не волноваться, господин сенатор. – Романов кивнул, прощаясь.
Сфера стек-голографа растаяла в воздухе.
Глава 3
Одиннадцать лет спустя...Планета Грюнверк не зря получила свое название. В переводе с одного из древних языков Земли оно означает «зеленый мир».
Действительно, одна из первых колоний человечества, возникшая в начальном периоде Великого Исхода, утопала в зелени садов, лесов и парков. Грюнверк не затронула Галактическая война, цивилизация планеты, насчитывающая в настоящее время всего восемнадцать миллионов человек, не испытала пагубного процесса утраты знаний, напротив, наука здесь продолжала развиваться, следуя путем глубокого изучения исконной биосферы, постоянного совершенствования синтеза земных и местных форм жизни [28].
Такой подход к колонизации дал положительный результат. Изначально бережное отношение к природе осваиваемой планеты позволило создать смешанную биосферу, в рамках которой теперь прекрасно уживались друг с другом представители флоры и фауны различных миров.
Постепенно Грюнверк превратился в огромный парк. На планете не существовало ни одного мегаполиса, самым крупным наземным сооружением являлся космический порт, обслуживающий исключительно пассажирские перевозки.
Однако ни один мир современности не может существовать без развитой промышленности. Грюнверк не стал исключением из правила: «зеленую планету» окружало множество орбитальных конструкций. В космос были вынесены все способные причинить вред экологии производства, здесь же располагались исполинские терминалы ультрасовременного космопорта, через который шел нескончаемый поток транзитных грузов, – Грюнверк, помимо прочего, являлся одной из важнейших узловых точек транспортной сети Центральных Миров[29].
Ольга Наумова, пресс-секретарь Столетова, работала в команде Романа Карловича около года, но на «зеленую планету» прилетела впервые – уроженка Элио[30], она в последнее время не покидала родной мир, представляя общественности позицию сенатора в периоды заседаний Совета Безопасности Миров, которые проходили один раз в три месяца.
Дел у Ольги хватало и в перерывах между рабочими сессиями главного института глобальной общегалактической системы безопасности, поэтому она чаще общалась с Романом Карловичем через сеть Интерстар, личные встречи происходили гораздо реже.
Столетова Ольга уважала, как человека целостного, принципиального; сенатор откровенно чурался той части политической жизни, что носит название «сенатского болота», предпочитая кулуарной подковерной борьбе прямые, откровенные выступления с трибуны Совета Безопасности.
В этом смысле Наумовой крупно повезло: на пресс-конференциях Ольге не приходилось изворачиваться и лгать, твердая позиция Столетова относительно ряда болевых, животрепещущих политических вопросов позволяла сотрудникам его команды выступать, опираясь не на размытые, двусмысленные формулировки, а говорить прямо, придерживаясь логичной, последовательной и понятной линии поведения Романа Карловича.
В свои двадцать пять лет Ольга уже чувствовала себя уверенно среди коллег, к ней быстро пришла известность, карьера складывалась более чем удачно, а вот в личной жизни как-то не везло. Возможно, причиной тому была постоянная занятость – когда полностью отдаешь себя делу, живешь в напряженном ритме неровного политического пульса Конфедеративного Содружества сотен Обитаемых Миров, личная жизнь вдруг начинает отходить на второй план, скользить мимо... но, несмотря на постоянную занятость, Ольга не переставала ощущать себя женщиной, порой она остро, с болезненной грустью чувствовала, как ее романтические порывы и стремления попросту разбиваются о постоянную нехватку времени и выработавшуюся за последнее время привычку придирчиво и проницательно оценивать собеседника...
Многие мужчины, проявлявшие к ней повышенное внимание, при близком, пристальном рассмотрении оказывались далеко не такими, какими хотели себя преподнести. Пару раз Ольга пыталась откровенно закрыть глаза на недостатки избранника, желая видеть только достоинства... но не получалось. Два горьких разочарования на некоторое время вообще отвратили ее от попыток наладить личную жизнь, но в глубине души она хранила трепетную, нерастраченную нежность – надежда встретить мужчину своей мечты не угасала, лишь пряталась все глубже, страшась новых предательств.
На Грюнверк она прилетела по делам: намечалось сложное заседание Совета Безопасности Миров, и Столетов заранее вызвал ее, чтобы в спокойной обстановке обсудить предстоящие выступления, набросать комментарии для прессы, выработать единую линию поведения, обозначить принципиальные позиции, где не должно быть даже малейших разногласий или двусмысленных высказываний.
Командировка на «зеленую планету» внезапно обернулась для Ольги своеобразным отпуском: днем они с Романом Карловичем работали по два-три часа, остальное время оставалось в полном распоряжении Наумовой. Особенно нравились Ольге прохладные, напоенные ароматами цветов и растений вечера, когда стихал ветер, медленно подкрадывались сумерки, над горизонтом всходили две крупных луны, а безоблачное небо вдруг волшебно превращалось в усыпанную яркими звездами бесконечность...
Резиденция сенатора Столетова располагалась посреди огромной лесопарковой зоны.
Центральный комплекс зданий утопал в зелени, над кронами деревьев возвышался лишь один этаж с несколькими террасами и открытыми смотровыми площадками.
В один из удивительных, теплых и в то же время напоенных бодрящей свежестью летних вечеров Ольга стояла в глубокой созерцательной задумчивости, облокотившись о перила, наблюдая, как медленно сгущаются сумерки.
Дышалось легко, свободно, от расположенного ниже парка струились волнующие, незнакомые ароматы, щебет птиц и звуки, издаваемые неведомыми ей насекомыми, сливались в удивительную гамму, в сумерках терялись очертания приземистых зданий, и казалось, что биосфера планеты не тронута вмешательством человека...
Лишь далеко, примерно в километре от усадьбы, взгляд Ольги уже не в первый раз замечал характерное зеленоватое сияние суспензорного поля[31], к которому примешивался бледный зеленовато-белый свет.
Она каждый раз задавалась вопросом: что же там может находиться, но потом забывала спросить о странном, с ее точки зрения, явлении.
Сегодня она опять заметила пробивающийся сквозь кроны деревьев свет.
Делать было решительно нечего: вечерний прием у сенатора уже завершился, спать не хотелось, и Ольга, охваченная внезапным исследовательским порывом, решила спуститься и пройти по аллее в направлении загадочного сияния.
Сегодня она опять заметила пробивающийся сквозь кроны деревьев свет.
Делать было решительно нечего: вечерний прием у сенатора уже завершился, спать не хотелось, и Ольга, охваченная внезапным исследовательским порывом, решила спуститься и пройти по аллее в направлении загадочного сияния.
...Под сенью деревьев царил таинственный сумрак, грозивший вскоре трансформироваться в непроглядный мрак, если бы не отраженный свет двух лун, начавших неторопливое движение по усыпанному звездами небосводу.
Ольга шла по аллее, прислушиваясь к пению ночных птиц, невольно внимая тревожащим воображение вскрикам неведомых ей животных.
Не слишком ли самонадеянно с моей стороны пускаться в прогулку по лесопарковой зоне, куда ночью могут заходить и обитатели иных, заповедных уголков этого региона планеты? – подумалось вдруг. О крупных, опасных для человека хищниках ее никто не предупреждал, но некоторые звуки, изредка долетающие из глубин леса, вызывали легкий холодок, скользящий вдоль спины.
Однако любопытство оказалось сильнее надуманных страхов. Ольга лишь невольно ускорила шаг, пока вдалеке не забрезжило то самое загадочное зеленовато-белое сияние.
Граница поля суспензорной защиты открылась ей неожиданно: аллея, оказывается, оканчивалась тупиком, далее начинался лес, на краю которого за редким кустарником располагалась поляна, – именно оттуда сочился свет.
Ольга невольно остановилась в нерешительности.
Свойства суспензорного поля были ей хорошо известны, смущало и настораживало другое – поляна и прилегающий кустарник буквально искрились в ночи, голые ветви почему-то уронили листья, а там, где они сохранились, пожухлую желтизну осеннего наряда окаймляло что-то белое, искристое, похожее на выпаренные кристаллы соли.
Иней...
В том регионе Элио, где располагался Раворград[32], зима являлась понятием условным, она ассоциировалась с незначительным похолоданием и выпадением дождей, снег Ольга видела лишь раз в жизни, но такие понятия, как «иней» и «лед», были ей хорошо знакомы после памятного экскурсионного тура в систему Эригон[33], где она побывала в знаменитых на всю Обитаемую Галактику подледных городах.
Здесь, наверное, проводится какой-то эксперимент, – решила она, приближаясь к границе защитного поля, и вдруг остановилась, пораженная внезапно открывшимся ракурсом восприятия: у края поляны, на расчищенной от снега площадке, стоял стол, подле которого располагалось несколько кресел и высился компьютерный терминал. На столе стояла ваза, в ней – букет, составленный из побегов замерзшего травянистого растения с узкими и длинными, покрытыми бахромой инея листьями, рядом курилась паром чашка с только что сваренным напитком коричневого цвета, за столом в задумчивой позе сидел легко одетый человек лет тридцати – тридцати пяти. Черты его лица невольно притягивали взгляд, было что-то суровое и в то же время спокойное, уверенное в застывшей мимике, едва приметная, несвойственная его возрасту сеточка ранних морщин разбегалась от уголков глаз незнакомца, тонкий с небольшой горбинкой нос, бледные в бело-зеленом свете щеки, упрямый, волевой подбородок, тонкая линия плотно сжатых губ, взгляд серых глаз, устремленный куда-то вдаль, – все это, вместе взятое, формировало таинственный, притягательный образ.
Ольга понятия не имела, кто он и как отреагирует на вторжение с ее стороны, но что-то внутри дрогнуло, сжалось, заставило сделать шаг, перейдя черту между влажным ночным сумраком лета и холодной искрящейся границей зимы...
В суспензорном поле тут же начал формироваться локальный проход, видимо, вокруг были расположены датчики, отреагировавшие на появление человека, одновременно Ольга почувствовала настоящее дыхание стужи, и с ее одеждой тут же произошли мгновенные метаморфозы: легкое летнее платье, сотканное из нановолокон, отреагировало на резкий перепад температур – в память микроскопических машин, управляющих структурой нановолокна, были заранее введены десятки описаний всевозможных вариантов одежды, но до этого момента Ольга пользовалась едва ли сотой частью потенциала ультрасовременной ткани, разработанной на основе высочайших технологий.
Через пару секунд холод исчез, остался лишь легкий нервный озноб, вызванный неординарностью происходящего. Взглянув на себя, Ольга увидела, что теперь одета по-зимнему, платье превратилось в легкую, но теплую шубку, туфли трансформировались в плотно облегающие мягкие сапоги из искусственной замши, закрывающие ноги выше колен, ее голова осталась непокрытой, но теплый воздух уже льнул к порозовевшим щекам – это начала работу встроенная система терморегуляции.
Локальный проход в суспензорном поле завершил формирование, оконтурившись точечными огоньками, обозначившими его габариты.
Незнакомец поднял взгляд и внезапно произнес:
– Проходите быстрее, Ольга Владимировна, иначе произойдет нежелательное колебание температуры.
Она удивилась, но сумела подавить волнение.
– Я вам помешала? Извините...
– Ничего страшного. Вы, наверное, увидели необычное свечение в парке...
– Да. – Ольга смутилась, что было для нее нехарактерно, и добавила, заставив себя улыбнуться: – Представляете, помчалась, как мотылек на свет.
Он улыбнулся в ответ, встал, отодвигая для нее кресло, и предложил:
– Присаживайтесь.
Она приняла приглашение.
Окружающее пространство казалось нереальным – чуть дальше, вне купола суспензорной защиты, благоухала летняя ночь, а тут на узловатых ветвях незнакомых деревьев лежал густой слой инея, поляну покрывал снег, пограничный кустарник стоял голый, лишь несколько так и не опавших, пожелтевших листьев сиротливо украшали заиндевелые ветви...
Незнакомец дождался, пока она присядет на край кресла, затем, будто волшебник, поставил перед ней вторую, точно так же курящуюся паром чашку с коричневатым, пахнущим пряностью напитком.
– Это настой трав с добавлением кофе и Диахра, – пояснил он.
– Спасибо. – Она подняла взгляд. – Вы назвали меня по имени. Мы знакомы?
– Нет. Но я осведомлен обо всех, кто находится на территории усадьбы сенатора.
– В таком случае...
– Зовите меня просто: Гюнтер. – Он сел напротив, взглянул на Ольгу и добавил: – Я личный телохранитель Ивана Столетова.
Ольга удивленно приподняла бровь.
– Телохранитель?
– Да. Мальчику одно время угрожала опасность. С тех пор он вырос, но я по-прежнему отвечаю за его безопасность.
– А это? – Ольга обвела жестом руки поляну с несколькими растущими в ее центре кряжистыми деревьями.
– О, это мое хобби. Господин Столетов позволил мне провести ряд экспериментов.
– И что вы тут выращиваете? – Ольга все еще не понимала, зачем посреди великолепного парка нужно было создавать фрагмент морозной зимы.
– Диахр, – ответил Гюнтер, жестом указав на три дерева, растущие в центре поляны.
Ольга изумленно посмотрела на него, затем молча взяла чашку с предложенным напитком, осторожно сделала маленький глоток терпкой, обжигающей жидкости и вдруг почувствовала, как слегка закружилась голова, исчез дискомфорт от ощущения холода, все будто преобразилось, приобрело иную, более яркую окраску восприятия, на душе стало легко, и вместо пробегающего по спине озноба в животе и груди разлилось приятное тепло.
Гюнтер также сделал небольшой глоток и спросил:
– Нравится?
– Неожиданные ощущения, – призналась Ольга, невольно кинув взгляд на кряжистые, узловатые деревья с распростертыми, будто руки, жилистыми ветвями. – Я никогда раньше не пробовала Диахр, но слышала, что нигде, кроме Флиреда[34], он не произрастает, а все попытки привить его на других планетах неизменно оканчивались полным провалом.
– Да, верно, – соглашаясь с ней, кивнул Гюнтер. – Но у моих предшественников попросту не хватало терпения, знаний и специального климатического оборудования. Дело в том, что год на Флиреде длится шесть универсальных лет, а сама планета обращается вокруг звезды по вытянутой эллиптической орбите, то удаляясь от светила, то приближаясь к нему. Зимой на Флиреде царит стужа, летом – невыносимая жара, и каждый сезон длится порядка двух лет относительно земного эталона.
– Удивительно. А как же там живут люди?
– Они на зимний период вынуждены уходить в специально оборудованные убежища и погружаться в криогенный сон, – со знанием дела ответил Гюнтер. – Вообще Флиред – удивительная планета.
– А почему вас привлек именно Диахр?
– Мне было интересно. Сложная задача, – лаконично пояснил он.
– Деревья молодые или старые? – Ольге все еще не верилось, что она действительно видит настоящий Диахр, о котором ходило больше слухов, чем правдивой, проверенной информации.
– Им один год. По меркам Флиреда, конечно, – тут же внес поправку Гюнтер. – Весной молодые саженцы развиваются очень быстро и к периоду наступления летней жары уже похожи на настоящие взрослые деревья, иначе им не перенести летнего зноя и последующей зимы.