— Где-то с час, — пожала она плечами. — Да только, боюсь, что нам тут всю ночь придётся провести.
Неприятно слышать, но Рангрид может быть права. Прямо сейчас вскочить на ноги я не сумею. А забраться на коня и подавно.
— Не жалеешь?
Медные брови изумлённо изогнулись, а потом она расхохоталась.
— Чудной ты, Оларс, всё же. Считай, за меня всё сделал, так что жалеть не о чем. Я ещё и твоя должница.
Я промолчал, потому что как-то об этом не задумывался. Не так плохо, когда тебе должна чудесница. К тому же… такая.
— И что дальше?
— Дальше? — Она бросила быстрый взгляд на огонь. — Дальше ждём, пока тебе станет лучше, и идём на постоялый двор.
— Нет, я не об этом.
Рангрид снова посмотрела на меня, чуть улыбнулась уголками пухлых губ.
— А там видно будет.
Я чуть приподнялся и опёрся на локоть, прислушавшись к ощущениям. Уже не боль, а так лишь — тянет да ноет, значит, скоро пройдёт.
— Расскажи о себе.
Чудесница тем временем сняла с пояса кожаный мешочек, развязала, сыпанула на раскрытую ладонь жёлтый порошок и бросила в костёр. Громко затрещав, языки пламени тут же взвились вверх.
— Да что тут рассказывать. Край наш далёкий, хоть и не дикий. Дружим мы с лаайге да Къёргаром. Заезжают к нам торговцы из далёких земел. Сами же знаем и любим море.
Она смотрела не на меня — на костёр. В глазах отражался огонь, но недолго, тут же исчезал, словно истаивая в янтарной глубине.
— Так вот. Однажды мой отец ушёл в море, в далёкую Гардарру, а после вернулся не один, а с женой. Светлавой её звали — целительницей и шептуньей была. Матушка с ветром умела разговаривать и деревьями, а молилась и благословения просила только у одной Леле Славной. Гарды — не такие, как мы, хоть и похожи. Да и это мы их так зовём, а себя они чудно кличут — славы. Оттого и богиня их — Славная.
Отец мой был истинным чудесником Мерикиви — края янтаря, соснового леса и солёного моря. Вот так и учили меня, давали знания, мечтали видеть своей преемницей. А потом…
Что-то зашелестело в кустах, Рангрид нахмурилась. Я повернул голову в сторону звука — нет, ничего, всего лишь ветер.
Она вздохнула:
— А потом разлюбил её отец. Ушёл с лесной колдуньей — рыжей да хитрой, забыл свою Светлаву и больше к нам не возвращался.
Да уж. И такое бывает. Рангрид молчала и покусывала губы. Дёрнуло ж меня расспросить! Хотел было уже сказать, что не надо дальше, но она продолжила:
— Позже и вовсе худо стало. Мерикиви хоть народ невоинственный и гостям рад, но чужаков, живущих среди них, не особо чествует. Вот и с матерью так. Пока она с отцом была — тихо и мирно жили, а как ушёл он, стали косые взгляды бросать, мол, чужеземка виновата, что Вирре семью бросил и дочь маленькую оставил. С этим бы мы справились, но… как-то рано утром к нашему берегу пристали драккары. Четыре или пять, все из чёрного дерева, с белыми парусами, на которых змеился синий герб, а щиты на бортах так начищены, что смотреть больно.
Я вздрогнул. Перед глазами тускло блеснул синий герб Хозяина Штормов, промелькнула та роковая ночь, когда уничтожили всех Глёмтов.
Рангрид оставалась спокойной и невозмутимой.
— Я тогда слишком мала была. Толком и понять ничего не могла. Смотреть на чужестранцев боялась. Вот перед тобой закутанные в серое фигуры — ничего, идут себе спокойно. Но стоит кому-либо повернуться, глянуть, тебя тут же к месту и примораживает. Я тогда от деревенского старосты шла домой, но вдруг как-то поняла, что лучше подождать. Спряталась за деревом и стала наблюдать. Один из незнакомцев — самый статный, видимо, господин над всеми, стоял на пороге и долго о чём-то говорил с матушкой. Она его долго слушала, хмурилась, качала головой, а потом… Он толкнул её, послышался отчаянный крик — стон вперемешку с проклятьями — и наш деревянный домик вспыхнул огнём со всех сторон.
Я похолодел. Огонь — его оружие, хоть сам Спокельсе и порождение Мрака.
Рангрид некоторое время молчала, потом глянула на меня. Только глаза у чудесницы будто стекло — глядела на меня, а сама совсем не здесь.
— Господин тот выскочить успел, сплюнул, отряхнул лишь пепел с плаща. А потом бегом к своим. Но вдруг остановился. У меня внутри всё так и упало, потому что поняла — заметил, и смотрит на меня, изучает. Долго смотрел, а у меня от ужаса подкосились ноги. Хоть серый капюшон и скрывал лицо, но оттуда на меня глядела кромешная тьма, и могильным холодом тянуло. А он вдруг рассмеялся… никогда не забуду тот смех, и сказал:
— Значит, вот она — дочка. Ну, ничего. Раз уж верная сильно твоя мать, то не бывать тебе таковой. Никогда. Отныне будешь ты Рангрид Всегда Предающая.
За спиной послышался плеск. Я вскочил на ноги — тело уже полностью слушалось. Вокруг — никого, но всё же что-то мне не нравилось.
— Ого, лихо! — Она тоже поднялась, глядя на меня. — Как это ты так быстро?
— Опыт, — буркнул я, а про себя добавил: «и немного магии в полумёртвом теле». — Поехали назад.
Рангрид пожала плечами, но сбрасывать со счетов моё беспокойство не стала.
— Поехали, кони тут рядом.
Она произнесла несколько слов, взмахнула рукой, и костёр погас. Я подхватил седельную сумку, на которой ещё недавно лежал и отдал девушке.
— Твоя мать погибла?
Впрочем, что за глупый вопрос? Пока мне ещё не встречались те, кто мог бы сбежать из заклятого огня Хозяина Штормов.
— Да. — Рангрид приладила сумку, и легко вскочила в седло. — Сбежалось полдеревни, но спасти так и не сумели. Меня, зареванную и сорвавшую голос от крика, жена старосты сразу к себе забрала. А через время отвели к отцу с мачехой. Но лесная ведьма меня невзлюбила. Хоть никогда куском лепешки не попрекала, но я всё чувствовала: и недобрый взгляд, и холод в руках. А когда родился младший братишка, так и вовсе про меня забыли.
Я взобрался на Аяна, и мы тронулись вперёд.
— Едва минуло шестнадцать, я сама взяла в руки янтарь и ушла из деревни. Чудесницы везде нужны. Так и зарабатывала на еду, переходя из одного места в другое.
Шестнадцать? Я искоса глянул на неё. Но сколько же сейчас? И сколько лет она так скитается?
— Ну, а ты, Оларс? — Она повернула голову ко мне. — Местный или из далёких краёв? И какого будешь роду?
— С севера. Из Ванханена. Род мой…
Почему-то не захотелось говорить правду. То ли проклятье Хозяина Штормов заставило задуматься, то ли ещё что.
— Забытым зови, чудесница. Не прогадаешь точно. Да и верно это будет, уж десять лет, как не видел я родных мест.
К тому же не на что там уже смотреть.
— И ты так и не знаешь, кто приходил и стал причиной гибели твоей матери?
Рангрид напряженно смотрела на дорогу, подняла руку и откинула назад густые рябиновые пряди.
— Нет. Но лишь один раз слышала, как отец в разговоре с Арьей — своей лесной ведьмой, сказал: «Светлава сама накликала беду. Говорил ей, не шутить с даром, не вырывать умирающих у Госпожи Смерти. Но не слушала. И хоть не делала зла, но слишком силен был дар. И, как видишь, пришла к ней не Леле Славная, а Хозяин Штормов».
Желание уничтожить эту тварь стало крепче. Всю оставшуюся дорогу мы проехали молча.
* * *На постоялом дворе вовсю кипела работа: слуги перекрикивались и бегали туда-сюда, постояльцы выглядывали из окон или прохаживались по двору. Асгейр успевал везде: и дать подзатыльник пострельчонку-конюху, и бросить пару слов худенькой подавальщице, и улыбнуться с лёгким поклоном уважаемой ярлунгской госпоже.
Аян нетерпеливо топнул копытом. Арве засмеялся:
— До чего же он норовистый!
— Какой есть, — хмыкнул я.
Рангрид решила ехать с нами, но ещё собиралась, поэтому приходилось её ждать. Пока мы стояли, я вдруг понял, что на меня внимательно смотрит стоявшая возле дома женщина. Уже не молодая, низенькая — не выше Арве; полная и округлая — будто пирожок сдобный, надкусишь — вишнёвый сок брызнет. Круглолицая, румяная, глаза карие, брови, словно углём нарисованные, а из-под белого чепца выбивались локоны цвета амрового ореха. Явно южная кровь. Но одета скромно — простое коричневое платье и белый передник, а на шее — нить красных бус.
И смотрела так, будто старой знакомой была или вовсе я ей был родственником.
— Да что ж такое… о! — послышался за спиной голос Йорда.
Женщина неожиданно улыбнулась. До меня дошло, в чём дело. Я обернулся к слуге. Тот, довольно улыбаясь, глядел на пышнотелую красавицу.
— Это твоя кухарка?
— Ага, — кивнул он. Казалось, ещё чуть-чуть и рисе лопнет от удовольствия. — Моя Хъёрдис. — При этом, прозвучало это как-то на удивление ласково и мягко.
— Когда это уже успела стать твоей? — хмыкнул я.
— Меньше надо по озёрам с чудесницами бродить, — не смутился он. — И, знаете, господин Оларс, женюсь. Ей-богу, женюсь.
Арве смотрел на нас, едва сдерживая улыбку.
— Ты что… уже успел наобещать и это?! — поразился я.
— Нет, — глубокомысленно возразил рисе, — но почти.
Что именно «но почти» я так и не смог выяснить, потому что подъехала Рангрид.
— Можем трогаться в путь, я готова.
Йорд послал своей красавице воздушный поцелуй и помахал рукой. Чудесница изумлённо посмотрела на меня, но, поняв, что лучше промолчать, вдруг совсем по-девчоночьи хихикнула.
— Очень смешно, — мрачно отметил я. — Ты тоже будешь дожидаться Мяран?
Она покачала головой:
— Нет, ни к чему. Всевидица сильно запаздывает.
Я удивлённо посмотрел на Рангрид:
— Откуда ты знаешь?
Но ответом была лишь загадочная улыбка, и чудесница тут же двинулась за рисе.
Некоторое время я озадачено смотрел ей вслед, пытаясь понять, что бы это могло значить.
— Оларс, едем? — тихо спросил Арве.
Я кивнул и тронулся вперёд.
За спиной оставался Ярлунг, но впереди нас ждали белые просторы Браннхальда.
Часть IV. Соук-Икке-Соуке
Глава 1. На краю холода
Окраина Браннхальда встретила нас холодом и солнцем. Белые просторы, морозный синий день и заиндевевшие ветви деревьев.
Я всегда любил зиму больше лета. Это то время года, когда воздух кажется свежим и прозрачным, только тронь — зазвенит. Да и красота у зимы суровая — как раз для севера.
Вокруг царили тишина и покой. И только будто чувства из детства сумели вернуться и нашёптывали старую сказку о великой хозяйке — Госпоже Зиме.
Правит она колесницей из резного алмазного льда, что запряжена белыми конями. Одета в платье, расшитое руками хульдеэльфе, и шубу из песца да чернобурки. На поясе из тиснёной кожи висят два ключа: один — золото с серебром — отпирает им она врата зимы, а второй — серебро с изумрудной зеленью — запирает он морозное время, давая дорогу Весенней Красавице. На голове у Госпожи Зимы — шапка горностаевая, но снимет её — рассыплются по плечам волосы, что метель за окном, а глянешь — на них уже слепит всех да сияет венец из северных звёзд. И сапожки у неё не простые — серебряные с хрустальными пряжками. Притопнет левой ногой — покроются льдом реки, а пристукнет правой — завьюжит да закружит снежинки поднявшейся пургой.
Правит она конями лихо да ловко, простому смертному и не разглядеть, как они мчатся.
Госпожа Зима сурова, но вовсе не зла. Иное дело — Повелители Холода.
— Остановиться нам лучше у Сверре, — произнесла Рангрид, отвлекая меня от раздумий. — Человек он надёжный и уважаемый. И хоть о потомках жрецов не могу сказать ничего плохого, но лучше быть подальше от…
— От Госпожи Луны? — хмыкнул я.
— Именно. — Она невозмутимо поправила соболиную накидку.
— А кто он — этот Сверре?
— Кузнец, — пожала Рангрид плечами, — у него-то я и гостила, когда только приехала сюда.
— А правда, что браннхальдцы строят свои жилища на узкой полоске, где не так лютуют ветра и морозы? — вмешался Арве.
Я кинул на него удивлённый взгляд. Последние дни фоссегрим сам на себя не походил. Всё время молчал, будто к чему-то прислушивался и только хмурился. Всё же он чувствовал куда больше меня, но делиться наблюдениями пока не спешил.
— Правда, — кивнула Рангрид. — Они называют эти места — На краю холода. И стараются не встречаться с его повелителями.
Я неотрывно смотрел вниз — на искрящийся снег, и понимал, что встречи не избежать. Раз уж дал слово малым богам огня, надо выполнять. Только где искать этих Повелителей? Впрочем, они могут и сами прийти. Ни одно божество не останется в стороне, если почувствует что-то недоброе. Хотя, божество или, может, вообще Древняя раса? Впрочем, один утбурд. Не разобрать сейчас, кто был раньше.
— А куда дальше? — спросил Арве.
Я не сразу понял, что он имеет в виду, однако Рангрид только усмехнулась:
— Куда угодно. Лишь бы нужны были наши руки и головы.
Усмехнулся уголком губ. Да уж. Права чудесница, да и выбор есть у неё. Сама-то собралась наведаться в Мерикиви. А заодно и пообещала нам показать безопасную дорогу через Браннхальд. Но я, конечно, не отказался, если б она поехала с нами дальше. Только вот что делать женщине на Островах-Призраках? А ещё надо разобраться, кто искал меня на постоялом дворе. В Ванханене не осталось ни родных, ни близких. Да и никто не знал, что остался жить один из Глёмтов. Или всё же знал?
— А вот и дом Сверре, — вдруг улыбнулась Рангрид и указала на возвышавшийся неподалёку неприметный серый домик. Рядом с ним стояла кузница, можно было даже рассмотреть, как вился дымок над крышей.
— Отлично, там будет тепло! — заявил Йорд, но на него никто не обратил внимания.
Я посмотрел на Рангрид:
— Слушай, а они точно будут довольны нашему приезду? Тебя-то они знают, но мы…
Она рассмеялась:
— Когда браннхальдцы узнают, кто помог вернуть Лунного всадника на звёздные дороги, поверь, угрюмых лиц вы не увидите.
Стоило нам только подъехать к невысокой деревянной оградке, как на глаза попались игравшие в снежки разрумянившиеся дети. Девочка, наверное, не старше семи лет и мальчик чуть младше. Они звонко смеялись и пытались попасть друг в дружку снежными шарами.
— Не догонишь, не догонишь! — задорно крикнул он и припустил бегом к дому.
— Ах, ты! — возмутилась сестрёнка и помчалась было за ним, но тут же остановилась, завидев нас. — Ой!
Мальчик тоже обернулся и замер.
— Мама! Папа! — закричал он и заколотил в дверь.
На его крик выглянула рослая круглолицая женщина, на ходу накидывавшая на плечи шерстяной платок.
— Рангрид!
Чудесница улыбнулась и спрыгнула с коня.
— Это Лив, — пояснила она нам. — Хозяйка этого дома и жена Сверре. О, а вот и он сам!
Из кузницы показался широкоплечий мужчина, на котором были надеты только штаны и кожаный передник. Сверре подошёл к жене. Они были разными и в то же время неуловимо похожими.
— Хорошо, что ты приехала, — произнёс он низким голосом, протягивая руки к Рангрид.
На мгновение я почувствовал острый укол ревности. Хотя ничего такого Сверре не сделал.
— Я тоже этому рада, — произнесла она и указала на нас. — Это мои друзья. Я прошу оказать им такое же гостеприимство, как и мне. К тому же они мне помогли мне в деле, как никто ранее этого не делал.
Рангрид умолкла и многозначительно посмотрела на семейную пару.
Лив глянула на меня, в серых глазах женщины появилась улыбка — добрая и мягкая, как весна.
— Будьте нашими гостями и добро пожаловать.
— Проходите в дом, — подтвердил Сверре.
— Благодарю, — ответил я, спускаясь на землю. — Как быть с лошадьми?
— С ними будет всё в порядке, — улыбнулась Лив. — Идёмте, покажу, где их оставить, а заодно и еды принесу.
* * *Я уснул почти сразу. Вечер пролетел очень быстро: сытная еда, доброжелательные хозяева и навалившаяся усталость после дороги сделали своё дело. Дом кузнеца был невелик, но сейчас мне сгодился бы и плащ на полу, только бы отоспаться. Правда, Лив живо указала мне на застеленную шкурами и шерстяным одеялом лавку и только прицокнула языком, что негоже в стужу не думать о здоровье, да и её, как хозяйку, позорить. Не споря, я поблагодарил её и устроился на лавке, стараясь не слышать весёлого смеха детей кузнеца и деловито басящего Йорда.
…холод пробрался незаметно, в один миг тело отказалось повиноваться. Я попытался приподнять руку, чтобы натянуть одеяло, но не сумел шевельнуть и пальцем. На мгновение красным отблеском вспыхнула паника. Я глубоко вдохнул вмиг ставший морозным воздух и попытался снова.
— Лежи… — прошелестел совсем рядом шёпот похожий на шум ветра да звон льдинок. — Зачем собрался уходить?
Меня сковал ужас — неясный, необъяснимый, лишь всё кричало: «беги!». Вдоль позвоночника поползли мурашки.
— Со мной будет лучше — выдохнул он.
Ледяные пальцы скользнули по моему телу, заставляя выгнуться, задохнуться от боли и… холода. Боги, как холодно…
— Привыкнешь, сердце перестанет биться, уйдут печали.
Пальцы стиснули горло, я захрипел. Стылый вихрь скользнул от лодыжек по внутренней стороне бедёр к животу и груди. Сердце на мгновение и впрямь замерло, но тут же заколотилось как бешеное.
Морозное дыхание коснулось щеки.
— Не бойся, со мной будет хорошо, — шепнули на самое ухо и тут же захохотали. Но не смех это был — звон битого стекла.
Ледяные пальцы повернули моё лицо, из горла чуть не вырвался крик.
Он смотрел на меня — внешне схож с человеком, но только не было ничего человеческого в стылой бездне бледно-голубых глаз — ни зрачка, ни радужки — один лёд. Такой же, что скрывает город Ищи-Не-Найдёшь. Неподвижные, словно мёртвые глаза. И кажется, ещё миг — и вытянет из тебя душу, заморозит в вечный хрусталь, вышвырнет на камни, чтобы разбить на множество осколков. А черты лица резкие и острые. Высокий лоб, брови вразлёт, белые, будто заиндевевшие ресницы, прямой крупный нос, узкий подбородок. Кожа — белее мрамора, только не та это белизна, что у моего фоссегрима или нёкк Хильды. Тут будто наполнили её морозным пламенем — слепящим, да не греющим. Длинные серебристые волосы лежали на плечах, а на голове — широкий металлический обруч с лунным камнем. Дальше и не разобрать — всё тело скрывали клубы сизого тумана.