- С чего бы? Кажется, Гараш вскормлен твоим молоком и моим хлебом. Кем попало не прельстится.
Сакина готова была возразить, что всякое случается, бывает и так, что хорошие парни увлекаются смазливыми вертушками, но промолчала: "А вдруг напророчу?" И только, вздохнув, сказала:
- Да сбудутся твои слова, киши!
Добрая весть пришлась по сердцу. В последнее время Рустам часто с тревогой думал, как бы не стряслась с сыном беда. Попробуй-ка удержи красавца игита! Ведь любая девчонка при встрече с Гарашом меняется в лице и дышит стесненно, а в глазах искорки...
- Чем быстрее введет невестку в наш дом, тем лучше, - сказал Рустам.
- Да и я так думаю: пора готовить молодым спальню! - обрадовалась Сакина.
Но еще больше обрадовалась Першан: она прыгала, резвилась, тормошила мать, украшала комнату Гараша, переставляя из угла в угол мебель.
Вот тут-то в доме Рустамовых и начались раздоры.
Председателю передового колхоза захотелось устроить сыну пышную свадьбу. Он решил пригласить на семейное торжество не только односельчан, но и руководящих деятелей района. Пусть множество столов ломится от яств, пусть колонна легковых машин доставит невесту с подружками, пусть оркестр встретит ее... "Вот это по-нашему, по-рустамовскиЬ
Першан обрадовалась: чего таить, о такой же своей собственной свадьбе мечтала она знойными летними ночами.
Но, к удивлению мужа и дочки, Сакина не одобрила эту затею.
- К чему пышность? Пригласим пять-шесть друзей Гараша, родственников. Чем скромнее, тем сердечнее.
- Да что ты! - Рустам обиделся. Один-единственный сын! И я поскуплюсь на его свадьбу? А Что в районе скажут? Осудят. "Председатель Рустам денег пожалел на свадебный пир!" Нет, жена, неразумны твои речи. И опять же, пусть невеста увидит, что мы для счастья сына ничего не жалеем...
- Ну-у, мама!... - капризно надула губки Першан. - Разве ты не хочешь, чтобы они были счастливы?
- Не в этом счастье, девочка, - ответила Сакина. - Когда мы с отцом женились, на свадьбе даже зурначей не было. А всем бы так хорошо жизнь прожить.
- Времена были не те, возразил Рустам. - Я же батрачил, батраком был, нищим! Помнится, и тебя не из дворца бека взял. Ничего не было: ни колхоза, ни этого двухэтажного дома. А теперь, слава богу, живем не тужим. Я такую свадьбу сыну сыграю, что по всей Мугани слух пройдет!
- Что Мугань! - кротко сказала Сакина. - И в Баку услышат! Боюсь, как бы от такого шума мы с тобой не оглохли...
День ото дня разгорались семейные споры.
- В тебе сидит дух противоречия! - упрекал Рустам жену. - Прошу дать белую рубаху - ты приносишь черную. Не успею сказать "да" ты кричишь "нет".
- Я все та же, киши. Поздно мне меняться. Такой и в гроб сойду... Видно, ты сам переменился. В волосах седина, а походка быстрая!
Вспылив, он крикнул:
- Так я тебя заставлю!
И отправился в правление, чтобы там отсидеться в кабинете, успокоиться...
Так ссоры и раздоры поселились в уютном двухэтажном доме, окруженном яблонями и виноградником.
Вот отчего, зажав трубку в зубах, Рустам-киши сейчас злился не на шутку.
Едва затих голос певца, Першан достала из шкафа книгу стихов ашуга Алескера и углубилась в чтение, не обращая внимания на отца.
Куда же Сакина запропастилась? Рустам строго покашлял, напоминая о себе, но жена не возвращалась. Чего ей делать после ужина в темной боковой комнатке? Не выдержав, он позвал:
- Сакина!
Жена не поспешила к нему, как бывало обычно. Он даже не рассердился, а удивился и сказал погромче:
- Сакина, где ты?
Но ответа не было. Обернувшись к дочке - а той уже надоела книжка, и она опять включила приемник, - Рустам попросил:
- Доченька, сходи-ка поищи маму,
И ему стало неприятно, что голос был резким, грубым, когда он звал жену, и звучал так ласково, когда он обратился к Першан.
А та мигом смекнула, о чем пойдет речь, перекинула через плечо длинные свои косы, обняла отца, поцеловала и шепнула:
- Смотри не уступай маме...
И выпорхнула на веранду.
Отец усмехнулся. "Точь-в-точь Сакина. Как две капли воды похожи. Отодвинув стол, он зашагал по комнате, раздумывая, с чего бы начать разговор. Только не повышать голоса! - убеждал себя Рустам. - Если начнешь с высокой ноты, то и жена распалится, не удержать. Не ровен час, соседи подслушают. Услышат одно слово, а присочинят целую историю. Для чего эти ссоры? Видишь, жена заупрямилась, - промолчи, а когда отойдет - вернись, приласкай, чтобы сердце ее стало мягким, как комочек хлопка. Ей-богу, смешно: из-за каких пустяков распря началась. Дело гнилого ореха не стоит!"
Когда Сакина, накинув на плечи пушистый шерстяной платок, вошла в столовую, Рустам встретил ее улыбкой.
- Как, улеглась злость-то? Подобрела?
- Пусть твоя злость уляжется, во мне ее и в помине не было, возразила Сакина, твердо выдержав взгляд мужа. - А тебе что нужно? сказала она заглянувшей в дверь Першан. - Чего уставилась? Морщинистые щеки мои уже не похожи на кожицу абрикоса. Иди к себе!
Першан прижалась к матери, шепнула:
- Ради бога, мама, не спорь, уступи...
- Уступит, уступит, - с притворной беспечностью сказал отец. - Иди1
Дождавшись, когда Першан ушла, Сакина на шутку мужа ответила серьезно:
- Если бы затея тебя одного касалась, я бы набрала полон рот воды и промолчала: "Делай, как совесть велит! А окажутся плоды древа твоего горькими - тебе морщиться!" Но эта несчастная выдумка не только тебя может коснуться, а всей семьи, и Гараша, и Першан, а значит, и меня, матери. И если горем, а не радостью все обернется, втроем придем к тебе за ответом. Ладно, я не в счет, но что ты сыну и дочери скажешь?
- А за что я буду держать ответ? Не пойму никак. Преступление, что ли, задумал? Ты, жена, в трусливого халифа превратилась, собственной тени боишься!
- Да, боюсь, - согласилась Сакина, - а как же не бояться? Ты пригласишь сотню гостей. А во сколько такой пир обойдется, об этом подумал?
- Не жадничай! Есть у тебя пять баранов - прирежем трех! В могилу, что ли, их с собою забирать?
- Ну, ладно, баранов на плов зарежем. А рис? А масло? А приправы? Фрукты? Напитки? Нет, киши, не стану я, засучив рукава, замачивать рис для таких разгульных пиров! Ты - председатель. Все взгляды на тебя устремлены. Бутылку вина поставим - найдется такой гость, который увидит пять бутылок. Своих баранов зарежем - люди скажут: "Колхозные". Будут и такие: наедятся, напьются, а тебя же, уйдя, ославят. Не хочу я, киши, не хочу! Подумай спокойно - и сам увидишь, что я права.
Забыв о том, что решил сохранять спокойствие, Рустам раздраженно сказал:
- Плевать я хотел на сплетниц, черт с ними! Хватит! Один у меня сын, один раз его женю. Хочу доставить удовольствие мальчику. А люди почешут языки и перестанут...
- Напрасно, киши, напрасно так относишься к людям. Свысока что-то глядишь, не к лицу это тебе.
Дорожить бы надо доверием, ценить его. А иначе лучше самому же свою свечу погасить! Самому топором по корню хватить, чтоб засохло дерево. Сколько лет про жила, а не видела, чтобы весь народ говорил неправду. Не было такого и не будет, киши!... Если народ о ком-то худо отозвался, значит, споткнулся тот человек, на кривую дорожку свернул. Ты так у всех на виду живи, чтоб добрым словом тебя в народе поминали! Раньше беки кичились, презирали народ. Что ж в этом хорошего, киши? И сейчас не перевелись гордецы, которые сами же виноваты, а обижаются на людское мнение. Не-ет, если совесть чиста, как горный снег, то человек смело, открыто в глаза людям смотрит!
- Почему так упрямишься, мама? - шепнула Першан, метнувшись к матери,
Сакина оттолкнула ее.
- Дай нам с отцом разобраться, как и что. Тебе лишь бы развлекаться.
Першан залилась румянцем: покраснели не только тугие щеки, но даже кончики маленьких, изящных ушей, видневшиеся из-под вьющихся прядей иссиня-черных волос. А покраснев, она безжалостно сказала:
- Все матери как матери: хотят сыновьям хорошую свадьбу устроить. А ты... Не знаю, что и подумать. Не любишь нас, как видно.
- Какая есть, - ответила мать. - Характер не праздничное платье, к свадьбе не закажешь.
Помолчали.
Першан с обиженным видом полистала книгу и пошла к себе, даже не пожелав матери спокойной ночи.
- Не доводи до того, что Телли приглашу готовить свадьбу! - пригрозил Рустам.
- Пока я твоя жена, в доме и ноги тетушки Телли не будет, - ответила Сакина. - Ты, киши, спать ложись. Утро вечера мудренее. Все равно со мной согласишься...
Чертыхнувшись, Рустам ушел на веранду и зашагал там из угла в угол. "Женщина, одно слово женщина, - думал он с раздражением. - Наслушалась всяких сплетен - вот и расстроилась. Тетушка Телли своим ядовитым языком кого угодно встревожит... "Председатель, председатель"! "У всех на виду"... А никто не подумает, что я тоже отец, тоже сына вырастил. Попировать на его свадьбе, внука понянчить - не тысяча у меня желаний, а всего одно..."
Он захотел побродить по степи, вдохнуть ночной воздух, промытый дождями и чистый, как родниковая вода... И этого нельзя себе позволить: вконец разобидится Сакина. "Никогда такой не видал жену. Вот упрямство-то накатило!" - подумал Рустам.
Он захотел побродить по степи, вдохнуть ночной воздух, промытый дождями и чистый, как родниковая вода... И этого нельзя себе позволить: вконец разобидится Сакина. "Никогда такой не видал жену. Вот упрямство-то накатило!" - подумал Рустам.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Сакина не стала покладистой и наутро.
- Свое мнение я изменять не намерена., - сказала она. - А ты, киши, делай как знаешь.
Хлопнув дверью так, что жалобно прорыдал всеми струнами висевший на стене саз, Рустам быстрыми шагами направился в правление. Небо снова заволокло тучами, невесело было и на душе... У ворот поджидали председателя о чем-то возбужденно спорившие колхозники, и громче всех надрывался, разумеется, секретарь комсомольской организации Наджаф.
- Вот и суббота настала, что скажешь нынче, товарищ председатель? ехидно осведомился низенький, полный Наджаф.
Тут только Рустам и вспомнил о своем обещании. Уже четыре месяца в школе не было преподавателя русского языка: прежний учитель с начала летних каникул отбыл в Баку и не вернулся. Рустам успокоил односельчан: на неделе все уладится. Ему поверили, а он даже пальцем не пошевелил. Забыл... Помянув про себя недобрым словом беглеца, председатель решил отшутиться:
- Что вы дни считаете? На этой неделе что, жизнь кончается? Дал слово - значит, сдержу.
Однако колхозники не расходились: одни помалкивали, а кое-кто недовольно роптал:
- Тебе-то хорошо: дочь выучилась всем премудростям, под матрац аттестат засунула!
- Какая ему забота, что нашим малышам учиться да учиться...
- Доставай где хочешь учителя!
- Все я да я! Есть же партийная организация, комсомол есть. Кажется, я хозяйство взвалил на плечи: ноша не из легких. Другой бы давно на моем месте согнулся.
- Святая правда! - подхватил Ярмамед.
Председатель неспешно вытащил коробку с табаком, набил трубку. Коробка выскользнула из его рук, но кто-то поймал ее на лету, почтительно подал. По проворному движению угодливой руки Рустам узнал Ярмамеда и, не поблагодарив, чиркнул спичкой, жадно затянулся.
- Зря в наш огород камешки бросаешь, - сказал Наджаф. - Мы этим делом тоже занимались, а с хозяйством ничего не случится, если и ты хоть раз съездишь в район.
Рустам знал, чем поддеть Наджафа.
- Ай, товарищ секретарь! Если бы ты в работе был таким же мастаком, как в разговорах, то давно уже сделался бы знатным трактористом республики!
Но Наджафа было мудрено смутить.
- Ай, дядя Рустам, - в тон председателю возразил он, - не о комсомоле и не о тракторах речь идет, о школе!... Народ хочет, чтобы председатель о школе позаботился.
- Где ему помнить о школе! - вмешалась тетушка Телли; боевой нрав ее был известен всему району. - Он ведь забыл, какой у нас год на дворе стоит. Вчерашним живет! Теперь образование от каждого требуется. Коль ты председатель, изволь хоть из-под земли достать учителя!
- С твоим язычком не только до Мекки - до края света доберешься, натянуто засмеялся Рустам.
- Ты из меня дуру не строй! - оборвала его старуха. - А то я тебя так ославлю, что вся Мугань сбежится глазеть. На прямой вопрос и отвечай прямо!
- Рустама-киши хочешь опозорить! - возмутился Ярмамед, со сладенькой улыбкой заглядывая в глаза Рустаму. - Да будет благословенна мать, родившая такого сына!
Старуха яростно простерла руки над головой Ярмамеда.
- Ишь ты, краснобай! Повадился смазывать маслом председательские пироги! Не то что Рустама-киши, министров высмеивают, если провинятся...
У председателя нрав был покруче, чем у тетушки Телли. И произнеси такие обидные слова кто-либо иной, он сумел бы ответить, но при мужчинах стыдно связываться с болтливой старухой, и, пересилив раздражение, тяжело дыша, Рустам обратился к Ярмамеду:
- Сотни раз толковал тебе, что работник правления не должен впутываться в посторонние дела! Есть у тебя служебные обязанности - ими занимайся! Как ты смеешь мешать уважаемой колхознице высказывать свое мнение! - И, отвернувшись от Ярмамеда, он проникновенно сказал собравшимся: - Потерпеть придется, товарищи. Советская власть тоже не за одну неделю напоила влагой засушливые земли Мугани! А учитель что? Будто у министерства народного просвещения нет в резерве учителя!...
- Исчерпывающий ответ! - с иронической улыбкой заметил Наджаф.
А тетушка Телли спросила:
- Верное твое слово?
Председатель опять вспылил: с любым колхозником он умел поладить, а языкастая баба всегда доводила его до белого каления.
- Что, тебе больше других надо? Кто ж это из твоих деток без учителя страдает? Всего у тебя один сын Керем, да и тот чабан. Не я ли его заведующим фермой назначил?
- Одного родила или пятерых мое дело. Не тебе график составлять, сколько рожать и когда! - тотчас возразила тетушка под дружный смех собравшихся. - И почему именно ты поручил моему сыну ферму? На это правление есть. А если Керем молодец, так хвала его трудолюбию. Мне наконец хвала! И в школу если не дети, так внуки мои бегают. А если бы и внуков не было...
Ярмамед, не потерпев такого посрамления председателя, выкрикнул:
- Хватит, тетушка, хватит! Язык отвалится!
Но тетушка Телли отмахнулась от него, как от мухи.
- Если б внуков не было, о чужих детях заботилась бы! Их вон дети, что мои родные. - И она широко развела руки, словно хотела обнять всех столпившихся у крыльца. - Только такой, как ты...
- Не забывайся, Телли, угомонись! - строго сказал председатель и, поняв, что дальнейшие препирательства не предвещают ему ничего приятного, направился к гаражу, где стояла его собственная, недавно приобретенная "победа".
Через несколько минут машина с глухим завыванием помчала его в районный центр.
Из-за одного учителя Рустам не потащился бы по грязной, ухабистой дороге за сорок километров в район. Были дела поважнее. Только вчера выяснилось, что семена озимой пшеницы не взошли на площади более ста гектаров. Теперь придется перепахивать и пересевать весь клин. И перепахать и пересеять нетрудно, но ведь надо договориться с МТС, чтобы посчитали этот участок залежью, включить его в план весенних работ, добыть семена. Тут не то что в район в столицу помчишься!
Несколько дней подряд, до вчерашнего вечера, шел мелкий, назойливый дождь. Дорога раскисла, из-под колес летели комья грязи. Муганская грязь как клей: на миг остановился - присохнешь. Выбоины, залитые мутной водою, подбрасывали машину, но Рустам даже на поворотах не сбавлял скорости, желая побыстрее выбраться на асфальтированное шоссе.
В полуоткрытое окно струился поток сырого, прохладного воздуха, насыщенного степными запахами. Даже зимою степь благоухала - и влажной корой безлиственных кустарников, и мокрой, раскисшей от дождя землей, и жухлыми травами, и пробивавшейся упорно, несмотря на зимнее время, изумрудно-зеленой отавой.
Студеный ветерок охладил Рустама, он успокоился, и недавние споры уже казались ему бессмысленными и случайными. У него было отходчивое сердце, и даже на тетушку Телли он теперь не сердился. "Самое скверное невыдержанность, - упрекал он себя. - Вспыхнешь, как стружка в костре, - и пиши пропало. Людям наговоришь неприятностей, себе настроение надолго испортишь. А Мугань-то, наша Мугань, - какая красавица! Ни конца, ни края ей нет, глянешь - сердце поет. Даже сейчас, в дождь, в распутицу, степь как будто улыбается тебе, хочет порадовать, развеселить..."
2
Недаром старики говорят, что зимний путь в рай лежит через Мугань.
Когда Рустам добрался до районного центра, по виду его можно было принять за юношу: щеки румяные, взгляд твердый, решительный. Остановив машину перед одноэтажным домом районного отдела народного образования, Рустам легкими шагами взошел на скрипучее крыльцо. Он издавна недолюбливал заведующего районо Гошатхана за его необычайную независимость в суждениях. С такими людьми Рустам не стеснялся, и сейчас он без стука вошел в кабинет и небрежно, словно о сущей безделице, сказал:
- Аи, завобразованием, вынь да положь мне учителя по русскому и по немецкому, а я их в багажник засуну и повезу в колхоз!
- Дай да подай! Требовать, слава богу, умеете, - наставительно, даже, пожалуй, лениво, ответил Гошатхан. - А приедет в село молодой учитель-горожанин, вам для него топчан из досок лень сколотить. В школе зимой нет дров, летом - воды. Хочешь иметь опытного учителя - дорожи им...
Гошатхану не понравилось бесцеремонное вторжение председателя. Его за живое задело, что Рустам не назвал его по имени. Гошатхан обычно осаживал грубиянов. И сейчас он поступил так же.
Рустам оторопел. Ишь отчитывает, как нашалившего школьника! Он, впрочем, и раньше знал, что многие побаивались язвительных замечаний Гошатхана. Перед партийными конференциями некоторые районные работники предупредительно раскланивались при встрече с Гошатханом. Едва он, хилый и щуплый, выходил на трибуну, как сразу превращался в разъяренного льва. Тут уже его не удержать! Вот почему Рустам дал себе время, чтобы ответить. Он опустился на скрипучий диван в белом чехле и вытянул ноги в знак непочтительности. Некоторое удовлетворение старику доставила мысль, что пиджак Гошатхана мешковат, что рубашка на нем до того желта, что в глазах рябит, а мятый галстук похож на хвост жеребенка. "Культу-ура! Одеться не умеет, а самонадеянности через край", - подумал Рустам и, поморщившись, сказал: