Палуба, однако, была пуста, как театральная сцена без актеров. Судно оказалось небольшим, шагов тридцать длиной, и больше всего походило на архаическую прогулочную яхту. Треть ее занимала высокая кормовая надстройка. Грот с двумя прямыми парусами, сейчас спущенными, вплотную примыкал к ней, — слева и справа, прижимаясь к бортам, тянулись вниз лесенки-трапы. Фок нес только один парус, слегка колыхавшийся под слабым напором ветра и не ускорявший, а, скорее, тормозивший ход неуправляемого корабля. Носовая часть, слегка приподнятая, кончалась шипастой головой какого-то морского зверя, к его темной шее прильнула женская фигурка, выточенная из розового дерева. Между гротом и фок-мачтой, сильно смещенной к носу, имелся квадратный люк, сейчас тщательно закрытый, рядом с ним стоял большой решетчатый ящик.
И ни одного человека!
Одинцов, пораженный, опустил арбалет и протер глаза. Тут просто негде было спрятаться! И в этот ранний утренний час экипаж должен быть наверху — ведь потом людям нужно спуститься в трюм, чтобы найти спасение от жалящих солнечных лучей. Либо они справились со своей работой еще ночью, либо он наткнулся на местный вариант «Марии Целесты»… Может, в океанах Айдена есть свои Бермудские треугольники? Судя по резному бугшприту, лохнесское чудище тут точно было.
Одинцов запрокинул голову и осмотрел парус. Никого нет! Если бы какой-нибудь хитрец прятался за ним, стоя на нижней рее, заметить его тень было бы нетрудно: парусина просвечивала розовым под солнцем.
Поразмыслив, он разрядил свое оружие и положил его на палубу, около большого рулевого колеса, закрепленного на массивной деревянной стойке и чуть заметно ходившего то в одну, то в другую сторону. Пожалуй, он ничем не рисковал — вряд ли на этом судне найдется воин, способный натянуть хайритский арбалет. Затем Одинцов обнажил меч, которым в тесноте корабельных кают и коридоров было удобнее действовать, нежели челем, вытащил кинжал и, мягко ступая, спустился по левому трапу. Теперь перед ним была передняя часть кормовой надстройки, тоже богато изукрашенная резьбой: сверху шел фриз из переплетающихся змей и летучих рыб, внизу — более узкая окантовка с орнаментом из цветов и листьев. Слева, между лестницей и грот-мачтой, сверкало разноцветным стеклом круглое оконце, справа, также между трапом и основанием мачты, находилась дверь с массивным бронзовым барельефом — все тот же похожий на кобру дракон нависал над большим выпуклым щитом, покрытым сложной чеканкой, поддерживая его снизу хвостом. Теперь Одинцов разглядел короткие лучи, расходившиеся от змеиного капюшона, — видимо, змея символизировала солнце.
Он потянул на себя бронзовую ручку, и дверь открылась. За нею была просторная каюта, занимавшая всю кормовую часть. На миг ему пришлось зажмуриться — он был ослеплен блеском бронзы, хрусталя и полированного дерева. Кубки, кувшины и блюда в глубоких настенных шкафах, высокие шандалы на полу и подсвечники на столе, сам стол, собранный из древесины редких пород, диванчики, покрытые коврами, и другие ковры, яркие, пушистые, висевшие в простенках между шкафами, — все это сверкало, сияло и искрилось под солнечным светом, падавшим из круглого окна и двух других, выходивших на корму. Куда он попал? На яхту миллионера или в пещеры Али-Бабы? Не в силах устоять против искушения, Одинцов взял в зубы кинжал и прикоснулся к ближайшему ковру — тот был искусно сплетен из разноцветных перьев.
Глаза его разбежались, но уши были настороже, вовремя уловив слабый шорох справа. Кинжал мгновенно оказался в руке, и Одинцов молнией метнулся в подозрительный угол. Там, за шкафом, была очередная лесенка, ведущая вниз, к другим каютам и, очевидно, в трюм. На минуту он задержался на ступеньках, прислушиваясь и нюхая воздух. Эта посудина имела триста-четыреста тонн водоизмещения и могла нести экипаж из двадцати человек, отчаянных корсаров или тренированных воинов-слуг какого-нибудь местного набоба, любителя морских прогулок. Возможно, оценив воинственный вид пришельца и понимая, что схватка на палубе чревата неприятностями, они решили заманить его вниз… Напрасные надежды! Он решил взять это судно на абордаж, и дело будет доведено до конца!
Глубоко втянув воздух, Одинцов ощутил благовонный запах дерева, горьковатый аромат пряностей и еще что-то, полузабытое, но до боли знакомое. Ни кожей доспехов, ни железом, ни потом возбужденных предстоящей схваткой мужчин не пахло. И теперь ни звука не доносилось снизу, — напрасно он пытался различить звон оружия, скрип доспеха или шорох шагов. Корабль духов и привидений, не иначе! Пусть так, мелькнуло у него в голове, пусть духи, черти, зомби, вурдалаки — хоть сам Сатана! Любая встреча, кровавая или мирная, развеяла бы тоску одиночества, которое он испытывал уже много дней. Пожалуй, единственное, что могло бы сейчас по-настоящему ошарашить Одинцова, — приземистая фигура Бура в сопровождении свиты самок, возникшая на ступеньках лестницы. Но Бур находился далеко, в пещерах Ай-Рита, наверно, доедал «мясо», захваченное в последней битве.
Зыркая по сторонам, он сошел вниз, меч выставлен перед грудью, кинжал покачивается в ладони, готовый сорваться в смертоносном броске. От трапа шел небольшой коридор, ориентированный поперек судна, справа, со стороны кормы, в него выходили две двери, ближняя и дальняя, слева, посередине, темнел проход, ведущий к носу. Не спуская с него глаз, Одинцов резко распахнул ближайшую дверь и прыгнул внутрь, махнув клинком, рукоять челя, висевшего за спиной, стукнула о притолоку.
Никого. Каюта, вполовину меньше верхней, весьма роскошно обставленная… И — никого!
Он выскочил в коридор, промчался мимо темного прохода и рванул вторую дверь. Еще одна каюта… Вероятно, он попал на яхту султана, шаха или магараджи! Как и предыдущие, это помещение освещалось через два небольших круглых иллюминатора, они были почти незаметны снаружи, вплетенные в прихотливую вязь резных орнаментов. Между ними находился сундучок с откинутой крышкой, полный украшений — цепи, ожерелья, перстни искрились золотом и самоцветами. Сверху лежала приличных размеров брошь, и Одинцов в недоумении уставился на нее. Похожа на орден, который ему пожаловали во Вьетнаме, но с одним отличием: орден был позолоченный, а эта штучка явно золотая.
Хмыкнув, он снова вышел в коридор и остановился у продольного прохода. Теперь, когда двери обеих кают были распахнуты, в струившемся оттуда рассеянном свете было видно, что этот второй коридор, как и тот, в котором он стоял, имеет в длину метров шесть-семь, но выглядит пошире и заканчивается трапом. Ясно, что лестница вела к люку около фок-мачты, метнувшись к ней, Одинцов поднял голову и различил два прочных бруса, которые словно засовы удерживали люк изнутри. Значит, если кто-то успел выбраться на палубу, отсюда нападение ему не грозит. Какая-то неясная мысль тревожила его, секунду-другую он, досадливо хмурясь, глядел вверх, потом махнул рукой и отправился обследовать остальные каюты.
Их было четыре: две слева и две справа. В одной, рядом с трапом, находился камбуз, поразивший Одинцова своей чистотой. Пол устилали гранитные плитки, печь чугунного литья, вся в рельефных узорах, казалась декорацией из сказочного королевского замка. Встроенные шкафы ломились от припасов. Запах пряностей доносился именно отсюда. Три прочих помещения, обставленных менее роскошно, явно предназначались для команды этого странного корабля. В каждом было по четыре спальных места — две койки и висящие над ними гамаки.
Одинцов вернулся к пересечению коридоров и встал там, задумчиво почесывая шею кинжалом. Итак, экипаж корабля состоял как минимум из четырнадцати человек — капитана с помощником (два номера люкс слева и справа от него) и двенадцати матросов, размещавшихся в трех кубриках. Куда же подевалась вся эта орава? Он раздраженно потянул носом воздух: дерево, пахучее, как сандал, пряности и что-то еще… Боже, ведь он ощущал этот запах много раз… Но что же это? Что?
Странным — и приятным — ароматом сильнее всего тянуло из более роскошной каюты, которая сейчас была справа от него; по предположениям Одинцова, она принадлежала капитану. Он чувствовал, что вот-вот узнает этот запах и вместе с тем разрешится загадка покинутого корабля. Все, однако, перешибалось вонью от его кожаной амуниции и разгоряченного тела, превшего под доспехом. Сплюнув, он чертыхнулся и пошел к люку.
Глядя на его массивную крышку и проложенные поперек брусья, Одинцов сообразил, что показалось ему странным при первом осмотре. Люк был слишком велик, больше метра в поперечнике! Пожалуй, он предназначен не столько для людей, сколько для грузов, которые как-то попадали в трюм. На этом корабле, прямо под его ногами, должен быть трюм! И еще оставалась неисследованной вся носовая часть, куда он так и не нашел прохода!
Глядя на его массивную крышку и проложенные поперек брусья, Одинцов сообразил, что показалось ему странным при первом осмотре. Люк был слишком велик, больше метра в поперечнике! Пожалуй, он предназначен не столько для людей, сколько для грузов, которые как-то попадали в трюм. На этом корабле, прямо под его ногами, должен быть трюм! И еще оставалась неисследованной вся носовая часть, куда он так и не нашел прохода!
Значит, вся шайка там и сидит! Все четырнадцать человек! Ну и храбрецы!
Эта история начинала выглядеть весьма странно. Одинцов был уверен, что его заметили и что от него прячутся. Но почему? В открытой схватке на палубе четырнадцать бойцов имеют огромное преимущество перед самым опытным и сильным воином, к тому же они не знали, не могли знать, на что способен его чель! Да и в оружии ли дело? Одни вступили бы с ним в сражение, другие зашли бы сзади и метнули копья или остроги…
Дьявол! Может, у них вообще нет ни копий, ни острог? Ни мечей, ни кинжалов, ни даже дубин? В такое не слишком верилось. Еще раз, уже не таясь, Одинцов осмотрел все четыре нижних помещения. В каютах капитана и помощника на коврах из пестрых перьев висел богатый набор сабель, от коротких клинков до слегка изогнутых палашей с длинными лезвиями. И сталь была преотличной! В каждом кубрике, в специальном стояке у стены, были закреплены копья, похожие на гарпуны китобоев. И луки! Шесть луков со спущенными тетивами, мощных луков, доходивших ему до ключицы! Такие штуковины метали стрелы на четыреста шагов, в этом он не сомневался. Кто-то же натягивал их! Крепкие парни, не уступавшие лучникам из Джейда!
Ни одна из осмотренных кают не носила следов поспешного бегства, разгрома или грабежа. Все они выглядели вполне жилыми и аккуратно прибранными, видимо, на борту царила железная дисциплина. Оставались две гипотезы: либо он попал к дьявольским хитрецам, которые сейчас затаились в трюме и приготовили ловушку, чтобы взять его живым, либо… Либо Ирасса, богиня удачи, пресветлый Айден или Семь Ветров Хайры послали это судно со всем снаряжением в дар изголодавшемуся страннику.
Но Одинцов в божественное провидение не верил и потому склонялся к первой гипотезе. Снова вернувшись к люку, он начал изучать ведущий к нему трап, который шел от стены до стены коридора. Это была полированная деревянная лестница двухметровой высоты, с десятком ступенек, шестая, пошире остальных, являлась чем-то вроде площадки. Он попытался сдвинуть ее, приподнять, затем толкнул от себя, и вдруг цельная доска, служившая поверхностью ступеньки, поехала внутрь. Согнувшись в три погибели, он проскользнул в узкую щель и оказался под лестницей.
Странное сооружение! Лестница имела форму трапеции, одна боковая сторона которой была обращена в коридор, уже исследованный Одинцовым, а вторая перекрывала дальнейший путь. Впрочем, он уже не сомневался, что за ней лежит проход в носовую часть и в трюм.
Сверху трапы соединялись площадкой, снизу — парой брусьев, и вся эта конструкция стояла на двойных бронзовых колесиках. Лестница сдвигалась! Если протащить ее к корме, она перекроет ход с палубы в жилой коридор, но зато по второму трапу можно спуститься в носовой отсек и перенести грузы. Очень остроумная штука, решил Одинцов, навалившись плечом на внутреннюю закраину ступеньки.
Лестница не шелохнулась. Он ощупал верхнюю площадку, оба трапа и поблескивающие в полумраке колеса. Обнаружив посередине каждого бруса какие-то ручки, дернул за первую и вытащил длинный металлический штырь, проходивший через брус в стену. Все правильно, конструкция должна быть закреплена, иначе при продольной качке она каталась бы по коридору взад-вперед. Он вытащил второй штырь, откатил лестницу и начал готовиться к бою.
Похоже, что вся эта банда ждет его в носовом отсеке, собираясь взять живьем. Одинцов догадывался, в какой момент это случится: когда, отодвинув доску, он полезет в щель. Самое время дать по голове дубиной…
«Хитрецы, мать их!..» — подумал он, отстегивая чель и ножны с клинком. Затем лег на спину, подтянув к груди колени, чель под правой рукой, кинжал засунут за отворот сапога. Набрав воздуха в грудь, он резко выдохнул и нанес страшный удар ногами по нижней ступеньке. С грохотом вылетели три доски, и в следующий миг, сильно оттолкнувшись ладонями от пола, он проскользнул в узкую щель, прихватив по дороге свое оружие.
Против ожидания, тут было довольно светло. Не успев ничего разглядеть, Одинцов вскочил на ноги, сделал веерный замах челем и метнулся в угол. Он летел словно ядро из пращи, и любой, попавшийся на дороге, был бы размазан о борт корабля и рухнул на палубу со сломанными ребрами. Пострадал, однако, лишь сам нападавший: он с такой силой врезался в шпангоут, что заныло в груди. И тела врагов не смягчили удара, ибо отсек был пуст.
Конечно, не совсем — тут находились какие-то ящики, бочки и мешки. В неширокую переборку в дальнем конце была врезана дверца, посередине из-под груды мешков выглядывал край люка, который вел в трюм. Теперь Одинцов разглядел все это совершенно отчетливо, так как в бортовые иллюминаторы — три слева, три справа — струились потоки яркого света.
Он задумчиво потер ушибленное плечо, вернулся к пролому в лестнице и вытащил из-под разбитых досок ножны с мечом. Потом нетвердыми шагами направился к последней дверце, не обращая внимания на люк. Трудно предположить, что четырнадцать мореходов спрятались в трюме, а потом завалили крышку люка мешками. Значит, если на этом судне кто-то есть, то он — или они — таится сейчас за последней, еще не отворенной дверью.
Насколько он представлял устройство старинных парусников, тут могла быть кладовка с разным подсобным хламом — досками, парусиной, плотничьим инструментом. Наморщив лоб, Одинцов сопоставил размеры корабля с уже пройденным маршрутом. Получалось, что помещение за дверью имеет не больше полутора метров в глубину и столько же в ширину — переборка была перед его глазами. Оно, конечно, треугольное, так как находится в самом носу парусника, и явно небольшое… Могли ли там спрятаться четырнадцать человек? Или хотя бы половина команды? Очень сомнительно!
Он задумчиво поглядел на дверцу, представив, что за ней, прижатые друг к другу словно сельди в бочке, стоят полтора десятка воинов в доспехах, с топорами и мечами наготове. Эта картина была такой невероятной, что Одинцов не выдержал и расхохотался.
Скорее всего, корабль покинут и там никого нет, подумал он и потянул ручку. Но эта дверь была заперта. И запах, томительный и сладкий аромат, который он никак не мог припомнить, внезапно стал сильнее.
Секунду Одинцов с недоумением смотрел на дверь, потом хлопнул себя ладонью по лбу. Это благоухание было ему знакомо — так пахли груди Лидор, бедра Тростинки, плечи Зии, смуглые руки Р'гади… Этот запах источали тела других женщин, деливших с ним постель на Земле. У него совсем отшибло память на такие вещи в проклятых, гнусных, провонявших кровью подземельях Ай-Рита! Ноздри его раздулись, в глазах разгорался голодный блеск — он ощущал аромат молодой, полной жизненных соков женской плоти.
Подняв ногу в тяжком сапоге, Одинцов одним ударом вышиб дверь. За ней находилось точно такое помещение, как он себе представлял — каморка, заваленная обрезками досок и парусиной. С одним исключением — скорчившись на бухте каната, почти не дыша, там сидела юная полунагая девушка. Взгляд ее испуганных черных глаз остановился на фигуре Одинцова, и после недолгой паузы она сказала на ксамитском:
— Если ты меня не убьешь… если мы подружимся… я хотела бы, чтобы ты перестал ломать мой корабль.
И ее хриплый дрожащий голосок показался Одинцову слаще музыки райских арф.
Глава 7 Океан
Гудели канаты, чуть слышно поскрипывали мачты со спущенными парусами, шелестели волны, разбиваясь о борт, — слегка покачиваясь, каравелла «Катрейя» плыла в могучем течении Зеленого Потока. В этот рассветный час на палубе ее сидели два путника, утомленных ночными трудами. Сидела, собственно, Найла, привалившись к гладкому основанию грот-мачты, Одинцов лежал на спине, на теплых досках, и голова его покоилась на теплом бедре девушки.
Он был почти обнажен и дочерна смугл, только старая, много раз стиранная набедренная повязка охватывала талию. Наряд Найлы состоял из прозрачной туники, едва прикрывавшей ягодицы, которую поддерживала узкая бретелька на левом плече. Ее правая грудь, небольшая и крепкая, с розовым соском, была обнажена, левая — как бы прикрыта легкой тканью, однако это «как бы» имело чисто символический характер. Сплошной соблазн, но пока никакого толку, думал Одинцов.
Его тело боролось с разумом. Разум напоминал о Лидор, о ночах, проведенных в ее объятиях, о долге перед будущей супругой и о многих других вещах — о тайне Юга, пока еще не раскрытой, о присланном с Земли гонце, и о том, что Виролайнен может отправить еще кого-нибудь, и этот визит Найле не пережить. Разум полковника Одинцова, личности многоопытной, видавшей всякие виды, бил в набат, но тело Рахи его не слышало. Слишком юной была эта плоть, слишком беззаботным — дух, и слишком большая удача выпала Арраху Эльсу бар Ригону. После Ай-Рита, раны, голода, тухлой воды — этот корабль и эта девушка… Можно сказать, приз, выигранный у судьбы!