Анна Старобинец Агентство
Я иду по узкой вонючей дорожке между сараев. Сараи все почему-то зеленые, лишь иногда попадаются темно-коричневые. Я стараюсь не задевать плечом их стены: они покрыты желтоватой слизью и птичьим пометом с налипшими сверху куриными и голубиными перышками. Мои ботинки и штанины брюк до самых колен покрыты белесой грязью. По инерции я все равно смотрю под ноги: стараюсь не наступить в лужу или собачью кучу.
Пятнистая шавка с распухшим животом и грязными глазами лежит поперек дорожки и грызет куриную кость. Я делаю шаг вперед. Шавка показывает желтые зубы и тихо рычит. Я останавливаюсь. Впереди всего четыре сарая и – выход из лабиринта. Я поднимаю ногу – шавка переходит на визг, черно-белая шерсть на спине встает дыбом. Я бью ее ботинком по морде. Она отскакивает на метр, но потом снова подбегает и разражается пронзительным писклявым лаем. Я бью ее снова, придавливаю ногой к земле, она утробно урчит, ее морда утыкается в куриную кость. Я давлю сильнее. Собака умолкает. Что-то хрустит – я не смотрю что. Быстро дохожу до конца дорожки и оказываюсь на детской площадке. Промываю ботинки в луже.
В центре двора – песочница, в которой копошатся с ведерками два мальчика-переростка. Приземистые качели, гнилой деревянный стол. У стола толпятся дети, разинув рты разглядывают что-то. Я подхожу ближе. Я вижу ее.
На фотографии в газете она выглядела иначе – растерянная слюнявая кукла с испуганными глазами и идиотским желтым бантом на голове. Вживую – ничего особенного: невзрачный пятилетний ребенок, шмыгает носом, сосредоточенно сопит над чем-то. Я протискиваюсь между детьми, встаю рядом с ней. Они молча, с изумлением таращатся на меня. Она продолжает увлеченно ковыряться зеленым бутылочным стеклышком в чем-то, что лежит на столе. Справа от нее – мутная банка из-под майонеза, на дне ползают дождевые черви, оранжевые с черным жуки-пожарники и огромный майский жук.
Она вытаскивает из банки пожарника и кладет на стол спинкой вниз. У нее грязные пухлые руки с черными полосками под ногтями. Высунув от напряжения язык, стеклышком разрезает насекомое надвое, вдоль живота. Дети с любопытством разглядывают две брыкающиеся половинки. Она снова лезет в банку, вытаскивает дождевого червя. Червь некоторое время судорожно извивается, повиснув на ее пальце, затем сдается, безвольно обмякает. Она берет стеклышко.
Я делаю строгое лицо и грозно спрашиваю:
– Это еще что такое?!
Дети с хихиканьем разбегаются. Она резко поворачивается ко мне, роняет червяка на землю. Смотрит. Тупо, без всякого выражения. Ее взгляд рассеянно ползает по моей одежде.
– Что это ты делаешь? – спрашиваю очень тихо.
Она опускает голову. Шмыгает носом. Червяк лежит на земле неподвижно, там же, куда она его уронила.
– Мы играли в больницу. – Она слегка пинает червя носком ботинка. – Я врач. – Червяк нервно свивается в спираль. – Я делаю операции.
Я говорю ей:
– Что же ты наделала? Убила жучка. Его мама очень расстроится.
Снимаю темные очки и смотрю ей в глаза. Грустно и чуть укоризненно. Ее лицо наконец сморщивается в плаче. Слезы капают на стол. Она зажмуривается.
Я говорю ей:
– Знаешь, что теперь надо сделать, чтобы его мама тебя простила?
– Что?
– Надо проглотить стеклышко.
***Правило номер один. Никакого криминала, никакого физического вмешательства. Только естественный ход вещей, слегка скорректированный нами. Если вам нужно просто кого-то убрать – найдите наемного убийцу. Мы занимаемся другим. Мы делаем случайности. Мы делаем совпадения.
У нас есть все. У нас есть квартиры на высоких этажах с аварийными балконами. Выигрышные лотерейные билеты. Свои казино. Свои школы. Свои магазины. Свои самолеты. Свои больницы. Актеры, исполняющие любовные роли в течение любого срока – от пары часов до пары десятков лет. Актрисы, играющие преданных женщин. Актрисы, играющие продажных женщин. Актрисы, играющие актрис. Более пятисот видов смертельных ядов. Бракованные лестницы-стремянки. Десятки тысяч болезнетворных бактерий. И вакцины от этих болезней. У нас есть одноглазые котята. Чистокровные доберманы. Просроченные продукты. Дырявые презервативы. Неисправные автомобили. Кинофильмы, о существовании которых никто не подозревает: в титрах пока не указаны ни режиссер, ни автор сценария – целая фильмотека, гениальные ленты, ждущие своих “творцов”. Гигантские стеллажи книг, написанных анонимными авторами, – когда-нибудь они станут бестселлерами… У нас есть все.
***В Агентство я пришел по объявлению “Требуются монтажеры, звукооператоры, сценаристы, ассистенты режиссера, актеры”. Собеседование происходило в пустой комнате; меня экзаменовал тихий гнусавый голос, сочившийся из динамика на потолке.
– Сколько вам лет? – спросил Динамик.
– Тридцать пять.
– Чем вы занимаетесь?
– Я сценарист. Пишу сценарии для телесериалов.
– Чем вы увлекаетесь? – спросил Динамик.
– Ничем. По вечерам смотрю телевизор. Играю в Counter Strike.
– В какой позе вы спите?
– Что?!
– В какой позе спите? – бесстрастно повторил Динамик.
– Ну… обычно на правом боку. Иногда на спине.
– У вас есть жена?
– Нет.
– Вы ведете половую жизнь?
– Какая разница?
Динамик промолчал.
– Нет, – сказал я.
– Любовница? Любовник?
– Нет, – сказал я.
– Домашние животные? Растения?
– Нет.
Экзамен продолжался около пяти часов. Я подробнейшим образом описал мое детство, мою любимую морскую свинку, падение морской свинки с седьмого этажа, моих родителей и похороны моих родителей, мои подростковые прыщи, мои подростковые поллюции. Я перечислил названия глянцевых журналов, которые помогают мне мастурбировать. Раньше помогали. Я терпеливо рассматривал идиотские картинки и говорил Динамику, что они мне напоминают. Я даже придумывал рифмы к разным словам, которые диктовал Динамик.
В итоге меня взяли на работу в Агентство. Думаю, потому, что я никакой. У меня нет ни друзей, ни родственников. У меня невзрачная, незапоминающаяся внешность. Средний рост. Средний вес. Меня можно перепутать с кем угодно. Меня невозможно запомнить. Если я ограблю кого-то средь бела дня, пострадавший не узнает меня на очной ставке. У меня нет родинок, бородавок или шрамов. У меня тонкие губы, ничем не примечательный нос, тусклые волосы, маленькие, невыразительные глаза, маленький мягкий член. Я импотент. Я ничем не увлекаюсь. Я умею придумывать бесконечные унылые истории об осиротевших детях, разлученных влюбленных, потерявших память красавицах и алчных злокозненных женихах. Я ношу темную неброскую одежду – обычно серую или темно-синюю – и темные очки. Я живу скучную жизнь. Я именно тот, кто им нужен. Идеальный Агент.
***Там растут цветы. Извиваются и шевелятся от ветра. Отвратительные жирные кладбищенские цветы – высотой почти в человеческий рост. У них мощные лоснящиеся стебли и ядовито-желтые головки. А еще крапива – тоже гигантская и просто трава – густая, хрустящая, влажная. Втянувшая в себя подземные соки.
Народу совсем мало. Писатель сутуло застыл в одной позе, смотрит в землю, не шевелится. Его жена все время плачет, но аккуратно, без истерики. И еще несколько женщин плачут.
Я стою на некотором расстоянии от них, прислонившись к дереву. Довольно близко, но так, чтобы не бросаться в глаза. На мне длинный серый плащ. Начинается дождь – я натягиваю на голову капюшон. Я думаю: как забавно. Все это я уже не раз описывал – раньше, когда сочинял сценарии. В первой ли серии или в сто первой – рано или поздно в сериале случаются похороны. А в сцене похорон обязательно льет дождь. И чья-то одинокая фигура стоит чуть поодаль. В сером плаще, за деревьями.
Дождь усиливается, и скоро все начинают расходиться – чуть более суетливо, чем полагается в таком случае. Одна женщина задерживается у могилы: у нее есть зонтик.
Я поплотнее запахиваю капюшон – так, что лица практически не видно, только кончик носа и очки – и направляюсь к ней. Свои обычные темные очки я сегодня надевать не стал – выбрал другие, с круглыми зеркальными стеклами. Я не хочу, чтобы она запомнила меня, но беспокоиться не о чем, и я могу подойти к ней совсем близко. Она будет смотреть, но запомнит только себя – свое отражение на моем лице.
У нее добрая круглая физиономия с тремя дрожащими подбородками. Глупые голубые глаза изучают себя в моих зеркалах, когда я тихо прошу ее дать мне адрес Писателя. Кто я? Просто большой поклонник его таланта… Такое горе… У меня тоже дети, страшно себе представить… Нет, я не собираюсь надоедать визитами, я просто хочу отправить письмо с соболезнованиями, вы же знаете, иногда это помогает. Я бы ограничился телефонным звонком, но у них ведь нет телефона.
Она доверчиво кивает и диктует адрес.
Поначалу работа мне очень понравилась. Собственно, в Агентство меня вызывали крайне редко – раз в три месяца, не более того. Мне предоставили квартиру, и я работал на дому. Каждое утро я обнаруживал в своем почтовом ящике большой картонный конверт без подписи, а в нем – очередной сценарий. Курьера, который приносил – вероятно, глубокой ночью – этот конверт, я ни разу не видел. Потому что существовало правило номер два. Сотрудники Агентства ни в коем случае и ни под каким предлогом не должны знать друг друга в лицо или по голосу. Никаких собраний и корпоративных вечеринок: каждый агент работает совершенно автономно. Задания мы получаем по телефону от Координатора – гнусавая электронная скороговорка, без жизни, без интонаций.
Каждое утро я съедал пару йогуртов и взбитое сырое яйцо, пил чай с молоком, быстренько умывался холодной водой и сразу принимался за работу. Внимательно прочитывал сценарий, делал карандашом пометки на полях. После этого у меня оставалось еще часа полтора, чтобы заняться своими делами – пока не позвонит Координатор.
Координатор был неизменно вежлив (“Добрый день, как вы себя сегодня чувствуете? Рад, что у вас все в порядке, – так что перейдем к делу. Клиент подъедет к вам сегодня около пяти – пожалуйста, обсудите с Клиентом детали сценария – убедитесь, что сценарий соответствует требованиям Агентства. Всего доброго, успехов в работе”).
Агентство – засекреченная организация. Его филиалы есть в каждой стране. О его существовании знают лишь избранные.
***Наши клиенты могут придумывать свои сценарии, а могут использовать уже готовую историю – из книги или кинофильма. Наибольшей популярностью пользуется Стивен Кинг: по нескольку раз мне заказывали “Сияние”, “Мизери”, “Ловца сновидений”. Какой-то грустный молодой человек принес распечатку с коротеньким рассказом Кинга – уже не помню, как называется, – об ожившем пальце, который завелся в ванной комнате у одной супружеской четы. Молодой человек хотел, чтобы в течение вечера мы запускали заводной резиновый палец в раковину и унитаз в квартире двух милых интеллигентных пенсионеров. Деньги на этот заказ он копил десять лет. Интеллигентными пенсионерами были его родители.
Как-то приходила полоумная старуха-миллионерша, чтобы заказать эпизод из “Кладбища домашних животных” для шумного семейства, проживавшего с ней по соседству. Мечтательно закатив глаза, она говорила:
– Итак, вы подстраиваете аварию, их кошка попадает под машину и умирает. Они хоронят ее, но через день мертвая кошка возвращается и пугает…
– Простите, это невозможно, – терпеливо отвечал я.
– Ну почему же невозможно? – в который раз изумлялась старуха.
– Мертвая кошка не может вернуться. Но мы можем изобразить такую кошку. Это будет искусственная, заводная кошка. Синтетическая. Довольно мертвая на вид. Или просто живая кошка, загримированная под мертвую.
– Да нет же, если кошка вернется живая, весь смысл теряется. А я хочу, чтобы их кошка попала под машину и умерла. Они бы ее похоронили, а потом, через день…
Кроме того, клиенты просто обожают “Титаник”. Согнать всех, кто тебе антипатичен, на одну гигантскую посудину и разом торжественно потопить – вариант соблазнительный, дорогой и пошлый. Агентство приняло такой заказ лишь раз, в 1912 году, когда кто-то – не буду называть имени – действительно придумал все это. Сценарий тогда сочли эффектным, вызывающим. Но повторять этот фокус снова и снова – удел людей, начисто лишенных фантазии. Таким клиентам мы предлагаем обойтись авиакатастрофой. Как правило, они соглашаются. А иные довольствуются просто аварией поезда или автобуса.
Самостоятельные сценарии, как правило, более чем убоги. Например, папочки-миллиардеры любят заказывать для своих ненаглядных деток практически всю их жизнь наперед. Родился – учился – нажился – женился – умер во сне. Всевозможные детали и хоть какие-то сюжетные повороты для таких голых схем я придумываю сам. Скука смертная. Но что делать: каждый день самые богатые люди планеты и просто очень богатые люди приносят сюда свои деньги. Такие огромные деньги, что их хватает на содержание нашего Агентства. Такие огромные, что у нас есть все.
***Писатель идет к железнодорожному вокзалу – покупать обратные билеты. Естественно, они больше не могут здесь оставаться. Это слишком маленький городок, и каждая собака уже знает о том, что случилось. К тому же провинциальная тишина теперь ни к чему: едва ли Писатель продолжит работу над новым романом. Вернуться в свой большой, грохочущий, по-дружески равнодушный город – единственное, чего им сейчас хочется.
Он идет, низко опустив голову. Я иду за ним.
На нем ярко-красный шарф – дурацкая радостная клякса на черной одежде. Я слежу за ним уже больше недели, но этот шарф вижу впервые. Может быть, он где-то случайно подобрал его и бездумно нацепил на себя: обычно Писатель одевается со вкусом. А может, надел специально – чтобы к этой кричащей тряпке, а не к его лицу прилипали сочувственные взгляды.
Он покупает билеты. Медленно плетется обратно по узкой пустой платформе. Я иду за ним. Мне жаль его. Он не слышит мои шаги у себя за спиной: их заглушает шум приближающегося поезда.
***Конечно, я не собирался всю жизнь довольствоваться должностью простого редактора сценариев. Дело не в том, что я карьерист, и неудовлетворенные амбиции тут ни при чем. Просто я творческая личность. Я всегда мечтал… да, я всегда мечтал попробоваться в Агентстве как режиссер.
Однажды утром мне позвонил Координатор и после привычного гнусавого речитативчика добавил еще одну фразу: “…Пожалуйста, обсудите с Клиентом детали сценария – убедитесь, что сценарий соответствует требованиям Агентства, – с сегодняшнего дня у вас есть право реализовывать заказанные сценарии самостоятельно”.
***Мне было не по себе. В ожидании звонка Координатора я бессмысленно пялился в телевизор уже больше часа. Почему-то работало только два канала, и я попеременно расстреливал из телевизионного пульта участников ток-шоу на одном и каких-то подозрительных улыбчивых медработников на другом. Когда я нервничаю, я всегда переключаю программы. Это меня успокаивает.
– Дверь была открыта.
Кто-то еще находился в комнате. Кто-то говорил со мной отвратительным хриплым голосом. На экране толстая женщина в мини-юбке ерзала в огромном кожаном кресле и собиралась плакать. Я прицелился в нее пультом, нажал зеленую кнопку, и она с облегчением растворилась в квадрате темноты. Я продолжал смотреть. Темноту заполнило мое отражение – мое и того, кто стоял у меня за спиной.
– Будьте добры, оставьте этот канал. Мое любимое ток-шоу.
Я шевельнул пальцем, и женщина воскресла. Длинноногая ведущая злорадно протягивала ей стакан воды. Толстая вытирала слезы одноразовыми бумажными платочками и горестно мотала головой. Я точно знаю, что дверь не могла быть открыта. Я всегда закрываю дверь.
Я оглянулся.
С этим Клиентом все было странно, очень странно с самого начала. Во-первых, в тот день мне не принесли сценарий – я напрасно прождал все утро. Во-вторых, о его приходе меня не предупредили. Он пришел сам. И в-третьих, у него, кажется, был ключ от моего дома. Иначе как он мог проникнуть внутрь? Я всегда закрываю дверь.
Он положил на мой письменный стол папку с надписью “Сценарий” и большую – чуть не на полосу – газетную вырезку.
Статья называлась как-то очень торжественно и бессмысленно: “Новый голос поколения”, или “Голос нового поколения”, или “Поколение нового голоса”?.. Что-то в этом роде. Прямо под заголовком красовалась гигантская фотография, изображавшая счастливое семейство: муж, жена, маленькая дочка. Он смотрит в камеру поверх очков – чуть иронично, немного устало, в целом доброжелательно. Она улыбается, глядит на него с гордостью: улыбка одновременно глупая и фальшивая. В одной руке она держит какой-то листок – кажется, почетную грамоту, – другой чуть приобнимает ребенка.
Фотографию обрамлял куцый текст, в котором сообщалось, что популярный Писатель, обладатель нескольких престижных литературных премий, вместе с семейством уезжает из столицы в маленький провинциальный городок, чтобы вдали от столичной суеты полностью посвятить себя созданию очередной книги.
Далее следовало интервью с Писателем. Тот говорил, что идею нового романа вынашивал много лет. Что в новом романе снова будут затронуты самые актуальные проблемы современного общества. Что первым читателем нового романа, как всегда, станет его супруга. И что в новой квартире, которую они купили в маленьком провинциальном городке, не будет телефона: лишние связи с внешним миром им ни к чему.
Я потянулся было к папке со сценарием, но он остановил меня:
– Потом. Это потом. Когда я приду в следующий раз.
Он двинулся к выходу. Сценарий и газетная вырезка остались лежать на моем столе.