Костер почти догорел, и Келли, разложив на земле свой надувной матрас, устроилась спать. Сепу свернулся клубочком рядом на мягких прелых листьях, но ни один из них не спал. Келли чувствовала, что старый бамбути хочет ей что-то сказать, и она терпеливо ждала. И под покровом ночи, чтобы скрыть свою печаль, Сепу тихонько прошептал: — Ты спишь, Кара-Ки?
— Я слушаю тебя, мудрейший, — прошептала она в ответ.
И Сепу тяжело вздохнул, что было совсем на него не похоже.
— Кара-Ки, Мать-и-Отец очень сердиты. Я никогда не видел, чтобы они так сильно сердились, — произнес Сепу.
Он говорил о лесном Боге, о том, в ком слились воедино мужское и женское начало. Она какое-то время молчала, словно подчеркивая, что понимает всю серьезность услышанного.
— Это очень плохо, — ответила она наконец. — И что же их так рассердило?
— Их ранили, — дрожащим голосом произнес Сепу. — И теперь реки текут красные от пролитой лесом крови.
«Очень странно, — подумала Келли и опять замолчала, пытаясь представить, что имел в виду Сепу. — Что значит «красные от пролитой лесом крови?» После минуты тщетных раздумий она вынуждена была спросить: — Я не совсем понимаю, мудрый отец. О чем ты хочешь мне рассказать?
— Кара-Ки, ты же знаешь, что словами я не сумею описать это, — горестно прошептал Сепу. — Кто-то совершил святотатство, и Мать-и-Отец страдают от боли. Теперь, наверное, придет Молимо.
Однажды, когда Келли жила у бамбути, Молимо уже приходил. Но женщин от него спрятали, и Келли вместе с Памбой оставалась в хижине, хотя ужасный голос, похожий на рев взбесившегося буйвола или топот разъяренного стада слонов, она услышала. Молимо бушевал всю ночь, и ничего более страшного в своей жизни Келли не помнила.
Тогда-то Келли и поинтересовалась: — Что за существо этот страшный Молимо?
— Молимо есть Молимо, — загадочно ответил бамбути. — Он живет в лесу. Это голос Матери-и-Отца.
И теперь Сепу предполагает, что Молимо может прийти опять. Келли вздрогнула, охваченная суеверным страхом. Однако в этот раз она не станет прятаться в хижине с другими женщинами, решила Келли. В этот раз она постарается выяснить как можно больше об этом мифическом Молимо. Хотя сейчас важнее всего понять, какое святотатство совершено в глубинах леса.
— Сепу, — прошептала она, — если ты не в состоянии описать, что произошло, тогда покажи мне это. Ты можешь отвести меня к реке, где течет кровь богов?
Сепу, закашлявшись, заерзал на прелых листьях, а затем буркнул в ответ: — Хорошо, Кара-Ки. Я покажу тебе. Утром мы не пойдем сразу в Гондалу, а свернем с пути, и я покажу тебе кровоточащие реки.
Но утром Сепу оказался весел и полон жизни, как всегда, словно и не было вовсе их ночного разговора. Келли привезла ему подарок — складной армейский нож, и Сепу радовался, как ребенок, открывая и разглядывая все лезвия и приспособления, и, разумеется, обрезал себе палец. Заливаясь смехом, он слизнул с мизинца кровь и показал руку Келли, как будто наглядно доказывая, сколь замечательно острым был этот восхитительный нож.
Келли прекрасно знала, что уже через неделю Сепу потеряет его или подарит кому-нибудь, повинуясь первому душевному порыву, как это уже не раз происходило. Но в настоящий момент радости и восторгу Сепу не было конца.
— А теперь ты должен показать мне кровоточащие реки, — напомнила ему Келли, укрепляя за спиной рюкзак, и на какой-то миг глаза старика бамбути опять погрустнели.
Но уже в следующее мгновенье он засмеялся и, круто развернувшись, сказал: — Идем, Кара-Ки. Посмотрим, по-прежнему ли ты пробираешься сквозь лес, как настоящие люди.
Очень скоро они сошли с широкой тропы, и Сепу повел ее одному ему известными тропками. Он быстро бежал впереди, словно крошечный эльф, то и дело исчезая в листве. Но там, где он двигался, Келли приходилось то и дело нагибаться под низко нависшими ветками, и время от времени она вообще теряла Сепу из виду.
Правда, если бы Сепу бежал молча, то она давно, наверное, потеряла бы его след. А он, как и все пигмеи, пел и смеялся и болтал на ходу. По его голосу она и ориентировалась, а Сепу таким образом предупреждал зверей в лесу о своем приближении, давая им возможность уйти с дороги.
Келли знала, что старый бамбути бежал так быстро, как только мог, проверяя и дразня ее, и она решила, что ни за что не отстанет. Она кричала ему в ответ, когда он спрашивал о чем-то, и пела песни лесу вместе с Сепу, и когда он внезапно выскочил на берег реки, она оказалась там почти одновременно с ним.
Сепу глядел на нее смеющимися глазами, прятавшимися в сетке глубоких морщин, и одобрительно кивал головой. Однако Келли одобрение старого Сепу интересовало сейчас меньше всего. Застыв на месте, она смотрела на реку.
Исток этого рукава Убомо находился высоко в Лунных горах под одним из ледников на высоте около четырех с половиной тысяч метров и на широте вечных снегов. Эта река пробивала себе путь, обрушиваясь водопадами в горах и образуя тихие озера под ними; ее питали проливные дожди, стекавшие потоками по горным склонам, над которыми осадков выпадало больше, чем где бы то ни было в горах Африки; она несла свои воды мимо безлесых болот и вересковых пустошей, сквозь леса, где рос древний гигантский папоротник, и внезапно скрывалась в густых зарослях бамбука, где обитали гориллы и винторогие антилопы. А потом, на протяжении еще трех километров, река петляла по извилистому руслу у подножия невысоких холмов и достигала наконец тропического леса, замедляя свое течение среди гигантских деревьев, многоярусная крона которых смыкалась над ней в поднебесной вышине.
Бамбути называли эту реку Тетва, потому что так назывался серебристый сом, который в изобилии в ней водился, и ловили его в песчаных заводях среди водорослей. Женщины бамбути сбрасывали свои набедренные повязки и, вооружившись сетками из плетеного камыша, берестой и корзинками для рыбы, шли ловить усатого сома. Окружив заводь, где пряталась эта неповоротливая рыбина, они начинали визжать от восторга, если им удавалось поймать скользкого, вырывавшегося из рук сома и вытащить его из искрящейся прозрачной воды.
Но так продолжалось до того момента, пока река не стала кровоточить. И сейчас Келли стояла, остолбенев от ужаса, открывшегося ее взору.
Лес подступал к самой воде, так что кроны деревьев по обоим берегам реки почти смыкались, а сквозь них голубели кусочки далекого безоблачного неба.
Вода в реке шириной метров в пятьдесят была красной, вернее даже темной, чуть коричневатой, как загустевшая кровь. Казалось, дотронься до этой кровавой воды, и она прилипнет к пальцам. Вода не только перестала искриться, но стала похожа на отработанное машинное масло и текла теперь устало и медленно, тяжело перекатывая свои темные волны.
Покрасневший прибрежный песок покрывал густой слой вязкой грязи. Раздутые трупы сомов валялись на красных берегах, выброшенные из отравленной воды. Пустые глазницы рыб таращились в небо, и нестерпимый смрад от разлагавшихся трупов висел в насыщенном влагой воздухе, скапливаясь под деревьями.
— Что произошло, Сепу? — прошептала Келли.
Но Сепу только пожал плечами, заворачивая горсть грубого черного табака в листок с дерева. Келли отправилась вниз по берегу, а Сепу тем временем раскурил свою примитивную сигару, достав уголек из мешочка, сделанного из толстых зеленых листьев, который он постоянно носил у себя на груди. Бамбути пускал облачка голубого дыма в небо, зажмурив глаза от удовольствия.
Едва Келли ступила на песчаную косу, как ноги ее почти по колено провалились в грязь. Захватив ладонью горсть глины, она растерла ее между пальцами. Глина оказалась скользкой и мягкой, как жир, и страшно пачкалась. Пальцы Келли мгновенно потемнели, словно она испачкалась бычьей кровью. Келли попыталась смыть ее, но жидкая глина растекалась по пальцам, и теперь руки Келли выглядели так, будто она только что прирезала кого-то, вся измазавшись в крови своей жертвы. Келли поднесла руки к носу: ничем, кроме обычной глины, они не пахли.
Вернувшись к Сепу, Келли обрушила на него целый шквал вопросов.
— Кто это сделал, мудрейший? Что случилось? Рассказывай!
Но Сепу попыхивал своей сигарой, покашливал, улыбался и избегал смотреть ей в глаза.
— Ну же, Сепу, рассказывай. Что случилось?
— Я не знаю, Кара-Ки.
— Как не знаешь? Ты поднимался вверх по течению?
Сепу внимательнейшим образом рассматривал горевший кончик сигары, как будто ничего более интересного он в своей жизни не видел.
— Почему ты не ходил туда, Сепу? — не отставала от него Келли.
— Я боялся, Кара-Ки, — пробормотал старик.
И Келли вдруг со всей очевидностью осознала, что все случившееся бамбути считали явлением сверхъестественным. Они не поднимались вверх по течению забитой глиной реки просто из страха, что увидят там нечто кошмарное.
— Ну же, Сепу, рассказывай. Что случилось?
— Я не знаю, Кара-Ки.
— Как не знаешь? Ты поднимался вверх по течению?
Сепу внимательнейшим образом рассматривал горевший кончик сигары, как будто ничего более интересного он в своей жизни не видел.
— Почему ты не ходил туда, Сепу? — не отставала от него Келли.
— Я боялся, Кара-Ки, — пробормотал старик.
И Келли вдруг со всей очевидностью осознала, что все случившееся бамбути считали явлением сверхъестественным. Они не поднимались вверх по течению забитой глиной реки просто из страха, что увидят там нечто кошмарное.
— И сколько рек стало такими? — снова спросила женщина.
— Много-много, — тихо пробормотал Сепу, что означало больше четырех.
— Назови их, — потребовала Келли.
И он перечислил названия, среди которых были все, что она видела сама, и те, о которых она только слышала. Значит, страшная экологическая катастрофа затронула всю орошаемую притоками Убомо территорию. Это кошмарное событие не только грозило лишить бамбути их исконных охотничьих мест, но и касалось утраты огромных площадей тропического леса Африки.
— Мы должны подняться вверх по течению, — решительным тоном заявила Келли, и Сепу посмотрел на нее так, будто готов был расплакаться.
— Тебя ждут в Гондале, Кара-Ки, — пропищал он, однако у Келли хватило выдержки, чтобы не вступать с ним в спор, о чем в свое время ее предупреждали многие женщины бамбути, и в особенности старая, мудрая Памба.
Забросив рюкзак за плечи и как следует укрепив повязку на голове, Келли двинулась по берегу.
Пройдя около двухсот метров, Келли вдруг почувствовала, что настроение у нее падает. Перед ней расстилался совсем незнакомый лес, и было бы крайне неосторожно с ее стороны продолжать путь одной, без Сепу. Но она все-таки надеялась, что он идет следом.
И вскоре она услышала голос Сепу. Пигмей громко возмущался, грозился бросить ее одну посреди леса. Келли, облегченно вздохнув, лишь ускорила шаг.
Еще минут двадцать Сепу семенил сзади, бормоча, что сейчас непременно повернет обратно. В его голосе зазвучали совсем жалобные нотки, когда стало ясно, что Келли уступать ему вовсе не собирается. А потом вдруг пигмей громко хмыкнул и запел. Старания чувствовать себя так долго несчастным были выше его сил. Прокричав Сепу что-то одобрительное, Келли весело подхватила припев. Очень скоро Сепу опередил Келли и повел ее за собой.
В течение двух следующих дней они продолжали путь по берегу Тетвы, и с каждым километром вид реки становился все более ужасающим. Вода уже была не водой, а разжиженной глиной, густой, как каша, и в этой жиже плыли вырванные с корнем деревья, поломанные ветви, коряги — все уже потихоньку загнивало, и вонь от этого гниения смешивалась со смрадом от трупиков птиц, зверьков и рыбы, которые погибли, задохнувшись в речной жиже. Их мертвые тела были выброшены на покрытые красной глиной берега или плыли, раздутые, как баллоны, по поверхности маслянистой воды.
К полудню второго дня пути Келли и Сепу добрались до самых дальних границ охотничьих угодий бамбути. Никакого пограничного столба и никакой другой опознавательной метки здесь не было, однако Сепу остановился на берегу Тетвы, снял тетиву с лука, а стрелы аккуратно сложил в берестяной колчан на плече. Все это бамбути проделал в знак того, что он почитает Мать-и-Отца и не убьет здесь, в священном сердце леса, ни одно живое существо, не сломает ни одной ветки и не разведет костер.
А потом он запел, славя лес и испрашивая разрешения войти в самую его глубину.
Келли наблюдала за Сепу со стороны. Было бы слишком самонадеянно подпевать ему, и она молчала.
В своей книге она детально описывала традиции бамбути, связанные с их отношением к заповедным лесным местам, считая такое отношение мудрым и правильным. В самом сердце тропического леса животные постоянно воспроизводились, и потому охотничьи угодья не оскудевали.
Эта территория служила также чем-то вроде буферной зоны, разделявшей различные племена, а потому территориальных споров и трений между ними никогда не возникало. Вот и еще один наглядный пример житейской мудрости бамбути, придерживавшихся на протяжении веков неписаных правил, которые обеспечивали им нормальное и спокойное существование.
Потому в эту ночь Келли и Сепу устроили стоянку у самой границы священной земли. Ночью шел дождь, и Сепу объявил, что это хороший знак со стороны лесных божеств, благословлявших их продолжить путь.
Лежа в темноте, Келли улыбнулась. В бассейне реки Убомо дожди выпадали ночью в среднем раз триста за год, и если бы дождя не было, то Сепу, скорее всего, посчитал бы это за еще более верный знак благосклонности со стороны Матери-и-Отца.
С наступлением рассвета они продолжили путь. И когда вдруг навстречу им выскочила маленькая пестрая антилопа дукер и остановилась, доверчиво глядя на людей, в пяти шагах, Сепу машинально потянулся за луком, но тут же взял себя в руки, хотя это стоило ему таких душевных мук, что он задрожал, как в лихорадке. Нежное и сочное мясо этой маленькой антилопы считалось лакомством, и Сепу, нервничая и подпрыгивая на месте, завопил: — Убегай! Убегай отсюда сейчас же! Не дразни меня! Не искушай! Я хорошо знаю все твои хитрости…
Дукер исчезла в зарослях, и Сепу повернулся к Келли.
— Будь моим свидетелем, Кара-Ки. Я не преступил Закон. Мать-и-Отец нарочно послали эту антилопу, чтобы испытать меня. Простая антилопа не такая глупая, чтобы стоять так близко от людей. Но я оказался сильным, разве нет, Кара-Ки? — печальным голосом спросил Сепу, и Келли, успокаивая его, положила руку на маленькое мускулистое плечо пигмея.
— Я горжусь тобой, старейший. Боги любят тебя.
И они продолжили путь.
Вскоре после полудня Келли внезапно остановилась, задрав голову и прислушиваясь. Никогда прежде она такого еще не слышала. Слабый и прерывистый звук заглушал шум деревьев, но по мере того как они продвигались, звук становился все отчетливее и сильнее, пока не превратился в ее воображении в львиный рев, в рык зверей, вышедших на охоту, в звук, парализующий вас на месте от страха и ужаса. И сердце Келли наполнилось отчаянием.
Течения Тетвы здесь уже не было. Река, забитая гниющими корягами, ветвями и стволами деревьев, в некоторых местах вышла из берегов, затопив все окрестности, и им пришлось пробираться по пояс в вонючей жиже. А затем, что стало уже настоящим шоком, лес неожиданно оборвался, и на людей хлынул ослепительный солнечный свет. Здесь, в этой части леса, на протяжении миллионов лет солнечные луча никогда не палили землю: этому мешала непроницаемая крона деревьев.
Теперь же взору людей открылась картина, по сравнению с которой ничто даже самый жуткий ночной кошмар. Похолодев от ужаса, Келли застыла на месте и не шевельнулась до самого вечера, и только когда тьма, сжалившись над ней, поглотила этот ужас, Келли повернулась и пошла обратно.
Среди ночи она проснулась от собственных безудержных рыданий. Сепу тихонько поглаживал ее по руке, стараясь хоть как-то утешить.
Они медленно возвращались вниз по течению. Неизбывная тоска сжимала сердце Келли, и Сепу то и дело замедлял свой бег, приноравливаясь к неровному шагу Келли.
Через пять дней они прибыли в Гондалу.
Глава XX
Гондала представляла собой уникальное место в этой части леса. Огромную поляну площадью примерно в двадцать пять гектаров покрывала сухая желтая трава, которую с удовольствием поедали слоны. На южной ее оконечности поднимались покрытые лесом холмы. Почти весь день высокие деревья отбрасывали на землю длинные тени, и воздух здесь был прохладнее, чем в местах, не защищенных от палящего тропического солнца. По сторонам поляны протекали две крошечные речушки. И с этой клинообразной возвышенности на северо-западе открывалась удивительная панорама, здесь гигантские деревья не закрывали вид.
Келли остановилась, как всегда, на краю леса и посмотрела на далекие горные пики примерно в ста пятидесяти километрах отсюда. Обычно снежные вершины Лунных гор прятались в постоянно окутывавшие их облака. Но сегодня, словно приветствуя вернувшуюся Келли, они сияли под солнцем во всем своем великолепии. Ледниковый массив горы Стэнли, без которого Восточно-Африканский разлом не был бы собой, сверкал в поднебесье на высоте более пяти тысяч метров. Он просто ослеплял своей белизной и казался до боли прекрасным.