Витя говорил громко, возбужденно, и сила его слов захватывала Васька. Потом он умолк. Лицо его засветилось неизъяснимой прелестью затаенной мечты.
— Уйдем в море, Трубачев! — с восторгом сказал он вдруг. — Ты не знаешь, какое море! Я вырос на берегу. Я видел высокие, как дома, волны — они выбрасывали громадные камни и разбивали их вдребезги. Но моряки ничего не боятся… Уйдем на корабль, Трубачев! Ты не знаешь, какой народ моряки!
Голос Вити проникает в сердце Васька. Стать отважным советским моряком, служить своей Родине, защищать ее от врагов, стоять насмерть, как стоят под Севастополем черноморские моряки…
Васек вскидывает голову. По широкому синему небу уплывают куда-то вдаль тяжелые белые облака. Чудится: в далеком, невиданном море идут на врага боевые корабли, на палубе в черных бушлатах стоят моряки, и, залитый солнечным светом, на высокой мачте реет советский флаг.
— Уйдем в море, Трубачев! — настойчиво шепчет Витя.
Бывает в жизни тревожный и радостный миг, когда в сердце человека зарождается мечта. Васек уже чувствует ее крылатое прикосновение.
— Но ведь это еще не скоро, Витя. Нам еще надо кончить школу, — с трудом возвращая себя к своим делам, к своей теперешней жизни, рассеянно говорит Васек.
— Конечно, конечно! Мы кончим школу и морское училище… Нам еще много надо учиться! — радостно подхватывает Витя. — Ты только скажи мне — пойдешь?
Васек крепко обнимает его за плечи:
— Пойду… Спасибо тебе, Витя! Спасибо тебе…
Васек не знает, за что он благодарит этого черноглазого мальчишку, но чувствует, что Витя Матрос как будто подарил ему синее море с боевым кораблем, и бушлат моряка, и будущие подвиги.
Так зарождается мечта…
Глава 31 НА ПРУДУ
К вечеру работа на пустыре утихла. Рабочие расходились по домам. Свернув трубочкой фартуки и засунув их под верстак, ушли и два Мироныча. Закончил работу кровельщик и, постукивая молоточком по новенькой водосточной трубе, поджидал директора. Две женщины спешно домывали лестницу и комнату на втором этаже, предназначенную для учительской. Ребята собирали разбросанные по двору инструменты и вносили их в дом.
В передней, возле сваленных в кучу дранок и обрезков, Грозный, присев перед табуреткой, кипятил на керосинке чан.
Леонид Тимофеевич, выглянув из окна второго этажа, махнул ребятам рукой:
— Кончайте! Кончайте! Домой пора!
Васек сгреб лопаты, покрыл их брезентом и выпрямился. Исцарапанные плечи его, черные от солнца и грязи, ныли от усталости.
Но сквозь эту усталость он чувствовал, что горячий призыв Вити Матроса влил в него какие-то новые силы.
Казалось, все можно преодолеть в жизни.
Девочки принесли в кружке воды и поливали друг другу на руки. Мазин молча взял у них из рук кружку, жадно выпил тепловатую водичку и, сплюнув, сказал себе в оправдание:
— Все равно не отмоетесь здесь. Незачем и грязь разводить.
Спорить никому не хотелось. Все молча отряхивали платье от въедливой известковой пыли, чистили о траву побелевшие тапки.
— Вот и еще день прошел… — как-то значительно и печально сказал Одинцов.
Васек поднял глаза и встретил тоскующий взгляд Петьки.
— Пойдем на пруд! — бодро сказал Васек. — Там и вымоемся и поговорим.
Он знал, что у всех на душе лежит тяжелый камень — беспокойство за учебу. Аккуратное посещение уроков все еще не налаживалось, каждый день кто-нибудь отсутствовал.
— Надо посоветоваться, — как всегда в трудных случаях, говорил Одинцов.
День уже кончался, но впереди был еще длинный вечер.
— На пруд! На пруд! — оживились ребята. — Девочки, не расходитесь!
— Мне домой надо, — покачала головой Нюра.
— Васек, я сегодня обещала маме прийти пораньше. Она очень много занимается сейчас политучебой. Мне надо еще ужин сварить и посуду убрать, — тихо сказала Лида. — А завтра мама работает, так, может быть…
— Нет, у нас нет больше завтрашних дней. Мы можем потерять шестой класс, понятно?
— Давно понятно! — буркнул Мазин.
— Объявляю сегодняшний сбор на пруду обязательным! — решительно закончил Васек.
Сбор! Знакомое слово всколыхнуло и сразу мобилизовало ребят, все повеселели. Петя Русаков с благодарностью взглянул на Трубачева.
— Молодец! — одобрительно сказал Одинцов.
К Лиде и Нюре подошел Сева Малютин.
— Вы куда?
— Пойдем, пойдем — у нас сбор! Сейчас Трубачев объявил!
— Как? А я ничего не знаю! Мне даже не сказали! — обиделся Сева.
— Да это только сейчас. Мы тоже еще ничего не знали — вдруг он говорит: сбор! — взволнованно зашептали девочки.
— Давно не слышали! — усмехнулся Мазин и, так же как Одинцов, одобрительно сказал: — Молодец Трубачев!
Васек шел впереди, не оглядываясь, но слышал все, что говорили товарищи. Слово «сбор» вырвалось у него неожиданно. И теперь он сам был взволнован этим коротким и торжественным напоминанием о том, что они пионеры, что им необходима пионерская работа, что в ней есть все, чего им не хватает в их жизни и труде. В ней есть четкость, мужество, дисциплина и многое другое, что делает жизнь увереннее и проще и не дает возможности растрачивать бесполезно свое время. Еще минуту назад Васек не знал, о чем будет говорить с товарищами и как выйдут они из своего трудного положения. Но теперь он знал. Да, сбор! На нем всегда решались самые серьезные вопросы.
Васек шел твердым, уверенным шагом и чувствовал, что в его товарищах тоже появились спокойствие и бодрость.
В редкие часы отдыха любимым местом ребят был старый пруд. Заросший и заброшенный, он напоминал им Слепой овражек. Так же на закате в зеленой воде отражались светлые лучи солнца, так же качались над головой шумливые ветки и кричали, пролетая, птицы. Только не было затонувшей в воде коряги. Здесь, среди елок, на темном берегу, как случайная гостья, гляделась в пруд нарядная белая береза. На ее нежном стволе чернели вырезанные Мазиным буквы: «Р.М.З.С.». Л около бывшей землянки, широко раскинув разлапистые ветки, крепко сидела в земле старая ель.
Нет, это не был Слепой овражек! По краю пруда не рос густой орешник, здесь не могли спугнуть ребят чужие, страшные шаги… Но в густой тени, у заросшего пруда, вставали в памяти дорогие, знакомые лица, и чудилось, что протянешь руку — и опустишь ее на теплое загорелое колено сидящего рядом Генки, а закроешь глаза — и стоит перед тобой в шапке-кубанке Игнат, крепко сведены у переносья черные брови… А из-за спины Игната выглянут серые выпуклые глаза Федьки…
И Грицько протянет через головы товарищей крепкую ладонь:
«Здорово, хлопче, давай твою руку…»
А то вдруг покраснеет вода на пруду, и почудится оттуда детское удивленное лицо мертвого Ничипора, покажется серебряная голова Николая Григорьевича, а рядом с ней другая — с густыми, нависшими бровями и пересеченной шрамом щекой… Острой болью рванется сердце, тихо застонет над головой береза, и страшно припомнится худенькое вытянувшееся тело деда Михаила.
Ой, не забудьте ж того, пионеры, что видели, что слышали, не забудьте нашего лютого ворога!..
Нет, не похож родной пруд на Слепой овражек, только память здесь острей и жалостней да как будто ближе далекие друзья. Поэтому и полюбилось так ребятам тихое местечко…
— Мойтесь! — говорит Васек и с удовольствием погружает в воду горячие пыльные руки.
Ребята следуют его примеру и настороженно следят, как он приглаживает водой свой непокорный чуб, неторопливо повязывает галстук. Вот он уже приготовился — чистый, свежий, приглаженный. На мокром лице синие глаза с знакомым блеском глядят на товарищей. Руки у всех невольно поднимаются к галстукам, старательно разглаживают их концы.
— Мы пионеры, — говорит Васек, — и сейчас, на этом сборе. Нам нужно разобрать все свои дела. Что у нас получается? Уроки мы пропускаем, в госпиталь никак не попадем, даже навестить Васю не можем. На работе толчемся целый день все вместе. А потом ходим друг за другом и спрашиваем: что делать с учебой? Верно я говорю?
Ребята молча наклонили головы.
— Так ты сам знаешь — времени не хватает, — пожал плечами Мазин.
— Времени? — переспросил Васек. — А где наше расписание? Вспомните, сколько уроков было в школе, сколько кружков… да сколько мы на коньках да на лыжах бегали, да в кино ходили… На все это было у нас время?
Лида Зорина подняла руку:
— По-моему, с теперешним это нельзя сравнивать. Ведь тогда с нами и Сергей Николаевич был и Митя. Они сами за всем следили. И дисциплину подтягивали.
Васек быстро повернулся к Лиде:
— А ты что хочешь, чтобы сейчас, когда идет ремонт школы, к тебе взяли и прикрепили бы учителя и вожатого специально подтягивать твою дисциплину? Потому что ты сама ничего не можешь? Маленькая?
— Почему это я? — возмутилась Лида. — Разве я про себя говорю?
Ребята зашумели.
— Васек правильно говорит! — выкрикнул Одинцов. — Мы пионеры, мы должны сами на себя надеяться, да еще и взрослым помогать в такое трудное время!
— Нам нечего барчуков из себя корчить и нянек себе искать! — сердито сказал Мазин.
— Подождите! — остановил товарищей Васек. — Будет у нас школа — будут и учителя и вожатые. А сейчас мы, конечно, должны надеяться только на себя. Значит, давайте решим: что для нас главнее всего? Учеба! А для учебы нужно время. А время у нас как вода в решете. Вот это, по-моему, хуже всего.
Нюра откинула с плеч выросшие за лето косы:
— Васек правду сказал, что время у нас как вода в решете! Работаем мы хорошо, я ничего не скажу, никто не ленится, но во всем другом мы просто какие-то неуспевающие! А против как дети были… у нас того, что раньше, когда мы… вообще совсем другая жизнь стала…
— То, что было раньше, — вставая, сказал Одинцов, — мы вспоминать не будем. Сейчас война, и каждому человеку труднее стало…
— А я, например, ни на что и не жалуюсь, — перебил его Мазин. — Я не белоручка! — Он вытянул руки, оглядел свои шершавые, загрубевшие ладони и с удовлетворением сказал: — Вот они, ручки-то! Красота!
Ребята засмеялись.
— Да хватит вам, ребята! — крикнула Нюра. — Какой тут. смех! На самом деле! Разобраться надо, почему мы ничего не успеваем!
Васек покачал головой:
— Нам нужно точное расписание, чтобы мы знали, куда нас время уходит.
Петя Русаков поднял руку:
— Трубачев, дай мне слово!
Васек кивнул головой.
— Моя мама говорит… — начал Петя.
Но Мазин, сморщившись, как от зубной боли, махнул рукой:
— Ничья мама нам тут не поможет!
— Мазин! — сердито прикрикнул Васек.
Петя вспыхнул, закусил губы.
— Ну, рассказывай, что говорит твоя мама, — немного смутившись, согласился Мазин.
Но Петя уже рассердился.
— Она говорит, — закричал он в лицо товарищу, — что ты понабирал себе жалких слов и носишься с ними, как дурак с писаной торбой!
— Что? Что? — Мазин остолбенело уставился на товарища.
— Что твоя мама говорит? — заинтересовались ребята.
— Повтори, Петя, — сказал и Васек.
— Она говорит, что Мазин понабирал себе где-то жалких слов: не можем, не успеваем, не справляемся — и что такие слова надо совсем забыть и выбросить! — залпом выпалил Петя.
Ребята переглянулись.
— Вот это здорово! — с восторгом сказал Одинцов.
Мазин вдруг склонил набок голову и, закрыв глаза, повалился навзничь.
— Убил! Прикончил! — заорал он, дрыгая ногами.
Ребята расхохотались. Даже Петя не выдержал и улыбнулся. Но Васек прыгнул к Мазину и сердито дернул его за руку.
— Не кривляйся! Поделом тебе! И нам всем поделом! О чем мы тут говорим? На что жалуемся? Не можем, не успеваем, не справляемся… Екатерина Алексеевна нас всех насквозь видит! И с этого дня… — Васек тряхнул головой и смял ладонью упавшие на лоб волосы, — чтоб с этого дня у нас было все иначе… Сева Малютин, пиши!
Сева поспешно вытащил из кармана карандаш и записную книжку.
— Пиши так: «Постановили…» Постой! — Трубачев вопросительно взглянул на Петю.
— «Не говорить жалких слов», — торопливо подсказал Петя.
Васек кивнул Севе головой:
— Пиши!
Сева записал.
— Дальше?
— «Сделать точное расписание…» — диктовал Васек. — Пиши: «Постановили единогласно: учитывать каждый час…»
— Подожди, Васек, а если что-нибудь… ну, случайное случится? — спросила Лида.
— Да, правда, если какой случай случится? Давайте уж сразу на это время класть! — предложила Нюра.
— Конечно! Ведь у нас все случаи да случаи какие-то. Вдруг опять что-нибудь произойдет, а времени на это не положено, — пожал плечами Саша.
Ребята задумались.
— А ведь и правда, Васек! Как ты думаешь? Васек нетерпеливо кивнул Малютину:
— Пиши: «На случайные случаи выделить полчаса в день».
— Маловато… — пробормотал Мазин, но, взглянув на Васька, спорить не решился.
— Кому поручим составить расписание? — спросил Малютин.
— Я возьмусь, — протянул руку Васек и, спрятав на груди листок из Севиной книжки, торжественно объявил: — Пионеры. сбор считаю законченным!
Глава 32 ЗАБЫТЫЙ ДНЕВНИК
На другой день Васек позвал к себе ребят, чтобы отдать им составленное расписание.
Большая часть времени уходила на занятия с Екатериной Алексеевной. Нашлись часы и для дежурства в госпитале, и даже на непредвиденные случаи отводилось полчаса в тот день, когда этот «случай случится».
Казалось, все было просто. Беспокоило только то, что по утрам не придется работать на пустыре.
— Как-то неудобно перед Леонидом Тимофеевичем так поздно приходить. Подумает еще, что ленимся, — говорил Васек.
— Конечно, может подумать, но что делать! Хорошо, что народу теперь прибавилось, есть кому помогать, — успокоил товарища Одинцов.
— Мне Иван Васильевич говорил — еще двое каких-то новеньких приходили, шестиклассники, — вспомнил Петя.
Васек снова взглянул на расписание. Нет, до чего все просто получилось! Можно и работать и учиться.
Конечно, трудно все-таки, но зато какая школа будет! Просторные окна, внутри широкий коридор, внизу большой зал. Все как полагается! Одна комната, в конце коридора, уже заранее намечена для шестого класса. Эта комната внизу… Вчера они убрали под се окнами мусор и немного вскопали землю.
Ребята размечтались…
Скоро они все вместе возьмутся за внутреннюю отделку и за ограду. Ограду они сделают очень нарядную, выкрасят в зеленый цвет и осенью на школьном дворе посадят деревья.
Было уже поздно. Васек заторопился:
— Ну, ребята, сейчас я каждому дам листок бумаги, перепишите себе начисто расписание, и чтобы уж никаких отговорок у нас не было!
Васек подошел к шкафу:
— Тут у папы бумага есть. И дневник наш тут лежит. Давно я его не смотрел!
— Какой дневник? Покажи, Васек!
Маленький круглый шкафчик замысловатой работы Павла Васильевича повернулся вокруг своей оси. Васек распахнул дверцы и взял с полочки знакомую всем толстую клеенчатую тетрадь. На первой странице ее было написано большими печатными буквами:
ЖИЗНЬ НАШЕГО ОТРЯДА. 1941 ГОД.Ребята вскочили, налегли на стол. Одинцов с волнением дотронулся до гладкой черной обложки:
— Наш дневник!
— Как это мы могли о нем забыть! — удивились ребята. — Ведь здесь все написано! И про Митю, и про Матвеича, и про Степана Ильича.
Одинцов раскрыл последнюю страницу.
— «Хвеко-хвеля Хвео-хведин-хвецов…» — медленно прочитал он в конце.
— Мы должны закончить этот дневник и подарить его школе, чтобы все ребята узнали, какими героями были дед Михайло, Матвеич, Николай Григорьевич! — горячо сказал Васек.
— Мы положим этот дневник в пионерской комнате, чтобы все пионеры могли прочитать про Марину Ивановну, про нашу Валю, про всех… — заглядывая в тетрадь, предложила Лида.
— Конечно… Одинцов, поручаем тебе дописать этот дневник до конца! — торжественно обратился к товарищу Васек. — Сможешь?
— Смогу, конечно! Я все помню. А в случае чего, и вы поможете. Я сейчас же начну писать! — охотно согласился Коля Одинцов.
Польщенный довернем товарищей, он осторожно свернул в трубку тетрадь и спрятал ее за пазуху.
— Подожди прятать. Может, почитаем сейчас? Интересно ведь, как все было! — вопросительно глядя на ребят, сказал Петя Русаков.
Но Васек покачал головой:
— Не время сейчас. Давайте переписывать расписание… Кстати, Коля, пока ты будешь писать дневник, не ходи в госпиталь.
Одинцов запечалился:
— Мне очень Васю повидать хочется. Я только один раз схожу, ладно?
Глава 33 В ТОТ ЖЕ ВЕЧЕР
Когда ребята ушли, в комнату тихонько вошла тетя Дуня, поставила перед Васьком чай. Васек заметил, что чашка с блюдцем дребезжала в ее руке. «Устала…» — подумал он.
— Ну что ты все ходишь, тетя? Как будто я сам себе чая не налью!.. — с беспокойством сказал он. — Садись вот тут лучше. Посиди немножко.
— А что это ты пишешь? — присаживаясь к столу, поинтересовалась тетя Дуня.
Васек кратенько рассказал ей про свои дела: про учебу, про ремонт. Все это тетя Дуня слышала не раз, но всегда принимала близко к сердцу.
— Директор сегодня уже в учительской стол себе поставил, а Иван Васильевич скоро из госпиталя в новую школу переедет. У него здесь точь-в-точь такая же комнатка около раздевалки. Он в ней и ночует сейчас — боится, как бы кто материал по унес.
— Ну, это уж напрасно! — возмутилась тетя Дуня. — Кто ж это из школы материал унесет! Да таких злодеев-то во всем городе не найдется. Экий подозрительный старик стал!