29 марта Сыпачеву поступил звонок. Разговор продолжался чуть больше минуты. В ходе него собеседник предложил в тот же день проехать в город Химки Московской области и встретиться у магазина IKEA. Сыпачев согласился и, когда наступил вечер, направился на встречу. По пути он несколько раз менял маршрут и осуществлял проверку, пытаясь выявить за собой наружное наблюдение. Эти его действия подтвердили предположение контрразведчиков о том, что Сыпачев направляется не на прогулку, а на явку с американским разведчиком.
Около магазина IKEA его поджидал Дуглас, установленный разведчик американской резидентуры в Москве. Разговор между профессионалами занял несколько минут: каждый знал, чего хотел. Денег, на которые так рассчитывал начинающий агент Сыпачев, он не получил — их предстояло отработать. В конверте, что незаметно перешел в его руки, лежали первое шпионское задание и инструкция о порядке постановки сигнала готовности к выходу на очередную явку для передачи собранной информации.
В выборе способа связи и обмена шпионскими материалами с Сыпачевым американская разведка не стала оригинальничать. Ее страсть к тайникам и необъяснимая привязанность к московским фонарным столбам и стенам были хорошо известны российской контрразведке еще со времен разоблачения предателя Пеньковского. Тогда тоже для организации связи с ним, а в последующем и с рядом других агентов, наставники из ЦРУ и британской разведки МИ-6 также использовали фонарные столбы, троллейбусные остановки и предметы дамского туалета.
В тот день, 29 марта, на встрече у магазина IKEA американский разведчик не стал перегружать инструктажами вновь завербованного, но уже достаточно искушенного в тайных делах агента, а сразу перешел к делу. Он поручил Сыпачеву подготовить данные, касающиеся конкретных подразделений ГРУ и их функционального назначения, собрать установочные и характеризующие данные на отдельных руководителей и ведущих сотрудников, подтвердить принадлежность ряда армейских офицеров, находящихся в командировках за границей, к кадровому составу российской военной разведки и т. д.
В заключение явки Дуглас, ссылаясь «на неоценимую помощь Александра» и выражая особую заботу «о его личной безопасности», предложил отказаться от личных встреч и перевести «отношения на более конспиративную основу». Сыпачев согласился. И они договорились: дальнейшую связь поддерживать через тайник. К тому времени резидентура ЦРУ успела проработать несколько вариантов и в качестве наиболее оптимального остановилась на пешеходном переходе, проходившем над железной дорогой неподалеку от станции метро «Студенческая». Сигналом о закладке тайника должна была служить метка красного цвета размером в пятнадцать сантиметров, выполненная на бетонном фундаменте дома 17 по улице Минской.
После этой встречи с американским разведчиком с души Сыпачева словно камень свалился. Он посчитал, что контрразведчики проморгали ее. Возвратившись на службу, он рьяно взялся за выполнение задания. Уже к 3 апреля им были исписаны два стандартных листа. В них содержались совершенно секретные и секретные сведения, раскрывающие принадлежность ряда армейских офицеров к военной разведке, данные о ее агентах, а также о ряде операций ГРУ, проводимых за рубежом.
Что думал и испытывал в те минуты Сыпачев, когда вносил в свой «черный» предательский список тех, с кем прослужил не один год и у кого в гостях чувствовал себя как дома? Стыд?! Угрызения совести?! Вряд ли. К тому времени их заменили деньги.
3 апреля 2002 года жена Сыпачева, отправляясь на работу, не нашла своей губной помады. Это он, давно изменивший семье, а затем и родине, стащил ее, чтобы поставить метку-сигнал для американской разведки о своей готовности к закладке в тайник собранной информации. В двадцать один час его рука вывела на бетонном основании дома 17 по улице Минской жирную красную черту, как и было предписано в шпионской инструкции, длиною 15 сантиметров. Черту, которая теперь уже навсегда отрезала Сыпачева от коллег по службе и достойной жизни.
Сигнал не остался без внимания российской контрразведки. На следующий день разведчики наружного наблюдения зафиксировали появление у дома 17 по улице Минской сотрудников американской резидентуры. Они сняли сообщение своего агента, а контрразведчики «сняли» их. Оперативная фильмотека пополнилась еще одним доказательством шпионской связи Сыпачева с иностранной спецслужбой. С того часа операция по пресечению его преступной деятельности перешла в решающую фазу.
Военным контрразведчикам и их коллегам из других управлений ФСБ предстояло решить несколько сложнейших задач. Они не должны были допустить перехода в руки американской разведки собранной Сыпачевым секретной и совершенно секретной информации, которая могла нанести серьезный ущерб внешней безопасности России. И одновременно им необходимо было не пропустить тот единственный момент — закладку тайника шпионом, чтобы не дать ему выйти «сухим из воды»: взять его с поличным. Поэтому в оперативном штабе до глубокой ночи снова и снова выверяли каждую деталь операции.
Наступило 4 апреля 2002 года. С раннего утра ряд оперативных технических служб ФСБ и группа захвата были приведены в повышенную боевую готовность. Члены оперативного штаба управления операцией заняли свои места на командном пункте. Поступили первые сообщения от разведчиков наружки о результатах наблюдения за поведением Сыпачева и установленных разведчиков американской резидентуры в Москве: они говорили о том, что в ближайшие часы возможны закладка и выемка из тайника шпионской информации.
Теперь уже оперативная техника и разведчики наружного наблюдения контролировали каждый шаг Сыпачева. Тот пока вел себя ровно, и только ближе к вечеру в его поведении стали заметны признаки напряженности и нервозности. В оперативном штабе приготовились к проведению заключительного этапа операции — захвату американского шпиона с поличным. Действия Сыпачева говорили о том, что до ее завершения оставались считанные минуты. Он, петляя и путая следы, выходил на тайник.
Поезд метро сбросил скорость, медленно подкатился к платформе на станции «Студенческая» и остановился. Двери вагона бесшумно разъехались, и шумная стайка студентов вынесла Сыпачева к эскалатору. Разведчики наружного наблюдения сосредоточились и не спускали с него глаз, стараясь не пропустить момент сброса информации. Поблизости, подобно стае стервятников, кружили американские разведчики, они тоже нацелились на тайник.
Группа захвата подтянулась вплотную к Сыпачеву. Отсчет времени уже шел на секунды. Камеры скрытого наблюдения фиксировали каждое движение и жест шпиона. В оперативном штабе напряжение достигло своего предела. Глаза всех были прикованы к серой тени на экране монитора, которая плыла и двоилась в вечерних сумерках. Команда «Захват!» витала в воздухе.
Сыпачев не подозревал, что до конца его последней «операции» и позорного финала осталось совсем немного. Избегая яркого света фонарей, он осторожным шагом крался по улице к переходу над железной дорогой. Там, в щель между бетонным забором ограждения и первой ступенькой, ему предстояло запихнуть полиэтиленовый пакет со шпионской начинкой.
Впереди показалась горбатая ферма моста. Сыпачев бросил нервный взгляд на часы. Стрелки показывали ровно двадцать один час. Подошло время закладки тайника. Он действовал четко, по инструкции американской разведки: встав на первую ступеньку перехода, вытащил из кармана пакет и торопливо сунул в темную щель. Груз предательства, все это время давивший на него невидимым прессом, будто свалился с плеч.
Сыпачев распрямился и сделал шаг. В следующее мгновение его припечатали к стене: группа захвата ФСБ действовала молниеносно. Обмякшего, словно мешок, американского агента подхватили под руки и повели к машине. Потом, когда прошел шок, он еще пытался откреститься от шпионской деятельности, но под грузом предъявленных вещественных доказательств вынужден был дать признательные показания.
Следствие по уголовному делу в отношении Сыпачева, обвиняемого по статье 275 УК РФ «Государственная измена», длилось семь месяцев. Последняя точка в нем была поставлена 11 ноября 2002 года. Московский окружной военный суд признал Сыпачева Александра Евгеньевича виновным в покушении на государственную измену и, учитывая его глубокое раскаяние и активное содействие следствию, приговорил к восьми годам лишения свободы. В соответствии со статьей 48 УК РФ он был лишен воинского звания «полковник». Еще один иуда-изменник получил по заслугам.
«Крот» в «Аквариуме»
Испания и Мадрид встретили ведущего сотрудника российской резидентуры ГРУ Генерального штаба Российской армии Сергея Скрипаля ласковым солнцем и ярким южными красками. После России и Москвы, мучительно больно переживавших социально-политические потрясения начала девяностых годов и предпринимавших титанические усилия, чтобы выбраться из жесточайшего кризиса, здесь, в Испании, он оказался на празднике чужой жизни. Ветер политических и экономических перемен стал попутным для испанской каравеллы, освободившейся от балласта франкизма, и она на всех парусах понеслась вдогонку за преуспевающими и благополучными соседями Францией и Италией.
«Крот» в «Аквариуме»
Испания и Мадрид встретили ведущего сотрудника российской резидентуры ГРУ Генерального штаба Российской армии Сергея Скрипаля ласковым солнцем и ярким южными красками. После России и Москвы, мучительно больно переживавших социально-политические потрясения начала девяностых годов и предпринимавших титанические усилия, чтобы выбраться из жесточайшего кризиса, здесь, в Испании, он оказался на празднике чужой жизни. Ветер политических и экономических перемен стал попутным для испанской каравеллы, освободившейся от балласта франкизма, и она на всех парусах понеслась вдогонку за преуспевающими и благополучными соседями Францией и Италией.
Страна великих мореплавателей, художников и поэтов, стряхнувшая с себя более чем пятидесятилетние деспотические оковы фашистского режима Франко, быстро приходила в себя и стремительно поднималась к вершинам политической и экономической жизни Европы. Мадрид превращался в еще один центр влияния на континенте. Ведущие западные политики и руководители военного блока НАТО все чаще собирались под величественными сводами знаменитых дворцов испанских королей. В тиши залов за плотно закрытыми дверьми ими принимались судьбоносные решения, определявшие настоящее и будущее Западной Европы, и не только ее.
Этот новый акцент в европейской речи не остался без внимания руководства ГРУ. Мадридская резидентура после некоторого пребывания на обочине разведывательной деятельности возвращалась на свое законное место. С каждым месяцем объем задач и нагрузка, ложившаяся на плечи ее сотрудников, возрастали, и потому такому опытному оперативному работнику, как Скрипаль, были только рады.
К тому времени за своей спиной он имел не только боевую службу в десантных войсках, «горячих точках», но и несколько лет работы в разведке на Мальте. И пусть то была не Великобритания, Италия или Германия, где контрразведка дышала в затылок сотрудникам российского посольства, пытаясь вычислить среди них разведчиков из СВР или ГРУ, это нисколько не роняло его в глазах коллег. Крохотная страна, затерявшаяся в лазурных водах Средиземного моря, и ее столица Ла-Валлетта с уютными барами и кафе, великолепными пляжами и величественными руинами прошлых цивилизаций казались восторженным туристам настоящим земным раем. Но для посвященных в дела разведки Мальта прежде всего ассоциировалась с одним из крупных центров шпионажа. Местная контрразведка, о которой никто и ничего не слышал, не «путалась под ногами» у многочисленных иностранных резидентов и их агентов, и потому они без особой опаски вершили свои тайные дела, при этом не забывая доглядывать за конкурентами, чтобы при случае подставить ножку: втянуть в компрометирующую или вербовочную ситуацию.
Скрипаль, находясь в том земном раю, не успел согрешить: не засветился на сомнительных контактах и не вляпался в вербовочную ситуацию. Он проявил себя напористым, хватким профессионалом, способным проводить сложные вербовки агентов и добывать важную информацию. Все это не осталось без внимания его непосредственных начальников. Отмечая сильные стороны разведчика Скрипаля, они как-то не придавали большого значения некоторым его недостаткам — амбициозности и склонности к жизни на широкую ногу. Но тут, как говориться, кто сам не без греха: «Ты можешь не любить жену, а КПСС — обязан». В этом отношении у партийных функционеров, игравших большую роль в ГРУ, серьезных претензий к нему быть не могло. Скрипаль исправно платил партийные взносы, а на собраниях партячейки выступал по-деловому и критически. Отдельные колебания, если таковые и были, то здесь ему, как говорится, приходилось придерживаться генеральной линии КПСС. В конце восьмидесятых годов она выделывала такие замысловатые зигзаги, что ревнителям коммунистической морали поневоле пришлось ослабить свою идеологическую узду.
Из длительной командировки на Мальту обратно в Москву заматеревший разведчик Скрипаль возвратился с лестными партийными характеристиками и благоприятными отзывами прямых начальников. Это позволило ему подняться на очередную ступеньку служебной карьеры. Но размеренная, лишенная повседневного риска работа в аппарате ГРУ не приносила желанного удовлетворения. И дело было вовсе не в ее содержании или предвзятом отношении к нему руководителей. Причина заключалась в другом.
За окном кабинета буйно плескалась новая жизнь, в которой Скрипаль пока не находил себе места. В августе девяносто первого рухнули с, казалось бы, незыблемого пьедестала партийные идолы, а вместе с ними канула в прошлое не только КПСС, а и сама страна СССР. На ее развалинах в муках рождалось новое российское государство. Крайне болезненно этот процесс отразился на положении военных и сотрудников ГРУ, в частности. Их социальный статус в обществе резко пошел вниз, даже полковничьей зарплаты при галопирующей бешеными темпами инфляции едва хватало на то, чтобы свести концы с концами.
Поэтому назначение в мадридскую резидентуру, где, помимо льготной выслуги, шла двойная оплата: на родине — в рублях, а за границей — в валюте, для Скрипаля являлось подарком судьбы. Теперь ему оставался всего один шаг до самой важной, составляющей предмет особой гордости разведчика должности резидента! Но к тому времени она, вероятно, в его глазах потеряла свой романтический ореол и значение. Суровая проза новой жизни, когда на смену приказавшему долго жить, «вечно живому» марксизму-ленинизму пришел безжалостный «господин доллар», пробудила в нем глубоко дремавшие чувства — зависть и корыстолюбие. Он, имевший два высших образования, боевые награды и в совершенстве владевший несколькими языками, оказался лишним на этом празднике жизни, где «малиновые пиджаки» и хваткие «бритые затылки» с замашками «бомбил» в одночасье сколачивали огромные состояния.
На высокую должность в резидентуру ГРУ в Испании Скрипаль отправился в смешанных чувствах. С одной стороны, он радовался тому, что удалось вырваться из Москвы, где семье приходилось жить от зарплаты до зарплаты, а вызывающая роскошь олигархов все больше раздражала и будила зависть и ненависть к ним. С другой стороны, его терзали мысли о том, что годы, проведенные за границей, окажутся бесполезно потраченными. В то время когда он будет «убиваться» на службе и рисковать собою, его удачливые знакомые и коллеги, ушедшие со службы в бизнес, сумеют сколотить состояния. С этими мыслями Скрипаль прибыл в Мадрид и приступил к работе.
Появление нового сотрудника в составе посольства России в Испании не осталось без внимания местной спецслужбы и, конечно, британской разведки МИ-6. И для того имелись веские причины: последняя положила на него свой глаз еще во время работы на Мальте. То, что не разглядели в Скрипале его наставники в академии, а затем руководители резидентуры, увидели сотрудники британской разведки.
Амбициозный карьерист, любящий за чужой счет «шаркнуть» по жизни да еще проходящий службу не где-нибудь, а в ГРУ, Скрипаль показался им подходящей кандидатурой на вербовку. Однако опытные мастера шпионажа не спешили ее форсировать и искусно плели вокруг него тайную паутину. Одна из самых опытных и коварных разведок мира в своей работе не привыкла размениваться по мелочам и давать осечки. Прошлое имперское величие британских рыцарей плаща и кинжала впиталось в кровь и плоть их потомков. И, несмотря на то что в конце двадцатого столетия от некогда могущественной британской империи, в которой когда-то не заходило солнце, остались жалкие осколки, ее сотрудники по-прежнему старались, если пить — так шампанское, а если вербовать — так «королей».
В тот период, когда Скрипаль работал на Мальте, в представлении британской разведки он пока с трудом тянул на «валета», да и то не козырного. Поэтому к нему пока только присматривались: выискивали уязвимые места и терпеливо ждали того дня, когда будущий кандидат дорастет до приличной должности и окончательно растеряет остатки патриотизма и марксизма-ленинизма, которые в него крепко вбили сначала во время учебы в военном училище, затем — при прохождении службы в воздушно-десантных войсках, а позже — в период учебы в военно-дипломатической академии.
В своих расчетах сотрудники МИ-6 не ошиблись: частые походы Скрипаля по магазинам, в рестораны и беседы с испанскими связями были подтверждением того. В них он, пока еще исподволь, прощупывал возможность для совместного занятия бизнесом. Это послужило сигналом для британских разведчиков: «клиент» созрел для вербовки, и они принялись готовить для нее почву.
В октябре 1994 года в числе связей Скрипаля появился бывший военнослужащий и несостоявшийся испанский космонавт Луис. Тот оказался настоящим «душкой», и вскоре они уже были на короткой ноге. Луис проникался все большим доверием к «русскому другу» и не стеснялся делиться с ним своими проблемами и раскрывать душу. С его слов, после того как на российскую космическую станцию «Мир» отправился другой, он разочаровался в военной службе и решил заняться бизнесом. Проснувшийся было в Скрипале профессиональный интерес к Луису как к объекту вербовки угас. Но ловкий «идальго», видимо, успевший к тому времени пройти короткий шпионский ликбез, умело подвел под него «крючок с наживкой». Во время разговора он как бы невзначай обмолвился о том, что долгое время служил на военной базе ВВС США в Испании и на этой почве приобрел обширные знакомства.