Повеяло ветерком. Уйма остановился. Я догнала его, встала рядом, стараясь дышать поспокойнее и потише.
— Тут они шли, — сказал Уйма.
Перед нами был глубокий ров шириной с небольшую улицу. Через ров была перекинута медная труба — во всяком случае, мне подумалось, что это должна быть медь. Никогда в жизни не видела такого музыкального инструмента — он был похож на распрямлённый и вытянутый в струнку саксофон колоссальных размеров.
Слева от трубы ров был неглубокий, можно было разглядеть кучи хлама на каменистом дне. Справа зияла чёрная пустота. Уйма столкнул туда камушек носком сапога — звука падения мы так и не дождались.
— Тут они шли, — повторил Уйма. — Кто, к примеру, дурак — валится налево. А кто, скажем, трус — направо…
— Трус?
— К примеру, жритраву. А кто хороший — переходит на ту сторону.
— По-твоему, если не дурак и не трус, то уже хороший?
Уйма уставился на меня с непонятным выражением. Я смутилась.
— Ну а мы куда свалимся? — спросила грубым, как после простуды, голосом.
— Мы хорошие, — возразил Уйма. — К тому же мы живые. Зачем нам идти через эту трубу? Там перелаз есть…
Я проследила за его взглядом. Слева, чуть в стороне, ров был завален каменными глыбами, и по их гребням можно было перебраться на ту сторону.
Уйме было просто — он перешагивал с камня на камень. Мне мешал посох, и, если честно, ноги оказались коротковаты. В одном месте я не удержалась и сползла по скользкому камню почти на самое дно.
Людоед, к моему ужасу, не стал тут же вытаскивать меня. Он, наоборот, спрыгнул, перелетел через мою голову и приземлился на дне — беззвучно.
Присел. Потрогал чёрный камень.
— Тут был огонь, — в голосе его звучало удовлетворение. Звук отражался от низкого потолка, от скал и от стенок рва, казалось, сама пещера говорит многими свистящими голосами. — Для дураков, значит.
— По-твоему, дураки хуже всех? — спросила я угрюмо.
— Нет, — Уйма почесал бородищу. — Там, с другой стороны, вообще непонятно что. Дырка. Пустота. Трусу, стало быть, долго лететь.
— Значит, трусы хуже всех?
Уйма посмотрел на меня с подозрением. Хотел ответить, но что-то привлекло его внимание. Он наклонился и вытащил из каменного крошева тусклый волнистый меч с остатками вцепившейся в него руки.
Стряхнул кости вместе с ветхим рукавом. С удовольствием примерился к мечу, взмахнул и так и сяк — засвистел воздух.
— Это что, тоже осталось от мёртвых? — у меня заныло под ложечкой.
— Это уже потом, когда живые тут ходили, — сказал Уйма с удовольствием. — К Печати шли. Хотели, значит, обратно выбраться, некроманты, жритраву.
Я попыталась влезть на обломок скалы. Ничего не получалось.
— Уйма, мы что, так и будем в яме сидеть?
— Не будем.
Он подал мне волосатую пятерню, и я уцепилась за неё почти с облегчением.
— Трудно быть мёртвым, — бормотал Уйма, помогая мне выбраться на противоположный край рва. — И без того трудно, а тут ещё некроманты. Попадись мне хоть один…
— Откуда ты знаешь, кто такие некроманты?
— Откуда? А у нас на островах они тысячу лет гнездились, и вот что за беда — их жрать несподручно.
— Ядовитые?
— Не то чтобы. Неприлично их жрать. Однажды некроманта съешь — потом всю жизнь тыкать пальцем будут.
Я заглянула Уйме в волосатое лицо. В бороде не понять было, говорит он правду или издевается.
* * *Ещё примерно через полчаса мы выбрались на узкий каменный карниз. Пещера осталась позади — над нами было небо, чёрное, без луны и без звёзд. Ветер пахнул дымом. Впереди расстилалась, кажется, равнина — я увидела много огней, стекающихся к одному большому пожарищу.
Я посмотрела ночным зрением. Так и есть — посреди равнины горели развалины, их со всех сторон атаковали не то люди, не то призраки, издалека не разберёшь.
— Жизнь идёт, — задумчиво сказал Уйма, и я снова не поняла, не смеётся ли он надо мной.
Неподалёку от нас стоял ещё один замок — почти целый, с виду неприступный, закутанный в стены и бастионы, как младенец в пелёнки. В окне башни мелькнул огонёк; я присмотрелась. Нет, не показалось, вот снова мелькнул.
Я поводила посохом, как антенной, пытаясь уловить, откуда исходит опасность. От горящих развалин опасностью несло за версту. Но и тёмный замок вовсе не внушал доверия.
Под нами была отвесная круча. Чтобы спуститься здесь, надо было быть дипломированным скалолазом с полным набором снаряжения.
— Это путь для хороших, — Уйма читал мои мысли. — Должна найтись лесенка.
Я хмыкнула.
— Там, — Уйма указал вдоль карниза. — Поищи. И стоило мне завернуть за угол — как «лесенка» нашлась. Она была сложена из мрамора, она была укрыта остатками ковра! Я подумала: а может, я несправедливо обидела Гарольда? Может, Уйма в самом деле стоит десятерых?
— Спускаемся, — сказала я начальственным голосом. Пусть людоед не забывает, кто здесь главный.
* * *Если бы вам пришлось добывать принцев в совершенно незнакомой стране — куда бы вы для начала направились?
Думаю, в замок. Где замок — там, возможно, принцы. Или хотя бы кто-то, кто знает, где этих принцев искать.
К тому времени, как мы с Уймой постучались в ворота, я уже едва держалась на ногах. Я умирала от усталости, мне хотелось пить, есть, а больше всего — проснуться в своей постели и вздохнуть с облегчением.
И ведь кого винить? Некого винить. Сама пошла, сама напросилась. Не послушала Оберона (а ведь могла бы припомнить, чем такое непослушание обычно кончается). Может, ещё не поздно вернуться в пещеру, дойти до Печати и сбежать из этого неуютного мира?
— Ключ потеряла? — спросил Уйма. Волнистый меч он взял с собой и держал теперь под мышкой, как огромный градусник.
Я так устала, что даже не вздрогнула в очередной раз. Восковой отпечаток Гарольдова пальца лежал в глубине кармана, я и без Уймы проверяла его каждую секунду.
— Ты не нагрей его. А то размажется, и всё.
Поучи меня, подумала я сумрачно.
Мешал плащ. Мешали сапоги. Даже посох казался слишком большим и тяжёлым. Я опиралась на него, как старец на клюку. И повелитель людоедов из меня, если честно, не вышел. Всего несколько часов мы провели за Ведьминой Печатью, но Уйма уже полностью утвердил своё главенство — по праву сильного. Более того: захоти он сожрать меня прямо здесь и немедленно, я бы даже не удивилась, наверное.
— Сейчас, — сказал Уйма, чуть различимо усмехаясь в бороду, — нас встретят, как дорогих гостей. Накормят мясом. Напоят. И уложат спать.
Он издевался. Он издевался надо мной почти всегда, когда говорил.
— Это же ты захотел идти в замок, — сказала я, хоть это было неправдой. Мы оба захотели идти в замок. Куда ещё?
Уйма со свистом втянул в себя воздух — засмеялся. В этот момент в воротах открылось окошечко.
— Кто там? — в голосе не было ни радости, ни гостеприимства.
— Друзья, — отозвался Уйма, прежде чем я успела открыть рот.
— Ждите… Окошечко закрылось.
— Почему «друзья»? — спросила я шёпотом.
— Потому что или друзья, или враги. Он бы тебя кипящим маслом со стены — и жритраву.
Я попятилась от ворот. Запрокинула голову. Прямо над нами в самом деле нависал глиняный раструб.
— Давай отойдём.
— Если друзья, — резонно возразил людоед, — то стой и жди.
— А если здесь нет принцев?
— Значит, нет.
— А если…
— А если глаз отвалится и в кишки провалится? Ты вот что, маг дороги. Никому не говори, откуда мы. И про ключ молчи.
В этот момент заскрипели ворота.
* * *В длинной полутёмной комнате сидели кружком люди. Живые, насколько я могла судить. Воины в доспехах, среди них, к моему удивлению, две плечистых женщины. Старичок, лысый и бородатый. Ещё кто-то — я не успела рассмотреть.
Они сидели, не сводя глаз с трупа, который валялся на мозаичном каменном полу. Я испугалась.
Мёртвый мужчина лежал, глядя в потолок стеклянными голубыми глазами. Его кружевная рубаха была наполовину белая, наполовину тёмно-красная. Из окровавленной груди торчал не то кинжал, не то стилет — я увидела рукоятку и быстро отвела глаза. Ну надо же, попали как раз на похороны.
— Садитесь, — сказал пожилой стражник, который нас привёл.
Уйма, ни о чём не спрашивая, опустился на пол. Я присела рядом на корточки. Это что, у них такой обряд похоронный? Сидеть и пялиться на павшего воина? Но этот, кажется, погиб не в бою — скорее, его в постели предательски подрезали.
Может, это был принц? Единственный принц здешних мест?
От жажды у меня растрескались губы. Перед глазами темнело. И вот, когда я уже готова была сдаться и грохнуться в обморок рядом с бездыханным телом, труп вдруг мигнул.
Никто не удивился. Никто не испугался. По комнате прошёл радостный шепоток, и многие вздохнули с облегчением.
Труп мигнул ещё раз. Приподнялся на локте. Протёр глаза. Оглядел собравшихся. Взгляд его остановился на Уйме.
— Кто такой? — спросил он голосом большого начальника.
— Друг, — Уйма даже не мигнул.
— Будешь биться?
— Буду, — отозвался Уйма после едва ощутимой заминки. Бывший труп осклабился:
— Поглядим, как ты бьёшься…
Он сел и с натугой выдернул из груди стилет — я рассмотрела чёрное от крови треугольное лезвие. Его взгляд равнодушно скользнул по мне (посох, к счастью, лежал на полу за спиной широкого Уймы).
— А это кто?
— Слуга, — отозвался Уйма без зазрения совести. — Мальчишка.
Я поперхнулась и закашлялась. Рассудок мой жалобно кричал, что Уйма прав и нечего здесь размахивать посохом, но всё равно обида была ужасная. Вот так — из магов дороги к людоеду в мальчишки!
Бывший труп совершенно удовлетворился этим ответом и больше на меня не смотрел.
— Братья, — сказал он без всякого выражения, будто читая заученный текст. — Я с вами. А значит, мы победим… Если у вас есть хоть пара десятков солдат, — добавил он, внезапно засомневавшись.
— У нас почти сотня, Мастер-Генерал! — радостно сообщила одна из бронированных дам.
— На стены, — всё так же без выражения сказал Мастер-Генерал. — Все на стены! Это наш последний бой. Пусть атакуют.
* * *В наступившей суете Уйма куда-то подевался. Я нашла себе уголок, села, пристроив посох в тёмном местечке, и задумалась: умирать сейчас или погодить?
Уйма появился минут через десять. Сперва я услышала чавканье, потом запах жареного мяса, наконец, в коридоре появился людоед. В правой руке у него был меч, в левой — огромная кость с остатками мяса. Не иначе, убил кого-то и доедает.
— Идём.
— Куда?
— Здесь кухня.
В проёме между двумя окнами Уйма остановился. Рванул со стены ветхую портьеру. Затрещали нитки.
— Ты чего?
— Посох замотай. Кто спросит, скажи — лыжи.
— Что?
Уйма, не слушая меня, удалялся по коридору. Волоча в одной руке посох, а в другой обрывок портьеры, я поспешила за ним. Ну откуда, скажите пожалуйста, волосатому людоеду с островов знать, что такое лыжи?
И кто с собой потащит лыжи в осаждённый замок?
— Ты издеваешься, — сказала я жалобно. — Ты опять смеёшься надо мной.
— Нет.
И он втолкнул меня в просторное, пропахшее дымом и жиром помещение. Здесь никого не было, если не считать крысы, которая при нашем появлении даже не соизволила убежать — просто ушла в нору, неторопливо и вразвалочку.
Я со стоном повалилась на деревянный стул.
— Заматывай посох, — Уйма заглянул в котёл, висевший на треноге рядом с погасшим очагом. — Кашу будешь?
— Пить хочу.
— Вино будешь?
— Нет.
Уйма фыркнул:
— Тогда водичка.
Я вспомнила морс, которым меня угощал Оберон.
— Зачем мы сюда пришли, если тут нет принцев?
— На, — Уйма поставил передо мной тарелку каши и кружку с водой. — Скажешь Гарольду — Уйма заботился.
Глава 9 Максимилиан
Не знаю, сколько я спала. Просто упала на деревянную лавку и так, не снимая сапог, выключилась, словно электрическая игрушка. Мог приходить кто угодно, отбирать посох, красть восковой ключ, резать меня или есть живьём — я бы и бровью не повела.
А когда проснулась — за узенькими окошками уже был день, в отдалении что-то грохотало и стены замка сотрясались.
Сражение!
Я нащупала посох, завёрнутый в остатки портьеры. Надо было, по крайней мере, увидеть, что там происходит, кто побеждает и жив ли ещё Уйма. А ещё неплохо бы появиться на поле боя, ударить в небо зелёной молнией, и пусть они признают во мне могучего боевого мага, а не мальчишку на побегушках…
Я подошла к очагу посмотреть, не осталось ли в котле ещё каши, и в этот момент в трубе зашуршало. Шлёп! — в остывший очаг вывалился человек; я вскинула посох наизготовку.
Он был небольшой. С меня ростом. Мальчик, одетый в чёрное, с наполовину чёрным от сажи лицом, с очень белыми, но перепачканными волосами. А глаза у него были чернющие, так что даже зрачков почти не разглядеть.
Он уставился на меня вот этими чёрными глазами, и у меня вдруг от страха поджилки затряслись. Хотя он вовсе не выглядел сильным — тощий, будто его год не кормили. Узкие плечи. Острый нос.
— Привет, — сказал он как ни в чём не бывало. — А я что-то про тебя знаю.
— Привет, — отозвалась я, стараясь выглядеть насмешливо. — Я тоже про тебя что-то знаю. Ты трубочист.
— Я такой же трубочист, как ты — слуга этого волосатого, — он ухмыльнулся.
— А кто я? — мне очень хотелось, чтобы голос звучал потвёрже.
— Ты маг, — он перестал скалиться.
Это было так неожиданно, что я опустила посох.
— С чего ты взял?
— Но и это не главное. — Он выбрался из очага, заглянул в котёл, поморщился, рассеянно оглядел кухню, словно решая, чем тут можно поживиться. — Главное — ты оттуда. Из-за Печати.
— Нет, — сказала я поспешно.
— Да, — он зажмурился, как кот на солнцепёке. — Здесь где-то были яблоки в сахаре. Ты не знаешь?
— Не знаю, — я едва удержалась, чтобы не проверить в кармане восковой ключ.
— Жаль, — он потянул носом воздух. — По-моему, первая атака отбита. Ты как считаешь?
— Я не знаю, — повторила я хмуро. — Ты сам кто такой?
Он остановился передо мной. Ему было лет двенадцать, и богатырским сложением он, как и я, не отличался.
— Я? — он улыбнулся, на запачканном сажей белом лице проступили милые ямочки. — Я тебе расскажу. Но сперва давай посмотрим, как там дела на поле боя?
* * *Ну кто там обычно лазает по трубе, кроме трубочистов? Санта-Клаус с большим мешком? То-то я ему не завидую…
Мальчишка поднимался первым, я видела его башмаки, ловко переступающие с одной железной скобы на другую. Скобы отстояли далеко друг от друга, в расчёте на взрослого человека, и оказались они такими грязными, что противно было прикоснуться. Отовсюду летела сажа. Когда мы наконец выбрались из трубы на крышу, я вовсю чихала, кашляла и была чумазая, как мой спутник.
Из рваных туч проглянуло солнце. Я огляделась, и у меня захватило дух: мы сидели на крыше башенки, возвышающейся над остальными, как бледная поганка над скопищем ложных опят. В отдалении дымились развалины соседнего замка, а наш собственный был виден как на ладони. Прямо под нами суетились люди на зубчатой стене, подносили камни, заряжали катапульты и выстреливали, не целясь, только воздух вокруг свистел.
Замирая от страха, я подобралась к самому краю крыши (стараясь не забывать о мальчишке, — мало ли что ему в голову взбредёт!). Отсюда стали видны враги — большое разноцветное войско, в этот момент как раз отступающее от стен. Врагов по пятам преследовали защитники замка, и когда я их разглядела, то чуть с крыши не свалилась!
С флангов сражались обыкновенные люди, кто в доспехах, кто без, а Уйма (я и его смогла разглядеть) — вообще голый до пояса. Но в центре, в передних рядах, стояли большеголовые, в полтора человеческих роста, страшилища!
— Что это?
— Куклы, — пренебрежительно сказал мой спутник. — Боевые игрушки Мастера. Безнадёжное дело, замок не взять. Принц-деспот может прямо сейчас поворачивать и уходить.
— Кто?
— Принц-деспот, — мальчишка стрельнул на меня чёрными глазами. — Только пришельцы из-за Печати могут быть такими незнайками.
Он помолчал и добавил высокомерно:
— Особенно если они девчонки.
Вот как. А я-то думала, что в мужской одежде похожа на мальчишку.
— Кто тебе сказал, что я из-за Печати? — я сделала вид, что не заметила насмешки.
— Сам догадался. Я тоже маг. И поумнее тебя.
— Хвастался бы меньше, — сказала я, отползая от края крыши и подтягивая к себе посох.
Мальчишка прищурился:
— Хочешь, сыграем в интересную игру?
— Не хочу. Мне сейчас не до игр.
— Это особая игра. Называется «вопрос — ответ». Ты ведь хочешь меня расспросить?
Он попал в точку.
— Вот-вот, — он глянул на горизонт, прикрыв глаза ладонью, потом снова на меня. — Я тоже кое-что хочу знать. Честный ответ в обмен на другой честный ответ. Идёт?
Атаковавшие замок враги отступали. Чудища, в самом деле похожие на неумело сшитых кукол, в какой-то момент замерли, как по команде, потом одновременно повернули обратно.
— Как они… они живые или мёртвые? Это Мастер-Генерал ими командует?
Он прищурился:
— Как много вопросов… И всё бесплатно.
— Жалко тебе ответить?
— Не жалко. Будем играть?
— А если ты соврёшь?
— Есть средство, — мальчишка посерьёзнел. — Чтобы и мне не врать, и тебе не врать. Ну? Давай?
* * *Лезть обратно в трубу мне, к счастью, не пришлось. Мальчишка знал тут все входы и выходы — по узенькой лестнице (Уйме бы не протиснуться) новый знакомый привёл меня в маленькую круглую комнату, где и пол и стены были увешаны и устланы старыми, ветхими полотнищами. Узкая дверь, едва закрывшись, спряталась под парчовыми и бархатными, цветными и чёрными тканями.