— Выкуп пятьдесят миллионов — это ты загнул! Никогда не получишь.
— Еще как заплатят! — ответил Махмуд. — Козлы вонючие…
Выйдя из каюты, Казин привычно свернул к трапу на нижний ярус, откуда была слышна арабская музыка и где пулеметчик и Лысый Раис охраняли каюту с моряками «Антея».
Но Махмуд, идя за капитаном, остановил его громким окриком:
— Стой! Куда ты?
— Вниз, к моей команде, — невинно сказал Казин.
— Нет! Никакой команды! — И Махмуд ткнул его в спину автоматом. — Иди на место!
Сжав зубы, Казин пошел по трапу вверх, к ходовой рубке. А Махмуд что-то крикнул вниз по-сомалийски.
Там Лысый Раис, выключив транзистор, вскочил и криком что-то доложил Махмуду по-сомалийски.
От этого крика в каюте зашевелились полуголые моряки, спавшие на полу впритирку друг к другу.
— Ой, блин! Опять эти «снегурочки»!
— А музыка у них! Бетховен отдыхает!
— Ё-моё! Можно хоть с утра тут не курить?
— А в гальюн кто крайний?
22Стоя за телекамерой, ассистент режиссера выбрасывал пальцы и беззвучно считал:
— Три… два… один… начали!
— Добрый вечер, дорогие слушатели! — сказала в камеру молодая телеведущая. — В эфире наша еженедельная программа «Морской узел». Сегодня у нас в гостях жены моряков шведского сухогруза «Антей», захваченного сомалийскими пиратами, и московская журналистка Ольга Казина, дочь капитана «Антея». Как вы, конечно, знаете, экипаж «Антея» состоит из российских и украинских моряков, и буквально только что нам стало известно, что пираты запросили невиданный выкуп — пятьдесят миллионов долларов! Оля, что вы думаете? Почему вдруг такая огромная сумма?
— Судя по сообщениям прессы, — ответила Ольга, — на борту «Антея» оружие, которое греческий поставщик отправил правительству Нигерии. Это совершенно легальная сделка, хотя вызывает удивление, почему судовладелец отправил такой груз без охраны. Но во всех случаях речь идет о жизни моряков — российских граждан, и мы считаем, что наше правительство обязано…
— Понятно, спасибо, — перебила ведущая. — По поводу обязанностей нашего правительства мы пригласили в студию юрист-консула нашего пароходства Василия Игнатова. Пожалуйста, Василий Николаевич!
— Я не адвокат правительства, — вальяжно усмехнулся пожилой дородный Игнатов, — но уверен, что Кремль по дипломатическим каналам принимает все возможные меры для спасения наших моряков…
— У России нет дипломатических отношений с Сомали, — вмешалась Ольга. — Там вообще нет единого государства.
— Это не важно, — небрежно отмахнулся Игнатов. — Наверняка есть другие каналы. Но я хочу сказать о другом. Будучи российскими гражданами, моряки «Антея» подписали рабочие контракты со шведским судовладельцем. — Он впервые повернулся к Ольге и женам моряков. — Вы видели эти контракты? Там записано, что в случае плена судовладелец обязан обеспечить их семьи и гарантировать выкуп? А? Кто-нибудь из вас видел эти контракты?
Ольга и остальные женщины молчали.
— Я уверен, что ничего этого нет, — победно усмехнулся Игнатов. — Наши люди подписывают такие контракты не глядя, не считая нужным показать их своим адвокатам, а потом требуют у правительства: спасайте нас! Но тут возникает вопрос: а на какие деньги наше правительство должно их спасать? А? Они что, платят налоги с тех зарплат, которые получают за рубежом? Вот вы, Ольга, летали к шведскому судовладельцу — разве он платит нам налоги с контрактов этих моряков? Конечно, нет! Он если и платит налоги, то шведскому правительству. Вот и получается, что обращаться за защитой вам нужно к Швеции…
Жены моряков зашумели:
— Спасибо! Выходит, здесь мы никому не нужны!..
— Конечно! Всем наплевать!..
— Мы Путину напишем! Медведеву!..
Возмущенная «подставой» своей бывшей подруги, с которой она работала на местном ТВ до перехода на столичное телевидение, Ольга после передачи зашла в гримерку. Там ведущая, стоя у зеркала, влажной салфеткой снимала тон с лица.
— Не могла предупредить, что будет этот юрист? — спросила у нее Ольга в упор.
Но бывшая подруга, не повернувшись от зеркала, только пожала плечами:
— А что тебе не понравилось? Очень острая передача получилась.
Посмотрев через зеркало ей в глаза, Ольга повернулась и вышла.
— Звезда, бля! — сказала ей вслед бывшая подруга.
23На рассвете одиннадцать моряков, впритирку спавших на полу каюты, разбудила беспорядочная оружейная пальба за открытым иллюминатором. Боцман, лежавший подле иллюминатора, не шелохнулся, но маслопуп, то есть, простите, моторист, лежавший рядом, все-таки осторожно выглянул наружу. Там еще один сухогруз — балкер «Patriot» с мальтийским флагом — шел к берегу в сопровождении ликующих пиратских катеров и лодок.
— Ни фига себе! Еще один пленный! — сказал моторист.
— Да они этим живут, блин! — заметил электромен, он же электромеханик. — Каждый день по судну берут, а то и по два.
Моряки стали подниматься — кто принялся молиться, кто пробовал делать в этой тесноте если не зарядку, то хотя бы разминку, кто занимал очередь в туалет.
— Я одного нэ розумию, — громко сказал моторист Тумба, пытаясь прорвать негласный бойкот, который объявили ему моряки после предательства им Оксаны. — Як цывильный свит можэ трыматы, шо якысь-то сомалийцы полонят ихни корабли и щэ запытуют мильоны долларив?
— А по-русски, маслопуп? Слабо сказать, чтоб тебя люди поняли? — заметил ему третий помощник капитана.
— А я нэ з тобой балакаю, — тут же отшил Тумба. — Я Панаса пытаю.
— Меня? — спросил третий механик Углов, держа в руках своих черепашек. — Чому цивильный мир терпит пиратов? Так цэ ж просто! Ось ты, напрыклад, цивилизованный чэ ни?
— Ну, цивильный, — принужденно ответил Тумба, уже поджидая подвох. — А шо?
— А то, что ты даже свою бабу предал! — вмешался электромеханик. — Так что ж ты хочешь от других? На хрен мы кому нужны?
Тут послышался громкий, как выстрел, шум воды, спускаемой в туалете, и оттуда, подтягивая трусы, вышел габаритный боцман, у которого на судне было две клички — Дракон и Шкура. Оправдывая их, он грубо оттолкнул всех, собравшихся у иллюминатора.
— Брысь звидсыль!
— Подышать-то дай людям, — сказал ему третий помощник.
— За подышать платить трэба. Сигареты маешь?
— Я не курю.
— А нэ куриш, так нэ дышы! — отрезал Дракон и лег на свое место под иллюминатором.
Между тем ниже этажом повариха Настя и дневальная Оксана, выходя из своей каюты, наткнулись на неожиданное препятствие: охранник-сомалиец остановил Оксану.
— No, you stay!
Оксана и Настя стали, как могли, объяснять:
— Мы повара! Cook! Breakfast! Завтрак готовить! Понимаешь? To kitchen!
Но сомалиец пинал их автоматом и говорил Насте:
— You cook! — А Оксане: — You stay!
— Мы вместе, понимаешь? Together! To kitchen!
Сомалиец, вспылив, передернул затвор автомата и приказал Насте:
— Go! Kitchen!
Настя вынужденно оставила Оксану.
Сомалиец запер Оксану в каюте, а сам с автоматом на изготовку повел Настю на камбуз.
Оксана, оставшись в крохотной каюте, прислушалась, затем достала из-под подушки маленькую, величиной с ладонь, иконку с Николаем Угодником, поставила ее на тумбочку, принайтованную у откидной койки, опустилась перед Николаем на колени и стала молиться. Но длилось это недолго — в двери послышался поворот ключа, и в каюту вошел Махмуд. Тут же заперев каюту изнутри, он с широкой улыбкой на черном, как сапог, лице шагнул к Оксане.
— White lady, I want you, — сказал он и протянул ей свою черно-розовую ладонь. На этой ладони ярко блестел золотой браслет с какими-то драгоценными камушками — пиратская наверняка добыча.
— ПАПА-А-А!!! — истошно завопила Оксана. — ПАПА-А!!!
— Quiet! Тихо! Cool down! — испугался Махмуд.
Но Оксана, изо всех сил обняв принайтованную к полу тумбочку, продолжала без остановки орать в полный голос:
— ПАПА-ААА! ПА-ПААА!..
Этот крик разнесся по судну, и в каюте пленных моряков кто-то решительно встал на ноги… А на верхней палубе Лысый Раис, потрошивший в море только что зарезанную и ошкуренную козу (отчего у борта судна собралась туча акул), тоже повернулся на этот крик… А в ходовой рубке сомалийцы-охранники понимающе усмехнулись… А в штурманском отсеке капитан, переглянувшись со старпомом, бросился из отсека в ходовую рубку и включил ревун, который корабли включают, когда идут сквозь густой туман.
Низкий прерывистый рев заполнил «Антей» и полетел над заливом.
Напуганные этим ревом сомалийцы-охранники заполошно вскочили с автоматами в руках.
А Оксана, сидя на корточках и обнимая принайтованную тумбочку, продолжала истошно орать «Папа! Папа!».
Махмуд, оглушенный ревуном, выскочил, матерясь, из каюты, взлетел по трапу наверх и ворвался в ходовую рубку.
Там ему открылось странное зрелище. Капитан Казин стоял у штурвала, жал рычаг ревуна, а вокруг него — с автоматами наперевес — торчали очумелые и ничего не понимающие охранники.
— Stop! Стоп! — закричал Махмуд.
Капитан отпустил рычаг, ревун замолк.
— What are you doing? — налетел на него Махмуд.
— Я не могу больше ждать! — И Казин показал на фрегат Евросоюза, стоявший неподалеку. — Какого хрена они спят?! Они должны начать переговоры о выкупе! У меня инсулина в обрез! Ага, видишь, проснулись!
Действительно, через разбитый иллюминатор ходовой рубки было видно, как на фрегате забегали матросы. И тут же по радио раздался голос радиста фрегата:
— «Антей»! «Антей»! Что у вас случилось? Прием!
Капитан взял микрофон.
— Фрегат Евросоюза! Ничего не случилось. В этом и беда! Сколько мы будем здесь торчать? Пора начинать переговоры о выкупе. Прием!
24Сойдя с автобуса и зайдя во двор своего дома, заваленного снегом и сугробами, Ольга, оскальзываясь на наледях, шла к подъезду и вдруг увидела свою мать, которая прогуливалась тут с боксером на поводке.
Ольга остановилась.
— Привет! — сказала мать, подходя.
Ольга выжидающе промолчала, но мать не обратила на это внимания.
— Ты когда в Москву?
— Прямо сейчас… А что?
Мать протянула ей какой-то конверт:
— Держи.
— Что это?
— Держи, не бойся! — И мать буквально всунула конверт ей в руки. — Здесь полторы штуки, зелеными.
— За что? — удивилась Ольга.
— Не за что, а на билеты. Я смотрела телевизор. Тебе нужно лететь к этим сволочам, спасать отца. — И мать, отвернувшись, дернула боксера за поводок. — Пойдем, Ротшильд!
Ольга, остолбенев от изумления, смотрела им вслед.
Но тут, скатившись на санках со снежной горки, к ней подбежала конопатая шестилетняя Катя.
— Тетя Оля, а когда мой папа приедет?
25Лысый Раис притащил на камбуз ведро с кусками ошкуренной и выпотрошенной козы, переложил эти куски в кастрюлю, засыпал рисом из мешка с маркировкой «UNHCR» и поставил на огонь рядом с кастрюлями, в которых Настя варила макароны для экипажа «Антея».
И почти сразу после Раиса на камбуз пришла Оксана, еще вся взвинченная и красная после инцидента.
— Махмуд? — негромко спросила Настя.
— Ну да. Еле отбилась. Козел! — ответила Оксана и кивнула на Раиса: — А этот чё тут делает?
— Для своих готуе. Махмуд заборонив своим наше исты, шоб мы их не потравили.
— И слава Богу! Еще этих козлов кормить!
Полчаса спустя, в сопровождении двух вооруженных автоматами сомалийцев, Высокого Сахиба и Толстого Закира, Настя и Оксана с тяжелым эмалированным ведром и холщовой торбой в руках вошли в каюту старшего помощника. Там пленные моряки, полуголые от жары, уже ждали их с алюминиевыми мисками и градом вопросов:
— Что случилось?
— Чё сирена ревела?
— Чем сёдня кормите?
— Оксана, это ты орала?
Сняв крышку с ведра, Настя стала черпаком плюхать в их миски вареные макароны — сначала боцману, потом остальным. А Оксана доставала из торбы галеты и выдавала каждому по две.
Моряки недовольно ворчали:
— Опять макароны!
— А чому без мяса?
— А тому шо мясо «снегурки» забрали! — сказала Настя.
— Что? Весь морозильник?
— Ну! — подтвердила Настя. — Мясо заперли и сами будут жрать!
— А ты чё орала? — спросил у Оксаны Тумба.
— Не твое дело.
Сидя на полу с миской в руках, Тумба примирительно погладил ее по ноге. Но она резко отодвинулась:
— Нэ чипай!
— Так вы там умисти з цыми козлами готуете? — сказал своей Насте боцман. — Ты дывысь у мэнэ!
— Я и дывлюсь, — ответила Настя. — На вас. Сэмнадцать мужиков на десять черножопых и сидите.
— А чё сделаешь? — сказал электромеханик. — У них автоматы.
Тут вмешался толстяк Закир, автоматом показал женщинам на выход:
— Finish! Finish!
А боцман негромко сказал своей Насте:
— Потравила б ты их…
— Дрысню напусти на них, — подхватил электромеханик. — А мы…
— Так воны ж в мэнэ нэ едят, — объяснила Настя. — У них свий повар.
Тем временем дюжий Саранцев сказал Высокому Сахибу, курившему сигарету:
— Закурить не дашь, белоснежка?
— What? — переспросил тот.
Саранцев объяснил жестами и по-английски:
— To smoke. Cigarette.
Но толстый Закир, подняв автомат, прервал эту беседу:
— Finish! Finish! — И Насте с Оксаной: — Out!
Настя и Оксана вышли из каюты. А Сахиб, подумав, достал из кармана початую пачку «Мальборо» и протянул Саранцеву. Тот взял всю пачку.
— Thank you…
Закир недовольно рявкнул на Сахиба по-сомалийски, оба вышли из каюты, и тут же к пачке «Мальборо» потянулись руки всех пленных моряков.
А Настя и Оксана вернулись на камбуз, где Лысый Раис сыпал какие-то специи в кастрюлю со своим козлиным рагу.
— Засранец, — проворчала Настя, — стырил мою «Вегету».
Из второй кастрюли с готовыми макаронами Настя больше половины переложила в судок и посмотрела на Лысого, сказала ему по-русски:
— Ну, ты идешь наверх?
Как ни странно, он ее понял.
— Yes, I am ready.
И снял свою кастрюлю с печи.
Настя подала Оксане судок с макаронами:
— Иди с ним.
Держа в руках судок и кастрюлю с горячей едой, Оксана и Раис поднялись в ходовую рубку. Однако при входе вооруженный охранник пропустил в рубку только Раиса, но остановил Оксану.
— It is for Capitan, — сказала Оксана, открывая судок. — Еда для капитана.
Но охранник забрал у нее судок и сам отнес капитану и старпому. Те переложили макароны в свои алюминиевые миски.
Оксана, стоя в двери в ожидании судка, издали смотрела на капитана.
Между тем Лысый переложил из кастрюли в алюминиевую миску Махмуда лучшие куски горячей козлятины, и Махмуд, почесав себя меж ягодиц, принялся за еду, поглядывая на Оксану и капитана.
— Папа, — издали, от двери сказала Оксана капитану, — как вы себя чувствуете?
— English only! — тут же приказал Махмуд.
— О’кей, — усмехнулась Оксана. — Папа, хау ар ю?
— I’m okay, dear, — отозвался Казин и посмотрел ей в глаза. — And you?
— Thank you, papa! — сказала Оксана. — Thank you for everything…
В ее взгляде было нечто большее, чем благодарность.
26Между тем всему остальному миру было действительно не до сомалийских пиратов и их пленников. В Ираке взрывались террористы-смертники, в Афганистане шла война с талибами, Европу терзал экономический кризис, Америка, трезвея после выборов Обамы, шла на Вашингтон демонстрациями tee-party, Иран практически в открытую гнал ядерную программу, Хезболла обстреливала Израиль, а Израиль бомбил Хезболлу. Лжеученые запугивали планету глобальным потеплением, лжемедики — свиным гриппом, Уго Чавес и Проханов сулили возврат Сталина, — ну и так далее, мир варился на жаровне незатухающих природных катаклизмов и международных скандалов, и то, что вчера было сенсацией, очень быстро тонуло и забывалось в потоке новых событий.
А неводом для отбора этих событий было, конечно, телевидение или, еще точнее, служба телевизионных новостей, работники которой обязаны выхватывать из этого потока самое важное, стремительно прессовать суть своего улова в одну-две минуты эфира и трижды за день обоймой сенсационных новостей с пулеметной скоростью выстреливать в телезрителя. Причем даже когда никаких по-настоящему важных событий в мире не происходит, телеведущие не могут выйти на экран и сказать, что сегодня в мире ничего, слава Богу, не случилось. Нет, работники службы теленовостейобязаныи, конечно, умеют даже из ничего сделать новость и сенсацию…
И после двух-трех лет такой работы у них возникает уверенность в том, что это они делают новости — точно так, как когда-то на улице Правды, в доме номер 24, журналисты газеты «Правда» всерьез сочиняли правду для шестой части света.
Но я отвлекся, извините.
В небольшом операционном зале службы теленовостей шел обычный, в режиме нон-стоп, трудовой день — сотрудники и сотрудницы сидели и стояли у экранов своих компьютеров и, как с медоносными пчелами, общались с разбросанными по всему миру телекорреспондентами, которые вместо меда собирали там урожай новостей и событий. Токио, Багдад, Бостон, Стамбул… Бразилия, Пакистан, Австралия, Якутия… Мир, объединенный Интернетом и Скайпом, сжался до размеров трех десятков компьютерных экранов и стал простой кинолентой или конвейером новостей на манер конвейера сосисочной фабрики.
У одного из таких компьютеров и работала Ольга Казина, а перед ней на экране было лицо их молодого собкора в Греции.
— Греция кипит! — энергично сообщал он. — Тысячи протестующих недовольны антикризисными мерами правительства. Массовые протесты в центре Афин переросли в беспорядки. Горят автомашины, магазины и банки. Чтобы разогнать демонстрантов, полиция применила водометы и слезоточивый газ. Но в пятницу к акциям протеста присоединятся профсоюзы учителей, госслужащих и транспорта…