— А? — переспросил тот, по-прежнему глядя на Ольгу.
— Я говорю, а вдруг это тот Махмуд, который пять месяцев держал «Star of the Sea»? Помнишь его?
— Они меняют имена… — уклончиво ответил Стивенсон.
Глайнт повернулся к настенным экранам.
— А сколько вы в принципе хотели бы заплатить?
— Ну, судно-то старое, — ответил ему Лэндстром. — Не больше миллиона. А за груз я вообще не дам ни цента.
— Fuck! — выругался Жора и в досаде с силой дернул на себе узел галстука, надетый явно по случаю этого визуального с Англией «конференс-колл». Галстук ему явно не шел и душил его, как петля. — С какой стати им вообще платить, этим макакам?!
Но никто на его вопрос не ответил, все хранили молчание.
— Ну хорошо, хрен с ними! — принужденно сказал Жора. — Я дам двести тысяч, больше у меня нет!
— Ясно, — подытожил Глайнт. — Значит, наша задача сбить выкуп с пятидесяти миллионов американских долларов до миллиона двести тысяч. Правильно?
Смит пожал плечами:
— Это минимум восемь месяцев переговоров.
— А то и все десять, — сказал Глайнт.
— Но по моим подсчетам, вчера у моего отца кончился инсулин, — мертвым голосом сообщила Ольга.
— Мы знаем, — сказал Глайнт. — Мы пробовали связаться с советом сомалийских старейшин, чтобы с их разрешения передать вашему отцу инсулин через командира фрегата Евросоюза.
— И? — спросил Шиянов.
— Они отказываются.
— Для них это еще один рычаг давления, — пояснил Смит и посмотрел на Ольгу. — Извините, мадам, они считают, что чем скорей вашему отцу станет плохо, тем быстрей мы согласимся заплатить выкуп.
— Послушайте, господа! — вдруг обратился Шиянов к Лэндстрому и Жоре. — Десять месяцев переговоров обойдутся вам… — Он повернулся к Глайнту. — Во сколько?
— Я не знаю, — пожав плечами, ответил тот и посмотрел на Смита и Стивенсона.
— Нет, заранее мы не можем сказать, — произнес Смит.
А Стивенсон, продолжая смотреть на Ольгу, вообще не вымолвил ни звука.
— А я знаю, — сказал Шиянов Лэндстрому и Жоре. — Десять месяцев — это… — И он принялся считать на крошечном калькуляторе, извлеченном из верхнего кармашка пиджака. — Двадцать часов в неделю… Пятьсот фунтов за час… Полмиллиона фунтов! Как минимум!
— Извините, — заметил ему Глайнт, — пятьсот фунтов за час переговоров — это было в прошлом году. Сейчас наши ставки выросли на сорок процентов.
— Понятно? — спросил Шиянов Лендстрома и Жору. — Так не проще ли поднять сумму выкупа?
34В штурманском отсеке ходовой рубки сомалийцы выстроились в очередь на измерение кровяного давления.
Капитан, измерив давление очередному пирату, сообщал: «117 на 72, нормально» или «125 на 84, слегка повышено, но жить будешь». Иногда делал озабоченное лицо, вооружался стетоскопом, приказывал раздеться до пояса и слушал стетоскопом легкие. Требовал «дыши», «не дыши», «открой рот» и осматривал гланды. При этом у каждого сомалийца спрашивал его имя и результаты обследования записывал в тетрадь. А измерив давление у последнего сомалийца, повернулся к Махмуду:
— Твоя команда здорова. Теперь очередь моей.
Махмуд, пойманный в эту ловушку, усмехнулся после паузы:
— Ты очень хитрый русский!
Казин пожал плечами:
— Я проверил твою команду, теперь проверю свою. Ты ведь должен знать, есть среди нас больные или нет.
Махмуд пристально поглядел Казину в глаза. Но деваться ему было некуда, и через десять минут очередь пленных моряков под охраной чернокожих сомалийцев выстроилась на лестнице-трапе перед дверью в ходовую рубку. Охранники пускали их в рубку по одному, а так называемый медосмотр Казин проводил под пристальным наблюдением Махмуда и Лысого Раиса. И все-таки замысел его удался — слушая легкие своего третьего помощника, он приказывал:
— Дыши… Повернись… Глубже дыши… — И негромко: — Жалуйся на что-нибудь. Кашляй…
Третий старательно кашлял и сочинял:
— У меня почки болят, вот тут…
— English! — приказал Махмуд.
— I don’t know as «почки» in English…
— He has pain in kidneys, — объяснил Казин Махмуду. — Do you know what kidneys are?
— No, — признался Махмуд.
— So let me make my job in Russian, — сказал Казин и ребром ладони стал стучать своего третьего помощника по спине и по ребрам. — Жалуйся еще на что-нибудь.
— Если честно, запоры мучают…
— Еще бы! Одни макароны. И без движения. Открой рот! — Казин заглянул ему в горло и сказал как бы между делом: — Никто нас не выкупает, пора самим освободить судно…
— Как? — удивился третий помощник.
— Шире рот! У них три основных поста охраны — наша ходовая рубка, ваша каюта и машинное, так? Высунь язык! Нужно хронометрировать все их дежурства — когда они спят, когда едят, даже когда ходят в сортир. Понял?
— И потом? — спросил третий.
— Потом я скажу потом… — Казин стал записывать в тетрадь результаты медосмотра. — Только никому. Я сам подберу, кто нам нужен. Следующий!
Моряки входили по одному, и Казин вел с ними такие же приватные разговоры.
— Дыши!.. Не дыши!.. — приказывал он старшему механику. — Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Открой рот! Твоя задача: заготовить все, чем можно забаррикадировать рулевой отсек. И по моему сигналу мгновенно ликвидировать ваших охранников. Кашляй…
— Что?! — старательно кашляя, изумился старший механик. — Как их ликвидировать?
— Не знаю. Думай. Здесь болит?
— Ужасно! Ну, ликвидирую, и что потом?
— Скажу в другой раз! Следующий! Next!
Старшего механика сменил боцман, но с ним диалога не получилось.
— На хрена мэни якысь-то давление мэрять? Я у порядку! — заявил он.
— Знаю. Ты свободен.
За боцманом следовал электромеханик.
— Ваша задача: во время игры в домино разыграть инфаркт или приступ аппендицита — такой, чтоб «снегурки» привели меня к вам. Дыши! Глубже дыши! И когда я приду, мы все вместе вырубаем вашу охрану и бегом — в рулевой отсек.
— И что? — спросил электромеханик. — Их полно остается на палубах…
— Кашляй! А мы — все до одного — баррикадируемся в рулевом и ждем, пока фрегат нас освободит, — посвятил его Казин в свой замысел. — Всё, свободен! Следующий!
Следующим был двухметроворостый Саранцев. Между командами «дыши — не дыши» он сам сказал капитану:
— Андрей Ефимович, я больше не могу.
— Что ты не можешь?
— Я кого-нибудь из них прибью и — за борт. Доплыву до фрегата.
— Ага, — сказал Казин. — Давай прыгай! Там акулы видел какие? Глубже дыши! Кашляй! И слушай меня внимательно…
А когда очередь дошла до Оксаны, Казин между командами «дыши — не дыши» и ей дал задание:
— Вы должны начать кормить и сомалийцев.
— Но Лысый сам для них готовит, боится, что мы их отравим.
— А вы давайте ему пробовать из нашего котла.
— Да он и так… Даже не пробует, а жрет!
— Ну вот. И постарайтесь так их кормить, чтобы в сон тянуло. Ясно?
И теперь для семерки избранных заговорщиков иссушающее безделье плена наполнилось делом жизни и смерти. Старпом, старший механик, второй и третий помощники, электромеханик, дюжий моторист и палубный матрос следили за своими охранниками-сомалийцами, когда те несли вахту на палубах, в ходовой рубке, в коридорах палубной надстройки, играли в домино, ели и спали. А Оксана и Настя, взяв у Лысого Раиса несколько кусков козлятины, приготовили такие макароны по-флотски, что Раис побежал угощать этим лакомством самого Махмуда.
Но во время очередного медосмотра заговорщики доложили капитану о своих сомнениях.
— Андрей Ефимович, допустим, мы все рванем в рулевой отсек и запремся там. А как на фрегате узнают, что можно атаковать?
— Элементарно. Раз мы не выходим на связь, значит, что-то случилось. Они подождут день-два и…
— А если пять дней?
— Ну, пусть и пять. Все равно.
— Но в рулевом нет никаких продуктов. Как же мы без еды?
— Ничего, голодать полезно.
35Накрытые все тем же широким шияновским зонтом, Шиянов и Ольга вышли из подъезда с небольшой вывеской «Glint, Smith & Stevenson Consulting Ltd.», прошли сквозь занудный лондонский дождь к мокрому темно-синему «ягуару». Ольга молча села в машину, ее глаза были полны слез.
Шиянов включил «дворники» и тронул машину.
Тут они оба увидели, как из подъезда особняка выскочил Стивенсон, оглянулся по сторонам на поток транспорта и, наплевав на британскую законопослушность, побежал к их машине.
Шиянов притормозил.
Стивенсон подбежал к «ягуару», открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья.
— Мисс Олга! Я сожалею о положении вашего отца! Я вам обещаю… Я буду лично вести переговоры… Я постараюсь сделать все, что смогу…
— Спасибо, — произнесла Ольга. — Thank you.
— Спасибо, — произнесла Ольга. — Thank you.
Шиянов завел машину, и «ягуар» покатил по улице.
В зеркале заднего обзора было видно, как Стивенсон, стоя под дождем, смотрит им вслед.
— Стоп! — вдруг сказала Ольга. — Пожалуйста, можно назад?
Шиянов остановил машину и в недоумении посмотрел на Ольгу.
— Вернуться?
— Да, пожалуйста!
С британской невозмутимостью Шиянов дал задний ход.
А Стивенсон с изумлением смотрел на возвращающийся «ягуар». Машина остановилась возле него, Ольга открыла дверцу и сказала:
— А я могу присутствовать при ваших переговорах?
36УКВ ожил на рассвете, голос радиста «Сириуса» сказал:
— «Антей»! «Антей»! Фрегат Евросоюза вызывает «Антей»! Прием!
Казин сонно поднялся со своего спального мешка (теперь, после его медицинских подвигов, Махмуд разрешил капитану и старпому по очереди спать на спальнике в штурманском отсеке ходовой рубки).
— Да спите вы, я отвечу! — сказал Казину стоявший на вахте старпом и включил микрофон. — «Антей» слушает! Прием!
Махмуд, спавший на спальнике в ходовой рубке, тоже поднялся, произнес недовольно:
— Fuck! Что им нужно, белым макакам?
— «Антей»! — сказал радист фрегата. — По сообщению владельца вашего судна, переговоры о выкупе будет вести лондонская компания «Glint, Smith and Stevenson». Но прежде чем начнутся переговоры, мы должны убедиться в том, что все моряки на «Антее» живы и к ним не применяются пытки и побои. Прием!
— Fuck you! — сказал Махмуд в сторону фрегата и добавил для старпома: — Я никого сюда не пущу, никакую проверку!
— Фрегат Евросоюза! Говорит «Антей»! — сказал в микрофон старпом. — Сомалийский командир говорит, что не пустит на судно никакую проверку. Прием!
— «Антей»! — ответил «Сириус». — Командир фрегата предлагает вам поднять всех моряков на верхнюю палубу. Наш вертолет снимет их на видео, и мы эту видеозапись отправим в Лондон. Прием!
Старпом вопросительно посмотрел на Махмуда.
— Да врут эти шакалы! Я им не верю! — сказал Махмуд.
— Фрегат Евросоюза! — произнес в микрофон старпом. — Сомалийский командир спрашивает, какие гарантии, что после этой съемки переговоры действительно начнутся? Прием!
— «Антей»! Командир фрегата предлагает: если вы покажете нам всех пленных моряков, мы сбросим вам спутниковый телефон для переговоров и всю реквизированную мирру. Over!
Это подействовало буквально магически: уже через минуту по приказу Махмуда вооруженные сомалийцы ворвались в каюту пленных, на камбуз и в машинное отделение, липкой лентой снова связали всем руки и, ничего не объяснив, грубо — криками, пинками и автоматами — погнали опешивших и полусонных моряков на самую верхнюю палубу.
— Всё! Прощайте! — твердил своим черепашкам третий механик. — Нас расстреляют! Всё! Расстреляют…
Кто-то на бегу пытался креститься связанными руками, Настя и Оксана плакали, а боцман, Тумба и здоровяк Саранцев матерились по-украински и по-русски.
На верхней палубе сомалийцы построили пленных в шеренгу, а сами с автоматами навскидку стали напротив.
Для пленных, не посвященных в требование командира фрегата, это выглядело как начало расстрела, и здоровяк Саранцев, стоя с краю шеренги, сделал шаг в сторону борта.
Выстрел Лысого остановил его, пуля ударила буквально в сантиметре от ступни моториста.
Саранцев посмотрел Лысому в глаза, а тот подбежал к нему, с силой ткнул автоматом в грудь.
— Don’t move! I’ll kill you!
Между тем с вертолетной площадки «Сириуса» взлетел вертолет и направился к «Антею».
Держа пленных под прицелом своих «калашей», пираты на всякий случай взвели затворы.
Вертолет подлетел к «Антею», в его распахнутом люке сидел спецназовец с видеокамерой. А пилот вертолета, кружа над «Антеем», докладывал в ларинг:
— «Сириус»! Я вижу только пятнадцать пленных. А сколько должно быть? Семнадцать? Нет, тут только пятнадцать. Прием!
— «Антей»! «Антей»! — тут же по УКВ воззвал радист «Сириуса». — Мы видим только пятнадцать пленных. Где еще двое? Повторяю: предъявите еще двоих! Over!
Махмуд нехотя вывел капитана и старпома на крыло ходовой рубки.
И только после этого вертолет сбросил на палубу пакет со спутниковым телефоном и мешок с миррой.
37— Говорит телецентр Белой Гавани! Вниманию родственников и близких экипажа судна «Антей», захваченного сомалийскими пиратами! Мы прерываем наши передачи для экстренного сообщения!..
В разных квартирах города дети, смотревшие вечернюю детскую программу, отлипали от телеэкранов и оглашали квартиры криком:
— Мама! Мама! Сюда! Быстрей!..
Жены и матери пленных моряков, бросив кухонные дела, устремлялись к телевизорам.
А диктор сказал:
— Только что из Лондона от нашего корреспондента Ольги Казиной мы получили оперативную видеозапись. Рады вам сообщить, что все моряки «Антея» живы. Включаем…
И на экранах пошла видеозапись, сделанная с вертолета Евросоюза: пленные, со связанными руками моряки стоят на верхней палубе «Антея». При этом опытный оператор-спецназовец снял их не только на общем плане, то есть всех вместе, но и лица каждого в отдельности. И теперь, увидев своего отца со связанными руками, конопатая шестилетняя Катя в ужасе закричала:
— Мама, это папа! Его счас убьют!
И действительно, в полной тишине, без закадрового комментария эти кадры выглядели как сцена расстрела в каком-нибудь кинофильме. Жены и матери моряков, глядя в своих квартирах на телеэкраны, рыдали беззвучными слезами, а в салоне красоты «Ля мур» мать Ольги, глядя на экран, застыла с мороженым в руках…
Слава Богу, хоть после видеозаписи теледиктор сподобился добавить:
— По сообщению нашего лондонского корреспондента, переговоры об освобождении шведского судна «Антей» и его экипажа начнутся в ближайшие дни…
38В лондонском офисе компании «Glint, Smith & Stevenson Consulting Ltd.» на настенном телеэкране беспрерывно, или, как говорят киношники, «на кольце», шла та же видеозапись съемки экипажа «Антея» с вертолета фрегата Евросоюза.
Стивенсон по спутниковому телефону вел переговоры с Махмудом.
Ольга с наушниками на голове молча сидела рядом, а если хотела вмешаться или хотя бы шевелилась, Стивенсон тут же прикладывал палец к губам, не давая произнести ни звука.
— Честно говоря, Махмуд, — говорил Стивенсон, — я прекрасно вас понимаю…
— Нет, не понимаешь! — отвечал Махмуд, с важным видом расхаживая по ходовой рубке «Антея» со спутниковым телефоном в руке. — Вы Панаме за проход через Панамский канал деньги даете? Туркам за Суэцкий канал платите? А почему нам за Аденский залив не платите? А? Это наш залив, наш! И у нас ничего нет — нефти нет, алмазов нет, даже дождей нет! Мы нищая страна! Но Аллах нам дал Аденский залив, чтобы вы платили за него! И будете платить! Клянусь Аллахом!
— Конечно, будем, Махмуд, — успокаивал его Стивенсон. — У вас очень аргументированная и грамотная позиция. Я тоже считаю, что это нужно обсудить в ООН и в ЮНЕСКО…
— Fuck ЮНЕСКО! — перебил Махмуд. — Это мы решаем! Мы, понимаешь? Мы установим плату за проход каждого судна — 10 тысяч долларов! И пока вы не примете наши условия, мы будем иметь ваши корабли, а вы будете платить за них в сто раз больше!
— Я уже согласен! — воскликнул Стивенсон. — Десять тысяч долларов на сто — это миллион. Завтра привезем, договорились?
— Fuck you! Тут оружия на сто миллионов! Я и так снизил вполовину.
Но Стивенсона трудно было вывести из себя даже матерными оскорблениями.
— Ну какие сто миллионов, Махмуд? — увещевал он сомалийца. — Будьте реалистом. Весь груз застрахован на десять миллионов. А вы же знаете правила страхования. Кто станет страховать на десять миллионов то, что стоит сто миллионов? Все делают наоборот. Поэтому хозяин груза не хочет платить. Если он доставит оружие в Нигерию, а это ваши враги, он получит десять миллионов. И если вы утопите это оружие, он тоже получит десять миллионов! Понимаете?
— О’кей! Я согласен на сорок миллионов! Но ни цента меньше! Бай! — И взбешенный Махмуд дал отбой.
Стивенсон вскочил с места.
— Ура! Я сбил десять миллионов!
— За неделю… — горестно сказала Ольга.
И с заплаканными глазами привезла ту же видеозапись врачу, приятелю и ровеснику Александра Шиянова. Врач нажатием «мышки» остановил изображение на крупном плане Казина, долго и пристально рассматривал его, даже лупу поднес к его лицу…
Ольга и Шиянов напряженно ждали.
— Саша, я могу говорить откровенно? — сказал врач по-русски.
Шиянов посмотрел на Ольгу.
— Доктор, я говорю по-русски, — произнесла она. — Можете быть откровенным.
Врач постучал по столу костяшками пальцев и произнес со вздохом: