— Раз так, идем наперехват. Рюкзаки — на спины, оружие на изготовку, пальцы скрестить. За мной!
Мы медленно взобрались на холм, продрались через кусты и замерли как вкопанные, увидев бредущее мимо стадо.
— Баракозы, — сказал я. — Помесь барана и козы. Нам о них говорили.
— Баракозы, — подтвердила Мадонетта. — Но нам не говорили, что они такие громадные. Даже до подмышки не дотянуться.
— Верно, — кивнул я. — И еще один нюанс. При таком росте они вполне годятся для верховой езды. И, если не ошибаюсь, мы наблюдаем трех наездников. Скачут прямо к нам…
— И машут оружием, — мрачно подхватил Стинго. — Ну вот, опять!
Глава 10
Размахивая мечами, кочевники неслись во весь опор. Острые черные копыта баракоз грохотали и вздымали облака пыли. Вид животных не сулил ничего хорошего — вообразите злые горящие глазки, грозные кривые рога и нечто весьма похожее на клыки. Мне никогда не встречались бараны или козлы с клыками, но, говорят, все когда-нибудь случается впервые.
— Держать строй, оружие к бою! — выкрикнул я, вскидывая собственный меч.
Передний наездник, облаченный во все черное, с силой натянул поводья, и его косматый скакун остановился, будто налетел на стену. Всадник метнул в меня хмурый взгляд по-над смоляной бородищей и заговорил гнусавым патриархальным басом:
— Взявший меч от меча и погибнет. Так речено в Книге.
— Ты не себя ли имеешь в виду? — полюбопытствовал я, даже не думая опускать клинок.
— Мы — люди не воинственные, но в сем зловредном мире вынуждены носить оружие, дабы оборонять стада.
Возможно, он не лгал. Как бы то ни было, я вынужден был поверить ему на слово, воткнул меч в землю и отступил на шаг. Но был готов схватить его в любое мгновение.
— Мы тоже не воинственные. И тоже вынуждены таскать оружие в этом зловредном мире. Для самозащиты.
Он покумекал и, видимо, принял решение. Загнав меч в кожаные ножны, спрыгнул с баракоза. Зверюга сразу разинула пасть — с самыми настоящими клыками — и попыталась его цапнуть. С завидным хладнокровием кочевник сжал кулак и отвесил скакуну хорошо отработанный апперкот. Щелкнули зубы, горящие глазки съехались у переносицы. Впрочем, это длилось недолго — едва глаза раздвинулись, баракоз исторг оглушительное «бе-е-е» и как ни в чем не бывало принялся щипать травку. Едва удостаивая его вниманием, кочевник подошел ко мне.
— Я Арроз конПолло, а мужи сии — мои последователи. Ты сберегаешь?
— Я Джим диГриз, а это — мой ансамбль. И я не верю в надежность банков.
— Банки? Что такое?
— Заведения, берегущие ваши деньги. Федхи.
— Джим диГриз, ты не так понял меня. Не федхи надобно сберегать, но душу!
— Любопытный теософский постулат. Не мешало бы исследовать его поглубже. Ты не будешь против, если мы все уберем оружие и потолкуем по душам? Эй, ребята! — повернулся я к своим. — Перемирие.
Мой собеседник сделал знак двум своим спутникам, и всем нам изрядно полегчало, когда мечи были убраны в ножны, а топоры легли на землю. Арроз впервые отвел от меня взгляд и обозрел моих «последователей». И вскрикнул. И заслонил рукой лицо, на котором сквозь густой загар проступила обморочная бледность.
— Нечисть! — возопил он. — Нечисть!
— Да, — согласился я. — Помывка в походе — вечная проблема.
Я не рискнул добавить, что сам он выглядит и пахнет так, будто родился и вырос на помойке.
— Не тело нечисто, но дух! Или ты не зришь, что среди вас — сосуд разврата?
— Нельзя ли выражаться чуточку яснее?
— Сей человек… женщина? — Он не отрывал ладони от глаз.
— Насколько я ее знаю, да. — Я слегка отступил к мечу. — А в чем дело?
— Да будет сокрыт порочный лик ее, оскверняющий взоры правоверных, да будут сокрыты порочные икры ее, вселяющие похоть в чресла правоверных.
— Парень-то слегка того, — с отвращением заключила Мадонетта.
Он перешел на визг.
— Да будут сокрыты порочные уста ее, доводящие правоверных до греха!
Стинго кивнул Флойду и взял разгневанную девушку за запястье. Она вырвала руку.
— Джим, — предложил он, — мы пока отдохнем в тенечке. По-моему, без нас ты лучше справишься.
— Хорошо.
Я провожал их взглядом, пока они не скрылись из виду, а затем повернулся к остальным кочевникам. Они застыли в той же позе, что и предводитель — рука воздета, щека прижата к плечу. Как будто нюхали у себя под мышками.
— Все, больше не страшно. Можно спокойно поговорить.
— Возвращайтесь в становище, — сказал Арроз своим приятелям. — Я попекусь о стаде, а заодно приобщу чужеземца к Закону.
Те ускакали восвояси, верховая скотина Арроза побрела в сторонку. Он уселся, скрестив ноги, и указал на землю рядом с собой.
— Садись. Поговорим.
Я сел к нему лицом и спиной к ветру, поскольку не взялся бы отгадать, когда в последний раз этот малый и его одежда находились в контакте с мылом и водой. И он еще смеет рассуждать о чистоте! Арроз запустил пятерню под накидку, с наслаждением почесался, достал видавший виды томик и поднял над головой.
— Сия Книга — вместилище всей мудрости, — назидательно произнес он, блеснув глазами.
— Чудненько. И как она называется?
— Книга. Ибо она — единственная, других не существует. Все, что людям надобно знать, — здесь. Она содержит в себе квинтэссенцию всех истин.
Я подумал, что для такой работенки книжка выглядит тонковато, но благоразумно прикусил язык.
— Сие есмь промысел Великого Основателя, чье имя произносить запрещено. Осененный праведным вдохновением, он прочел все Священные книги и узрел в них откровение Всевышнего, чье имя произносить запрещено, и отделил драгоценные зерна божественной истины от греховных плевел блудомыслия. Он написал Книгу, а прочие предал огню. Он пошел в мир, и паства его была неисчислима. Но подлые завистники возжелали погубить Основателя и его приверженцев. Так речено. А еще речено, что он, дабы спастись от нечестивых гонений, привел свою паству в этот мир, и более никто их не тревожил. Вот почему вопрошаю я: чист ли ты, чужеземец? Идешь ли ты Путем Книги?
— Гм, занятно. Сказать по правде, я иду несколько иным путем. Но путь мой требует уважать чужие воззрения, так что можешь не беспокоиться.
Он нахмурился и увещевающе погрозил пальцем.
— Лишь один Путь истинный, и одна Книга. Кто мнит иначе, нечестивец есмь. Сейчас у тебя появилась возможность очиститься и сберечься, ибо я указал тебе истинный Путь.
— Премного благодарен, но как-нибудь обойдусь.
Он вскочил на ноги и ткнул в мою сторону указующим перстом.
— Неверный! Язычник! Изыди, не оскверняй меня видом своим!
— Ладно, остаемся при своих. До свидания и всяческих успехов в стрижке баракоз. Но прежде чем мы расстанемся, не взглянешь ли вот на это?
Я достал из кармана фотографию пропавшей штуковины и показал ему.
— Мерзость! — Чтобы не притрагиваться к снимку, Арроз спрятал руки за спину.
— В этом я не сомневаюсь. Я просто спрашиваю, не попадалась ли тебе на глаза эта вещь? Или ее фото?
— Нет! Никогда!
— Рад был с тобой познакомиться.
Даже не махнув на прощанье рукой, Арроз подошел к скакуну, пинком заставил его подняться, забрался в седло и умчался галопом. Я выдернул меч из земли и пошел к спутникам. Мадонетту все еще трясло.
— Лицемерный, узколобый, фанатичный выродок!
— Это еще мягко сказано. Но нет худа без добра — я добыл крупицу информации. Правда, негативной. Он никогда не видел находку. Значит, надо искать в другом месте.
— Мы что, опросим все племена?
— Если ты не предложишь что-нибудь поумнее. И если уложимся в девятнадцать дней.
— Я ему не верю, — заявила Мадонетта. — Только не надо хихикать и говорить про женскую интуицию. Разве он не такой же бандит, как те, что напали на корабль археологов?
— Ты права. И разве не топот множества копыт приближается к нам?
— Приближается! — воскликнул Флойд. — Что делать? Бежать?
— Еще чего! Выходим из укрытия. Инструменты наголо! Дадим грязнулям концерт, которого они вовек не забудут.
Арроз съездил за подмогой и привел не меньше трех десятков кочевников. Воинственно размахивая саблями, они летели на нас неудержимой лавиной под маниакальное блеянье баракоз. Я врубил усилитель на предельную мощность.
— Надеть наушники, приготовиться. По счету «три» начинаем старый добрый тринадцатый номер — «Летят ревущие ракеты». Раз, два…
Как только я произнес «три!», грянул оглушительный музыкальный взрыв. Передние баракозы вскинулись на дыбы и сбросили седоков. Для пущего эффекта я метнул в нападающих несколько дымовых шашек и обстрелял их голографическими молниями.
Получилось шикарно. Атака захлебнулась еще до того, как мы начали второй куплет. Последняя перепуганная баракоза бешеным аллюром унесла за горизонт своего черного всадника. Истоптанную траву усеивали брошенные сабли, клочья шерсти и мириады катышков навоза.
— Победа за нами! — ликующе выкрикнул я. «И девятнадцать дней на все про все, — уныло добавил про себя. — Дьявольски мало. Можно весь этот срок околачиваться на уголовной планете, а толку? В общем, план требует коррективов, и существенных».
Я отошел в сторонку и так надавил на кнопку рации, что едва не сломал зуб.
— Капитан Тремэрн слушает.
— А бедолага Джим диГриз говорит. Вы все поняли?
— Да, мы вели наблюдение. Я слышал, как ты просил опознать находку по фото. Полагаю, безрезультатно?
— Вы правильно полагаете, о владелец далекого неземного голоса. А теперь слушайте. Необходимо изменить план. Разрабатывая операцию, я исходил из допущения, что на этой убогой планетке существует цивилизация или хотя бы ее смутное подобие. Я собирался гастролировать, заодно шпионить. И просчитался.
— Да, тебе в надлежащее время не предоставили исчерпывающих сведений. Сочувствую. Ты и сам теперь в курсе: информация о планете практически целиком засекречена.
— Теперь-то я в курсе, но все равно мой замысел не выдерживает критики. Было бы куда больше проку, если б мы нагрянули сюда под видом космических десантников. Пока ни одна встреча с аборигенами не обошлась без попытки перерезать нам глотки. Каждая наша неудача — на совести твердолобого адмирала Бенбоу. Он не пожалел труда, чтобы втереть мне очки. Или вы так не считаете?
— Как должностное лицо при исполнении служебных обязанностей, я не вправе обсуждать компетентность начальства. Но вынужден признать, что офицер, готовивший вас к заданию, был, если можно так выразиться, скуповат на информацию.
— А еще — на отпущенный мне срок. Известно ли вам, что через девятнадцать дней я сыграю в ящик от яда замедленного действия?
— Увы, я осведомлен. И ты ошибаешься — осталось восемнадцать дней. Похоже, ты потерял счет времени.
— Восемнадцать? Вот спасибо! Что ж, коли так, мне тем более не обойтись без вашей помощи. Нужен транспорт.
— Нам запрещены любые контакты с населением.
— Я только что отменил этот запрет. Вы утверждали, что возглавляете комиссию и хотите многое изменить к лучшему. Вам и карты в руки. Для начала спустите катер. И тогда за оставшиеся дни я смогу посетить гораздо больше племен баракозьих пастырей.
— Ты подталкиваешь меня к нарушению приказа. Так и по фуражке можно схлопотать.
— Экое горе!
Пауза в моем черепе затягивалась. Я ждал. Пока не услышал звук, в котором безошибочно узнал вздох.
— Ладно. Надеюсь, в наши дни хороший специалист и на гражданке без работы не останется. Катер сядет после захода солнца. Если с земли его не заметят, может, обойдется и без отставки.
— Тремэрн, вы отличный парень. Спасибо от всей души.
Насвистывая аккорды из «Шведского чудовища», я возвратился к спутникам.
— Джим, ты чудо! — сообщила Мадонетта, обнимая меня и целуя. — Лучше плохо лететь, чем хорошо идти.
Флойд радостно кивнул и тоже полез обниматься.
— Руки прочь! — закричал я. — Ладно девчонки, но с бородатыми мужиками я не целуюсь. И вообще, хватит дурака валять. Сейчас немного увеличим расстояние между нами и религиозными психами — на случай, если они решат вернуться. Потом отдых до темноты. У меня предчувствие, что ночка нас ждет та еще.
Глава 11
— Джим, просыпайся. Уже совсем темно.
Я почти обрадовался ласковой руке Мадонетты — она вытащила меня из кошмара. Скользкие щупальца, выпученные глаза. Брр, приснится же такая мерзость! Трагический финал, до которого осталось восемнадцать дней, все-таки закрался в подсознание.
Я сел, зевнул, потянулся. С великой неохотой солнце наконец-то спряталось за горизонтом, оставив лишь меркнущую ленточку. Проявлялись довольно невзрачные и к тому же малочисленные созвездия. Очевидно, тюремная планета обреталась где-то на задворках Галактики.
Внезапно звезды померкли, и к нам с небес двинулся на нуль-гравитационной тяге темный силуэт. Когда катер сел и мы приблизились, открылся люк освещенной кабины.
— Погаси свет, пентюх! — крикнул я. — Ты что, решил испортить мне ночное зрение?
Пилот повернулся вместе с креслом и натянуто улыбнулся.
— Простите, капитан. Пентюх — всего лишь метафора.
— Целиком признаю свою оплошность. — Тремэрн похлопал себя по электронному глазному яблоку. — С этими штучками совсем разучился отличать день от ночи. У меня лучшее ночное зрение на флоте, и я решил сам вести катер.
Он погасил лампы, оставив на борту лишь аварийное освещение — чтобы я не залез впотьмах куда не следует. Я сел в кресло второго пилота и пристегнулся.
— Что ты задумал? — спросил он.
— Ничего сложного. Скажите, вы знаете расположение всех баракозьих отар, да?
— Да, они на учете у бортового компьютера.
— Чудненько. Пускай компьютер займется топографией и проложит курс, чтобы мы в кратчайшее время облетели все отары. Тактика простая: садимся в сторонке, берем потихоньку «языка» и показываем ему фото. Если он не узнает находку, летим к следующему стаду.
— На вид и впрямь несложно и практично. Ремни пристегнул? Отлично. Летим к первой отаре.
Нас вдавило в спинки кресел. Катер набрал высоту и понесся по проложенному компьютером курсу. Потом он сбросил скорость и барражировал на малой высоте, пока Тремэрн вглядывался во мрак.
— Ага, вижу, — сообщил он. — Вон там, на дальнем краю стада. Не то пасет его, не то просто не дает разбрестись. Есть предложение: я подберусь сзади и скручу его, а ты допросишь.
— Подберетесь в темноте? Скрутите вооруженного охранника?
— Послушай, где я, по-твоему, обзавелся этими зенками? На оперативной работе. Сказать по правде, люблю вспомнить молодость.
Оставалось только согласиться. Час от часу капитан нравился мне все больше. С таким союзником можно горы своротить. Во всяком случае, сберечь немало времени — если он и вправду такой орел, каким себя выставляет. Кое-какие сомнения имелись, но я держал их при себе. Как ни крути, это был седой инвалид, столоначальник в погонах, у которого давно истек срок годности.
Я лишний раз убедился, что не всегда качество товара соответствует упаковке.
Посадив катер, Тремэрн выскочил и исчез в темноте. Не прошло и тридцати секунд, как я услышал тихий зов:
— Готово. Можно включить свет.
Я зажег фонарик и в кромешном мраке под почти беззвездным небом увидел двух человек, стоящих вплотную друг к другу. У пастуха были выпучены глаза и разинут рот, но рука, сжавшая его шею в железном захвате, не давала крику вырваться. Я покачал фонарем под носом у кочевника.
— Внемли мне, горе-пастух! Рука, сжимающая твое горло, может запросто убить тебя. Потом мы умыкнем стадо и до конца дней своих будем лакомиться шашлыками из баракозлятины. Но я готов пощадить тебя. Сейчас нукер уберет руку с твоей грязной шеи, и ты не закричишь, если не хочешь умереть. Ты будешь тихо отвечать на вопросы.
Он заперхал, потом застонал.
— О, демоны ночи! Отпустите меня, не убивайте, скажите, что вы хотите услышать, а потом убирайтесь в нечестивые глубины, из коих сбежали!
Я протянул руку, схватил его за нос и с силой крутанул.
— Заткнись. Открой глаза. Посмотри на фотографию. Отвечай. Ты когда-нибудь видел эту вещь?
Я поднес снимок к его лицу, посветил. Тремэрн чуть напряг мускулы, и «язык» простонал:
— Нет… ни разу… не помню…
Он забулькал, потерял сознание и рухнул наземь.
— Интересно, эти баракозьи пастухи когда-нибудь моются? — спросил Тремэрн.
— Только в високосные годы. Летим дальше.
Мы довольно быстро отработали процедуру. Тремэрн сажал катер и десантировался первым. Обычно к тому времени, как я выбирался из кабины, все уже было готово.
В ту ночь немало испуганных пастухов уснуло крепким сном, взглянув предварительно на фотографию находки. Я дремал между высадками, сотрясая катер храпом и тяжкими вздохами. Капитан не знал усталости и после одиннадцатого допроса выглядел совершенно свежим. А мне казалось, что этой ночи не будет конца.
Устрашая тринадцатого кочевника, я едва не упал в обморок. Тринадцать — несчастливое число, но мы его преодолели и отправились дальше. И снова пара вытаращенных глаз воззрилась на нас по-над клином нечесаной бороды.
— Гляди! — прорычал я. — Отвечай! И учти — стоны за ответ не считаются. Видел когда-нибудь эту хреновину?
Вместо того чтобы застонать, этот закулдыкал и вскрикнул от боли. Тремэрн сильнее заломил ему руку. Было похоже, что железный капитан начинает терять терпение.