Возлагая титанические усилия и борясь с собой, архангел вырвался из блаженства, отстранившись от стены и повернувшись, наконец, взглянул, к чему же так бездумно прикоснулся. Едва он это сделал, как буквально остолбенел, так как его взор наткнулся на творение Ливии, на «Безликого ангела».
Когда-то эта картина была не завершена, и образ небесного существа не был полон, так как у него не хватало лица. Теперь же этот недостаток устранили, и лик у него был! Только вот черты эфемерного ангела на полотне принадлежали Габриелю, воссозданные до мелочей и незначительных нюансов. Даже глаза поражали знакомым лазурным цветом. Это удивляло, ведь он никогда не позировал ей, но, несмотря на это, времени ведьме хватило, чтобы она смогла настолько изучить его, что без наглядного образца воспроизвела образ парня. Теперь ему оставалось лишь восхищаться проделанной работой, так как оно было совершенно. Каждую деталь девушка продумала и сделала с таким мастерством и чувством, что прикоснувшись к этому творению лишь раз, он до сих пор не мог прийти в себя и вернуть чёткость мысли. Она вложила в картину душу. Однако, несмотря на это, парень осознал, что хотя полотно стало вместилищем любви Оливии к нему, откровенным признанием, она без сожаления оставила его здесь, в пустующей комнате. Значит, ведьма вычеркнула архангела из своей жизни, как и все чувства с ним связанные, запечатав их в покинутой ею обители, оставив надежду на встречу и решив строить новую жизнь, где Габриелю нет места.
Едва эта мысль угнездилась в его сознании, как обожгла, словно раскалённая лава. Только вместе с тем это ясно говорило о том, что теперь более нет причин оставаться в мире людей и надо, отвергнув собственные чувства, подчиниться желанию девушки. Он ведь узнал, что хотел, но его надежды не оправдались, ему придётся уйти, чтобы позволить Оливии стать, наконец, счастливой и не заставлять её оглядываться назад в прошлое. Только вот Габриель не знал, как сделать этот последний шаг, который в один миг отрежет ему путь назад. Тогда архангел в порыве своей слабости дал себе ещё один маленький шанс. Проведя рукой над полотном, он оставил Ливии скрытое послание, вложил в него образ. Девушка могущественная ведьма с даром предвиденья и легко расшифрует его, если конечно захочет этого. Правда, чтобы сделать это, ей надо будет войти в покинутую ею комнату, хотя наличие такого желания вызывало у Габриеля отнюдь не беспочвенные сомнения, так как, судя по всему, за последние полгода она так сюда и не возвращалась. Помимо этого, Оливия должна коснуться полотна, чтобы получить послание, что казалось уж абсолютно невероятным, и парень это прекрасно знал. Он сам не верил в то, что его призрачная надежда оправдается и презирал себя за свой отчаянный поступок. Только, к сожалению, ничего не мог с собой поделать, поэтому и дал своей любви сделать последний вздох, чтобы затем оборвать её дыхание.
Ещё раз окинув последним, прощальным взглядом комнату, Габриель покинул её тем же самым путём, что и пришёл, не забыв закрыть за собой окно.
Глава 53
Оливия, собираясь на бал, мысленно ругала себя, что таки дала себя уговорить и поддалась на провокацию и мольбы подружки, прекрасно знавшей, на какие рычажки следует нажимать, чтобы добиться от неё того, что хочет. Только теперь было уже ничего не поделать, ведь слово она дала, и его придётся сдержать, несмотря на своё крайнее нежелание. Значит, идти на торжественное мероприятие по поводу окончания школы всё же надо. К тому же она знала, что если поддастся своему искушению проигнорировать празднество и трусливо запрётся у себя в комнате с книгой, то непременно огорчит и подведёт подружку, а так же испортит ей всё веселье. Такого исхода дела Оливия не хотела, поэтому ради Сидни и Грэга она готова была, стиснув зубы и натянув маску бурного восторга, изображать ярый энтузиазм и пытаться хоть как-то поучаствовать в происходящем, сколько потребуется. Однако от одной мысли о таком времяпрепровождении у неё начиналась мигрень, и скулы уже сейчас сводило судорогой. Зато совесть, не смотря на грядущие испытания, будет чиста и спокойна. Ещё одним фактом того, что следует выполнить собственное обещанное, было отнюдь не беспочвенное опасение по поводу того, что Сидни, заметив её отсутствие, могла запросто вломиться к ней домой и, заручившись поддержкой своего бой-френда, попросту вытащить её при помощи силы. В этом случае даже любящие родительницы ничем не смогут помочь, так как сами считали, что ей пойдёт только на пользу сходить на вечеринку и развеяться с одноклассниками. Оливия никогда не забудет их удивление, сменившееся за одно мгновение несказанной радостью, когда она сообщила им, что всё же пойдёт на бал. Такая реакция, впрочем, была неудивительной, если учесть, что ранее девушка сводила на «нет» все их попытки уговорить её отправиться на торжество. Поэтому теперь огорчать родительниц особенно не хотелось, они ведь были просто счастливы от мысли, что их девочка возвращается к прежней жизни, позабыв печаль и тревоги. Милинда и Сандра так же как и Сид более слышать не желали о том, чтобы она провела этот вечер в четырёх стенах своей комнаты, погрузившись с головой в чтиво, и пропустила всё веселье. Так что в любом случае выбора у Оливии как такового попросту не оставалось, и поэтому надо, смирившись, подчиниться данному ею же слову и сыграть свою роль, как требуется, и тем самым несказанно порадовать дорогих ей людей.
Ливия обречённо вздохнула, а затем широко улыбнулась своему отражению, надеясь, что в этот раз за всё потраченное на тренировку этого не лёгкого, как оказалось, действа время, у неё всё же получилась искренняя и полная воодушевления улыбка. Только вглядевшись внимательно в то, что в итоге вышло, в ту же секунду девушка испытала разочарование. Предательское зеркало разбило её крохотную надежду вдребезги. Оно продемонстрировало расстроенной девушке фальшивую, напряжённую и явно вымученную гримасу, словно впереди Оливию ожидало не весёлое торжество в окружении друзей и знакомых, а как минимум эшафот с палачом. Хорошему настроению это отнюдь не способствовало. Девушка чувствовала, что публика, которой предстоит лицезреть эти жалкие потуги вместо настоящей улыбки, будет несколько шокирована. Только, по-видимому, тут уж ничего не поделаешь, придется как-то выкручиваться и справляться с ситуацией.
В остальном же Оливия была бесподобна и выглядела просто роскошно, хотя сама страстно жаждала выглядеть скромно и неброско. В этом году торжество по случаю очередного школьного выпуска было решено провести как бал-маскарад, что, надо сказать, привело в восторг всех ребят, и Ливия была не исключением. Её несказанно порадовала перспектива спрятаться за маской и тем самым скрыть свои истинные чувства от глаз других людей. К тому же, она не сомневалась в том, что большинство выпускников постараются отличиться на празднике и блеснуть собственной фантазией, воплотив её в роскошном костюме. Это давало ей отличную возможность, оставшись неузнанной, смешаться с толпой и избавиться от назойливого внимания поклонников.
Только Оливия обманывала сама себя, игнорируя тот факт, что сегодня она как никогда была прекрасна, а её, казавшееся девушке простым, одеяние, что впрочем, не соответствовало истине, наоборот лишь подчеркивало красоту, дарованную ей природой. В нём она напоминала юную и очаровательную богиню, которая, будто на время покинув свой Олимп, сошла на землю, решив почтить своим присутствием простых смертных.
На ней было красивое белоснежное платье-тога расшитое золотистым шитьём и свободно ниспадающее к ногам, которое было точной копией тех нарядов, что носили гречанки в древности. Крепилось оно на плече, сколотое массивной брошью, усыпанной полудрагоценными камнями, доставшейся Ливии по наследству от бабки по линии отца. Наряд же ей торжественно преподнесли её любящие родительницы, хотя она искренне недоумевала по поводу того, когда они успели сделать покупку. Платье девушке очень понравилось, и она была рада в него облачиться. Волосы она решила оставить распущенными, и они огненным каскадом струились по плечам и груди, стыдливо прикрывая обнажённую плоть, а белоснежное одеяние и алебастровая кожа девушки лишь подчёркивали их красоту. На ножки Ливия обула симпатичные сандалии из золотистого цвета кожи, идеально подходившие под платье. Из украшений помимо броши на ней были лишь маленькие жемчужные серьги, а на лицо девушка нанесла минимум макияжа, желая быть максимально естественной. К тому же к наряду родительницы преподнесли ей ещё один дар, необходимый атрибут бал-маскарада, а именно сделанную из папье-маше и белого шёлка полумаску, украшенную витиеватой вышивкой, повторяющую узоры на самом платье и прекрасно гармонирующую с ним. Едва увидев её, она решила, что не расстанется с нею целый вечер.
На ней было красивое белоснежное платье-тога расшитое золотистым шитьём и свободно ниспадающее к ногам, которое было точной копией тех нарядов, что носили гречанки в древности. Крепилось оно на плече, сколотое массивной брошью, усыпанной полудрагоценными камнями, доставшейся Ливии по наследству от бабки по линии отца. Наряд же ей торжественно преподнесли её любящие родительницы, хотя она искренне недоумевала по поводу того, когда они успели сделать покупку. Платье девушке очень понравилось, и она была рада в него облачиться. Волосы она решила оставить распущенными, и они огненным каскадом струились по плечам и груди, стыдливо прикрывая обнажённую плоть, а белоснежное одеяние и алебастровая кожа девушки лишь подчёркивали их красоту. На ножки Ливия обула симпатичные сандалии из золотистого цвета кожи, идеально подходившие под платье. Из украшений помимо броши на ней были лишь маленькие жемчужные серьги, а на лицо девушка нанесла минимум макияжа, желая быть максимально естественной. К тому же к наряду родительницы преподнесли ей ещё один дар, необходимый атрибут бал-маскарада, а именно сделанную из папье-маше и белого шёлка полумаску, украшенную витиеватой вышивкой, повторяющую узоры на самом платье и прекрасно гармонирующую с ним. Едва увидев её, она решила, что не расстанется с нею целый вечер.
Тут часы в холле стали бить, что значило, что уже девять и если Ливия всё же собирается идти на празднество и не хочет опоздать на встречу с Сидни и Грэгом, тем самым вынудив подружку и её бой-френда явиться за ней лично, то пора бы покинуть свою тихую обитель. Иначе, как она предчувствовала, предсказания относительно подруги сбудутся, не смотря на то, что пророческого дара у неё больше нет, последствия будут не самыми приятными. Ещё раз окинув себя взглядом в зеркале, Оливия вышла из комнаты.
Дом встретил её неестественной тишиной, и девушка предположила, что родительницы решили последовать примеру и отправились развлекаться, покинув жилище, что наверняка было именно так. Мать же в этом случае скорее всего отправилась к своему возлюбленному пастору, с которым у неё вскоре должна была состояться свадьба. Так что желание провести время с женихом было вполне понятным. Девушка с грустной улыбкой вспомнила, как категорично против была их союза, когда узнала о Милинде и преподобном, и даже после откровений матери она несколько сомневалась в разумности таких отношений. Вот только после испытанных ею самой страданий, от которых Ливия не оправилась до сих пор, она буквально террором заставила мать принять предложение Ричарда, осознав, насколько хрупкое счастье влюблённых и как трудно, а порой невозможно, сберечь любовь. Узнала она о помолвке, случайно услышав разговор матери и бабки, когда Милинда, глотая слезы, просила совета у Сандры, как отказать, но всё же сохранить отношения. Оливия была потрясена, но тем не менее мгновенно поняла, что мать идёт на такую жертву именно из-за неё, потому что боится задеть чувства своей непутёвой дочери, и не хочет разбередить ещё не затянувшиеся раны, игнорируя предоставленный ей самой шанс быть рядом с любимым человеком. Девушке в тот момент стало так стыдно и нестерпимо жаль свою заботливую маму, что она, дав уличить себя в подслушивании, поспешила вмешаться, не позволила матери убедить саму себя в необходимости отказаться от предложения и тем самым разрушить собственное счастье. К тому же Ливия более не сомневалась в том, что пастор станет верным, любящим мужем и хорошим отчимом. Не сразу, но мама всё же приняла её доводы, сперва конечно убедившись, что замужество никак не скажется на душевном состоянии дочери и таки согласилась принять предложение преподобного. Девушка была счастлива уже от того, что видела, как засияла Милинда, осознав, что теперь нет ничего, что не позволит ей соединить себя с возлюбленным священными узами Гименея. Хорошо, что хотя бы одна из женщин Уоррен смогла найти своё счастье, наконец получив заслуженную награду, после того, как терпеливо вынесла все удары судьбы. Так что отсутствие Милинды было вполне объяснимо. Бабушка же, как предполагала Оливия, пошла проведать приятельниц. Так что всё их семейство в этот вечер предаётся увеселениям, что несказанно радовало девушку, так как ей не хотелось, чтобы родительницы скучали дома, пока она сама вкушает прелести вечеринки.
Ливия быстро пересекла коридор, улыбаясь мыслям о бабушке с матерью, и уже ступила на верхнюю ступеньку лестницы, чтобы спуститься вниз, как внезапно ощутила странное волнение. Она на миг замерла, поднеся руку к груди, и прислушалась к самой себе, недоумевая по поводу странного ощущения, зародившегося в глубине её существа. А в следующую секунду в ней словно взорвалось Солнце. В глазах разом потемнело, и в голове вспыхнул целый сноп ослепительно ярких искр, а последовавший следом приступ слабости заставил её покачнуться. Девушка, охнув, машинально ухватилась за перила, боясь упасть, а по венам меж тем как будто потёк жидкий огонь, распространяя по телу невыносимый жар.
Спустя пару минут всё было кончено, и Ливия вновь ощутила себя как прежде — абсолютно нормально, словно с ней ничего не произошло. Вот только девушка знала, что это не так, к тому же у неё появилось волнующее ощущение наполненности, сытости. Как если бы до того она была голодной, и ее наконец накормили до отвала. Правда с тех пор, как она утратила колдовскую Силу, чувства и Габриеля, ничего странного и не объяснимого с ней не происходило. Всё было серо и буднично. И случившееся не могло не взволновать Оливию.
При мысли об архангеле взгляд девушки тут же устремился в сторону её «бывшей» комнаты, так как после той роковой ночи полгода назад, когда ангелы унесли с собою парня, разлучив их навсегда, эта часть дома стала для Ливии проклятой. Там было пережито слишком много скорбных минут. Ужас, отчаяние, боль и горе словно яд пропитали каждый дюйм помещения, и она, когда пришла в себя после недельного забытья, поспешила немедля уйти из этой обители слёз и мук, так как просто не могла больше находиться в осквернённой горем комнате. Даже сам воздух в этом злосчастном месте Ливии казался отравой для её лёгких, заставляя девушку буквально задыхаться от недостатка кислорода. Да и не было там более ничего, что могло бы удержать её или заполнить образовавшуюся внутри пустоту, лишь горестные воспоминания и осколки разбитого сердца безутешной ведьмы. Поэтому, оставив всё как есть, Оливия вернулась в «лазурную комнату», которую некогда занимал Габриель, а затем она сама после его ранения. В этом случае никакие страхи или предрассудки не помешали девушке принять такое решение, и с помощью родительниц она смогла вскоре воссоздать привычный комфорт и уют, обставив ранее полупустую комнату. Но вот в покинутую нога её больше не ступала. Более того, она старалась вообще не ходить в ту часть дома, где та находилась, хотя прекрасно понимала, что такое поведение глупо и смешно, но ничего поделать с собой не могла. Путь туда для неё был закрыт. Единственное, что Ливия всё же забрала из своей старой спальни, так это дорогие её сердцу фотографии. Остальные вещи остались там, как и вся одежда девушки, поэтому ей пришлось полностью обновлять гардероб. Лишь родительницы время от времени ходили туда, чтобы смахнуть пыль, осевшую за время их отсутствия. Так что можно было сказать, что правое крыло дома пустовало.
Но сейчас Оливия испытала странный импульс наведаться в свою старую комнату. Её словно магнитом потянуло туда и этому, как и тому, что произошло с ней несколько минут назад, не было объяснений. Но только сила, толкавшая девушку в сумрак полутёмного коридора, была слишком могущественной, способной в считанные секунды подавить любое сопротивление. И Ливия подчинилась этому странному притяжению. В ту же секунду её ноги словно зажили собственной жизнью и понесли девушку в место, хранившее её страдания, куда она поклялась более не возвращаться никогда. А внутри возникло ощущение сродни предчувствию, которое с каждым её шагом росло и крепло, заставляя трепетать от страха перед неизвестностью. Но, тем не менее, девушка продвигалась вперёд дальше и дальше, быстро идя по семейной галерее, вдоль стен с портретами прародительниц-ведьм, тихо шелестя шёлком платья при каждом своём шаге. Взгляд же её скользил по одухотворённым и умиротворённым лицам колдуний, одаривая каждую из них почтением. Ливия мысленно просила у прародительниц прощения за то, что утратила Силу, дарованную ей, что значило, что магическая связь утеряна на веки, как и знания. От этой жуткой мысли слёзы выступили на глазах девушки, и она, опустив глаза, поспешила преодолеть этот отрезок пути, боясь укора этих давно почивших женщин. Но перед одной картиной девушка всё же приостановилась на миг. Той самой, где была запечатлена юная и прекрасная Милинда Макгомери — первая ведьма их рода. Оливия вспомнила, как встретилась с её духом на торжестве по случаю Хэллоуина и как получила от прародительницы незримый дар, заполыхавший в сердце девушки огнём любви. Только жаль, что она так и не воспользовалась по-настоящему этим щедрым подарком, перед тем, как горе и боль обратили её сердце в камень. Только сейчас девушке вдруг показалось, что нарисованные губы Милинды на долю секунды изогнулись в улыбке, а в синих глазах блеснуло лукавство. Ливия вгляделась в полотно, но всё уже было как прежде.